ДЕНЬ ЗА ДНЕМ. Ровно 100 лет назад в Туркестане. Сегодня день 59 от начала описания — 11 сентября по новому стилю и 29 августа по старому стилю, использовавшемуся в 1916 году. Только на основе документов.
В нескольких областях Туркестана и рядом — серьезные проблемы, но царя информируют только о киргизском восстании — почему?
ЛЕТОПИСЬ Туркестанской Смуты
Дата: 29 августа 1916 года, понедельник
Место действия: Туркестанский край
В обзоре за 28 августа приведен очень важный и ранее не цитируемый историками документ: «Записка о причинах и районах восстания киргизов в Семиреченской области Туркестанского края». Эту «Записку…» 28 августа 1916 года прочитал царь Николай II . Документ был составлен военным министром Д.С.Шуваевым 26 августа и, как следует из названия, должен был дать императору представление о происходящем в то время только в Семиречье, а не во всем Туркестане. Из текста документа можно сделать однозначное заключение, что «восстание киргизов в Семиреченской области» на дату написания документа представляет собой серьезную угрозу и продолжает разрастаться.
На самом же деле, как следует из документов, подготовленных в те же дни семиреченскими военными администраторами и командирами отрядов (см. обзоры за 23-25 августа), действовавшими на территории области, уже к 22 августа там полностью исчезла какая-либо угроза русским поселкам, во всех бывших «очагах восстания» безраздельно правили карательные отряды. Терроризируемые ими киргизы огромными массами бежали в пустынные и труднодоступные районы в надежде спрятаться от карателей за пределами территории России. И все это было известно как областной, так и краевой администрациям.
Последний всплеск активности киргизов произошел 29 августа, но не в самой Семиреченской области, а в Аулие-Атинском уезде Сырдарьинской области, в районе, пограничном с Пишпекским уездом. Но это был краткосрочный, мгновенно подавленный, эпизод.
При этом буквально в те же дни стало очевидным, что кочевые и оседлые туркмены, проживавшие на территории Закаспийской области, решались на открытое сопротивление набору туземцев на тыловые работы. К 29 августа в Красноводском уезде уже произошло несколько вооруженных нападений на отряды русских войск, были убиты русские солдаты. А главное, — что также было известно русским властям, — туркмены реально неплохо вооружились. Причем вооружились туркменские дехкане, в отличие от сарыбагышей братьев Шабдановых, не сомнительного происхождения берданками из «транспорта с оружием», а трехлинейками Мосина и даже английскими карабинами, хотя и берданки у них тоже были. Но главное, что туркмены, вооруженные этими ружьями, с первых стычек стали наносить урон русским войскам, в то время как в документах о столкновениях казаков и киргизскими «скопищами» постоянно (до навязчивости) присутствуют упоминания об имеющихся у киргизов ружьях и перестрелках, но при этом сообщения об убитых ружейным огнем со стороны русских встречаются крайне редко. Единственное исключение — разгром 12-13 августа отряда Величкина-Киселева в ущелье Большой Кебени (см. обзор за 22 августа).
Ниже в этом обзоре приведены документы, подтверждающие уровень сокрытия и искажения реального положения дел в Туркестанском крае в той информации, которую представляли царедворцы на верхние уровни власти. Зачем это было сделано, и почему ситуацию в Семиречье туркестанская администрация и, с её подачи, военное ведомство интерпретировали именно в таком ракурсе, каждый может решать сам.
Дата: 29 августа 1916 года, понедельник
Место действия: Закаспийская область, Красноводский уезд
В рапорте и.д. начальника Закаспийской области генерал-майора Н.К.Калмакова, представленном им в штаб Туркестанского военного округа в конце ноября 1916 года (документ № 314 Сборника 1960 г.), дана посуточная хроника событий в области в период с июля по ноябрь 1916 г. В частности, о ситуации, сложившейся уже к 20 августа в одном из очагов сопротивления набору в Красноводском районе, в этом документе сообщается
Командиром 30-й пограничной бригады 19 августа была получена с Атрекской линии телеграмма, что положение обоих отрядов критическое, нет возможности держать сообщение с постами, каждый разъезд подвергается обстрелу, по границе громадные скопища мятежников. В Яглы-Олумском отряде убит 1, в Чаатлинском, по сведениям Таш‑Кули,— 3, почта не получена.
Подполковник Иванов сообщает, что убитому пограничнику Олимпиеву туркмены выкололи глаза и нанесли холодным оружием две глубоких раны в голову. Вандаеву почти совсем отрубили голову.
Комиссар Михайлов 20 того же месяца телеграфировал, что, по сведениям разведчиков, в гокланскую степь приезжает много наших атрекских иомудов скупать оружие и лошадей и уговаривают присоединиться к бунтовщикам, ведется панмусульманская пропаганда, хан племени Дуеджи персидско-подданный Хамир Шахи-хан с аксакалами поехал к буджнурдскому хану просить оружия и помощи для восставших.
О том, насколько серьезно в последнюю декаду августа воспринималось военной администрацией Закаспийской области сопротивление набору нескольких туркменских родов Красноводского района, свидетельствуют следующие абзацы того же рапорта и.д. областного начальника (документ № 314 Сборника 1960 г.)
23 августа в Кара-Кала мною получено донесение от красноводского уездного начальника и начальника Чикишлярского гарнизона о необходимости оставить в Курбан-Казе 50 человек при пулемете от роты для защиты от нападения мятежников, периодически появляющихся со стороны Персии, до 300 конных, хорошо вооруженных, в местности Курбан-Каз и Караташ.
Я приказал стремиться не дробить целые части до прихода роты, стремиться к возвращению мирных жителей аула Курбан-Каз, действовать по серьезном обсуждении обстоятельств и, если окажется необходимым оставить от роты 1 взвод в Курбан-Казе, то оставить.
24 августа комиссар Михайлов донес, что слух о возвращении в степь Джунейт-хана из Афганистана не подтвердился. Начальник Красноводского уезда из Чикишляра 24 августа донес мне в Кара-Кала, что наступления на Чикишляр не было; около 400 конных туркмен, заняв пограничную полосу Курбан-Каз — Караташ со стороны Персии, открывают огонь по нашим разъездам и разведчикам. По донесению командира Яглы-Олумского отряда, иомуды начинают беспокоить по его линии астрабадский телеграф, но по восстановлении его, не трогая производителей починок, вновь портят. Необходима конная охрана его.
Комиссар Михайлов 30 августа донес, что все чемуры и частью чарва перешли в Персию и твердо стоят на решении не давать рабочих, уговору посланных аксакалов не поддаются, ехать на русскую территорию по вызову администрации боятся. Персидские туркмены спокойны, проволоку режут джафарбайцы — старшины Аман Караджи племени Кем, что видел разведчик комиссара в 8-ми верстах от поста Курбан-Каз, который едва спасся живым.
Того же числа тот же комиссар донес, что зачинщики беспорядков среди джафарбайцев были Аманарчин, Таиртумач, Марьякизил, Аликалта, Сатемир, из них первый является главным руководителем, второй убил солдата, третий имеет солдатское ружье, двое последних — солдатских лошадей — все они находятся в местности Алтынтакмак и Каладжик близ Гюмиш-Тепе.
…
Подполковник Иванов рапортом от 30 августа донес, что 25 августа он с 2-мя ротами выступил из Чикишляра в Чаатлы, куда и прибыл 29 августа.
По дороге никаких столкновений с иомудами не произошло. Были осмотрены аулы джафарбайцев Курбан-Каз, Чеколюн, Джанейт, Аджайби Кукурчек, в которых оказались оставленными большая часть кибиток и громоздкие вещи, туземцев же нигде не оказалось. Около аула Джанейт войска расположились на отдых, на окружающих буграх были замечены одиночные всадники, а иногда и кучки, которые скрылись, как только были высланы разъезды.
На привал явились старшины и 3 аксакала от племени Ак-Атабай аулов Караташ и Инча-Бурун, расположенных вблизи р. Атрек, недалеко от пограничных постов Караташ и Чаатлы, которые заявили, что они приехали встретить русское войско, что они ничего общего не имеют с мятежниками и всегда готовы помочь русскому войску, и ручаются, что во время следования русских войск по персидской территории между Караташем и Чаатлы никаких враждебных выступлений со стороны туземцев не будет.
Захватив с собою старшин и аксакалов, полковник Иванов двинулся дальше. Подъезжая 29 августа к аулу, состоящему из 100 кибиток племени атабайцев, представители этого аула вышли навстречу подполковнику Иванову с хлебом и солью и заявлением о всегдашней своей покорности, но в ауле видно было много оседланных лошадей, из чего можно было заключить, что жители аула решили бежать.
Еще более жестко излагаются августовские события в донесении, посланном в Департамент полиции 24 августа 1916 года закаспийским коллегой ротмистра В.Ф.Железнякова — заведующим Асхабадского розыскного пункта бароном А.А.фон Фирксом (документ № 286 Сборника 1960 г.)
Хотя составление списков идет успешно и по окончании отсрочки 15 сентября можно надеяться, что набор будет осуществлен в Асхабадском, Мервском, Тедженском уездах без активных выступлений туркмен, тем не менее, область не гарантирована от эксцессов отдельных лиц.
Кроме того, за последнее время стали поступать агентурные сведения из разных источников, что часть туркмен Мервского уезда, проживающая в пограничной полосе с Афганистаном, вошла, будто бы в сношения с афганскими пограничными властями для выяснения взгляда афганского правительства на случай перехода некоторых племен в афганское подданство во избежание набора.
Кроме того, кочевые иомуды Красноводского уезда, трудно поддающиеся вообще всякой регистрации, по тем же агентурным сведениям, уходят подальше в пески и горы; часть из них, двуданники, перекочевывают в Персию на Атрек.
16 августа сего года стали поступать тревожные вести от чикишлярского пристава, что джафарбайцы не желают составлять списки и что при выезде на место в аулы пристава с разъездом таковые были обстреляны. В наказание за обстрел начальник Красноводского уезда телеграфно отдал распоряжение приставу конфисковать имущество аула.
Когда пристав с подкреплением от пограничников вошел снова в аул, жители, оказалось, покинули его и стали группироваться, после чего произошла перестрелка; в результате пристав отступил, имея убитых.
21 августа была получена телеграмма из Чикишляра, что дело принимает серьезный оборот, иомуды наступают и группируются. 22 августа отряд войск должен был быть посажен на пароход в Красноводске для отправки в Чикишляр; кроме того, другой отряд двинулся через Кара-Кала в Персию на Атрек. По всем данным, волнение джафарбайцев будет силой успокоено и не разрастется на весь Красноводский уезд, судя по настроению иомудов, живущих вблизи Красноводска.
Суммируя изложенное, докладываю, что настроение туркмен в общем спокойное и надо думать, что набор рабочих в Закаспийской области может пройти спокойно, за исключением отдельных случаев, хотя отмена набора на Кавказе произвела огромное впечатление на туземцев, и, по агентурным сведениям, в области развивается недовольство начальником области, которому туркмены ставят теперь в вину отказ в посылке телеграммы на имя государя императора с просьбой об отмене и замене набора в первые дни после объявления высочайшего повеления, когда группа туркмен в 60 чел. явилась на прием в канцелярию начальника Закаспийской области.
Во всех донесениях из Закаспийской области прослеживается одно важное обстоятельство: сопротивление одного рода кочевых туркмен — иомудов не ставится в вину всем туркменам, лояльность большинства из которых, напротив, обязательно оговаривается.
В отношении киргизов же все наоборот: в большинстве донесений начальников всех уровней отсутствует упоминание о том, что активное сопротивление набору проявили преимущественно представители всего лишь двух-трех родов — сарыбагыши и, в меньшей степени, — бугу и солто, а все остальные киргизские племена — числом более десяти — в волнениях участие не принимали.
Но, по моему мнению, это не было результатом целевого обвинения всех киргиз. Причина была в желании преуменьшить вину туркмен, к которым генерал-адъютант А.Н.Куропаткин испытывал особые чувства и не скрывал этого. Вот и старались закаспийские начальники не травмировать Командующего Туркестанским военным округом дурными вестями про его любимчиков, а уж петроградским начальникам про это, тем более, вообще знать не следовало. Правда, чинам Отдельного корпуса жандармов военные запретить ничего не могли, но даже ротмистр А.А.фон Брикс писал с оговоркой про «область не гарантирована от эксцессов отдельных лиц «.
Приведенные сообщения со всей однозначностью свидетельствует, что «наши атрекские иомуды» встали на путь вооруженного сопротивления русским войскам и вовсе не останавливаются перед пролитием русской крови. Более того, приводятся примеры то ли «зверских убийств», то ли «глумления над телами убитых». В Семиречье за подобные провинности мгновенно начинались жесточайшие карательные акции, непременной составляющей которых было бы сжигание юрт и «отбитие» скота у киргизов, то есть вооруженный грабёж, а следом — выселение из место проживания.
А вот как тот же вопрос решался в те же дни августа 1916 года в отношении туркменских стад, об этом пишется в том же рапорте генерал-майора Н.К.Калмакова (документ № 314 Сборника 1960 г.)
21 августа мною была получена телеграмма, что подполковником пограничной стражи Ивановым задержано 1000 баранов, которых он просит реквизировать для прокормления войска. Мною было ему разрешено реквизировать лишь 50 баранов по существующей справочной цене, если действительно нет возможности путем добровольной купли-продажи приобрести для войск мясо, остальных же баранов приказал немедленно пропустить в Персию.
Сравните это указание закаспийского областного начальника с сообщениями в действиях казачьих отрядов в Пржевальском районе Семиречья и, как сейчас говорится, «почувствуйте разницу». И это при том, что туркмене сопротивлялись набору не в «окопные рабочие» как все остальные туркестанские инородцы, а в «стражники», ибо такова была особая и почетная льгота, предусмотренная для них генерал-адъютантом А.Н.Куропаткиным приказом № 220 по Туркестанскому военному округу.
А что уж говорить о страшной каре, заключавшейся в том, что «те из находящихся в их пользовании земель, где была пролита русская кровь, будут от них отобраны в казну»? Об этой мере наказания, которая дает сейчас основания говорить о «геноциде киргизов», в отношении туркмен даже и речи е было! Оно и понятно — красноводские пески, это не плодородные земли прииссыккулья или долины Большой Кебени, на эту туркменскую пустыню ни один семиреченский казак не претендовал. Поэтому и не было нужды расписывать царю все опасности «восстания туркмен» в тех же кровавых тонах, как это делалось в отношении «восстания киргизов».
И только «усмиритель Джизака» — полковник П.П.Иванову жаждал крови и был готов уничтожать все вокруг. 20 августа он шлет в канцелярию туркестанского Генерал-губернатора телеграмму следующего содержания (документ № 284 Сборника 1960 г.)
С 16 по 20 августа [в] перестрелках между войсками и туркменами убиты: 2 пограничника [в] Курбан-Казе, 1 [в] Яглы-Олум; ранены: 1 пограничник, трое [из] караульной команды [в] Курбан-Казе.
Убитым пограничникам [в] Курбан-Казе одному выкололи глаза, нанесли холодным оружием глубокие раны в голову, другому почти совсем отрубили голову.
[В] убийстве этих пограничников участвовали туркмены аулов Аджияб, Чалаюк, Кукурчек, Курбан-Каз. За такие зверства прошу разрешения конфисковать имущество этих туркмен, сжечь их кибитки. Туркмены ушли в Персию. Для единовластия и подавления возмущения туркмен прошу подчинить мне все войска, прибывающие [в] Чикишляр и [на] Атрекскую линию
Полковнику П.П.Иванову просто не терпится что-нибудь «конфисковать… и сжечь». Точно также полковник давал советы и по усмирению киргизов в Семиречье (см.обзор за 22 августа). Между тем, напомню, в это время полковник П.П.Иванов, еще в июле бывший всего лишь уездным начальником, исполнял дела военного губернатора Ферганской области и потому к Закаспийской, как и к Семиреченской, областям вообще никакого отношения не имел.
Так что совет «полковника-карателя» в администрации Генерал-губернатора А.Н.Куропаткина проигнорировали. 21 августа в Петроград была отправлена следующая информацию о положении дел в Закаспийской области (документ № 285 Сборника 1960 г.)
Беспорядки, возникшие среди туркмен-иомудов Красноводского уезда, объясняются тем, что племя иомудов, наиболее беспокойное и наименее подверженное влиянию русских. Сложность влияний на иомудов обусловливается разнообразным их подданством: есть иомуды русские, персидские и хивинские, есть двуданники, кочующие то в России, то в Персии, и между всеми ими всегда общение. Начавшиеся среди наших иомудов волнения имели, как и среди киргизов, основною причиною набор рабочих, хотя и ранее замечалось брожение и недовольство русским правительством, особенно после карательной экспедиции в Хиву.
Есть сведения, что депутация туркмен после волнений искала защиты [в] Афганистане. Теперь иомуды, бросая аулы, уходят [в] Персию; пока получены известия о трех убитых пограничниках и раненых — одном пограничнике и троих караульной команды. Между л4страбадом и Чикишляром на персидской территории прерван телеграф, который ныне исправляется. Беспорядки на Гюргене могут возникнуть из-за захвата русскими земель по Гюргену и основания там русских селений.
В этом сообщении явно просматриваются попытки объяснить и, в какой-то мере, оправдать «наших иомудов». Отметим, что покровительственное наименование «наши иомуды» ни разу не применялось к киргизам, хотя некоторые киргизские роды жили и в Китае и в Афганистане. Все это, повторю еще раз, является следствием не особо плохого отношения к туземцам Семиреченской области, а отражением особенных ностальгически-патерналистских чувств лично А.Н.Куропаткина по отношению к туркменам. А ближайшие подчиненные «белого царя», зная эту его слабость, ему подыгрывали.
Ну а на том уровне управления, где самоцензура не действовала, так как сентиментальные чувства высокого начальства там были не известны, содержание докладов о событиях в Закаспийской области, мало чем отличалась от описаний происходившего в Семиречье.
28 августа 1916 года военный начальник Красноводского уезда М.А.Шелашников получил пространный рапорт от чикишлярского пристава Золотарева, с отрядом которого произошел один из «эксцессов», как выражался ротмистр А.А.фон Брикс. Этот документ — на мой взгляд — очень интересен даже с литературной точки зрения, так как характеризует уровень общей и литературной грамотности простого пристава, поэтому привожу его полностью (документ № 287 Сборника 1960 г.)
11 августа, т. е. в день получения согласия о добровольной даче рабочих в тыл армии от населения аула Чикишляр, к вечеру прибыли ко мне в управление приставства по моему вызову старшины с аксакалами оседлых земледельческих обществ «Джафарбай» и «Ак-Атабай»». В тот вечер мною в последний раз было разъяснено о необходимости уяснить населению, что воля государя должна быть исполнена безропотно и что требования не так тяжелы, наконец, народ должен приучиться работать для своего государя. Самый набор рабочих отсрочен до 15 сентября, а до тех пор я должен выполнить подготовительные работы как-то: составление списков. Старшины и представители тут же ответили, что они понимают, что приказ белого царя, но для ихнего народа крайне трудно его исполнение. Заканчивая на этом беседу со старшинами, разрешил им возвратиться в аул, предупредив их, что скоро приедут к ним для составления списков и приказал старшине «Джафарбай» — Аман Какаджанову, проживающему и ауле Кукурчек выехать 13 августа в аул его же общества Аджняб, расположенный первым по дороге и ожидать меня там до моего приезда, хотя бы прошло два—три дня. Имея в виду, что Вашим предписанием за № 10521 от 8 августа категорически предписано представить списки к 25 августа, я, по отправлении почты, вечером 13 августа приготовился выехать в аул Кукурчек для составления списков о[общест]ва Джафарбай.
За час до отъезда — приблизительно в 6 часов вечера- мною была получена телеграмма от Российского пограничного комиссара о готовящемся вооруженном сопротивлении на Атреке и скупке в Персии оружия. Так как перед выездом для этих целей в Гасан-Кули и Чикишляр были мною получены тождественные сведения, а между тем при моем появлении с отрядом дело закончилось добровольным согласием, то я, руководствуясь этим, прежде чем беспокоить столь тревожными сведениями начальство решил объехать земледельческие общества и лично на месте убедиться в их настроении к данному делу, и о выясненном уже таким образом донести; на всякий случай я взял с собой пеший и конный отряды, находящиеся в моем распоряжении, а [кроме] того оповестил о своем выезде всю пограничную стражу Атрекской линии через командира 1-го отдела [телеграммой от] 12 августа за № 1895.
13 августа часов в 8 вечера с отрядом выступил в Гасан-Кули, прибыл туда часов в 11 вечера, где и переночевал, а утром 14 августа двинулся дальше и, дойдя до Гасан-Кулийского залива, пехоту отправил по Атреку, рассчитывая доставить ее до бывшего пограничного поста Баумбаш, а сам с конными направился к аулу Аджняб, где приказано было старшине ожидать меня. Часов в 11 утра я прибыл в аул Аджияб и узнал от бывшего старшины Аман Клыча, что нынешний старшина Аман Кажаджанов будто бы прождал меня в ауле весь день 13 августа и к вечеру вернулся в свой аул Кукурчек и больше не приезжал.
Я остановился в ауле Аджияб у бывшего старшины Аман Клычa, он угощал меня и мою конную команду чаем. Рассчитывая дать маленькую передышку лошадям, я решил отдохнуть в ауле Аджияб часа три, а для того, чтобы ко времени моего приезда в Кукурчек там было бы готово помещение для меня, офицеров и нижних чинов, просил Аман Клыча немедленно послать в Кукурчек к старшине человека с приказанием, чтобы тот поставил для нас от аула на расстоянии полверсты пять кибиток. Человек был послан. Приблизительно часа через два я получил донесение, что пехота на лодках доехала против аула Аджияб н дальше двигаться не может в виду отсутствия в Атреке воды, тогда я вновь просил Аман Клыча послать к берегу реки (расстояние приблизительно версты три) четыре арбы и доставить пехоту прямо в Кукурчек. Арбы были посланы, а я начал собираться к выезду а Кукурчек. В три часа я выехал с конными в Кукурчек и прибыл туда часов в пять вечера. В момент прибытия в Кукурчек была поставлена в шагах 200 от аула только одна кибитка и население со старшиной встретило заметно неохотно. Тут же я распорядился, чтобы поставлены были хотя бы еще 2 кибитки и доставлен был баран для приготовления обеда нижним чинам. Все это было доставлено, хотя со скрытым нежеланием. Вскоре прибыла пехота, приготовлен был обед и нижние чины закончили обедать часам к 10-вечера. Ввиду позднего времени к делу приступлено не было и все нижние чины улеглись спать в кибитках, а два джигита, переводчик и медицинский фельдшер спали в ауле на вышке старшины.
На другой день. т. е. 15 августа, к 11 часам утра был закончен утренний чай, и я уже хотел вызывать народ, дабы приступить к делу. До этого я вызывал несколько раз старшину Аман Какаджанова и бывшего старшину Аман Клычева, всячески разъяснил этот вопрос, указывал на Гасан-Кули и Чикишляр, как добровольно согласившихся и просил разъяснить народу. Вызывавшиеся ответили, что будешь сам говорить с народом, и может быть он тебя послушает и согласится добровольно дать рабочих. Перед вызовом народа мы советовались с прапорщиком Пен Бек о необходимости, на всякий случай, принять меры охраны отряда и я решил послать конный разъезд осмотреть район двухверстной полосы аула. Я оставался в кибитке, а прапорщик Пен Бек вышел наружу и распорядился о посылке разъезда. Через полчаса вбежал ко мне в кибитку запыхавшийся джигит Клыч Дова-оглы и, хватаясь за висевшую в кибитке свою винтовку проговорил: «все готово». На мои последующие вопросы он ничего не ответил и выскочил из кибитки, вслед за ним выбежал наружу и я, где увидел группу солдат» среди которых один всадник из состава разъезда рассказывал, что в канавах, по бокам аула, они обнаружили засевших вооруженных туркмен, открывших по разъездам огонь. Вслед за сим прапорщик Пен Бек вызвал весь отряд в ружье и рассыпал в цепь, но по моей просьбе огня не открывал. Одновременно с сим прапорщик Пен Бек обнаружил отсутствие трех нижних чинов, захваченных туркменами, но вскоре присоединившихся к отряду. Весь отряд прапорщиком Пен Бек был отведен от кибиток шагов на сто назад, я же, видя сильно взволнованных вооруженных конных и пеших туркмен, с трудом сдерживаемых стариками, джигитами и переводчиком, и желая избегнуть кровопролития без крайней к тому необходимости, один остался между отрядом и туркменами.
Видя это старшина с аксакалами приблизились ко мне и просили не требовать от них никаких списков и для успокоения население уехать. На это я ответил, что исполняя приказание начальства, я без списков или какого-либо общественного приговора уехать не могу, тогда представители эти заявили, что дадут рабочих добровольно тогда, когда исполнят это кочевники. Когда же я настаивал на составлении приговора в этом смысле, то старшина Аман Какаджанов наотрез отказался дать какой бы то ни было приговор, повернулся я ушел. Приняв во внимание все изложенное, а также и доклад джигита Клыч-Дова-оглы о том, что мы окружены со всех сторон я решил уйти к ближайшему опорному пункту — пограничному посту Курбан Каз, куда и прибыл около 6 часов вечера 15 августа.
16 августа я послал в ближайший к посту аул Курбан-Каз двух джигитов и одного солдата за покупкой фуража и разведать о настроении жителей этого аула. Посланные вскоре возвратились и доложили, что за полверсты до аула они были остановлены знаками засевших по канавам туркмен и угрожавших посланным открытием огня. Вследствие этого доклада, прапорщик Пен Бек с четырьмя нижними чинами отправился в разведку и при приближении к аулу был обстрелян туркменами. Услыхав стрельбу, я с прочими нижними чинами поспешил на помощь и присоединил всех людей к прапорщику Пен Бек, который после короткой перестрелки вернулся на пост Курбан-Каз со всем отрядом, причем стрелок Колошин оказался слегка раненым в руку.
Вскоре с поста Гасан-Кули прибыл с семью всадниками командир Гасан-Кулийского отряда, штабс-ротмистр Давич, а с поста Кара-Таш вр. командующий Чаатлинским отрядом ротмистр Пожарский, под командой которого к вечеру вновь [в аул Курбан-Каз] вошел весь отряд, и нашел аул Курбан-Каз пустым. Выведенный отряд не найдя в ауле никого, вернулся обратно на пост Курбан-Каз, а штабс-ротмистр Давич с всадниками вернулся в Г[асан]-Кули. Так как имущество и кибитки были оставлены бежавшими жителями на произвол судьбы, то я телеграммой от 16 августа просил Ваших указаний, как поступить с этим имуществом, и Вами было приказано телеграммой № [номер не указан] имущество конфисковать, а появляющихся туркмен задерживать.
Во исполнение этого распоряжения утром 17 [августа], я с отрядом двинулся к аулу Курбан-Каз, где отряд был встречен ружейным огнем со стороны туркмен. Отряд отвечал тем же, и завязалась перестрелка. В помощь отряду с поста прибыли человек 10 пограничников. Около 11 часов утра 14 конных туркмен обскакали справа отряд, подскочили к посту и открыли огонь, но несколькими выстрелами оставшихся на посту людей нападение было отбито. Обо всем этом я тотчас же сообщил по телефону командиру Гасан-Кулийского пограничного отряда с просьбой присылки подкрепления, каковое и прибыло со штабс-ротмистром Давичем в количестве 16 всадников, сейчас же по прибытии выступившими к месту перестрелки, причем штабс-ротмистр Давич, приня[в] общее командование всеми силами, выбил туркмен из аула из прилегающих канав и погнал далее на восток.
Часов в 8 вечера на пост Курбан-Каз вернулись постепенно пешие и конные нижние чины, среди которых оказались раненые конного отряда — Штеда и Кирьянов и неявившимися два пограничника — Олимпиев и Вандаев, на поиски которых тотчас же был послан пеший патруль под командой вахмистра Богатырева, но до утра не явившихся не разыскали.
Вследствие этого утром 18 августа было послано еще 10 конных, два из которых возвратились около 9 часов утра и доложили, что трупы Олимпиева и Вандаева найдены. Для перевозки трупов на пост была послана арба в сопровождении рядового Мишенина, а вслед за арбой выехал и я с штабс-ротмистром Давич для осмотра трупов, но до нашего прибытия трупы были уже положены на арбу, поэтому я ограничился осмотром места убийства, а по возвращении на пост Курбан-Каз присутствовал при осмотре трупов командиром 1-го отдела, подполковником Ивановым.
18 же августа была получена телеграмма о том, чтобы население не нервировать и имущество не трогать, а потому я больше ничего не предпринимал и оставался на посту, согласно приказания, до распоряжения.
19 августа сего года часов в 8—9 вечера командиром отряда были получены агентурные сведения о намерении туркмен племени «Елга» в количестве 300—100 всадников напасть на пост Курбан-Каз и он получил разрешение or командира 1-го отделения оставить пост и отступить на пост Гасан-Кули, а с ним ушел и я.
Ко всему этому считаю необходимым доложить, что, судя со слов нижних чинов и по открытым засадам, туркмены вооружены как нашими трехлинейками, английскими трехзарядками, так, большею частью, и берданами и, очевидно, они приготовились давно в связи с отступлением наших войск от Керман-Шаха и далее, как об этом были слышны разговоры среди туркмен, с выводом, что, значит, [у] русских войск больше нет, коль их бьют турки.
Особенно после 18 числа в районе поста Курбан-Каз на горе Сенгир-Тепе появились большими кучками верховые туркмены, делали выстрелы, но затем исчезли.
Временно исполняющий должность пристава Золотарев
Уездный начальник подполковник М.А.Шелашников 28 августа наложил резолюцию на этот документ
Резолюция: 28/VIII. 1. Усиленно просил пристава приложить сумму действит[ельной] стоимости данного столкновения, и он все-таки его не приложил. Экстренно истребовать первым пароходом.
Интересно, узнал ли, в конце концов, подполковник М.А.Шелашников «сумму действительной стоимости» столкновения отряда пристава Золотарева с иомудами аула Курбан-Каз или нет?
Дата: 29 августа 1916 года, понедельник
Место действия: Сыр-Дарьинская область, Аулие-Атинский уезд
29 августа на территории Меркенского участка Аулие-Атинского уезда Сыр-Дарьинской области, который непосредственно граничит с Пишпекским уездом, возникли беспорядки. Об этом на следующий день и. д. военного губернатора Сыр-Дарьинской области генерал-майор Геппенер (документ № 196 Сборника 1960 г.)
Начальник Аулие-Атинского уезда телеграммой от 29 августа 18 ч.44 мин. доносит, что по телеграфному сообщению участкового пристава, в Меркенском участке начались вооруженные беспорядки. Телеграфное сообщение Мерке — Пишпек прервано.
В 16 верстах от Мерке большое скопище киргиз[ов] Курагатинской волости идет на Мерке. В дальнейшем [в] донесении от 20 ч. 50 мин. того же числа говорится, что, по сообщению Меркенской телеграфной конторы, селение это уже подожжено с трех сторон; кроме того, толпа киргиз[ов] окружает сел. Луговое. В пристава и его охрану произведена стрельба; пикой ранен волостной писарь Шелякин. По киргизам дан залп, среди последних есть убитые и раненые. Сел. Кузьминка горит. Пристав, возвратясь в Мерке, чем возможно вооружил население.
Телеграфное сообщение Мерке — Аулие-Ата прервано 29 августа [в] 20 ч. 29 мин. Настроение туземцев [на] прочих участках уезда без перемен, но ввиду беспорядков [на] Меркенском участке можно ожидать ухудшение, особенно [в] Чуйском участке, где настроение киргиз[ов] и ранее было возбужденное.
Начальником Аулие-Атинского уезда для оказания помощи сел. Мерке и обеспечению спокойствия [в] уезде и безопасности [в] других селениях приняты следующие меры:
1) 29 августа в 20 ч. 50 мин. в Мерке отправлена на почтовых полурота и вслед 25 конных нижних чинов, готовилась к отправлению на обывательских подводах другая полурота;
2) с воинским начальником сделано сношение относительно усиления охраны русских поселков Чуйского участка;
3) утром 30-го предположено отправить к Мерке на почтовых еще полуроту с двумя пулеметами от остановившегося на ночлег в Головачевке батальона 243-ей дружины, а затем две роты на обывательских подводах от той же дружины;
4) о высылаемых командах начальник уезда успел сообщить по телеграфу меркенскому приставу и Семиреченскому губернатору;
5) вслед за отправленными командами должен выехать в Мерке и начальник уезда.
Во избежание распространения вспыхнувших [в] Меркенском участке волнений на другие местности Аулие-Атинского уезда, а также и на Черняевский уезд, полагал бы необходимым усилить в этих уездах гарнизоны.
Августа 30 дня 1916 г. 11 ч. 45 мин. г. Ташкент.
Подписал и. д. военного губернатора Сыр-Дарьинской области генерал-майор Геппенер
Позднее — 29 ноября 1916 г. события этого на границе Сыр-Дарьинской и Семиреченской областей были изложены в рапорте начальника Аулие-Атинского уезда С.Н.Кастальского военному губернатору Сыр-Дарьинской области А. С. Мадритову (документ № 204 Сборника 1960 г.)
В конце июля, вероятно, под влиянием джизакских беспорядков, но не по требованию местной администрации, в Аулие-Ата прибыл батальон 2-го Сибирского полка; назначенный для охраны местного населения.
Батальон этот состоял из зеленой молодежи досрочного призыва, почему, вероятно, и не был двинут в Семиречье, куда войска прошли позднее, а именно: первый отряд подполковника Гейцига прошел через Аулие-Ата 14 августа.
Большая часть батальона была расквартирована по поселкам, остальная часть в городе. В селение Мерке войск не было послано, так как там было около100 чел. нижних чинов при офицерах и воинский начальник обещал вооружить, эту команду.
29 августа пристав Меркенского участка, узнав, что в 20 верстах к северу от Мерке собралась толпа киргизов из числа не желавших давать списки и приблизившихся из песков к селению, взял 10 чел. нижних чинов из конского запаса, джигитов, и выехал с целью вступить с бунтовщиками в переговоры и попробовать убедить их дать списки.
Встретил вооруженную пиками, топорами, батиками, ножами , самодельными кинжалами тысячную толпу, которая переговоров не допустила и атаковала пристава, бежавшего с своею свитою в сел. Мерке. Нападавшие разделились, и часть их напала на сел. Мерке, часть на соседнее сел. Кузьминку, уже оставленную жителями, переехавшими по тревоге в сел. Мерке, часть на сел. Каменку и Луговое. В Кузьминке никого не было, почему киргизы сделали несколько поджогов и угнали часть скота.
Нападения на остальные селения, которые продолжались и 30 августа, были отбиты нижними чинами, находившимися в этих селениях. В окрестностях Мерке бунтовщики разрушили девять заимок, причем был убит старик Укладов, а 31 августа между Мерке и Чалдоваром убит ямщик Золотов. 29 августа при нападении на пристава ранен писарь Шелякин. Других жертв со стороны русских в этом районе не было.
Того же 29 августа к северу от Мерке, в 100 верстах, киргизы Ашинской волости напали на сел. Новотроицкое, в котором и окрестностях угнали скот, произвели девять поджогов и два грабежа. Нападения были отбиты крестьянами и воинской командой в числе 40 человек при офицере.
Того же числа из сел. Новотроицкое выступила в г. Аулие-Ата команда призванных ополченцев. Всех с сопровождавшими было 74 чел. Люди эти к вечеру заночевали в 30 верстах к югу от Новотроицкого, в Камыш-сарае, и подверглись внезапному ночному нападению киргизов той же Ашинской волости. Из этих 74 чел. было замучено и брошено в колодцы 22 чел. 32 чел. пропали без вести, а остальные спаслись бегством. Из числа 32 чел. впоследствии 12 оказались в плену и освобождены, а остальные 20, видимо, убиты, так как некоторые трупы обнаруживаются в песках.
Сейчас же по получении телеграфного сообщения о происшествиях 29 августа спешно на подводах и почтовых лошадях из Аулие-Ата были двинуты две полуроты и впоследствии добавлена еще рота, которые усилили гарнизоны селений, и в середине сентября из сел. Мерке был двинут к сел. Новотроицкому небольшой карательный отряд, который рассеял скопища киргизов.
Немного ранее из Пишпека прошел в Новотроицкое и далее по р. Чу на сел. Гуляевку карательный отряд штабс-капитана Полторацкого.
Действия этих отрядов убедили кирги8[ов] в их слабости.
В этом сообщении много важной, противоречивой и не вполне объяснимой информации, с которой нужно будет разбираться. Заметим только, что как следует из приведенного ниже сообщения, «карательный отряд штабс-капитана Полторацкого» прошел из Пишпека не «немного ранее середины сентября», а буквально в тот же день — 29 августа. Зачем понадобилось полковнику С.Н.Кастальскому это смещение во времени, нужно разобраться.
Дата: 29 августа 1916 года, понедельник
Место действия: Семиреченская область, Пишпекский уезд
В Пишпекском уезде мгновенно отреагировали на сообщение из Аулие-Атинского уезда и туда был направлен небольшой карательный отряд, о чем начальник гарнизона г. Пишпека В.П.Писаржевский поставил в известность генерал-губернатора Туркестанского края А. П. Куропаткину телеграммой от 3 сентября 1916 г.
Штабс-капитан Полторацкий, высланный мною из Пишпека в Ново-Троицкое Аулие-Атинского уезда, 29 августа [в] составе 50 ружей доносит 1 сентября:
Новотроицкое окружено киргизами, есть много жертв, сегодня имели две стычки с киргизами.
Вся масса киргиз[ов] собралась верстах [в] 40 от Ново-Троицкого. Пристав Зачуйских волостей от 2 сентября из Вознесенского доносит: все киргизские волости на левом берегу р.Чу восстали. Новотроицкое обложено, собралось киргиз[ов] до 4000.
На окраинах поселка виден дым, [в] нескольких местах есть жертвы, слышна единичная и залповая стрельба Киргизам оказывают содействие немецкие колонисты доставляют им провиант, фамилия одного из сочувствующих колонистов Иван Слепой; в числе киргизов есть турецкий мулла и аулие-атинские и ташкентские сарты. Киргизы производят массовую покупку хлеба, ценой не стесняются.
Судя по этому сообщению, можно подумать, что началась новая стадия восстания. Но серьезные нестыковки с информацией Аулие-атинского уездного начальника (см.выше), а также упоминания о немецких колонистах и «массовой закупке хлеба» скорее говорят, что это — скорее очередной виток «информационной войны» в череде упомянутых в обзоре за 28 августа сообщений о «немецких и турецких генералах и китайских посланниках».
К этим событиям еще вернемся в последующие дни, а пока продолжим публикацию хроники событий в Нарынском укреплении и вокруг него по «Дневнику событий» Нарынской таможенной заставы ([ЦГА КР Ф. И-46. Оп. 1. Д. 435. Л. 72–85 об.] печатается по тексту документа № 81 Сборника 2016 г. ):
29 августа. Сообщено коменданту, что охрана заставы с казенным и частным имуществом, [а] также выход[а] из Шаркратминского ущелья по дороге на село Атбаши собственными силами снимаются, ввиду прибытия в гарнизон достаточного количества войск; также сообщением просится известить, пойдет ли на урочище Ак-Сай отряд, к которому имеет намерение присоединиться управ[ляющий] заставой для розыска без вести пропавшего стражника Гридунова.
Комендант словесно сообщил: стражник Гридунов убит джигитом Атбашинского участкового начальника Сарыгулом, бежавшим после совершения преступления за границу, убиты также киргизами солдаты и казаки с прапорщиком, занимавшие пост Ак-Сай (дневник 23 августа).
Отряд, за исключением казаков, намерен разделиться на двое и разными путями идти на г. Пржевальск. Комендант словесно просит всех стражников пока соединить в Атбаши и посты Босогинский, Ташрабатский, Акбеитский занимать.
Когда придет отряд на Ак-Сай, пока не известно (приложение: отношение управ[ляющий], заставы № 690 и его же предписание постам № 691)..
«Отряд», о котором говорится в этом сообщении, — это команда из трех родов оружия под началом подполковника Гейцига. Указание на то, что, входящие в состав этого отряда Оренбургские казаки оставлены для выполнения охранных функций в Нарынском укреплении и не посланы к Пржевальску, говорит о том, что это решение позднее было пересмотрено, что и вызвало обращение от 3 сентября 1916 г. сотника П.Бычкова и уездного начальника В.А.Иванова к семиреченскому военному губернатору с просьбой оставить дело «окончательного подавления восстания» в восточном прииссыкуулье исключительно семирекам (см.обзор за 20 августа).
Дата: 29 августа 1916 года, понедельник
Место действия: Семиреченская область, Пржевальский уезд
В понедельник командирам казачьих отрядов, угнавших днем ранее у киргизов миллион голов скота, было не до сражений.
Дата: 29 августа 1916 года, понедельник
Место действия: Акмолинская область
Мнение, что на восточной окраине Российской империи было неспокойно далеко не только в Семиречьи, как это можно подумать по «Записке о причинах и районах…» военного министра Д.С.Шуваева, подтверждает датируемый 29 августа 1916 года рапорт военного губернатора Акмолинской области П.Н.Массальского-Кошуро, вскорости занявшего пост заместителя министра внутренних дел, который лично командовал одним из карательных отрядов, действовавших на вверенной ему территории. В рапорте, направленном Генерал-губернатору Степного края сообщалось (документ № 350 Сборника 1960 г.)
Докладываю из лагеря на р. Коне. Вчера при приближении отряда все скопище киргизов после первых выстрелов передового разъезда рассеялось и бежало на юг по течению Кона.
Паника была так велика, что преследовавший со мной на автомобиле более 7 вер[ст] разъезд в 5 солдат одним залпом рассеял оставшуюся отдельную шайку в 100 киргизов.
Дальнейшее преследование автомобилем пришлось прекратить за отсутствием бензина. К сожалению, благодаря медлительности передвижения отряда, не удалось окружить скопища и главарей движения, также убийцы пристава успели скрыться.
Сегодня рано утром вслед за киргизами ушел с небольшим отрядом становой Чунтонов, которому я поручил догнать и арестовать главных виновных, аксакалов и убийц, личность которых уже выяснена. Другой пристав Нуждин послан мною со взводом казаков к оз. Кеккт, около которого скрываются, по сведениям, некоторые виновные аксакалы. Головной отряд сейчас выступает вперед, выступает вверх по Кону вслед за приставом Чунтоновым. 28 августа.
Губ[ернато]р Масальский
Как видим, и в Степном крае было беспокойно. А что там начнется уже через несколько недель… Но тамошние солончаки и засушливые степи тоже, как и туркменские пустыни, не были никому интересны. Поэтому о тамошних убийствах и погонях, царю не сообщали.
Все эти события конца августа, будучи сопоставлены с «Запиской о причинах и областях…» позволяют утверждать, что в военном министерстве, говоря в современных терминах, действовало «казачье лобби», которое фильтровало и препарировало всю информацию, а потом преподносило царю только те «факты», которые позволяли оправдывать уже реализованные меры и обделывать свои корыстные дела. Никаким «патриотизмом» там и не пахло, не говоря уж о служении «царю и Отечеству».
ПРЕДШЕСТВУЮЩИЙ ДЕНЬ СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
