Бул макала азыркы учурда орус гана тилинде
Продолжая работу по ознакомлению читателей нашего сайта с историографическими материалами, касающимися событий 1916 года в Туркестанском крае, публикуем соответствующий раздел изданных в 1955 году «Материалов научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период». Это издание представляет собой сборник научных докладов по пяти вопросам, в том числе — о характере восстания 1916 г. в Средней Азии и Казахстане.
Вместе с самими материалами представляем вам обзор состоявшейся дискуссии, с которым, на наш взгляд, будет полезно ознакомиться тем, кого интересуют события 1916 года, поскольку характер обсуждения позволяет понять, как менялась и формировалась точка зрения историков на причины восстания 1916 года, возобладавшая в 50-е годы и ставшая общепринятой во второй половине прошлого века.
О характере восстания 1916 года в Средней Азии и Казахстане: Материалы объединенной научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период; [Ответственный редактор С.П.Толстов]. — Ташкент, Изд-во АН УзССР, 1955. — 591 с. (Страницы с 276 по 409)
ЧИТАТЬ ИЛИ СКАЧАТЬ МАТЕРИАЛЫ СЕССИИ
Выражаем благодарность Эмильбеку Саламатовичу Каптагаеву за предоставленное раритетное издание книги.
Обзор материалов состоявшейся в 1954 году в Ташкенте Объединенной сессии АН СССР и республиканских академий наук по вопросу о характере восстания 1916 года
«Материалы научной сессии, посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период» представляют собой сборник научных докладов, представленных в Ташкенте в 1954 году на Объединенной сессии АН СССР и республиканских академий наук. В разделе «От редакции» сообщается (стр.6)
По инициативе Академии Наук совместно с академиями союзных республик Средней Азии и Казахстана была созвана Объединенная научная сессия по истории народов Средней Азии и Казахстана дооктябрьского периода.
В повестку дня сессии было включено пять вопросов.
— О сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых народов Средней Азии и Казахстана.
— О реакционной сущности и предательской роли панисламизма и пантюркизма.
— О формировании буржуазных наций в Узбекистане и Казахстане.
— О характере восстания 1916 г. в Средней Азии и Казахстане.
— О периодизации истории народов Средней Азии и Казахстана в досоветскую эпоху.
Работа сессии протекала с 30 января по 6 февраля 1954 г. в Ташкенте. В ней приняли участие научные работники Москвы, Ленинграда, союзных республик Средней Азии и Казахстана, Азербайджанской ССР, Татарской и Дагестанской АССР, преподаватели высших учебных заведений, представители партийных и советских организаций, учителя, студенты, писатели и журналисты.
Созыву сессии предшествовала значительная подготовительная работа в республиках, выразившаяся в обсуждении на республиканских совещаниях историков, или на расширенных заседаниях ученых советов институтов истории и кафедр высших учебных заведений, отдельных вопросов, поставленных в повестку дня научной сессии.
Подготовка Объединенной сессии и ее проведение происходили в один из самых интересных периодов советской истории. Судя по большому объему подготовительных материалов, инициатива АН СССР о созыве Объединенной сессии была выдвинута как минимум за год до ее проведения, то есть незадолго до смерти И.В. Сталина (Джугашвили). Собственно период наработки научных материалов проходил в начальный период борьбы со сталинщиной, преодоления и искоренения наиболее отвратительных проявлений культа личности. Эти новые веяния проявились, как обычно, в центре страны, и первыми их почувствовали научные работники Москвы и Ленинграда. До национальных окраин эти «ветры перемен» еще не дошли, и в союзных республиках жили и писали научные работы в кондовых традициях времен «корифея всех наук».
Это обстоятельство очень ярко проявляется при анализе цитат и ссылок, которые использовали докладчики. Вполне резонно предположить, что большинство участников церемонии открытия Объединенной сессии были шокированы тем, что в приветственной речи секретаря ЦК Компартии Узбекистана А.И. Ниязова (стр.11-14) ни разу не было упомянуто имя, которым в течение четверти века открывалось и закрывалось каждое, даже самое короткое, выступление на любом официальном мероприятии. А тут руководитель узбекских коммунистов умудрился ни разу не упомянуть, не только И.В. Сталина, но и самого В.И. Ленина! Это не могло не шокировать всех участников мероприятия.
Главной темой выступления лидера узбекских коммунистов стала недостаточность внимания, уделяемого изучению «прогрессивного значения присоединения Средней Азии и Казахстана», и необходимость «всесторонне осветить огромное прогрессивное значение этого исторического факта и ярко показать роль великого русского народа в судьбах народов СССР». Это, по сути, означает, что в части национальной политики секретарь А.И. Ниязов полностью остался на сталинских, великодержавных позициях. Отказавшись от «культа личности» главный узбекский коммунист сохранил верность идеям этой «личности».
Мало того, в приветственной речи А.И. Ниязова есть такой пассаж
Огромное значение для правильного освещения истории народов Средней Азии и Казахстана и идеологической закалки наших кадров для интернационального воспитания трудящихся масс имеет всемерное разоблачение реакционной сущности панисламизма и пантюркизма, являющихся идеологией буржуазных националистов и орудием империалистических поработителей.
Эти слова не вызывают удивления, так как тема «реакционной сущности и предательской роли панисламизма и пантюркизма« стояла вторым пунктом в повестке дня Объединенной сессии. Однако в самом издании эта тема … полностью отсутствует. Единственное косвенное упоминание о ней имеется в примечании к «Решению Объединенной сессии…» (стр. 581)
Ввиду того, что доклад доктора исторических наук Б.Т. Гафурова исключен из публикуемой стенограммы сессии, — исключается и соответствующая часть решения этой сессии.
Этот «исторический штрих» — замечательное свидетельство перемен, происходивших в советском обществе, а значит и в научной среде, в канун «хрущевской оттепели». Вряд ли можно сомневаться в том, насколько уничижительные оценки давал д.и.н. Б.Т. Гафуров в своем докладе представителям той плеяды среднеазиатских и казахстанских ученых и общественных деятелей, которые были репрессированы в сталинщину по обвинению в «панисламизме и пантюркизме, являющихся идеологией буржуазных националистов«. На момент проведения Объединенной сессии, то есть в начале 1954 года, те из этих людей, кто не был приговорен к расстрелу и не умер в лагерях, еще не были выпущены на свободу и реабилитированы, а потому их имена следовало произносить с «ненавистью и презрением», а их идеи и труды — «клеймить и искоренять».
Но за те почти два года, пока стенограмма заседаний готовилась в публикации (подписано к изданию 21 ноября 1955 года), — произошло то, на что мало кто надеялся, — вчерашние «враги народа» начали возвращаться из лагерей. И потому доклад д.и.н. Б.Т. Гафурова, и вообще вся тема «буржуазного национализма», были исключены из «обновленной повестки дня». И вряд ли мы догадались бы о сути этого доклада, если бы редакционная коллегия исключила эту тему из публикуемой повестки дня и не сохранила бы приведенный выше абзац из речи «славного сына узбекского народа» А.И. Ниязова.
Вполне возможно, что часть публикуемых в «Материалах…» докладов в период подготовки издания была зачищена от метастазов сталинщины. Но тотальная «химиотерапия злокачественных новообразований» не была проведена и это хорошо видно при анализе публикуемых текстов докладов, сделанных на секции «О характере восстания 1916 года в Средней Азии и Казахстане».
Установочный доклад д.и.н. Х.Т. Турсунова
Работа каждой из пяти секций Объединенной сессии была построена по классической академической схеме. Первый — установочный — доклад делал наиболее авторитетный ученый, специализирующийся на данной теме. Затем с заранее подготовленными сообщениями выступали несколько содокладчиков, конкретизировавших отдельные аспекты рассматриваемого вопроса. А после них начинались прения и критические выступления, в которых участники высказывали свои мнения, ссылаясь как на собственные исследования, так и на идеи, высказанные в установочном докладе и содокладах.
Право сделать установочный доклад было представлено бывшему секретарю ЦК Компартии Узбекской ССР, директору Института истории и археологии АН УзбССР, ветерану Великой Отечественной войны, кандидату исторических наук Хабибу Турсуновичу Турсунову (стр. 277-302). К этому времени Х.Т. Турсунов еще не защитил докторскую диссертацию по теме восстания 1916 года, но успешно защищенная диссертационная работа «Образование Узбекской Советской Социалистической Республики» и директорский пост давали ему право «первой скрипки».
Свое соло к.и.н. Х.Т. Турсунов начал вполне в «зловещих» традициях второй половины 30-х годов.
Коммунистическая партия всегда придавала и придает огромное значение развитию исторической науки, являющейся одним из важных участков идеологической работы. Под руководством Центрального Комитета нашей партии были разоблачены различные антимарксистские «концепции» в области истории. Был нанесен решительный удар вульгаризаторской «школе» Покровского. В результате советская наука достигла крупных успехов.
Мы не можем утверждать это со 100 %-ной уверенностью, но после слов о руководстве «ЦК нашей партии» явно видятся слова «и лично…» и далее 3 строчки славословий в адрес «корифея всех наук». Однако, поскольку в издании этих слов нет, будем читать только то, что написано пером.
А дальше будущий академик АН УзССР долго вещает о вскрытых ошибках, допущенных «историками среднеазиатских республик и Казахстана», о суровой критике идеологических и политических извращений, допущенных отдельными историками, о поставленной последним «сталинским» съездом КПСС задаче «полностью покончить с недооценкой идеологической работы». Закончив с «врагами», окопавшимися в московских эшелонах власти, докладчик переходит собственно к теме «восстания 1916 года», что, однако, выражается в продолжении того же мотива «искорененных извращений», но уже на местном уровне (стр. 278)
Одним из сложных и, вместе с тем, важных вопросов, требующих тщательного изучения, является, несомненно, вопрос о характере восстания 1916 г. в Средней Азии и Казахстане. Известно, что в свое время презренные враги народа, наймиты иностранного капитала — Рыскулов, Файзулла Ходжаев и другие, извращая исторические факты, распространяли лживые версии о том, что будто бы восстание 1916 г. было войной народов Средней Азии против всего русского народа. Они пытались таким образом противопоставить народы Средней Азии и великий русский народ, посеять недоверие между этими народами, разжечь национальную рознь и, в результате, поколебать дружбу народов нашей страны.
Но и в последние годы замаскировавшиеся остатки разбитых партией враждебных Советскому государству буржуазно-националистических групп пытались использовать историческую науку для подрывной работы на идеологическом фронте.
Следующим объектом критики становится группа здравствующих историков, чьи научные работы, в том числе успешно защищенные диссертации о событиях 1916 года, по мнению докладчика не содержали ничего полезного, — только ошибки и искажения. В этой группе были названы работа С.Х. Брайнина и Ш.Я. Шафиро (1936 г.), брошюра А.В. Шестакова (1931 г.), и диссертационные работы Дж.М. Меджитова (1948 г.), А.И. Акатовой и Г.Н. Непесова. Разобравшись с отсутствующими коллегами, к.х.н. Х.Т. Турсунов отметил, что в опубликованной в начале 1953 года статье участников сессии А. Якунина и О. Кулиева дана «острая критика грубых ошибок», но и эти авторы «не сумели в достаточной степени показать…» и т.д.
В общем, все ошибались и продолжают ошибаться. Не ошибается только «марксистко-ленинская теория». В подтверждение чего докладчик привел цитату из И.В. Сталина, которая подозрительно напоминает «научный консилиум» из сказки А.Н. Толстого «Приключения Буратино», закончившегося глубокомысленным заключением, что «одно из двух: либо пациент жив, либо он мертв». После еще двух цитат из В.И. Ленина, несравненно более вразумительных, но не имеющих никакого отношения к обсуждаемому вопросу, автор берет мощный аккорд: «Так учит классика марксизма-ленинизма» и переходит к изложению своего, надо понимать, единственно верного, видения туркестанской трагедии 1916 года.
Чтобы не возвращаться к теме ссылок на «высшие партийные авторитеты», приведем фрагмент выступления, которым тот же к.и.н. Х.Т. Турсунов завершал работу научной секции по проблемам изучения восстания 1916 года. В заключительном слове (стр. 406-409) основной докладчик сказал
Разрешите мне ответить сначала на заданные вопросы.
Вопрос: Есть ли какие-либо высказывания у В И. Ленина и И.В. Сталина о восстании 1916 г. в Средней Азии?
Специальных указаний В. И. Ленина о восстании 1916 г. нам не известно. Однако В.И. Ленин указывал, что в связи с новым революционным подъемом в России, в годы первой мировой империалистической войны усиливалась национально освободительная борьба на национальных окраинах, что Россия и её окраины вступили в 1915 г. в полосу революционной ситуации.
В «Кратком курсе истории ВКП(б)» также говорится о подъеме революционного движения в России и национально-освободительной борьбы на окраинах в годы первой мировой войны (см. стр. 167).
… Наконец, имеются положительные оценки восстания 1916 г. как восстания против царизма в «Истории гражданской войны», изданной под редакцией М. Горького, В. Молотова, К. Ворошилова, С. Кирова, А. Жданова, И. Сталина.
Будучи очищенным от словесной шелухи — в «сухом остатке» — ответ директора Института истории и археологии АН УзССР на заданный вопрос звучит просто и коротко «Нет, оба советских лидера никаких высказываний о событиях 1916 года потомкам не оставили». От себя добавим, скорее всего, оба «вождя» об этом восстании на далекой окраине империи даже и не были особо осведомлены. Хотя не исключено, что в 1920 году Т.Р. Рыскулов и Г.И. Бройдо что-то об этом В.И. Ленину рассказывали… Но это отдельная тема, и о ней речи в 1955 году не было. К тому же имена обоих туркестанцев, репрессированных в сталинщину, в 1954 году еще нельзя было упоминать без ярлыка «презренные наймиты»…
Что касается концептуального «видения» событий 1916 года самим докладчиком, то оно хорошо известно всем, кто учился в советских школах, кто изучал историю Средней Азии в институтах или читал советские работы по этой теме.
Характерным и неотъемлемым признаком этой концепции является использование в качестве документальной основы для историографии исключительно документов «русской колониальной администрации». Причем, несмотря на то, что сами историки этих «администраторов» клеймят самыми последними словами (правда, слово «колониальные» было запрещено), всему, что написано в составленных ими документах, те же историки относятся с безоговорочным доверием. Ни одно заявление представителей военной администрации Туркестана, начиная от генерал-губернатора и заканчивая участковым приставом, не ставится под сомнение и даже не поверяется другими сведениями. Приведенные в докладе свидетельства очевидцев, собранные во время экспедиции 1946 года, касаются исключительно событий в Джизакском уезде и, естественно, подтверждают все утверждения о «панисламистском» характере действий лидеров этого «реакционного очага восстания».
Используя известный образ Козьмы Пруткова, можно сказать, что такой «научный подход подобен флюсу — полнота его односторонняя». Вряд ли можно было бы признать объективной историю, например, партизанского движения в Беларуси в 1941-1944 годах, если бы она была написана исключительно по рапортам оккупационных германских властей и начальников карательных или доносам сельских старост-коллаборационистов. Но в отношении «восстания 1916 года» почему-то такая документальная база была сочтена достаточной.
Перейдя к рассказу о событиях в Пишпекском и Пржевальском уездах, к.и.н. Х.Т. Турсунов действует по тем же лекалам: все происходившее в Семиреченской области в июле-сентябре 1916 года объявляется происками «реакционных манапов», которые «тайно организовывали сборища, подготавливаясь к мятежу» и попутно консультировались с «иностранной, особенно немецкой и турецкой, разведками», которым манапами «была дана клятва бороться с Россией, помогая Германии и Турции» (стр. 298). Кроме того, докладчик счел нужным подчеркнуть, что «во время первой империалистической войны значительно усилилась деятельность панисламистских и пантюркистских кругов». В общем сплошная конспирология и «теория заговора».
Примерно в том же ключе преподносится и история сопротивления реквизиции на тыловые работы, оказанного кочевниками в Туркмении. Там, если верить докладчику, тоже не обошлось без влияния «феодально-клерикальной знати, тесно связанной с агентами иностранных разведок».
Пересказав, без соблюдения принципов причинно-следственных связей и единства места и времени, основные эпизоды столкновений местного населения и представителей колониальной власти на всей территории Туркестанского края, докладчик на основе, безусловно, тенденциозной, документальной базы и примитивных логических схем выдвигает теорию «прогрессивного восстания с реакционными очагами».
Эта теория Х.Т. Турсунова позже была положена в основу его докторской диссертации, которую он защитил через 9 лет после Объединенной сессии. Теория академика Узбекской ССР Х.Т. Турсунова, тезисное изложение которой к.и.н Х.Т. Турсунов представил в 1954 году на Объединенной сессии, стала официальной на все последующие годы. Три десятилетия категорически не допускались никакие иные трактовки тех событий. В основном та же теория доминирует и сегодня — 66 лет спустя.
Содоклады
На Объединенной академической сессии у основного докладчика были четыре содокладчика — по числу тех союзных республик, на территории которых разворачивались события 1916 года.
Первым выступал представитель Казахстана, к.и.н. Тажен Елеуович Елеуов (стр. 303-311). Он начал свое выступление с весьма примечательного заявления:
Историография восстания 1916 г. в Казахстане очень бедна, она представлена сейчас главным образом рядом статей, опубликованных на страницах периодической печати.
Современный читатель, скорее всего, не поймет, что в этой фразе самым главным является слово… «сейчас». Но в 1954 году каждый среднеазиатский историк понимал, что «бедность» казахской историографии — мнимая. Обеднела казахская историография после того, как в конце 30-х годов были изъяты из научного обращения фундаментальные работы по истории событий 1916 года, авторами которых являлись репрессированные современники тех событий С.А. Асфендияров, Т.Р. Рыскулов, М.Т. Тынышпаев, Г.И. Бройдо, историк П. Галузо. Тогда же были убраны в спецхран работы И.А. Чеканинского. Были изъяты из обращения материалы состоявшегося в 1931 году в Комвузе им. Голощекина (Алма-Ата) совещания, посвященного 15-летию восстания 1916 года, потому что как минимум трое участников заседания — Сейткали Мендешев, Измухан Курамысов и Ильяс Кобулов — были объявлены врагами народа. Еще раньше исчезли статьи и выступления по этой тематике М. Чокаева, и А. Букейханова, а также свободно цитировавшийся с 1918 по 1931 год доклад А.Ф. Керенского. Именно об этом напомнил Т.Е. Елеуов собравшимся в Ташкенте коллегам. И это, пусть скрытое, но все-таки напоминание тоже было признаком наступления новых времен.
Сделав этот скрытый выпад в адрес прошлого, показав «фигу в кармане», далее содокладчик от Казахстана держался тех же позиций, что и автор установочного доклада. Восстание к.и.н. Т.Е. Елеуов признал национально-освободительным, а замеченные в нем бай-манапские элементы скорее мешали выступлениям, чем возглавляли их и стремились только объявить себя «ханами», после чего тут же бежали сдаваться властям и предавали повстанцев.
По содержанию доклада видно, что к.и.н. Т.Е. Елеуов работал в архивах, но не очень тщательно. Так, например, он цитирует (стр. 305) хорошо известную телеграмму жандармского ротмистра В.Ф. Железнякова, но приписывает ее верненскому полицмейстеру Ф.И. Поротикову, с которым заведующий Верненского Розыскного пункта боролся всеми доступными ему методами.
О событиях в тех уездах Семиречья, которые были населены киргизами, докладчик высказался очень коротко, но специфически
Только в отдельных, ограниченных районах феодально-клерикальным элементам удалось одурачить незначительную часть отсталых масс казахов, киргизов, дунган и повести их за собой. Так было, например, в южной части Джаркентского уезда Семиреченской области, в отдельных пунктах Аулие-Атинского уезда Сыр-Дарьинской области; на территории нынешней Киргизии — в ряде волостей Пржевальского уезда и в восточной части Пишпекского уезда Семиреченской области. Здесь феодально-клерикальным элементам удалось осуществить свои антинародные замыслы — изменить характер движения, превратить его в антирусское, националистическое движение, разжечь межнациональную рознь. Поэтому в этих отдельных, в общем незначительных, очагах восстание носило реакционный характер.
Ну а где «незначительно» и «реакционно», то там тут же появляются феодально-клерикальные элементы, связанные с германо-турецкими эмиссарами, с отдельными представителями реакционного мусульманского духовенства, возвращавшимися из паломничества из Мекки и Константинополя и распространявшими реакционные идеи панисламизма, пантюркизма и т. п.
Содержание доклада подтверждает, что к.и.н. Т.Е. Елеуов не был знаком с фактурой даже на уровне сборника документов «Восстание 1916 года в Киргизии», который в 1937 году подготовила Л.В. Лесная и который был изъят из библиотек, так как редактором значился Турар Рыскулов. Поэтому слова о «бедности» историографии восстания 1916 года в Казахстане были совершенно справедливы: к.и.н. Т.Е. Елеуов коротеньким словом «сейчас», указал причину, по которой и он сам, и другие казахстанские (и киргизские) историки вынуждены были вести исследования «с чистого листа».
Следующим содокладчиком была представительница Киргизского филиала АН СССР к.и.н. Анна Гавриловна Зимма (стр. 312-319). После ритуальных слов о «единственно верном учении Маркса-Ленина» докладчик заговорила о «земельном вопросе», как о главной причине восстания коренного населения Пишпекского и Пржевальского уездов. Более того, умаление этой причины на фоне «непродуманной мобилизации, влияния немецкой агентуры и неумелых действий местных властей» к.и.н. А.Г. Зимма назвала попыткой «ухода в сторону от действительных причин», предпринятой черносотенными царскими кругами. Эти слова представителя Киргизского филиала АН СССР были новы и важны, но у коллег отклика не нашли.
К сожалению, далее и в самом докладе «вопрос о земле» не был развит, а докладчик сосредоточилась на критике ошибочности всех и всяких упоминаний о факторе национальной вражды в событиях 1916 года. В рамках этой критики была упомянута и единственная «за последние 10-15 лет» диссертационная работа, посвященная этой теме, которую в 1949 году защитил историк Дж.А. Меджитов. Его кандидатской диссертации на тему «Восстание киргизов в 1916 году» докладчик поставила в упрек
… недооценку восстания на юге Киргизии и преувеличение значения восстания в северных районах Киргизии в сравнении с остальными районами Средней Азии. Неправильно дана периодизация этапов восстания. Не раскрывается реакционный характер восстания, поднятого манапами, а их главари — Мокуш Шабданов, Канаат Абукин, Батырхан Ногаев называются даже руководителями национально-освободительного движения.
О том огромном, как нам теперь известно, труде, который проделал в 1946-1947 годах Дж.А. Меджитов по выявлению документов о событиях 1916 года, не было сказано ни слова. Правда, в порядке самокритики аналогичные «ошибки» к.и.н. А.Г. Зимма отметила и в одной из собственных статей.
Далее, перечисляя причины кровавых событий в Пишпекском и Пржевальском уездах, к.и.н. А.Г. Зимма называет реализацию царизмом политики «разделяй и властвуй». Ни для кого не секрет, что главной целью и единственным продуктом этой политики всегда и везде являлась межнациональная рознь, выливающаяся в погромы и насилие. С трудом пробираясь между Сциллой «межнациональной розни» и Харибдой «реакционного характера отдельных выступлений», докладчик упомянула о «восстании киргизов в Беловодском участке», но воздержалась от упоминания о том, что это «восстание» завершилось дикой бойней, устроенной русскими переселенцами в Беловодске, а следующей ночью повторенной в Пишпеке.
Завершая доклад (стр. 318) к.и.н. А.Г. Зимма восклицает «у киргизского народа не было ненависти к русскому народу вообще», но забывает упомянуть об оборотной стороне этой медали и объяснить, откуда у европейцев-новоселов взялась ненависть к местным жителям и вообще к азиатам. Поэтому в докладе не прозвучало ни слова ни про Уркюн, ни про создание уездов с чисто русским населением. Эти откровенно националистические, колонизаторские результаты «реакционного восстания» в теорию к.и.н. Х.Т. Турсунова не укладывались. И поэтому эти эпизоды истории к.и.н. А.Г. Зимма «вынесла за скобки».
Удивительно, но факт: в выводах, которые сделала докладчик от Киргизской ССР, отсутствуют имеющиеся в ее выступлении и представляющие безусловный интерес упоминания о «земельном вопросе», «незначительности панисламистской пропаганды» и результатах политики «разделяй и властвуй». Зато в них присутствует уверенность в победе интернационализма и дружбы народов. Приведем эти выводы полностью (стр. 319).
- Основной вывод, который сделала научная конференция историков Киргизии в мае 1953 года, состоит в том, что «в основном это восстание носило прогрессивный характер и было направлено своим острием против царского самодержавия и против феодально-байских элементов. Начавшись под влиянием все усиливавшегося в это время общего революционного движения в России, оно смыкалось с этим движением и вливалось в общее русло борьбы народных масс России против войны и царизма.
- Вместе с тем следует отметить, что в отдельных местах феодально-клерикальным элементам удалось восстание превратить в реакционное, антирусское, феодально-монархическое движение. В это движение реакционерам удалось вовлечь только отсталую часть киргизского населения.
- Восстание 1916 г. было для киргизского народа школой политического воспитания. Оно раскрыло предательство манапов и баев и показало киргизскому народу, что он сможет добиться освобождения от гнета и эксплуатации только в тесном союзе и под руководством русского революционного пролетариата. Это освобождение принесла киргизскому народу победоносная Великая Октябрьская социалистическая революция.
Содоклад от Туркменской ССР представил член-корреспондент республиканской Академии Наук доктор исторических наук Овля Кулиевич Кулиев (стр.320-328). Туркменскому историку было значительно легче, чем казахским и киргизским коллегам: изданный в 1947 году сборник документов «Восстание 1916 года в Туркмении» был издан без указания составителей и авторов комментариев и, как «безымянный труд» не был «репрессирован». Так что О.К. Кулиев имел надежный источник фактов. И все же и этот маститый ученый начинает с… признания собственных заблуждений. Заключались они в том, что членкор не заметил среди «народных выступлений» эпизоды, носившие «антирусский характер», причем указал ему на эту ошибку московский историк Ю. Тарасов, о котором мы еще упомянем. После этого признания д.и.н. О.К. Кулиев подробно изложил ход событий в Закаспийской области, постоянно ссылаясь на документы из вышеназванного сборника и на другие архивные источники, чем принципиально отличился от других содокладчиков. Еще одно отличие — упоминание о протестных выступлениях рабочих, направленных на различные объекты. Об инициативе генерала А.Н. Куропаткина посылать туркмен не на «окопные», а только на «охранную» службу докладчик не упомянул.
Главный вывод докладчика не сложен, и не является откровением: главная причина восстания туркмен — «колониальный гнет, особенно усилившийся в годы первой мировой империалистической войны». Все произошедшее было народно-освободительным движением, проявлявшимся «в различных формах от стихийного индивидуального или коллективного протеста и до открытых вооруженных выступлений». Последние, «в некоторых, преимущественно отсталых районах Туркменистана» были реакционными, что было обусловлено захватом лидерства «феодально-клерикальной знатью, тесно связанной с агентами иностранных разведок». Правда, говоря об этих «очагах реакционности» никаких документов д.и.н. О.К. Кулиев не привел.
Последним, четвертым содокладчиком был хорошо нам известный историк Павел Анисимович Ковалев из Среднеазиатского госуниверситета им. В.И. Ленина (стр. 329-337). Говорил он, естественно, о событиях в областях, населенных узбеками и таджиками.
Ссылок на архивные документы в докладе к.и.н П.А. Ковалева не было, но ленинские и сталинские цитаты он дозировано использовал. Но делает это в присущей ему манере, то есть приводит почти ничего не значащие цитаты из нескольких слов, не имеющих никакого отношения к теме доклада. Например, из какой-то работы Сталина взяты слова: «сложность и многообразие процессов живой жизни…» Как будто это банальное суждение нельзя было сказать своими словами. Правда, цитаты из работ В.И. Ленина более объемны и значительны. В частности, в статье приводится важный ленинский принцип выявления выгодополучателей политических действий: «в политике не так важно, кто отстаивает непосредственно известные взгляды. Важно то, кому выгодны эти взгляды, эти предложения, эти меры». Это, по сути, вольный перевод латинского выражения Is fecit cui prodest («ищи, кому выгодно») — классического подхода при расследовании преступлений. К сожалению, следов проявления такого подхода в докладе обнаружить не удалось.
Тем не менее, содоклад к.и.н. П.А. Ковалева в лучшую сторону отличается от трех прочих. Прежде всего тем, что докладчик критиковал, и весьма ехидно, самого к.и.н. Х.Т. Турсунова. В частности, говоря об основной концепции своего старшего коллеги, содокладчик привел такой античный образ
Мне кажется, что методологически неправильно, как это делает основной докладчик [Х.Т. Турсунов], излагать в двух различных плоскостях сначала народные прогрессивные, а затем — реакционные восстания и, таким образом, разрывать органическую ткань событий. Здесь сказывается влияние концепции И.К. Додонова о двух тенденциях во всех национальных движениях, и поэтому восстание 1916 г. получает облик Януса, одним лицом обращенного к панисламистской Турции, другим — к революционной России.
Вот так аккуратно к.и.н. П.А. Ковалев лягнул основного докладчика. В остальной части своего доклада будущий главный специалист САГУ по истории событий 1916 года изложил версию восстания в узбекских уездах Туркестана так, как мы ее знаем сегодня. Он единственный из содокладчиков упомянул роль и ферганского губернатора А.И. Гиппиуса, и генерал-губернатора А.Н. Куропаткина, и комиссии Госдумы, и даже лично А.Ф. Керенского. А вот про «немецких шпионов» и «турецких агентов» докладчик не сказал ни слова.
После этого начались выступления. Поскольку содоклада от Таджикской ССР не было, в лучших советских традициях право первым выступить было предоставлено представителю этой республики, члену-корреспонденту АН ТССР З.Ш. Раджабову (стр.339-342). Он говорил в основном о первом дне восстания, о событиях в Ходженте. Говорил подробно и без ритуальных поклонов в адрес классиков марксизма-ленинизма.
Следующее выступление участники совещания не дослушали: докладчик к.и.н. Т.Н. Колесникова настолько превысила лимит времени, установленный регламентом для выступающих, что ее попросили с трибуны (в «Материалах…» доклад опубликован в полном объеме, стр. 342-356). Но, несмотря на то, что докладчик не сказала всего задуманного, ее сообщение упоминали многие из участников дискуссии, выступавшие после этого доклада.
В самом начале доклада к.и.н. Т.Н. Колесникова высказала вполне дискуссионную идею о разделении всех эпизодов, составляющих комплекс событий, именуемых «восстание 1916», на «волнения» и «восстания». К первым докладчица предложила относить те эпизоды, где дело обошлось без кровопролития или погибли только представители коренного населения, неважно, от рук своих соседей или в результате действий карателей. А ко вторым — те инциденты, в ходе которых протестующие люди разрушали имущество, использовали огнестрельное оружие, но главный, общий признак «восстаний» заключался в том, что имело место «истребление русских, вне зависимости от пола, возраста и имущественного положения». Примечательно, что советский историк, ничтоже сумняшеся, ставила знак неравенства между жертвами среди местного, мусульманского и пришлого «русского» населения. Такой откровенный шовинистический подход не часто встречался в советских публикациях.
Но это были «цветочки», которым к.и.н. Т.Н. Колесникова уделила не более одной шестой своего доклада, большая же часть была посвящена тому, что все «восстания» были заранее инспирированы внешними агентами и панисламистами. Эта мысль была изложена в следующих выражениях:
Германские и турецкие агенты вели подрывную работу в Афганистане, Иране и Синь-Цзяне, чтобы склонить мусульман этих стран к выступлению против России. На территории Туркестана они всячески разжигали националистическо-монархические настроения феодально-буржуазных элементов, … принимали все меры к тому, чтобы разжечь вооруженное восстание против русских.
Весьма характерно, что по мере приближения к границам агитация и пропаганда панисламистов становилась наиболее интенсивной и откровенно призывала к беспощадному истреблению русских. Панисламисты Туркестана … решили поднять народ на восстание, в твердой уверенности, что это восстание будет поддержано мусульманами всего мира.
… задолго до набора на тыловые работы в приграничных районах России, в том числе и на территории Туркестана, шла деятельная подготовка панисламистов к вооруженному восстанию. В Ташкенте о вооруженном восстании стали говорить с февраля 1916 г. Важную роль в подготовке этого восстания играли агенты иностранного империализма.
В раже разоблачения «германского следа» докладчик выявляет согласованность действий внешних врагов Российской империи и врагов внутренних, объединившихся по «национальному признаку»
Председатель Совета Министров немец Штюрмер, германофил, выполняющий безоговорочно все указания царицы-немки и Распутина — агентов германского империализма, спешно дает указание временно исполняющему обязанности туркестанского генерал-губернатора немцу Мартсону, находившемуся в Петрограде, немедленно осуществить распоряжение царя. Мартсон 28 июня телеграфирует об этом своему заместителю Ерофееву, требуя немедленного исполнения. Штюрмер в этот же день дает телеграмму Ерофееву о немедленном исполнении указа, в то время как он должен был еще до этого согласовать вопрос с военным министром и совместно с ним выработать правила набора. Этого сделано не было.
Ну и дальше в том же стиле…
В Семиречье должностные лица и манапы начали подготовку к вооруженному восстанию только после того, как узнали о наборе. Чрезвычайно подозрительно поведение военного губернатора Семиречья немца Фольбаума, который окружил себя манапами и все время посылал успокоительные телеграммы в Ташкент. Его последняя телеграмма обрывалась на слове «все спо…»: телеграфист был убит и провода оборваны.
При этом, докладчик решила не упоминать, что Семиреченский губернатор М.А. Фольбаум, организовал такую масштабную и разрушительную карательную операцию против повстанцев в Семиречье, которая серьезно подорвала снабжение фронта не только рабочими руками, но и ездовыми лошадьми, мясом, медицинским опиумом и другими, столь необходимыми для действующей армии продуктами хозяйственной деятельности. Не упомянула она и о еще одном русском немце — генерал-лейтенант А.И. Гиппиусе, который, напротив, нашел и реализовал метод бескровного успокоения протестующих.
В общем, если бы к.и.н. Т.Н. Колесникова оказалась в Ташкенте в 1916 году, то ее с распростертыми объятиями приняли бы на работу жандармом в Охранное Отделение МВД Российской Империи. В этом нет оснований сомневаться, потому что весь ее доклад, вдвое превысивший по объему каждый из содокладов, практически на 100 % соответствовал тем позициям и взглядам, которые были присущи большей части туркестанских жандармов во главе с полковником М.Н. Волковым.
Следующим выступал представитель Ташкентского юридического института к.и.н И.М. Мавляни (стр. 356-361). Сотрудник юридического института обосновывает свои взгляды не столько документами, сколько логическими построениями. Например, тезис о том, что восстание следует считать «антифеодальным», докладчик доказывает следующими рассуждениями
По-моему, восстание 1916 г. в Узбекистане было и антифеодальным. Это видно из того, что восставший трудовой народ выступал не только против колониальной политики царизма, против империализма, против первой империалистической войны, против колонизаторов, но он также выступал и против местных угнетателей-феодалов, баев. Восставший народ, особенно в Ферганской долине, убивал мингбаши, аксакалов, юзбаши, илликбаши и др. Для какого строя и для каких классов характерны эти административные должности — для феодализма или для капитализма? Нет никакого сомнения, что они характерны для феодального строя. Стало быть, борьба восставшего народа против мингбаши, аксакалов и других является борьбой против феодалов.
Возражающие против этого положения товарищи говорят, что мингбаши, аксакалы и другие феодалы являются ставленниками царского самодержавия. Да, действительно они являлись ставленниками царского самодержавия, но царизм ставил этих феодалов у власти на местах для того, чтобы сохранить на окраинах патриархально-феодальный гнет, для того, чтобы держать массы в рабстве и невежестве в интересах русских колонизаторов и местных феодалов.
Следовательно, борьба народов против этих ставленников царизма являлась борьбой не только против царизма, но и против местных феодалов.
Значительную часть своего доклада к.и.н И.М. Мавляни посвятил демонстрации внутренних противоречий в высказываниях Х.Т. Турсунова и П.А. Ковалева о том, как следует характеризовать Джизакское восстание «прогрессивным» или «реакционным». То есть проблеме «двуликого Януса», как выразился сам к.и.н. П.А. Ковалев в своем докладе. История тех событий, изложенная к.и.н. Х.Т. Турсуновым в 1954 году на Объединенной сессии, стала официальной на все последующие годы и доминирует сегодня — 66 лет спустя. При этом нужно отметить, что все противоречия, выявленные И.М. Мавляни, и в самом деле присутствуют, но относятся не к самому докладу П.А. Ковалева, а к его диссертационной работе «Мобилизация на тыловые работы населения Туркестана и восстания 1916 года» и к опубликованным тезисам. В содокладе, опубликованном в «Материалах…» никаких противоречий нет. Из этого следует вывод, что в диссертации П.А. Ковалев следовал концепции «реакционных очагов в национально-освободительном восстании», но получив степень кандидата наук, к 1954 году не только от этой концепции отказался, но и позволил себе высказываться о ней иронически. А вот Х.Т. Турсунов, судя по установочному докладу, остался на прежних позициях.
Следующим выступал не историк, а «участник восстания» — ташкентский рабочий-путеец Р.Б. Икрамов, за годы Советской власти поднявшийся до должности директора трамвайно-троллейбусного парка. В его рассказе не было ничего сенсационного. Удивительно другое, что такое выступление было единственным, хотя в 1954 году были живы многие сотни очевидцев «туркестанского восстания». Но, видно, их воспоминания плохо ложились в русло академических теорий. Как иначе объяснить, что об огромном материале, собранном в январе 1953 года студентами-историками Киргизского государственного университета во время экспедиции по всем регионом Киргизии, не совещании ни разу не упомянули?
После короткого выступления Р.Б. Икрамова было очень примечательное выступления сотрудника Высшей партийной школы при ЦК КПСС, к.и.н. А.Ф. Якунина. Можно не сомневаться, что это выступление ждали с нетерпением и слушали, затаив дыхание: ведь это был «голос Москвы», где в это время шли совершенно фантастические перемены, там шла десталинизация.
И московский гость вполне внятно продемонстрировал суть этих перемен. Прежде всего, он положительно отозвался о докладе П.А. Ковалева как о «наиболее всестороннем», а про выступление Т.Н. Колесниковой сказал, что он «совершенно не понимает», как среди историков Советского Союза еще есть такие, которые могут считать восстание 1916 года реакционным».
Это были серьезные посылы. Поставив содокладчика выше автора установочного доклада — директора института и бывшего партийного функционера, во-первых, показал в какую сторону дуют новые ветры, а во-вторых, полагаю, дал очень надежную защиту Павлу Анисимовичу от возможных гонений и нареканий.
Ну и кроме того, в этом выступлении представитель ВПШ при ЦК КПСС задал участникам сессии несколько риторических вопросов и дал на них ответы, в корне не совпадающими и положениями большинства выступавших представителей среднеазиатской исторической науки
Почему Семиречье было крупным центром восстания? Потому, что Семиречье было районом усиленной колонизации, особенно с начала XX века. Царским правительством проектировалось в 1915 г. выселение всех казахов и киргизов в Восточный Туркестан, и эта политика вытеснения казахов и киргизов в пустыни осуществлялась.
Обратим внимание, докладчик говорит, что выселение проектировалось в 1915 году, то есть до «реквизиции» и независимо от «восстания». Это не ошибка и не опечатка, это подтвержденный документами исторический факт. Отсюда, учитывая античный принцип «Ищи кому выгодно…», подтвержденный В.И. Лениным, один шаг до ответа на вопрос об причинах и инициаторе «восстания» в Семиречье.
Далее к.и.н. А.Ф. Якунин обрушивается на основного докладчика и, не называя имени, содокладчицу от Киргизии к.и.н. А.Г. Зимма
В докладах, и особенно в основном докладе X.Т. Турсунова, межнациональная резня в Семиречье обрисована таким образом, что это дело рук только панисламистов. Разрешите с этим не согласиться. Конечно, панисламисты разжигали межнациональную рознь, сеяли ненависть к русскому населению, но почему Вы ничего не говорите о шовинистической политике царской администрации, почему не говорите о Куропаткине, который натравливал русских крестьян и кулаков на казахов и киргизов, на узбеков, дунган, уйгур и т.д.?
Царизм и феодально-клерикальные элементы были заинтересованы в разжигании межнациональной розни и старались разжечь ее, и нельзя рисовать дело таким образом, будто бы эту резню начали киргизы, казахи и т. д. Это не так. Достаточно вспомнить Беловодское дело, когда царские власти уничтожили 500 человек пленных казахов и киргизов в городском саду под звуки оркестра.
Известно и другое дело, когда группу повстанцев в количестве 200 человек под конвоем повели в гор. Верный и по дороге сбросили в пропасть.
Я не согласен с изображением на этой карте восстания в Семиречье, как реакционного восстания. Зачем нужно опорочивать крестьянское национально-освободительное движение угнетенных казахов и киргизов, если сами докладчики заявляют, что панисламисты не нашли здесь поддержки в массах, что массы были далеки от мысли об отделении Казахстана и Туркестана от России. Раз массы не поддержали панисламистов и феодально-клерикальные элементы, — значит, массы преследовали свои цели в восстании.
Нужно знать хорошо документы, чтобы судить о восстании.
Вот такой осведомленный человек прибыл из Москвы. Причем, обратим внимание, что упоминание об убийстве киргизов в Пишпекском «городском саду под звуки оркестра«, ничто иное как откровенное свидетельство знакомства докладчика с «Показаниями…» Г.И. Бройдо, который к моменту проведения объединенной сессии уже был амнистирован, но не реабилитирован.
Наверно, не стоит удивляться, что ни одного упоминания о классиках марксизма-ленинизма, ничего не знавших о Туркестане и событиях 1916 года, в докладе вовсе нет. Так что этот доклад — историческое событие, один из первых сигналов оттепели в Средней Азии.
Следующий докладчик — коллега П.А. Ковалева по САГУ им. В.И. Ленина к.и.н. А.П. Савицкий, скорее всего, быстро сообразил куда дует ветер и в своем докладе несколько раз одобрительно упомянул коллегу, получившего одобрение представителя из Москвы. Но после этих знаков докладчик начинает спорить не столько с к.и.н. Х.Т. Турсуновым, сколько с содокладчиком от Узбекистана, настаивая на том, что инциденты, произошедшие в Пржевальском уезде, — это «реакционный очаг».
Поэтому главный тезис выступления к.и.н. А.П. Савицкого прост и короток:
Таким образом, попытки дать общую оценку событиям 1916 г. В Средней Азии и Казахстане должны быть решительным образом осуждены и отброшены. В 1916 г. произошли совершенно различные по своему характеру события, и изучение их должно вестись без приукрашивания и затушевывания. И, конечно, не следует преувеличивать их исторического и революционного значения.
Есть в докладе и одна цитата, принадлежащая В.И.Ленину, которая не столько относится к теме Объединенной сессии, сколько к дискуссиям, ведущимся в России в настоящее время. Докладчик отмечает
В. И. Ленин явился творцом учения о братской дружбе трудящихся всех наций. Идею самоопределения народов Ленин подчинял интересам революционной борьбы пролетариата. В январе 1917 г., кстати, уже после туркестанских событий 1916 г., В. И. Ленин в письме к Инессе Арманд писал: «Немцы составляют лагеря по нациям и всеми силами откалывают их от России; украинцам подослали ловких лекторов из Галиции. Результаты? Только-де 2000 были за «самостийность» самостоятельность в смысле более автономии, чем сепарации) после месячных усилий агитаторов!! Остальные-де впадали в ярость при мысли об отделении от России и переходе к немцам или австрийцам.
Факт знаменательный! Не верить нельзя. 27 000 — число большое. Год — срок большой. Условия для галицийской пропаганды — архиблагоприятные. И все же близость к великоруссам брала верх! Отсюда не вытекает, конечно, нимало неверность «свободы отделения». Напротив. Но отсюда вытекает, что авось от «австрийского типа» развития судьба Россию избавит».
Но из этой ленинской цитаты докладчик делает совершенно неожиданный переход
Подобно тому, как в лагерях, о которых писал Ленин, не увенчалась успехом австрийская пропаганда, также рухнули и попытки германо-турецкой агентуры разжечь антирусское движение в Туркестане.
Так что все реверансы в адрес к.и.н. П.А. Ковалева, с которых к.и.н. А.П. Савицкий начал свое выступление, были не более чем «алаверды» на слова представителя ВПШ при ЦК КПСС, а по сути собственных взглядов выступающий недалеко ушел от к.и.н. Т.Н. Колесниковой.
Следующее выступление сделал человек, имя которого тогда мало что говорило участникам, но который через 7 лет стал самым известным специалистом по «восстанию 1916 года в Средней Азии и Казахстане» — сотрудник Институт истории АН СССР, к.и.н. А.В. Пясковский. Это еще один, как говорили в 20-е годы «центровик», то есть представитель центральных органов СССР, прибывший «помочь разобраться в сложном вопросе» товарищам на периферии. Поэтому он вполне мог позволить себе спорить даже с сотрудником из высшего партийного учебного заведения А.Ф. Якуниным. И будущий редактор фундаментального сборника документов А.В. Пясковский вступил в спор именно с ним, а не с ташкентскими кандидатами исторических наук П.А. Ковалевым или Х.Т. Турсуновым.
Но сначала выступающий представитель АН СССР громит Т.Н. Колесникову и солидарного с нею историка из Туркмении Ю.М. Тарасова, который незадолго до этого опубликовал свою работу, но не смог выступить на Объединенной сессии. Речь к.и.н. А.В. Пясковского была эффектной, а критика — зубодробительной
На прошлогоднем совещании историков в Ашхабаде, посвященном вопросу о характере восстания 1916 г. в Туркмении, один из выступавших (Ю.М. Тарасов) в течение продолжительного времени приводил выдержки из различных архивных документов: там прошел германский шпион, здесь видели турецкого эмиссара; там действовала какая-то шайка, банда, здесь орудовала иностранная агентура и т. п. Словом, всюду оказались у него лишь банды, шайки, шпионы, агенты, иностранные эмиссары, диверсанты, провокаторы и т. д. и т. п.
Но за этими отдельными деревьями он не увидел леса — не увидел туркменского народа, не увидел трудящихся масс, классовой борьбы, не увидел тех процессов, которые совершались в это время в среде туркменского народа. Я тогда же сказал ему на совещании, что он не владеет методами исторического исследования и не умеет применять марксиско-ленинскую методологию.
В самом деле, уже не говоря о том, что к царским источникам нужно подходить критически, ибо царские власти склонны были видеть во время мировой войны всюду лишь происки иностранной агентуры, видеть в каждом «подозрительном» человеке германо-турецкого шпиона, а в каждой группе вооруженных крестьян шайку или банду, — не говоря уже обо всем этом: разве можно на основании лишь случайных, надерганных сведений о шпионах во время восстания 1916 г. давать оценку характера этого крупного восстания в Средней Азии и Казахстане?
Подразумевалось, что все сказанное в адрес Ю.М. Тарасова, относится и к прозвучавшему чуть ранее выступлению к.и.н. Т.Н. Колесниковой, которую А.В. Пясковский уличил в «нехитром маневре», выразившемся в разделении эпизодов на «выступления» и «восстания». По мнению выступающего это разделение было сделано для того, чтобы все «восстания» объявить «реакционными» и инспирированными заграничными агентами. «Однако эти товарищи не введут нас в заблуждение», — восклицает докладчик.
После этого обвинения в непрофессионализме коллег «справа», к.и.н. А.В. Пясковский поворачивается налево. И тут же… начинает повторять все вроде бы только что им же отброшенные тезисы Ю.М. Тарасова и Т.Н. Колесниковой, как будто они все-таки «ввели его в заблуждения».
Вот, если с этой, единственно правильной, марксистско-ленинской точки зрения посмотреть на характер движения на юге Семиречья или в некоторых волостях Джизакского уезда или в тому подобных очагах восстания, — то мы придем к несомненному выводу, что в этих ограниченных, в общем незначительных, очагах движения восстание носило ярко выраженный реакционный характер.
В самом деле, каковы были результаты движения, с точки зрения интересов развития общереволюционного движения, в вышеуказанных очагах восстания (т. е. на юге Семиречья, в Джизаке и т. п. районах)?
Для примера возьмем наиболее обширный реакционный очаг восстания — на юге Семиреченской области, охвативший Токмакский участок и некоторые так называемые Загорные волости Пишпекского уезда, значительную часть волостей Пржевальского уезда и южную часть Джаркентского уезда. Здесь руководство восстанием народных масс удалось захватить представителям феодально-родовой верхушки киргизских племен Сарыбагыш и Бугу, на юге же Джаркентского уезда —представителям феодально-родовой верхушки казахского рода Атбан, превратившим в отдельных очагах это восстание в реакционное, антирусское, феодально-монархическое, феодально-националистическое движение.
Недовольство и озлобление киргизских и казахских народных масс против царского самодержавия (в частности, против переселенческой политики царизма, лишавшего киргизские и казахские массы лучших и уже обжитых земель) было использовано в этих районах феодально-манапскими элементами в своих классовых интересах.
Многие данные указывают на причастность к этому реакционному восстанию на юге Семиречья германо-турецкой агентуры и на связь главарей восстания с этой агентурой. Сам главарь и инициатор реакционного восстания на юге Семиречья крупнейший манап Мокуш Шабданов, провозглашенный ханом племени Сарыбагыш (ханом племени Бугу был провозглашен другой крупный манап Батырхан Ногаев), в начале 1916 г. побывал в Турции (в Мекке и Константинополе), где, видимо, и получил соответствующие указания и инструкции в отношении организации реакционного восстания. У Мокуша Шабданова во время восстания «гостил» какой-то переодетый турецкий генерал и т. д.
При внимательном прочтении эти рассуждения мало чем отличаются от шовинистических заявлений к.и.н. Т.Н. Колесниковой. Это впечатление особенно укрепляется, когда представитель академической науки к.и.н. А.В. Пясковский опускается до аргументации своих выкладок откровенными провокационными сплетнями насчет «гостящих турецких генералов», на производстве которых специализировалось Охранное отделение.
Суммируя все сказанное будущим главным редактором фундаментального сборника «Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане», приходишь к выводу, что его взгляды, сформулированные в выступлении на Объединенной сессии, были точно таким же «Двуликим Янусом», какими были и взгляды основного докладчика Х.Т. Турсунова. Это совпадение настолько полное, что наводит на мысль о предварительном согласовании позиций. Поэтому вряд ли стоит удивляться, что через несколько лет оба эти историка, уже в статусе докторов исторических наук, выпустили монографии, где во всех основных чертах повторили то, что было заявлено ими в 1954 году, когда вся наука еще была пропитана сталинщиной, то есть базировалось на самом вульгарном (читай — антиленинском) понимании исторического материализма и диалектики национально-освободительной борьбы. До поиска ответа на вопрос «Кому выгодно?» оба докладчика так и не доросли. А потому и главный вопрос Объединенной сессии «о характере восстания» остался без внятного и убедительно аргументированного ответа.
После выступления А.В. Пясковского выступил представитель Сталинабадского педагогического института О.М. Маджлисов, который во всем согласился с Х.Т. Турсуновым и А.В. Пясковским и подтвердил их правоту подробным рассказом о том, какой отзвук получили туркестанские события 1916 года в Бухарском эмирате.
После этого слово было предоставлено еще одному научному «тяжеловесу» — действительному члену АН Казахской ССР д.и.н. С.Н. Покровскому. Маститый историк по наиболее острым вопросам поддерживает взгляды к.и.н. А.Ф. Якунина, мягко критиковал Х.Т. Турсунова и категорически отверг идеи историков Т.Н. Колесниковой, Ю.М. Тарасова и А.П. Савицкого. В частности, академик не согласился с предложением «не преувеличивать» значение восстания. По этому поводу он высказался в прямо противоположном смысле
Восстание 1916 г. нужно рассматривать не только как крупнейшее событие в истории народов Средней Азии и Казахстана, но и как важное событие в истории всей России в ее предреволюционный период. Нужно отказаться, наконец, от проявляющейся в исторической литературе тенденции локализировать и даже провинциализировать это событие.
Это предложение д.и.н. С.Н. Покровского могло стать серьезным сигналом для научного сообщества, но, увы, не стало таковым, а потому о роли Петрограда в туркестанских событиях как не говорили до 1954 года, так и продолжали молчать и после Объединенной сессии. Еще одно важное замечание в этом выступлении касалось выявления причин антирусских проявлений, на которых было сосредоточено внимание многих выступавших. Докладчик напомнил своим коллегам банальную истину
В тех районах, где реакционным, феодально-байским элементам удавалось взять в свои руки руководство восстанием, они действительно разжигали межнациональную рознь и под реакционными лозунгами ислама натравляли отсталые слои населения на русских крестьян. Так было, например, в отдельных южных районах Семиречья, где было сожжено много русских поселков и пострадало мирное русское население.
Царская администрация, со своей стороны, также всячески разжигала межнациональную рознь, давая прямые указания о массовом истреблении коренного — населения, не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков.
После этого докладчик привел примеры такого «разжигания» межнациональной розни со стороны губернатора М.А. Фольбаума, но аналогичных примеров действий «феодально-байских элементов» не прозвучало. Но тем не менее это дало основание д.и.н. С.Н. Покровскому задать два риторических вопроса и ответить на них категорически
Можно ли за провокационные и палаческие действия иностранных агентов, изуверствующих мулл и царских сатрапов делать ответственными русские, узбекские, казахские, киргизские, таджикские, туркменские народные массы? — Разумеется, нельзя.
О каких «иностранных агентах» вопрошал докладчик не вполне ясно, но в остальном вопрос поставлен верно и ответ тоже не вызывает сомнений. А вот со вторым риторическим вопросом, заданным докладчиком, дело сложнее
Можно ли в фактах разжигания эксплуататорскими классами и их агентами межнациональной розни видеть главное в событиях 1916 г. в Средней Азии и Казахстане? — Разумеется, нельзя.
Если признать, что «эксплуататорские классы» сознательно разожгли межнациональную рознь, то все оценки, включая характер восстания, приобретают совсем другое значение. Но докладчик так не считал, или, во всяком случае, ничего подобного не сказал.
Действительного члена АН Казахской республики на трибуне сменил К.Е. Житов — академик Узбекской академии. Этот ученый с ходу бросился перечислять ошибки всех докладчиков, не забывая регулярно поминать «корифея всех наук». Насчитав 6 ошибок, в том числе и те, которые допустил он сам, докладчик в целом поддержал концепцию «национально-освободительного характера восстания с реакционными очагами».
Чтобы не создавать впечатления засилья русских историков (а таковыми являлись две трети выступавших) под занавес дали выступить историку из Самаркандского института советской торговли, М. Абулкасимов, который скромно рассказал о событиях в одном из «реакционных очагов» — Джизакском уезде и о захватившем руководство восстанием «реакционере» Абдурахмане Дживачи, и даже привел перевод поэтического обращения последнего к своим единомышленникам, начинающееся словами «О миндаль, растущий в горах, о люди, собравшиеся на базаре…»
Ну и самым последним в «Материалах…» опубликовано сообщение антигероя Объединенной сессии и.о. старшего научного сотрудника Ю.М. Тарасова, чьи ошибочные идеи резко критиковала половина выступавших ученых, хотя он сам не смог прибыть в Ташкент. В публикуемом сообщении, направленном в редакционную комиссию, туркменский ученый не отказывался от своих взглядов, а напротив, нападал на своих критиков, а потому завершил свое послание в редакционную коллегию следующим заявлением:
Все вожди вооруженных восстаний в Туркмении 1916 г. являлись врагами как туркменского, так и русского народа.
Историки (О. Кулиев, А. В Пясковский и другие), использующие все средства, вплоть до фальсификации, для доказательства своих неверных взглядов, приносят вред исторической науке.
Эти ярлыки еще совсем недавно могли стать приговором. Но времена изменились, и редакционная коллегия включила их в «Материалы…», не опасаясь кому-то навредить.
Итоги проделанной работы в Заключительном слове подвел все тот же к.и.н. Х.Т. Турсунов. Ничего нового он не сказал, но призвал всех участников продолжить исследование данной важной темы, чем и занялся на пару со своим единомышленником к.и.н. А.В. Пясковским. Всех прочих участников Объединенной сессии эта парочка к теме «восстания 1916 года» в дальнейшем близко не подпускала.
Взгляд из XXI века
Те, кто прочел данный обзор, могут подумать, что автор, то есть я, — крайне критически, без уважения и даже пренебрежительно оценивает работу целой плеяды крупных советских ученых. Это категорически не соответствует моему истинному отношению к этим людям, к их работе и, в частности, к публикуемым «Материалам…» На самом деле я оцениваю этот, по сути, стенографический отчет о работе научной сессии как потрясающе интересный и, что очень важно, — объективный документ эпохи.
При поверхностном взгляде, складывается впечатление, что на сессии состоялся откровенный ученый разговор, на важнейшую и недостаточно изученную тему. В ходе обсуждения были открыто и безбоязненно высказаны самые разные, вплоть до диаметрально противоположных, взгляды на один и тот же предмет. Иногда возникает впечатление, что взаимная критика приверженцев различных взглядов сейчас перерастет в обвинения и обернется доносами. Но мы ведь знаем, что уже наступили «вегетарианские времена» и никому из участников ничего не угрожает.
Это ощущение безопасности, которым медленно и в разной степени проникались все участники, включая тех, кто еще был пропитан «сталинщиной», выливается в заинтересованную, яркую и бурную дискуссию. Все участники говорят об одном и том же, прекрасно понимают друг друга, оперируют одними и теми же понятиями и источниками, но при этом каждый выражает свое мнение по заданной теме, говорит искренне, стараясь убедить коллег в своей правоте.
К сожалению, сейчас подобные дискуссии на научных совещаниях — редкость. В нынешней реальности ученые редко спорят. В основном каждый касается своей узенькой темы, которая мало интересует всех остальных. Поэтому любителям разговоров про «табу», якобы наложенное на тему восстания 1916 года в СССР, хочется сказать: вот бы сейчас, во времена полного отсутствия всяких запретов, услышать такие горячие и живые речи, какие были в 1954 году, во времена «советского табу».
На наш взгляд именно этот аспект публикуемых материалов является важнейшим.
Но, конечно же, далеко не все было так благостно. Табу имело место в отношении имен многих замечательных людей и некоторых интересных идей. В частности, о работах и личностях Г.И. Бройдо и Т.Р. Рыскулова не было сказано ни слова, и уж тем более не рассматривалась их «теория провокации».
Ну а что касается главного вопроса о «характере восстания 1916 года», то на наш взгляд, все участники заблуждались, во всяком случае, — в части событий в Семиречье. Причем, увы, большинство из профессиональных историков «заблуждались» вполне сознательно, потому что каждый из этих ученых знал, что еще живы, не один товарищ Р.Б. Икрамов, а сотни прямых участников этих событий. Но ни одной ссылки на экспедиции и опросы этих «участников восстания» в выступлениях не было.
Нет никаких сомнений, что все собравшиеся были несвободны в выборе точек зрения на суть и подоплеку событий, произошедших в 1916 году. Сегодня нам известно, что в архивах остались лежать неизученными тысячи документов, касающихся этих событий и проливающих свет правды на те вопросы, на которые докладчики давали «гадательные» ответы. Участники совещания ставили «телегу с ярлыками» впереди «лошади» фактов и документов. Негативные последствия такой перестановки проявились и через 5 лет, когда под редакцией А.В. Пясковского был подготовлен сборник документов «Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане». Работа над этим сборником велась в заранее проложенной колее, соответственно и документы подбирались тенденциозно. Сессия, предложив «единственно верную» концепцию, на многие десятилетия убила свободное осмысление событий. То есть нанесла вред исторической науке.
Как говорится, «жаль, что нас там не было, мы бы им глаза открыли, мы бы показали, кто во всем виноват…» Но нас там не было, а история не знает сослагательного наклонения.
Но зато мы имеем возможность сказать свое слово сегодня. А всем участникам Объединенной научной сессии — наша память и благодарность. Даже тем, кто был категорически не прав…
Еще:
1916: МОНОГРАФИИ И СБОРНИКИ СТАТЕЙ
