Представляем ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНУЮ ЧАСТЬ статьи, состоящей из введения, 5 частей и заключения, с изложением и анализом одного из ключевых событий в Семиречье, собственно и составивших “восстание киргизов 1916 года”.
Азыркы учурда бул макала орус гана тилинде
Те, кто прочитал предыдущие части, знают, что в них представлены «губернаторская версия» — в первой части, «свидетельства» тех, кто воспроизводил эту версию, не будучи ни прямыми очевидцами, ни участниками событий, — во второй части, версия, представленная депутатом Госдумы А.Ф.Керенским в декабре 1916 года на заседании Госдумы Российской империи, и то, о чем он умолчал, — в третьей части, результаты расследования, инициированного по «горячим следам» недавно назначенным генерал-губернатором Туркестана А.Н. Куропаткиным, которые «полу-царь» не решился Всеподданейше доложить царю, — в четвертой части, и, наконец, свидетельства участников эпизода и очевидцев — в пятой части статьи. Кроме того, в рубрике 1916 ГОД: ДОКУМЕНТЫ > ИЗБРАННЫЕ ДОКУМЕНТЫ опубликованы материалы, составившие доказательную базу статьи Владимира Шварца.
Ниже — в ЗАКЛЮЧЕНИИ — суммированы все эти версии, и событие изложено в исторической последовательности.
Ссылки – в конце публикации
Винтовки для повстанцев
(Дело о захвате киргизами транспорта с оружием в 1916 году)
Заключение.
История «транспорта с оружием» без противоречий и умолчаний
В настоящей работе нами представлены и рассмотрены не только известные ранее, но и новейшие документы, касающиеся «транспорта с оружием» и событий, происходивших на Пржевальском тракте 8-9 августа 1916 года, мы можем составить на их основании версию событий, учитывающую как факты, изложенные в этих материалах, так и степень их достоверности. На основании комплексного анализа всей документальной базы вырисовывается вполне внятная картина, основные элементы которой описаны ниже. Не вызывает сомнений, что эпизод с захватом обоза является звеном цепи взаимосвязанных событий. Поэтому для того, чтобы понять происшедшее у станции Кутемалды, необходимо описать то, что происходило в Семиреченской области после получения там известия о предстоящем наборе коренных жителей на окопные работы.
Эти события представлены с учетом обстоятельств появления Высочайшего повеления 25 июня и направления в Туркестан циркулярного письма МВД № 18991 от 27 июня, то есть с позиций «теории провокации»
1. Причина «киргизского восстания» и его роль в российской истории
Предусмотренная Высочайшим повелением от 25 июня 1916 года реквизиция инородцев на тыловые работы, помимо официальной цели — решение проблемы дефицита рабочих рук в связи с военными действиями, имела вторую, негласную, цель. Причем эта не афишируемая цель для инициаторов и лоббистов царского повеления была несравненно более значимой, чем рытье окопов.
Принятие царского повеления о реквизиции лоббировала группа петроградских чиновников самого высокого ранга. В группу входили руководители (в основном товарищи, то есть первые заместители, министров) министерств военного, внутренних дел, земледелия. Эти политики сочли, что проведение набора тыловых рабочих методом реквизиции даст возможность осуществить в районах империи, населенных кочевыми племенами, «инсценирование призыва в солдаты», и тем самым добиться бегства инородцев, ведущих кочевой образ жизни и нежелающих идти воевать, со своих мест обитания в сопредельные страны или в районы малопригодные для проживания. Главным объектом этой инсценировки являлись киргизы Пишпекского и Пржевальского уездов и казахи Джаркентского уезда. Территории, на которых компактно проживали эти кочевые народы, предполагалось поделить на переселенческие участки и сразу после окончания войны предложить в качестве награды наиболее отличившимся на войне солдатам и офицерам — Георгиевским кавалерам. Число таких героев к середине 1916 года достигло 800 тысяч. Главным регионом, куда предполагалось переселить сразу после войны Георгиевских кавалеров, была определена Семиреченская область, а конкретно — заселенная киргизами и казахами территория трех южных уездов этой области — Джаркентского, Пишпекского и Пржевальского.
Наделение героев войны землей было признано единственной эффективной превентивной мерой, направленной на предотвращение ожидаемых протестов демобилизуемых по окончании войны крестьян. Другими словами, это была упреждающая мера недопущения социальной революции, которой «было беременно» российское общество. Такие ожидания власть имущих основывались на оценках общественных настроений и на опыте вооруженных восстаний, прокатившихся по Российской империи в 1905-1907 годах, после окончания русско-японской войны.
Идея предотвратить революцию путем массовой раздачи земельных участков была выдвинута Переселенческим управлением Министерства земледелия в марте 1916 года. Разработкой правового оформления намерений Переселенческого управления весной того же года осуществлял «Отдел по благоустройству быта Георгиевских кавалеров», созданный в январе 1916 года в составе Георгиевского Комитета, председателем которого являлся, Великий князь Михаил Александрович Романов. Этого брата царя будущие лидеры Февральской революции видели в качестве преемника Николая II, который по замыслу заговорщиков должен был отречься от престола. Естественно, что император обо всех этих планах ничего не знал и не должен был знать. Поэтому в качестве «легенды прикрытия» операции по освобождению земель для георгиевских кавалеров и понадобилась «реквизиция инородцев для нужд фронта».
Все эти мероприятия являлись составной, практической, частью известного историкам «великокняжеского заговора». Осуществляли люди из того же круга петроградской знати, представители которой организовали убийство Григория Распутина и подтолкнули императора к отречению в феврале 1917 года.
О планах по свержению царя знали или догадывались далеко не все чиновники, от которых зависело принятие Высочайшего повеления. В частности, в число посвященных не входил военный министр генерал Д.С. Шуваев. Однако путем длительных интриг на грани шантажа его вынудили сначала согласиться на не вполне законный способ принятия решения о реквизиции, а потом — и внести проект повеления о реквизиции от своего имени. Тем самым главные лоббисты из МВД и Министерства Земледелия остались в тени.
Как только Николай II подписал повеление, руководство МВД направило в Туркестан циркулярное письмо, устанавливающее крайне жесткие, практически невыполнимые, но пугающие требования к порядку проведения «реквизиции». Направление этого циркуляра было осуществлено крайне спешно и до ввода в действия царского повеления, что было нарушением закона. Тем не менее 29 мая 1916 года циркуляр № 18991 поступил в Ташкент и маховик реквизиции, которая должна была превратиться в депортацию, начал раскручиваться.
2. Ответственные исполнители
В Семиреченской области решение задачи «добровольно-принудительной» реквизиции-депортации коренного населения трех уездов было поручено тамошнему губернатору генерал-лейтенанту М.А. Фольбауму. Для того, чтобы краевое начальство, сидящее в Ташкенте, не мешало выполнить порученное дело известному «усмирителю мятежников» (генерал М.А. Фольбаум в 1905-1906 годах активно участвовал в подавлении восстания на броненосце «Потемкин» и мятежа лейтенанта Шмидта), на пост временного генерал-губернатора Туркестанского края был срочно отправлен генерал от инфантерии М.Р. Ерофеев, которому было приказано обеспечить полное содействие семиреченскому губернатору. Тактику и детали операции, методов понуждения коренного инородческого населения к бегству, предотвращения возможности их возвращения и другие технические аспекты было предложено генерал-лейтенанту М.А. Фольбауму разработать самостоятельно. Соответствующие указания были доведены до сведения губернатора Семиречья не позднее 6 августа 1916 года.
3. Планирование и подготовка операции
Генерал М.А. Фольбаум потребовал у генерал-губернатора М.Р. Ерофеева отвести на разработку плана «реквизиции» и подготовку его осуществления один месяц, что и было разрешено. Штабом по разработке плана стало полицейское управление г. Верного во главе с полицмейстером штабс-ротмистром Ф.И. Поротиковым. Роль главного исполнителя и организатора была доверена пользующемуся полным доверием полицмейстера авантюристу и коррупционеру Закирбаю Исабаеву, который захватил в свои руки огромные полномочия и террором заставил слушаться себя все киргизское население Семиреченской области. Кроме того, в распоряжении З. Исабаева было несколько сотен «жандаров» — секретных и явных агентов полиции, набранных из числа отбросов коренного населения, включая криминальные элементы.
В формировании плана операции участвовали официальные и секретные сотрудники полицейского управления, Охранного отделения, областной администрации и Правления Семиреченского казачьего войска. Суть разработанной ими операции состояла не только в том, чтобы вынудить кочевые киргизские и казахские волости откочевать со своих земель «в страхе перед призывом в армию». Для того, чтобы гарантировать невозможность возвращения киргизов на прежние места, было решено, что перед бегством кочевники должны «восстать», устроить мятеж с погромами и кровопролитием. Разработчики операции сочли, что такие «преступные и антипатриотические» действия, дадут основание применить к «восставшим инородцам» военную силу и изгнать с занимаемых ими земель даже тех из кочевников, кто безоговорочно согласится идти на прифронтовые работы.
Полицмейстер Ф.И. Поротиков и Закир Исабаев разработали комплекс мер по «побуждению к восстанию». Это была серия провокационных, в основном откровенно преступных акций, которые должны были убедить всё «российское общество» в коварстве киргизов, отсутствии у них патриотизма, склонности к сепаратизму и русофобии. Понимая, что людей, не имеющих никакого оружия, заставить «восстать» крайне сложно, устроителями провокации была поставлена задача «вооружить повстанцев» или, по крайней мере, создать видимость, что у них есть оружие, в том числе огнестрельное. Операция с оружейным транспортом была задумана для решения этой задачи.
В середине июля общая концепция операции была принята губернатором М.А. Фольбаумом, который по совместительству был командующим войсками Семиреченской области и наказным атаманом Семиреченского казачьего войска. Пользуясь своими полномочиями, генерал‑лейтенант М.А. Фольбаум выполнил свою часть плана «реквизиции». Губернатор к концу июля поставил на ключевые посты в тех трех уездах, жителей которых предполагалось сместить с их земель, абсолютно послушных ему людей, а также негласно сформировал 7 ополченческих казачьих сотен, которые должны были выполнять роли «загонщиков» и карателей. Семиреченские казаки стали главным орудием для реализации плана по зачистке от жителей территории, предназначенной для раздачи «воинам, особо отличившимся в боях с противником».
Еще неделя была потрачена на проработку деталей и распределение ролей между исполнителями. К 7 августа, как и было обещано Ташкенту и Петрограду, губернатор М.А. Фольбаум и вся его рать были готовы начать операцию
4. Форс-мажорное обстоятельство
План действий по «инсценированию призыва» был в основном готов к 22 августа 1916 года. Верненский «штаб» приступил к проработке деталей операции: рекогносцировке, распределению ролей между исполнителями, обеспечению связи и выработке порядка координации действий участников, распределению войск, выдаче боевых заданий и решению других организационных задач, характерных для любой войсковой операции.
Но в этот день произошло непредвиденное — Николай II, проинформированный о народных волнениях в коренных областях Туркестана и проведенной там карательной операции, назначил на пост генерал-губернатора Туркестанского края генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина, который категорически ничего не знал о второй, негласной цели «реквизиции» и был направлен в Туркестан для того, чтобы успокоить край и решить задачу помощи фронту.
Прикрытие действий семиреченских стратегов в лице генерала М.Р. Ерофеева должно было исчезнуть сразу после прибытия нового назначенца в Ташкент.
Организаторы провокации были вынуждены в срочном порядке принимать решение: или отказываться от задуманного, или, напротив, форсировать реализацию плана, пока генерал А.Н. Куропаткин не вступил в должность. Было решено действовать ускоренно. А для того, чтобы новый генерал-губернатор не смог помешать всей этой затее, пожар восстания решили «разжечь» ко дню прибытия нового Главного начальника края в Ташкент. Приезд генерал-губернатора в Ташкент ожидался не позднее 9 августа 1916 года. Это означало, что со дня получения информации о назначении нового генерал-губернатора для завершения подготовки операции у Поротикова и Исабаева оставалось чуть более полумесяца.
Задачу резко осложнило то обстоятельство, что всю операцию приходилось переводить из полусекретной, в совершенно секретную. Множество неизбежных огрехов и нарушений, на которые генерал М.Р. Ерофеев закрыл бы глаза, теперь нужно было тщательно прятать и подчищать. Кроме того, организаторы восстания попали в жесточайший цейтнот.
Это стало ясно после того, как в первых числах августа из Петрограда пришло сообщение, что 30 июля 1916 года царь Николай II подписал указ об отсрочке набора инородцев в рабочие отряды до 15 сентября. Это Высочайшее повеление, приостанавливающее действие первого распоряжения от 25 июня и, по сути, дезавуирующее циркуляр МВД № 18991, семиреченские чиновники просто-напросто скрыли от населения области. В Верном решили, что, если царский указ противоречит указанию руководства Министерства внутренних дел и Переселенческого управления, то объявлять волю Верховного Вождя не обязательно.
Но, сколь бы ни были лихими семиреческие чиновники, они понимали, что новый генерал-губернатор будет обязан объявить о последней царской милости повсеместно. И тогда шансы «раскачать» туземцев на агрессивные действия станут равны нулю. Организаторы провокации рассчитывали, что, узнав на перроне ташкентского вокзала о коварных нападениях и ограблениях, новый Главный начальник не сможет остановить уже запущенную операцию. Соответственно, известие об отсрочке реквизиции не сработает. Так рассудили организаторы, и в значительной степени их расчет оказался верным. Все запланированные в Верном «преступления киргизских шаек» удалось реализовать, в том числе и «захват транспорта с оружием».
5. Отправитель
Транспорт оружия был сформирован в административном центре Семиреченской области городе Верном, — где имелся единственный в области «артиллерийский склад». Более того, огнестрельное оружие во всем Туркестане было в дефиците: все ружья были конфискованы у населения в 1914-1915 годах для нужд фронта. В ходе проведенной конфискации на Верненском складе скопилось несколько сот единиц некондиционных, бывших в употреблении винтовок системы Бердана, которые были признаны негодными для прицельной стрельбы. Но даже этот брак получить со склада было непросто. Процедура получения оружия была жестко регламентирована.
Будучи в цейтноте, полицмейстер Ф.И. Поротиков получил со склада 180 берданок и боеприпасы к ним на платной основе, якобы, для нужд полиции. Деньги для этой сделки штабс-ротмистру выписал губернатор М.А. Фольбаум. Все эти действия являлись грубым нарушением установленного порядка. Но организаторы спешили и не могли все оформить по закону. Новые кадровые назначения и формирование казачьих сотен тоже были осуществлены губернатором М.А. Фольбаумом с нарушением законов и превышением власти. Чиновники из Петрограда и их ставленник в Туркестанской администрации — коллежский советник Н.М. Булатов, который незадолго до подписания Повеления от 25 июня 1916 года прибыл в Ташкент и возглавил Управление земледелия и государственных имуществ Туркестанского края, требовали выполнения поставленной задачи во что бы то ни стало, и исполнительный генерал, страдавший от своего немецкого происхождения и мечтавший получить фамилию Соколов-Соколинский, соглашался на все, даже откровенно преступные, предложения Поротикова и Исабаева.
Не позднее 24 июля 1916 года обоз из 7 телег, груженый упакованными в ящики бывшими в бесхозном употреблении ружьями и бракованными патронами, выехал из города Верного.
6. Пункт назначения
Реальный, но негласный, пункт назначения оружия был выбран еще на стадии формирования плана. Инициаторы операции изначально приняли, что «главарями восстания» должны стать наиболее авторитетные в киргизской среде люди — четыре сына знаменитого манапа Сарыбагишевской волости, кавалера русских наград, войскового старшины Шабдана Джантаева. Полицмейстер Поротиков и его штаб решили, что если среди киргизов пройдет слух, что «поднялась шабдановская Сарыбагишевская волость», то за ней последуют если не все, то многие другие киргизские роды́. Для создания такого слуха нужен был серьезный повод, и таковым решено было сделать «захват оружейного обоза». При этом было не важно, кто именно захватит оружие, главное, чтобы это произошло на землях, где кочуют киргизы Сарыбагишевской волости. Через эти земли проходила только одна дорога — Пржевальский тракт, по которому из Пишпека ездили в Нарын и Пржевальск. Поэтому промежуточным пунктом следования был выбран Пишпек. Над дальнейшим маршрутом авторы не стали ломать голову, так как по их изначальному плану дальше места слияния рек Чу и Чон-Кемин и Боомского ущелья обоз уехать не должен был: местом захвата был выбран участок между почтовой станцией Джиль-Арык и входом в Боомское ущелье.
7. Получатель
Что касается определения официального получателя перевозимого оружия, то с этим вопросом вышли некоторые затруднения: в Пишпекском уезде не было ни организации, ни воинского или полицейского подразделения, которому можно было адресовать почти 200 единиц стрелкового нарезного оружия. В самом Пишпеке была караульная команда, но в таком случае конечным пунктом должен был стать этот город. Такой вариант не был приемлем, так как район проживания братьев Шабдановых и людей их рода лежал в стороне от дорог, соединяющих Верный и Пишпек. Будучи в цейтноте, организаторы так и не смогли найти хотя бы мало-мальски правдоподобного получателя такого количества оружия. И это, как выяснилось позже, стало главным проколом, «ахиллесовой пятой» этой операции, и наиболее явной уликой для обвинения организаторов в провокации.
Отсутствие окончательного решения привело к тому, что уже после ограбления в одних документа конечным пунктом был назван Пржевальск, а в других — Нарынское укрепление. Причем в обоих случаях получателем значилось отделение конского запаса. Но штатный состав такого отделения в Российской армии никогда и нигде не превышал 20 человек, а в обозе везли 180 стволов. К тому же в Пржевальске в августе 1916 года отделения конского запаса просто не было. Комиссия генерала Сусанина, которой было придано отделение конского запаса, в конце июля осуществляла реквизицию лошадей у местного населения в Джаркентском уезде и в районе Каркаринской ярмарки, а в Пржевальск прибыла только в первой декаде августа.
В подробном рапорте начальника Пржевальского уезда полковника В.А. Иванова, подготовленном в сентябре 1916 года, много говорится о беззащитности и безоружности населения уезда и города Пржевальска, но никаких упоминаний об «отделении конского запаса», оставшегося без 178 берданок и 35 000 патронов, в этом рапорте нет. Отсутствует в этом рапорте и информация о направлении заявки на получение оружия или упоминания о служебной переписке по вопросу о выделении такового.
8. Перевозка и охранное сопровождение
Как называлась транспортная контора, доставлявшая важный груз из Верного до Пишпека, к сожалению, неизвестно. Зато имеется свидетельство, что подряд на доставку ружей и патронов из Пишпека в Пржевальск получил занимающийся извозом Гайнулла Шаймарданов, житель татарской слободы города Верного. Это обстоятельство дает основания предположить, что и первый отрезок пути был выполнен этим же перевозчиком. Несмотря на то, что в обозе было 7 телег, единственным извозчиком на всем пути следования транспорта был сам хозяин лошадей. По всем имеющимся сведениям, включая показания самого Г. Шаймарданова, ни одного другого кучера в транспорте не было. Вторым человеком, непосредственно следовавшим с обозом, был конвоир. Это означает, что один человек ехал на первой телеге, а второй — на последней. Обоз ехал по почтовой трассе, останавливаясь в караван-сараях при почтовых станциях. Но почтовых лошадей для перевозки Г. Шаймарданов не использовал, поэтому обоз двигался только днем, и, чтобы дать отдых лошадям, ночевали в караван-сараях, имеющихся при станциях.
Вопрос о том, как было организовано охранение столь ответственного груза, безусловно, является одним из важнейших и потому — наиболее трудным. Известно прямое утверждение коменданта Пишпека подполковника М.Н. Писаржевского, что в Пишпек транспорт прибыл в сопровождении одного единственного конвоира, что дало основание коменданту придать обозу еще двух солдат. Доверять полностью этим показаниям нет оснований, так как они означают, что ценный и опасный груз следовал без сопровождающего его ответственного лица, без каких-либо документов. Такая организация транспортировки оружия является столь очевидным нарушением правил, и это делает ее категорически невозможной. Любые утверждения о перевозке без сопровождающего ответственного лица — заведомая ложь. Нет сомнений, что такое сопровождающее лицо было, но, учитывая сомнительную легальность всей этой транспортной операции, этот человек себя нигде не выставлял, а появлялся только в случаях, когда в пути встречался кто-либо облеченный властью и начинал задавать вопросы или проявлять интерес к содержимому ящиков.
Трудно поверить, что суть всей этой затеи была непонятна возчику Г. Шаймарданову. Скорее всего, он изначально знал, чем окончится эта поездка или обо всем догадался за время следования. Видно плата была так велика, что пересилила страх верненского мещанина из татарской слободы. Надо полагать, что также нелегко было найти человека, который бы согласился ехать с транспортом в качестве конвоира. В этой ситуации любой человек рано или поздно бы понял, чем грозит сопровождение такого груза, в таком районе и в такие дни (Г. Шаймарданов в своих показаниях отмечает, что о начале беспорядков им стало известно еще до нападения на обоз). Поэтому найти сопровождающих, согласных следовать со столь опасным грузом, было непросто, так что обреченный на вооруженное ограбление обоз ехал с минимальным охранением.
9. Маршрут
Согласно окончательной официальной версии, сформированной в верненском полицейском управлении и потом многократно тиражировавшейся, транспорт с оружием направлялся из Верного в Пржевальск. Расстояние по прямой между этими двумя городами составляет менее 200 км. Но их разделяют два горных хребта и потому реальный путь получается значительно большей протяженности. Согласно описанию почтового сообщения Туркестанского края, из Верного в Пржевальск в 1916 году можно было добраться четырьмя путями.
Первый путь лежал из Верного на запад через селение Казанско-Богородское до Курдайского перевала (почтовая станция «Курдай»), затем на юг до Пишпека, а оттуда — на восток по левому берегу реки Чу через станции Токмак и Джиль-Арык к Боомскому ущелью, и через Рыбачье по северному берегу Иссык-Куля через Сазановку и Преображенское к конечному пункту — городу Пржевальску. Всего на этом пути нужно было проехать 23 почтовых перегона, что в общей сложности составляло 615 верст (656 км).
Путь этот можно было сократить, если от Казанско-Богородского через перевал Кастек и станцию Сары-Джал сразу направиться на Джиль-Арык. Это уменьшало дорогу до 440 км, то есть почти на треть.
Третий путь, так же, как и первые два, пролегавший по почтовому тракту, предполагал движение из Верного на север через поселок Алтын-Емельский, а от него — на юго-восток через станицу Голубевскую, выселок Подгорный и далее, через Каркару в Пржевальск. Это объездной, но удобный и хорошо обустроенный путь составлял чуть более 570 километров.
И наконец, четвертый маршрут предполагал поездку от Верного на восток по дороге в сторону селения Зайцевского, а от него через непроходимые в зимнее время, но вполне доступные летом горные перевалы между Сугаты и Ак-Тогой, с последующим выездом на почтовый тракт Джаркент-Пржевальск южнее Каркары в районе станции Талды-Булак, а там уже до Пржевальска. Этот путь был самым коротким — всего лишь 254 км. Напомним, что отделение конского запаса, которому «по легенде» предназначались винтовки, на момент отправления обоза из Верного находился в Каркаре.
Как видим, дорог много — выбирай любую. И какой же выбор был сделан для секретного и важного груза? Ответ известен: транспорт двигался по первому, то есть самому длинному маршруту. Задаться вопросом, почему был выбран именно такой путь, и уж тем более ответить на него до настоящего времени не пытался ни один исследователь. Такой вопрос никогда не ставился приверженцами «губернаторской версии», потому что рациональный ответ на него можно было дать только в случае, если согласиться с Г.И. Бройдо, то есть принять «теорию провокации».
10. Попутчики
В официальной версии истории с ограблением оружейного транспорта о попутчиках ничего не упоминается. Ничего о посторонних лицах, следовавших с обозом, не говорят и участники нападения, и возчик Г. Шаймарданов. Исключение составляют показания старосты почтовой станции Муховикова, снятые жандармским ротмистром В.Ф. Железняковым и выписанные историком Л.В. Лесной на основании материалов следствия. Согласно этим показаниям старосты Муховикова, он сам следовал с этим обозом и являлся прямым свидетелем нападения. Кроме того, по его рассказу с обозом ехало еще несколько штатских людей, в том числе женщины и дети. Однако в этом рассказе присутствуют все признаки сознательной фальсификации и лжесвидетельства. Поэтому, скорее всего, ни одна попутная повозка, ни один посторонний человек с оружейным обозом не следовал. Что касается самого Муховикова, то он присоединился к обозу на последнем перегоне, когда к 7 телегам прибавилась запряженная тройкой бричка. Но ехали в ней не посторонние люди, а все те же конвоиры, включая «старшего конвоя», о котором упоминается в показаниях почтового чиновника Муховикова и возчика Г. Шаймарданова.
11. График движения
Документы, позволяющие установить точную дату отправления обоза с оружием из Верного, отсутствуют. Однако эту дату можно определить с точностью одного-двух дней, если поверить утверждению подполковника М.Н. Писаржевского, что в Пишпек транспорт прибыл 2 августа. На пути от Верного до Пишпека 9 перегонов, расстояние 238 верст. Полагая, что транспорт на этом отрезке двигался в том же режиме, что и на следующем участке пути, то есть один почтовый перегон в сутки, получается, что самая поздняя дата отправления — 24 августа. Возможно, что транспорт выехал из Верного на один-два дня раньше, чтобы иметь запас времени на случай непредвиденных обстоятельств в пути.
Задержек в дороге не было, и оружие прибыло в Пишпек с двухдневным опережением плана. Беспорядки, начавшиеся в Верненском уезде в день прибытия транспорта в Пишпек, еще не распространились за его пределы. 4 августа, следуя плану провокации, карательные казачьи сотни начали выдавливать приграничные казахские волости на территорию Пишпекского уезда. Вместе с бежавшими аилами туда же начали проникать и созданные Исабаевым из числа «жандаров» группы провокаторов. В этот же день, утром транспорт с оружием выехал в сторону Токмака, а пишпекский уездный полковник Путинцев, уже отправленный в отставку, разослал по всему уезду требование ко всем манапам и волостным управителям в обязательном порядке 7 августа прибыть на совещание в Пишпек. Авторитетные вожди родов, способные удержать сородичей от непоправимых агрессивных действий, были удалены от своих стойбищ. Горячие головы, подстрекаемые тайными агентами полицмейстера Ф.И. Поротикова и лично Закиром Исабаевым, получили полную свободу действий.
Ночь с 4 на 5 августа обоз провел в караван-сарае при почтовой станции Дмитриевское, следующие две ночевки были на станциях Токмак и Старый Токмак. К вечеру воскресенья 7 августа транспорт с оружием прибыл на почтовую станцию Джиль-Арык, расположенную на землях Сарыбагишевской волости. На понедельник 8 августа было назначено начало бунта. В этот же день ожидалось прибытие в Ташкент литерного поезда с новым генерал-губернатором А.Н. Куропаткиным и сопровождавшими его офицерами.
12. Организация утечки информации
До 8 августа жизнь в Токмакском участке шла своим чередом. Слухи о грядущем восстании, хотя и ходили среди жителей, но власти их до последнего момента всячески пресекали и категорически ничего не предпринимали в отношении киргизов. Ничто не должно было заранее напугать киргизское население, заставить его затаиться и не покидать свои юрты. Поэтому на дорогах, в том числе на Пржевальском тракте, было обычное движение. И все же транспорт с оружием и в сопровождении солдат не мог не обратить на себя внимание. Его видели сотни людей, о следовавшем в телегах грузе могли догадаться десятки. По одной из запущенных позже версий транспорт увидел ехавший на совещание в Пишпек Саметдин Шабданов и послал джигита к своим братьям, чтобы они организовали нападение. Эта выдумка была частью плана по дискредитации Шабдановых, придания им образа инициаторов восстания.
Контроль за движением транспорта на протяжении всего пути, осуществлял, не афишируя своего присутствия, назначенный штабс-ротмистром Ф.И. Поротиковым «старший конвоя». Скорее всего это был представитель Семиреченского казачьего войска. Пржевальский техник И.А. Поцелуев называл в качестве своего информатора о нападении на транспорт вахмистра Семиреченского казачьего войска Дмитриева, однако эта информация вовсе не обязательно соответствует действительности. И все же вне сомнения такой «старший» следовал с обозом. Этот «старший» отвечал за все этапы операции, в том числе и за своевременное оповещение потенциальных «грабителей». Планом был предусмотрен и запасной вариант. В случае, если спровоцировать на ограбление никого из сарыбагышей не удастся, ограбление должна была инсценировать группа полицейских агентов из числа «жандаров» Закира Исабаева. Утром 8 августа эта группа, судя по всему, что-то не поняв, предприняла попытку атаковать транспорт. Это произошло прямо на глазах у инженера К.Л. Бондырева. То ли из-за этого свидетеля, то ли еще по какой-то причине, «повстанцам» был дан сигнал «прекратить ограбление», и они ускакали восвояси. Полицейские агенты, внедренные в каждую киргизскую волость, были использованы и для распространения среди киргизов Токмакского уезда информации об «обозе, полном оружия, но не имеющем охранения». Как и во все времена и во всех странах роль таких агентов исполняли люди с криминальными наклонностями, имевшие в прошлом контакты с полицией и привлекавшиеся к ответственности за мелкие правонарушения. Поскольку буквально в те же часы было совершено нападение на лагерь гидротехников, где был убит студент Кольцов и смертельно ранена курсистка Е. Фитингоф, не исключено, что эти преступления были совершены теми же людьми, которые «инсценировали» неудавшееся ограбление обоза.
13. Связь со «штабом»
Кроме контактов с «жандарами» лицам, сопровождавшим обоз, было необходимо поддерживать связь с руководителями всей операции в Пишпеке и в Верном. Их надо было информировать о местонахождении обоза, об обстановке в районе передвижения. От руководителей должна была поступить команда, на какой момент назначить активную часть операции, то есть начать провоцирование киргизов. Использование для таких контактов курьеров, непосвященных во все детали событий, было чревато утечкой информации (такие случаи имели место и в Пржевальском, и в Пишпекском уездах), поэтому эти функции были возложены на чиновников почтового ведомства — начальников почтово-телеграфных контор. В царской России эти чиновники повсеместно взаимодействовали с охранными отделениями, помогая последним в осуществлении контроля переписки и организации перлюстрации.
Для обеспечения секретности информации, которой обменивались «старший конвоя» и «штаб восстания» в полицейском управлении города Верного, использовался небольшой набор условных слов. В частности, переданное по телеграфу сообщение о доставке «ценного груза по назначению» означало, что операция завершена успешно, то есть транспорт ограблен, и винтовки попали в руки «восставших киргизов».
14. Пути отхода конвоя
Поскольку защита оружия, перевозимого в транспорте, планом не была предусмотрена, то и человеческих жертв в результате этой операции не должно было быть. Все конвоиры, во главе со «старшим» должны были при первых признаках нападения бросить «казенное имущество» и бежать. Убегать нужно было крайне поспешно, так как для конвоиров риск быть убитыми или ранеными киргизами, не имевшими понятия, что это “инсценировка”, разумеется, существовал. По той же причине численность конвоя была минимальной. Все четверо конвоиров должны были поместиться на первой повозке, запряженной тройкой, и успеть ускакать, пока налетчики будут радоваться захваченной добыче. Первоначально предполагалось, что ограбление произойдет на территории Токмакского участка, где вдоль тракта имелись русские поселения. Поэтому беглецы могли быстро добраться до населенного пункта, и сообщить о «начале восстания».
Но случай нарушил продуманный план. Первое нападение, уже совсем было начавшееся утром 8 августа, было отменено из-за случайного и крайне нежелательного свидетеля — инженера К.Л. Бондырева.
15. Провалившийся спектакль
Инженер ЧУПРа К.Л. Бондырев, сорвав своим появлением постановочное «нападение киргизов на обоз», поставил организаторов провокации перед необходимостью срочно менять план действий. Ограбление транспорта пришлось отложить на более поздний срок, что разрушило один из краеугольных пунктов «легенды», согласно которой обретение киргизами оружия должно было стать стартовой, инициирующей акцией восстания. По плану Поротикова-Исабаева киргизские волости должны были «восстать» именно после того, как весть о военном успехе шабдановцев разнесется по обоим уездам. Соответствующие «письма», призывающие от имени братьев Шабдановых к общему восстанию под знаменем их отца, были заранее изготовлены людьми З. Исабаева и розданы грамотным агентам. Каждому из них был определен день «получения письма Шабдановых» в зависимости от удаленности района от Кемина — «ставки Шабдана»: на северном берегу и в Кочкорке — 9 августа, в Пржевальске и Нарыне — днем позже.
Так как захват оружейного транспорта и нападение на Самсоновку были запланированы на утро 8 августа, все остальные действия должны были начаться в следующие дни, по мере распространения информации об успехах шабдановцев.
Если бы все пошло в соответствии с планом, и транспорт был бы разграблен утром в понедельник 8 августа, то, по расчетам верненских планировщиков, к полудню среды эстафета с важной новостью могла проделать путь в 270 верст от Джиль‑Арыка по северному берегу озера до Пржевальска, поднимая на бунт проживающие на этом пути киргизские волости. Вторая эстафета вестников с подметными письмами могла за то же время добраться до Нарына, чтобы поднять киргизов Загорных волостей.
Все это было оговорено заранее и внести коррективы из-за провала нападения у станции Джиль-Арык было невозможно. Действуя по полученному от полицейских заданию, вечером 10 августа купец Ибрагимов красочно докладывал начальнику Пржевальского уезда полковнику В.А. Иванову о прибытии такого письма. Если бы ограбление транспорта произошло 8 августа, это было бы вполне правдоподобно. Но совершить за одну ночь пробег в 215 верст от Рыбачьего до Пржевальска было категорически невозможно. Задержка ограбления обоза на одни сутки привела к тому, что все волости совершили фальстарт, то есть начали нападать на русские поселения и почтовые станции до выстрела «стартового пистолета».
Нападения на Рыбачье и Столыпино произошли 9 августа, на следующий день «начались страдные дни» Пржевальска. Соответственно 9 августа из Токмака в рейд отправился подполковник Ф.Г. Рымшевич, а 10 августа на территорию Пишпекского и Пржевальского уездов вошли и начали истребление «повстанцев» карательные отряды Бакуревича и фон Берга, Все шло, как и было запланировано. С одним-единственным, «но». Основанием для всех этих действий должна была стать весть о повстанческих успехах шабдановцев и рассылка ими захваченных винтовок, а в реальности получилось, что актеры-«полицейские» появились на месте преступления еще до того, как «преступники» предприняли что-либо противозаконное. Суточная задержка ограбления транспорта с оружием обнажила истинные приводные ремни «киргизского восстания».
Вышел типичный конфуз, признаться в котором было совершенно невозможно. Верненские постановщики, получив соответствующее извещение и осознав провал, первые 8 дней после сбоя в спланированной акции, в сообщениях генерал-губернатору об обозе не говорили ничего. Но когда стали появляться сообщения о наличии у киргизов огнестрельного оружия, замалчивать свершившийся факт стало невозможно. И тогда было принято решение делать вид, что все прошло в соответствии с планом. В ход пошла изначально созданная «легенда», начали появляться многочисленные косвенные свидетельства того, что ограбление произошло «6 или 7 августа» (Поцелуев), «8 августа» (Рымшевич, Фольбаум) и даже «10 августа» (Волков).
16. Причина провала — преступная импровизация Исабаева
Верненские режиссеры, инсценировавшие пьесу «Восстания киргиз», предусмотрели все неплохо. Но они не учли преступные аппетиты Закира Исабаева. Наманганский сарт, прекрасно зная, что вся затеянная по команде из Петрограда «реквизиция» выльется в хаос и неразбериху, не мог не поживиться в этот момент, не мог не половить рыбку в мутной воде, которую сам же и замутил. Самой богатой организацией в Пишпекском уезде и вообще во всем Семиречье была «партия Васильева» — «Управление работ по орошению Чуйской долины» (ЧУПР). Два производственных объекта ЧУПРа — деревообрабатывающий завод и лесной передаточный пункт — находились на землях Сарыбагишевской волости. Эти казенные предприятия осуществоляли грандиозный проект государственной важности, а попутно приносили хороший доход братьям Шабадановым, обеспечивавшим поставки гидротехникам лесных материалов и фуража для тяглового скота. Многие киргизы близлежащих волостей имели там стабильный заработок, так как работали возчиками транспортов с древесиной. Главной ценностью этого предприятия был отборный тягловый скот — лошади-тяжеловозы и быки. Это был аналог тяжелогрузных автомобилей в современном строительстве. Их-то и решил угнать ближайшее доверенное лицо полицмейстера Ф.И. Поротикова.
Поскольку банда жандаров, подчиненная З. Исабаеву, хотя и была немаленькой, но все-таки ограничивалась несколькими десятками бандитов, для проведения ограбления дровяного пункта были привлечены те же люди, которые должны были участвовать в инсценировке захвата транспорта. Однако такое совместительство «казенной работы» и «частного предпринимательства» не могло не отразиться на качестве исполнения. И пострадал, конечно, официальный заказ. Ограбление лесного передаточного склада прошло вполне успешно: около сотни голов отборного тяглового скота было угнано, а сам склад и все имущество — сожжены. Все это было осуществлено еще в темное время суток в ночь с 7 на 8 августа. Примерно в эти же часы был ограблен и сожжен деревообрабатывающий завод, на балансе которого тоже был тягловый скот, а в кассах имелся запас денег.
Выполнив эти «частные заказы» своего главаря «Обиралы Исабаева», жандары, по крайней мере, какая-то часть их банды, не занятая в перегонке скота в укромное место, бросились исполнять главное поручение — захватывать обоз, который медленно двигался по Пржевальскому тракту, в ожидании, когда же его наконец-то ограбят. А время шло, уже рассвело, а разыгрывать спектакли с бутафорским ограблением при свете дня несравненно тяжелее, чем под покровом ночи. А тут еще зритель оказался в нескольких десятках саженей от сцены, то есть буквально «в первом ряду». И не простой крестьянин, которому можно было заткнуть рот, а образованный инженер, да еще и с добрым винчестером за спиной. Постановка грозила обернуться серьезными проблемами для всех «актеров». К.Л. Бондырев пишет, что у него была мысль: «Не выстрелить ли в нападавших на телеги?» Поскольку в итоге ничего явно криминального не произошло, инженер не стал стрелять. Если бы дело приняло другой оборот… Но это уже «история сослагательного наклонения».
В реальности же, 8 августа — то есть в день, когда «в Пишпекском уезде заполыхало восстанием» целый арсенал вооружения проехал 20 верст по совершенно безлюдному Боомскому ущелью, переехал через Алексеевский мост и благополучно добрался до почтовой станции и караван-сарая Кок-Мойнок на восточном конце Боомского ущелья. С местной телеграфной станции конвоиры дали телеграмму … об «ограблении почты с ценностями». Что, по предварительной договоренности с заказчиками в Верном и Пишпеке означало, что оружие по-прежнему на телегах, а инсценировка не удалась.
17. Вторая попытка
Старшему конвоя пришлось срочно придумывать «новую серию» постановки. И на сей раз все сработало. С вечера 8 августа во все близлежащие волости были направлены агенты полиции, которые были прекрасно известны содержателю почтовой станции. Все они должны были оповестить лидеров волостей, что в их безлюдные места, где не было ни одного солдата, забрело несколько телег с прекрасными винтовками и патронами. Ну как тут не решить, что «Аллах на стороне киргизов». Именно так и описал спустя много лет свои эмоции главный организатор нападения Ыбрайыма Толёева (Төлө ажы уулу). Примерно также, наверно, оценили происшедшее и представители еще двух родов, также поддавшихся на наживку, брошенную конвоем обоза.
Описывать само нападение нет надобности: его со всеми необходимыми деталями описал невольный исполнитель главной роли, а детали уточнили другие участники нападения, включая возчика Г. Шаймарданова.
Произошло все это во вторник 9 августа 1916 года, во второй половине дня. Пока все ящики были вскрыты, все ружья пересчитаны и розданы, пока воодушевленные «повстанцы» вернулись в свои аулы (а киргизы после захода солнца не воюют), наступило 10 августа 1916 года. А утром того же дня, буквально с утра началась, как патетично заявлял межевой техник И.А. Поцелуев, «страдная пора Пржевальска». Тогда же произошло нападение на Кочкорку, были произведены первые атаки переселенческих поселков по обоим берегам Иссык-Куля. Все эти действия, как отмечается в рапортах местных администраторов, были спровоцированы письмами об успешном выступлении шабдановцев. Подметные письмабыли ими же заранее розданы в волостях. Что касается поселка Рыбачье, расположенного в пяти километрах от места захвата транспорта, то нападение на него произошло утром 9-го августа, то есть еще до захвата транспорта, при этом в рассказах нападавших киргизов тоже упоминается письмо, поступившее из Кемина.
Вот и получилось, что задуманный «режиссером» Ф.И. Поротиковым «выстрел висевшего на сцене ружья», которому была отведена роль стартового пистолета, произошел в тот момент, когда некоторые участники кровавого спектакля уже метались по сцене, оставляя за собой кровавые следы. История киргизского народа сделала крутой поворот. Но захват «транспорта оружия», как и сами бракованные ружья и заполненные песком патроны, не сыграли в этих событиях никакой существенной роли. Во всяком случае, все эти обстоятельства не имели того рокового значения, которое настойчиво и методично приписывалось им во всех донесениях областных и уездных администраторов Семиречья и приписывается в многочисленных статьях и монографиях. Все что там написано о роли обоза, — это строгое следование «легенде об оружейном обозе», которая была частью колоссальной, многоходовой провокации, состоявшей из десятка других столь же подлых и преступных действий.
Особенность этой «сцены в спектакле» заключается в том, что она пошла не по писаному сценарию. Занавес был поднят раньше времени, и зрителям стала видна вся закулисная работа провокаторов. Этот «прокол» был не единственным в событиях 1916 года, но он является частью наиболее яркого и часто упоминаемого эпизода восстания. Поэтому мы и посвятили ему столь фундаментальное расследование. О других постановках и провалах «творческого коллектива» провокаторов в составе «продюсера» Фольбаума, «сценариста» Поротикова и «постановщика» Исабаева, а также о бездарной игре актеров их труппы мы расскажем в последующих публикациях.
Заключение: Обещанный ответ на вопрос
В начале этого расследования мы обещали дать ответ на вопрос «Почему за сто лет никто не пытался подробно, с привлечением свидетельских показаний, описать столь существенный, и, на первый взгляд, даже героический, эпизод «семиреченского восстания» каким представляется захват обоза с оружием?” Пришло время выполнить обещанное и, на основании всего изложенного выше, сформулировать ответ.
Существуют лишь три гипотетические причины, по которым историки за целый век не исследовали детально и не описали поминутно, что происходило на Пржевальском тракте между входом в Боомское ущелье и поселком Рыбачье 9 августа 1916 года.
Первая возможная причина — отсутствие достоверных сведений о проведенной киргизами операции ввиду смерти всех очевидцев или отсутствия у выживших стремления делиться воспоминаниями.
Второй причиной могла стать нежелательность проведения тщательного расследования, так как оно, по мнению действовавшей власти, могло навредить ей, продемонстрировать ложность существовавших и общепринятых концепций и теорий о характере и содержании «киргизского восстания».
Третья возможная причина заключается в том, что каждый исследователь или историк, начав расследование этого эпизода и выявив его участников и обстоятельства, неизбежно, неотвратимо приходил к пониманию провокационной подосновы всей истории с оружейным транспортом
Как было показано выше, захват транспорта прошел с минимальными жертвами: один солдат с пулевым ранением и возница, оглушенный ударом по голове. Следовательно, как минимум, часть участников тех событий остались живы. Более того, несколько из них оставили письменные показания. Документальные свидетельства сохранились и, скорее всего, даже попадались на глаза исследователям. Достаточно вспомнить, что Ыбрайым Толёев направлял свои воспоминания во властные структуры Киргизской АССР в 1931 году, а показания его соратников были собраны в 1953 году. Таким образом, первая из названных выше причин отсутствия подробных описаний несостоятельна. Вторая причина также отпадает, так как за прошедшие 100 лет несколько раз кардинально изменился социально-экономический строй, государств, к которым относился Кыргызстан и, соответственно, государственная идеология. Но отношение к эпизоду с захватом оружия оставалось незыблемым как Сфинкс.
Нам представляется, что все дело именно в последней, третьей причине. Игнорирование и сокрытие имеющихся свидетельств проистекали от того, что все реальные обстоятельства появления обоза с оружием возле станции Кутемалды и его практически бескровного захвата были настолько неестественны, что при их детальном рассмотрении неизбежно возникает ощущение инсценировки. Откровенный диссонанс между показаниями непосредственных свидетелей и описаниями «ограбления» в официальных документах и «косвенных свидетельствах», еще больше усиливал подозрение в лживости последних, в заинтересованности власти скрыть «постановочный» характер инцидента с ограблением оружейного транспорта. Если же исследователь принимал для себя предположение, что ключевой и самый яркий эпизод бунта киргизов был вызван инсценировкой, организованной администрацией, то и все последующие события приобретали иную окраску и смысл: неизбежно напрашивалось слово «провокация». Но поскольку «теория провокации», столь внятно сформулированная Г.И. Бройдо еще в 1916 году и опубликованная десять лет спустя, неизменно отвергалась, то вместе с ней неизбежно отклонялся и вопрос о происхождении «беззащитного транспорта с оружием».
Полностью вычеркнуть из истории этот эпизод было совершенно невозможно, но и детальное его изучение автоматически влекло необходимость коренного пересмотра оценок событий 1916 года. Первыми это осознали депутат А.Ф. Керенский и генерал А.Н. Куропаткин. Они же первыми промолчали, хотя все поняли. Не побоялись правды Г.И. Бройдо, В.Ф. Железняков и Т.Р. Рыскулов. Но их правдивые слова были заглушены демагогией. Потом были десятки историков, которые тоже прятали голову в песок и десятилетиями, слой за слоем наносили лак слов на лживую версию. Поэтому и оказались не озвученными сведения М. Тынышпаева, невостребованными и расследования ротмистра В.Ф. Железнякова, и записки Л.В. Лесной и даже самый главный документ — рассказ Ыбрайыма Толёева.
Но в итоге все-таки получилось, что «захват оружейного транспорта» и в самом деле стал ключевым моментом. Сказав всю правду, только правду и ничего кроме правды об этом эпизоде, уже невозможно было не признать ложность всей системы оценок истории киргизского восстания.
Целый век продолжалось замалчивание. Но длиться вечно это не могло. Мы надеемся, что настоящая публикаций позволит разрешить эту вековую коллизию, прервет этот столетний заговор молчания.
< ЧАСТЬ 5-Я. ВЕРСИЯ УЧАСТНИКОВ
ДОКУМЕНТ № 75. 1916 Г. В ВОСПОМИНАНИЯХ И.А.ЖДАНОВА, ЖИТЕЛЯ С. РЫБАЧЬЕ. ТЕТРАДЬ №12
ДОКУМЕНТ №73. ПОКАЗАНИЯ ВОЗЧИКА ОБОЗА С ОРУЖИЕМ, ДАННЫЕ ИМ В НОЯБРЕ 1916 Г. В КАШГАРЕ
ДОКУМЕНТ №72. ПИСЬМО РОТМИСТРА В.Ф. ЖЕЛЕЗНЯКОВА В ГОСДУМУ С ВЕРНЕНСКОЙ ГАУПТВАХТЫ В 1917 Г.
ДОКУМЕНТ №61. ВОСПОМИНАНИЯ ЫБРАЙЫМА СЫНА ТОЛО-АЖЫ О ЗАХВАТЕ ОБОЗА С ОРУЖИЕМ В 1916 Г.
ДОКУМЕНТ №62. РАССКАЗ ИНЖЕНЕРА К.Л.БОНДЫРЕВА О СОБЫТИЯХ 8 АВГУСТА, ЗАПИСАННЫЙ ИМ 02.11.1916
ДОКУМЕНТ №63. 1916 ГОД В ВОСПОМИНАНИЯХ КАРАЧОРОЕВА ЖУНУША, КЫРГЫЗА САРЫБАГЫШЕВСКОЙ ВОЛОСТИ
ДОКУМЕНТ №64. 1916 ГОД В ВОСПОМИНАНИЯХ КЫДЫРАЛИЕВА НУРГАЗЫ ИЗ БАЛЫКЧЫ. ТЕТРАДИ №1 И №12
ДОКУМЕНТ №65. 1916 ГОД В ВОСПОМИНАНИЯХ СУЛЕЙМАНОВА ЭЛЕБЕСА ИЗ БАЛЫКЧЫ. ТЕТРАДЬ №12
ДОКУМЕНТ №66. ДНЕВНИК Н.А.ПОЛТОРАЦКОЙ С ЗАПИСЯМИ О СОБЫТИЯХ 1916 ГОДА В СЕМИРЕЧЬЕ
1916 ГОД. ТУРКЕСТАН. ХРОНОЛОГИЧЕСКИЙ ОБЗОР. ДЕНЬ 39
В.ШВАРЦ. ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР КУРОПАТКИН: «КАК МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ, ЧТО ДЕТИ ШАБДАНА СТАЛИ ВО ГЛАВЕ МЯТЕЖА?»
ДОКУМЕНТ №1. ДОКЛАД РОТМИСТРА В.Ф.ЖЕЛЕЗНЯКОВА О ПРИЧИНАХ МЯТЕЖА КИРГИЗ В СЕМИРЕЧЕНСКОЙ ОБЛАСТИ, ЕГО ТЕЧЕНИИ И НАСТРОЕНИИ НАСЕЛЕНИЯ К ТЕКУЩЕМУ МОМЕНТУ
