ДЕНЬ ЗА ДНЕМ. Ровно 100 лет назад в Туркестане. Сегодня день 44 от начала описания — 27августа по новому стилю и 14 августа по старому стилю, использовавшемуся в 1916 году. Только на основе документов.
ЛЕТОПИСЬ Туркестанской Смуты
Дата: 14 августа 1916 года, воскресенье
Место действия: Семиреченская область
14 августа начался новый этап, или, учитывая его непродолжительность, — эпизод семиреченского протеста киргизского населения Пишпекского уезда. Один из двух эпизодов, которые имели признаки организованных, целенаправленных и управляемых действий против русских властей. (Вторым было нападение киргизов рода албан на русские отряды в районе Каркаринской ярмарки, которое произошло в эти же дни).
Днем ранее с гор района Кочкорки в район Токмака Чуйской долины спустились отряды киргизов, собранные и возглавляемые манапом Канаатом Абукиным.
Не могу знать, обратили ли на это обстоятельство читатели, но сам я только сегодня заметил, что, описывая в течение недели действия больших групп киргизов, протестующих против набора, я ни разу не упомянул ни одного вожака, командира, главаря или руководителя этих действий. Между тем, таковые, безусловно, были.
Вопрос о руководстве, а, следовательно, и об организованности сопротивления коренного населения набору очень волновал в 1916 году русскую военную администрацию. А все послереволюционные годы им были озабочены все историки, занимающиеся изучением этих событий. В конце концов, и те и другие пошли самым простым путем: руководителями объявили неформальных глав крупных киргизских родов. Наиболее часто упоминаемыми вожаками действий киргизов называют сыновей покойного Шабдана Джантаева — Мокуша, Хисамутдина, Кемеля и Амана. Столь же известными и часто упоминаемыми лидерами киргизских отрядов Загорных волостей являлись 57‑летний манап Канаат Абукин, и, в меньшей степени, — его сыновья Каримбай и Исхак. Еще один часто упоминаемый лидер киргизского сопротивления – отставной коллежский секретарь Токаш Бокин, 14 августа был опрошен полицмейстером города Верного и взят под стражу.
Именно эти лица поименованы в секретном донесении начальника Туркестанского районного охранного отделения М.Н.Волкова от 13 октября 1916 года генерал-губернатору Туркестанского края А.Н.Куропаткину (документ № 251 Сборника 1960 г.):
Руководителем осады и нападения на селения, расположенные в долине Чу, был киргиз Абальдинской волости Канаат Абукин, киргиз 60 лет, очень почетный и влиятельный манап.
Руководителем всех каракиргиз[ов] как Пишпекского, так и Пржевальского уездов был Мокуш Шабданов Сарыбагишевской волости и его братья Хисамутдин, Камель и Аман; Мокуш Шабданов избран ханом каракиргизов. Восстание в районе оз. Иссык-Куль поднялось 10 августа с. г., причем в этот день около сел. Бачино «Рыбачье» каракиргизами Мокуша Шабданова был ограблен транспорт оружия в числе 178 винтовок системы «берданок» и свыше 35 тыс. патронов к ним.
Таким образом, с подачи начальника туркестанской охранки на эти несколько человек стали, по сути, восприниматься как единственные вдохновители, организаторы и командиры всех вооруженных протестных выступлений на территории Чуйской долины и Иссык-Кульской котловины.
Это, безусловно, не соответствует действительности.
Даже в строго организованной военной администрации Туркестана, и, входящей в её состав администрации Семиреченской области, имеющих нормативно-правовую базу, уставные правила, жесткую систему иерархических должностных отношений и подотчетности, а также современные для того времени средства связи для их реализации, в условиях стихийно начавшихся выступлений киргизов, управляемость была в значительной степени утрачена. Практически все мероприятия по защите поселений и эвакуации их обитателей, все действия карательных отрядов и сельских дружин самообороны свидетельствуют о том, что решения о большинстве действий (и всех бездействий) принимались на самом нижнем уровне — начиная с пристава Грибановского или хорунжего фон Берга, и заканчивая частными лицами вроде межевого техника И.А.Поцелуева.
А что уж говорить о многосоттысячном разноплеменном кочевом народе, никогда в своей истории не имевшем регулярного войска и не ведшего иных военных действий, кроме набегов на таких же первобытных в военном отношении соседей? Ни киргизы, ни казахи, существуя как этнически единые народы, никогда не знали единоначалия в европейском или китайском понимании. Поэтому все разговоры о каком-либо «организованном характере восстания» не что иное, как попытка применить знакомые цивилизационные шаблоны к обществу, находящемуся на уровне родо-племенного управления.
Все многочисленные «съезды», о которых постфактум — в октябре-ноябре 1916 года — писали в своих отчетах ташкентские и верненские полицейские администраторы, носили, говоря современным языком, совещательный характер. На всех этих совещаниях (очень достоверно описанных в книге М.Ауэзова «Лихая година») обсуждался только один вопрос «Соглашаться на составление списков или нет, отдавать добровольно мужчин на окопные работы или отказаться идти на сборные пункты?» Пресловутые многочисленные «бату», по сути, никого ни к чему не обязывали. Это легко показать, проанализировав поведение различных киргизских и казахских волостей Верненского уезда и Чуйской долины, которые вели себя по-разному, несмотря на то, что представители каждой из них участвовали в съездах, вроде бы принимавших единое решение и неизменно завершавшихся «батой».
Не следует забывать, как за месяц до семиреченских протестов ранее проходили акции против составления списков в сартовских областях Туркестана. Ведь там, вплоть до джизакского бунта, тоже не было ни одного лидера, который бы управлял действиями толпы дольше, чем один день. Причем всегда такими стихийными лидерами выступали либо женщины, либо молодежь, и лишь изредка, какой-нибудь обиженный местным правителем «политический деятель» кишлачного масштаба.
Точно также приблизительно до середины первой декады августа было и в среде семиреченских кочевников. В этом отношении очень примечательно Донесение заведующего Семиреченским розыскным пунктом, ротмистра В.ФЖелезнякова направленное военному губернатору Семиреченской области М.А.Фольбауму 26 июля 1916 г., то есть примерно за две недели до начала активных действий со стороны киргизов, не желающих ехать неизвестно куда, чтобы рыть окопы. (документ № 214 Сборника 1960 г.):
Имею честь донести вашему превосходительству, что мною получены сведения, что третье и четвертое старшинства Ботпаевской волости, проживающие на местности Ак-Сенгырь, в настоящее время все перекочевали на оз. Балхаш, боясь призыва на работы в действующую армию, имущество же свое оставили на зимовках.
В Восточной и Западно-Кастекских волостях молодые киргизы, подлежащие призыву на работы в действующую армию, на всякий случай для побега запаслись хорошими лошадьми, ограбив их у более зажиточных и богатых киргизов. Они также имеют хорошего кузнечного мастера, который переделывает косы и топоры в оружие, годное для вооруженного сопротивления в случае привлечения киргизов на работу в действующую армию силой. У Восточно-Кастекского, Западно-Кастекского и Тайторинского волостных управителей, по их словам, есть кольчуги, доставшиеся им от предков батыра Суранчи и Саурых и др., одев которые, они не будут бояться ни пуль и ни сабельных ударов.
Руководят ими киргизы Бурге, Илебай, Тышкан и Джиланкуз, у которых в волости никакого имущества пет, и им ничего не значит переехать куда угодно.
Киргизы Пишпекского у[езда] и из Верненского у[езда], киргизы Муюнкумовской и Сарытукумовской волостей послали трех человек: Галия Мадкирова, Баянды Урдобаева и Макыша Байменева и от Чамалганской вол[ости] Байгулака Умарбекова к дунганину Булару; были там киргизы и от других волостей, где дали клятву (бату), чтобы не давать людей в солдаты, а собираться и пойти к Булару который будет командовать киргизским войском, кроме того, предполагают назначить командиром Галия Урдобаева.
По слухам, киргизы Чамалганской вол[ости] № 11 аула хотят убежать в Китай, руководят ими киргизы Бурге, Илебай, Тышкан и Джиланкуз, у которых в волости никакого имущества нет, и им ничего не значит переехать куда угодно.
Монке Измайлов из Лепсинского у[езда] якобы писал, чтобы не давать людей в солдаты, потому что в Лепсинском [уезде] уже будто бы не дали людей, а говорит, что обещали отдать в солдаты мальчиков лет пяти-шести, которых и пусть подготовляют к военной службе.
Киргизы в западной части Верненского у[езда] из числа должностных и почетных уговаривают киргизов беспрепятственно давать людей на работы в действующую армию, не соглашаются с этим из почетных киргизов только лишь киргизы Отарского участка. Молодежь, подлежащая призыву, категорически отказывается идти.
Сведения эти поступили ко мне 22 сего июля.
Ротмистр Железняков
Как видно, жандармский ротмистр-контрразведчик и знаток марксизма счел настолько важными сведения о том, что казахскую молодежь баламутят какие-то нищие, которым «нечего терять, кроме своих цепей», что он дважды повторил эту информацию. А вот с командирами — явная путаница: из двух названных человек «Галия Мадкирова и Баянды Урдобаева» начальником вдруг оказывается какая-то смесь — Галий Урдобаев. Правда, возможно, это ошибка авторов публикации.
То, что ни братья Шабдановы, ни манап Канаат Абукин вплоть до 6-9 августа даже и не думали вставать в открытую конфронтацию к режиму русской власти, следует и из документов администрации и из собственных показаний Абукина.
Но так обстояли дела до 14 августа. Начиная с этого воскресенья в отдельных действиях протестующих начала проявляться руководящая рука. Но это по-прежнему не было характерно для действия большинства киргизских родов.
К вопросу о руководителях еще будем возвращаться, а сейчас о том, как развивались события в воскресенье 14 августа.
Дата: 14 августа 1916 года, воскресенье
Место действия: Семиреченская область, Пишпекский уезд
Активные действия отрядов, собранных Канаатом Абукиным, начавшиеся в середине августа в общих чертах описаны:
Киргизы Шамсинской, Буранинской, Нурмамбетовской и Байсеитовской волостей, численностью около 5 тыс. чел., разделенных на группы, с 28 флагами, объезжали кругом Токмак и сел. Покровку.
Для усиления отряда я сформировал из охотников 2 пешие дружины по 100 чел. и конную в 150 чел. С 14 по 22 августа ежедневно с 9 ч. утра до 7 ч. вечера приходилось сдерживать атаки киргиз[ов] в разных пунктах. Люди обедали на позициях. Ночью охрану несли добровольцы.
20 августа атаки киргиз[ов] были настолько яростны, что, несмотря на то, что пулемет сметал целые ряды, они в этот день бросались три раза в атаку. Но благодаря умелой работе пулемета, хладнокровной энергии и распорядительности начальника отряда все атаки отбиты с громадным уроном для киргизов. Определить число убитых не представилось возможным, так как всадники были привязаны к лощадям, которые их и уносили.
Описание начала событий, происходивших вокруг Токмака и Покровки с14 по 22 августа, в отличие от большинства других эпизодов, существует не только в версии представителей русской военной администрации, но и в изложении командира киргизских отрядов — Канаата Абукина. В показаниях, данных арестованным в октябре 1916 года манапом Абаильдинских киргизов, после признания себя виновным и учинении «восстания против правительственных властей» и руководстве » действиями вооруженных толп киргизов под селениями Токмаком и Покровским», о событиях середины августа говорится следующее (документ № 214 Сборника 1960 г.)
В разъяснение обстоятельства дела имею рассказать следующее. Лица, имеющие от 19 до 31 года, с самого начала были недовольны предстоящим им призывом для работ в войсках (я имею в виду лиц, принадлежащих к киргизской национальности), к тому же все думали, что придется идти в войска в качестве солдат, а не в качестве платных рабочих. Я лично ничего не имел против распоряжения правительства о реквизиции рабочих из числа киргизов и никаких мер к противодействию против этого распоряжения не принимал, ни о каких совещаниях почетных лиц по этому вопросу я ничего не знаю. Во-первых, о том, что киргизы, не желающие идти в военнообязанные рабочие, думают устремиться в Китай, я узнал от Хисамутдина Шабданова Сарыбагишевской волости, с которым встретился в г. Пишпеке.
7 августа Шабданов передал мне, что почетные лица Пржевальского уезда Кыдыр (фамилии не знаю) и Батырхан (фамилии не знаю) прислали ему и его брату Мукушу письмо, в письме будто бы говорилось о необходимости ухода в Китай, где места для кочевания наперед высмотрены и облюбованы.
К предложению Кыдыра и Батырхана я отнесся безразлично.
8 августа я уехал в свою волость, 12—15 августа почетный киргиз Темирбулатовской волости Токтосун Бектенев получил письмо от киргиза Мамбеталы Муртамяна Шамсинской волости, извещающее, что крестьяне с. Покровского убили шамсинского волостного управителя, а в Токмаке киргиза Раимбека с семьей. Это известие Бектенев передал мне и другим почетным лицам. Киргизы возмутились и собрались наступать на Токмак и Покровское, желая отомстить за убийство киргизов.
Почему сарыбагишевские и атекинские киргизы начали нападения на русские селения раньше, когда еще русские не трогали киргизов, я не знаю, но моя волость окончательно решила напасть на Токмак и Покровское лишь после известия о гибели шамсинского волостного управителя и киргиза Раимбека. 13 августа я с отрядом киргизов своей волости в 300 чел. спустился через Шамсинский перевал в Чуйскую долину.
На с. Столыпино [ныне — Кочкорка] в Кочкорской долине я не нападал, там действовали киргизы Пржевальского уезда. Я командовал только своей волостью, напрасно ходят слухи, что я был избран ханом.
Вторая осада Токмака, на сей раз реальная, началась в понедельник — 15 августа.
Дата: 14 августа 1916 года, воскресенье
Место действия: Семиреченская область, Пржевальский уезд
В обзоре событий 13 августа 1916 года была представлена таблица с перечнем переселенческих селений северного берега Иссык-Куля и сведениями о сожженных домах, убитых и попавших в плен жителях этих сел и хуторов. Сегодня представляем такие же сведения о поселках Покровской волости, расположенных на Южном берегу Иссык-Куля. Все южнобережные поселения входили в состав Покровской и Иваницкой волостям. К первой из них относились села Покровское, Светлая Поляна, Барскоун, Тарханы, Гоголевка, Кольцовка и хутор Ак-Сай.
В таблице приведены сведения о жертвах и разорениях
Волость, селение | Дата нападения | Дворов | Жителей было | из них | |||||
убито | пропало без вести | ||||||||
Покровская волость | Всего | Из них сожжено | муж | жен | муж | жен | муж | жен | |
Покровское (ныне -Кызыл Суу) | 10 августа | 335 | 332 | 1286 | 1291 | 18 | 9 | 11 | 8 |
Светлая поляна | 11 августа | 202 | 64 | 600 | 582 | 3 | 3 | нет | 2 |
Барскоун (ныне -Барскоон) | 10 августа | 90 | 90 | 278 | 228 | 150 | 60 | 10 | 102 |
Тарханы (ныне -Дархан) | 10 августа | 105 | 86 | 365 | 325 | 115 | 45 | 73 | 130 |
Гоголевка (ныне -Тамга) | 10 августа | 56 | 56 | 201 | 200 | 180 | 50 | 10 | 76 |
Кольцовка (ныне -Боконбаево) | 11 августа | 67 | 60 | 354 | 352 | 338 | 38 | нет | 300 |
Ак-сай | 11 августа | 4 | 4 | 14 | 10 | 14 | 10 | нет | нет |
В целом по волости | 10-11 августа | 859 | 692 | 3098 | 2988 | 818 | 215 | 104 | 618 |
Как следует из приведенных в таблице данных эту волость, а географически — Южный берег Иссык-Куля следует считать самым пострадавшим районом русской колонизации Семиречья. Здесь погиб каждый четвертый колонист мужского пола, каждая пятая женщина или девушка прошла через муки и унижения плена, причем 1 из 15 погибла. Были убито и покалечены сотни детей.
Следует оговориться, что за приведенными выше цифрами стоят конкретные имена: практически все жертвы «русских погромов» могут быть названы поименно. Все списки есть в архиве… Было бы желание.
В уездном центре пржевальского уезда, забаррикадировавшемся больше от беженцев, чем от якобы желающих напасть на город дунган и киргизов, 14 августа стал последним днем тотального страха и столь же тотального мародерства.
В этот же день закончилась пятидневная «одиссея» беженцев из Рыбачьего.
Вот как описывает этот день межевой техник И.А.Поцелуев
Я лично припомню такой факт. 13-го числа под утро, стоя на посту, на западном фронте крепости, неоднократно пытался подать помощь высадившимся на озере поселенцам Рыбачьего.
Ходоки от несчастных поселенцев доложили, что там, на берегу, в 12 верстах от города, томится около 200 голодных женщин и детей, просили подводы и торопили помощь, так как в любой момент на них там могли напасть мятежники.
Комендант просил меня снарядить туда обоз в числе 15 подвод под охраной вооруженных милиционеров. Подводы нашлись быстро, но сопровождать их никого не находилось. Два раза я назначал охрану, и оба раза охрана дальше городской окраины не выезжала. Когда охрана вернулась вторично, и я потерял всякую надежду найти добровольцев и подать помощь томящимся на берегу поселенцам, я доложил об этом коменданту и просил его назначить в конвой к подводам несколько человек солдат, указав на состав отряда Овчинникова, мирно отдыхавший в номерах Карымова.
Мой совет встретил резкий отпор со стороны Руновского, и поселенцы были предоставлены собственной участи.
Под утро они явились в город сильно изнуренные, голодные, еле двигающиеся.
…
После тревожной ночи с 13-го числа наступил не менее тревожный день 14-го августа, и только к обеду в этот день население города слегка поуспокоилось, когда приехали первые разведчики от отряда Кравченко с Каркары и донесли, что отряд этот пробивается в гор. Пржевальск и что 15-го он уже вступит в город.
…
Отряды, производившие набеги на киргиз, и отдельные разъезды доставляли в город массу отбитого скота и разного добра мятежников, как-то: ковры, одеяла, шелковые одежды, сбрую, экипажи, посуду и многое другое.
Многие русские обращались к распорядителям этого добра, сложенного в огромные кучи прямо на казарменную площадь, и с их разрешения брали под запись необходимое. Но нашлось немало негодяев, которые тащили это имущество без разрешения и всячески старались захватить в свою пользу даже предметы роскоши. Военная реквизиция имущества мятежников также вскоре обратилась в грабительский промысел. Масса темных добровольцев стала грабить даже городских мусульман, не особенно считаясь с их положением, — мирны они или мятежны. Такими добровольцами были разграблены многие дома, в том числе и дом чиновника уездного управления из кир[гиз] — Дюсебаева.
В показаниях И.А.Поцелуева очень много логических и фактических противоречий, много желчи в адрес конкретных лиц, еще больше восхваления своих «подвигов». Безусловно, к ним нужно относиться критически. Но в том, что они описывают ситуацию в городе в целом адекватно, — сомнений нет. Пржевальск в 1916 году не был «городом героем».
Рассказ отставного генерала-майора Я.И.Королькова о последних днях «пржевальского сидения» лаконичен и лишен как поцелуевских эмоций, так и ивановского вранья
14-го в воскресенье был отправлен отряд под начальством фельдфебеля Ибрагимова в сел. Покровское. Отряд этот имел бой с наступавшими на селение из нескольких ущелий киргизскими шайками. Последние потеряли много убитых и раненых. Отряд же Ибрагимова вывел под своим прикрытием жителей Покровского и привел их в город в понедельник 15 августа. Затем был организован отряд для выручки сел. Преображенского и Сазановки.
15 августа вечером прибыла передовая часть отряда ротмистра Кравченко с Каркары. Остальная часть этого отряда прибыла на другой день, 16-го. Жители сел. Теплоключенского сумели сорганизовать оборону селения и с успехом отражали все нападения на них киргизов.
Для полноты картины событий «кровавых пржевальских дней» приведем соответствующий раздел из «Доклада епископа…», в котором основное внимание уделено описанию жизни осажденного селения Преображенского (ныне — Тюп)
Но самый ужасный день для населения Пржевальского уезда был 10 августа.
В этот день киргизы напали на селения Преображенское, Бобриково, Михайловское, Валериановку, Лизогубовку, Паленовку, Лепсинское, Иваницкое, Богатырское и другие. Описывая события этого дня, преображенский причт говорит следующее: «Обрушившееся на нас страшное бедствие, начавшееся 10-го минувшего августа, застигло нас неожиданно, а потому и растерянность среди жителей была страшная.
Правда, о том, что среди киргиз началось брожение и готовилось всеобщее избиение русских, для чего киргизы готовили всякого рода оружие, ходили слухи еще в первых числах августа, но кто об этом решался доносить начальству, тому грозили тюрьмой и уверяли, что все обстоит благополучно.
10-го августа, около десяти часов утра стало известно, что на заимках и на пашнях русские жители перебиты киргизами и все табуны крестьянского скота угнаны в горы.
Набатным звоном церковного колокола все жители Преображенского были собраны к церкви, а через несколько часов сюда же было свезено все более ценное имущество крестьян. Сами же крестьяне от мала до велика, оставив свои жилища, разместились в ближайших к церкви домах, как то: в здании и ограде министерской школы, в причтовых домах, в женской церковной школе, в церковной ограде и сторожке, женщины с малыми детьми заполнили церковь вплоть до иконостаса и проводили там дни и ночи. Богослужение, кроме Литургий, совершалось в церковной ограде.
Плач детей, истерические рыдания матерей, крики мужчин, готовившихся отражать врага, все сливалось в общий гул. Картина получалась такая, которую нельзя описать словами. К вечеру того же дня все улицы, ведущие к церкви, были забаррикадированы телегами, железными боронами, плугами и всем тем, что могло служить преградой готовящихся к нападению врагам. К ночи вокруг села был расставлен усиленный караул, чтобы не дать возможности киргизам зажечь село, что было их главной целью. Наблюдательный пункт был установлен на колокольне, откуда было видно, что Преображенское со всех сторон окружено тысячными скопищами киргиз, среди которых, судя по их движениям, происходили какие-то совещания.
Во время ночных наблюдений видно было, как киргизы жгли заимки, маслобойни и мельницы и при этом в разных местах высоко приподнятыми зажженными фонарями, наклоняя их в ту или другую сторону, делали какие-то условные знаки. В осадном положении преображенцы были два дня и не теряли времени, усиленно готовились к обороне. За эти два дня были возведены окопы вокруг села. Работали не только мужчины, но и женщины и вообще все, кто мог работать.
12-го августа с самого утра по всему было видно, что киргизы готовятся к нападению, что и подтвердилось.
Часов около 12 дня лавина киргиз, тысяч до четырех, с неистовым криком скатилась с уступа гор с северо-восточной стороны, к реке Тюп, протекающей у самого села. Наши стрелки, в числе которых было восемь человек солдат, посланных для исправления телеграфа, и до пяти стражников с маковых плантаций, засевшие под обрывом кладбища, дали два-три залпа, остановившие наступление, а выстрелы из самодельной пушки заставили киргиз отступить, и таким образом с Божией помощью первая атака была отражена, что нас несколько ободрило.
Не прошло и трех часов, как киргизы сделали второе наступление с юго-восточной стороны, которое преображенцы встретили более стойко и дали такой отпор, что киргизы обратились в бегство и понесли, как говорят, потери убитыми более двухсот человек, в числе которых был убит видный главарь Раскельды Бериков.
Энергичная защита преображенцев так подействовала на киргиз, что они стали держаться на расстоянии четырех-пяти верст от села.
13-го августа перешли в Преображенское жители станицы Николаевской, и число защитников несколько увеличилось.
Но нужно сказать, что, к сожалению, у казаков нашлось лишь три-четыре винтовки, а остальные были вооружены ружьями дробовиками и большей частью наскоро сделанными пиками.
Стали прибывать посылаемые из Пржевальского мелкими частями подкрепления, и положение Преображенского в смысле обороны с каждым днем стало улучшаться.
14-го августа прибыли в Преображенское иноки Иссык-Кульского Свято-Троицкого монастыря во главе с настоятелем оного архимандритом Иринархом, спасавшиеся несколько дней вблизи монастыря на острове. Вместе с иноками прибыли застигнутые в монастыре восстанием: священник Сазановской церкви о. Сергий Псарев со всем семейством, судебный следователь С. Кулаков с женой и присяжный поверенный Бутин с семьей.
Стали стягиваться в Преображенское оставшиеся в живых жители селений Озерно-Фольбаумского и Александровского, большинство которых оказалось страшно израненными…
Для тяжко раненых, числом 80 человек, был организован лазарет в здании министерской школы. Уход за больными добровольно приняли на себя жена священника Д.И. Величкина, жена учителя О.Н. Нарижная и дочь псаломщика Е.И. Юзефович, на попечении которых больные были до прибытия из Сазановки врача, акушерки-фельдшерицы и фельдшера.
Священники совершали богослужение, напутствовали больных, хоронили умерших, совершали погребение по убиенным, исповедовали говеющих, число коих в иные дни доходило до четырехсот человек, и некоторые участвовали в комитетах по выдаче разных видов пособий беженцам и бедным.
Интересно, что епископ в своем обзоре не упоминает ни одного священнослужителя самого Пржевальска. А было бы интересно почитать, что они делали в те дни, когда на улицах и площадях убивали любого человека не славянской внешности и грабили всё подряд и все подряд. Но, увы, пржевальские попы молчат.
Теперь, когда мы знаем суть событий в Пржевальске и вокруг него в разном изложении, интересно прочитать об этих трагических для селян и позорных для горожан событиях в трактовке Генерал-губернатора А.Н.Куропаткина. Первое сообщение в Петербург о пржевальских событиях, составленно на основании информации представленной семиреченской областной администрацией, было направлено 7 сентября 1916 года (документ № 242 Сборника 1960 г.)
По дополнительному донесению семиреченского губернатора, беспорядки в Пржевальском уезде выразились в следующем: мятеж начался нападением киргизов на сел. Григорьевку вблизи Сазановки 9 августа вечером, а утром 10 распространился уже до с. Преображенского.
В тот же день мятежники повели наступление на Пржевальск.
[В] Сазановку был немедленно выслан корнет Покровский с 20 нижними чинами. 11 августа восстали мариинские дунгане, перебившие большинство крестьян с. Иваницкого, тут же был убит Пржевальский участковый врач Левин. Город был укреплен, налицо было 42 чел. караульной команды и 86 ружей у населения.
Ежедневно прибывали крестьяне из окрестных сел, они рассказывали, что киргизы сперва только грабили, но затем стали избивать русских. Сельскохозяйственная школа уничтожена, люди, жившие в школе, и спасавшиеся там крестьяне перебиты, многие зверски замучены. Жители сел. Покровского, Светлой Поляны, Иваницкого, Высокого, Богатырского, Ленинского доставлены в Пржевальск. Жители сел. Лизогубовского, Соколовского, Отрадного, Раздольного, графа Палена, Валерьяновского и Бобрикова собрались [в] Теплоключенском, где успешно и отсиделись. Селения южного Иссык-Куля — Тарханы, Барскаун, Гоголевка — больше всех пострадали, а население Кольцовки с помощником уездного начальника Каичевым перебито, из конвоя Каичева вернулось лишь пять нижних чинов.
Жители сел. Рыбачьего на лодках прибыли [в] Пржевальск, а жители сел. Северного Берега и монастыря собрались в Преображенское.
15 августа вечером пришел с Каркары ротмистр Кравченко с ротой Джаркентской дружины и 30 казаками хорунжего Берга, приведя с собой жителей Каркары и сел. Таврического и Владиславского.
…
Из приобщенных [к] рапорту полковника Иванова приложений видно, что в гарнизоне все время шла энергичная и бодрая работа, 13 августа полковник Иванов организовал военный совет из отставных генералов Королькова и Нарбута, генерала Краснослободского и нескольких офицеров и врачей.
Этот совет распределил беженцев, руководил обороной города и окрестностей, ведал реквизицией и соображал военные мероприятия. Переселенческие инженеры и чиновники также участвовали в совете.
Полагаю те, кто читал обзоры последних 5 дней сами поймут, что в этом донесении — полное вранье, а что — полуправда.
В заключение обзора — о событиях в районе Каркары, где карательный отряд хорунжего фон Берга, входивший, судя по всему, в более крупное подразделение под началом ротмистра Кравченко продолжал нападать на всех, кто встречался ему, и убивать, убивать, убивать… (документ № 448 Сборника 1960 г.).
13 августа 1916 г. в 11 ч. утра по дороге от станции Талды-Булак показалась толпа человек 300. Были видны флаги и пики. Толпа эта, подошедши к Каркаре, отошла на северные пригорки и расположилась на видном месте. Мне приказано было атаковать и разбить эту толпу. Во исполнение приказания я собрал 25 казаков, присоединил 7 чел. пехоты с коноводами и в составе 32 чел. пошел на высоты. Не доходя до толпы версты полторы , мне дозорные сообщили, что это дунгане, вооруженные пиками и ружьями, стоят под белым флагом.
Решил обойти дунган с тыла, для чего повернул направо, опустившись в лог, пошел в колонне по три, подойдя шагов тысячи на две, построил фронт и выскочил в тыл толпе; заметив меня, дунгане дали залп и кинулись бежать на ceвepo-запад. Мой передовой дозор во главе с храбрым урядником Золотовым настиг отставших дунган и начал рубить, но тут Золотов получил сильную рану копьем в ногу и лишился возможности двигаться.
Команда моя, настигнув бегущего противника, приняла его в шашки; дунгане упорно отбивались пиками и стреляли из револьверов, много дунган было убито, 11 чел. было взято в плен; мною отобрано было у пятерых пленных 260 руб. Остальных за неимением времени не обыскивали. Пленных дунган представили ротмистру Кравченко, который взял у меня отобранные 260 руб. и отдал: их обратно дунганам, отдал все везомое имущество ими и пустил их на все четыре стороны…
14 августа 1916 г. в 7 ч. утра Каркаринский отряд выступил к г.Пржевальску. На перевале Санташ дозорные сообщили, что дорога занята большой толпой киргиз[ов], не пропускающей никого. Посланная вперед пехота и волонтеры не могли обить киргиз[ов] с позиции; тогда, приказано мне было идти на помощь с 15-ю казаками. Продвинувшись по дороге версты полторы и не найдя киргиз[ов] у дороги, я свернул вправо в щель и поднялся на хребет горы. С вершины я заметил впереди себя, у леса большую группу киргиз[ов], последние, заметив нас, стали частью удаляться в лес, а частью спустились к нам навстречу на близкую дистанцию, я ударил по ним залпом и уложил 8 чел., остальные кинулись, в лес, но мною у леса заранее была устроена засада из казаков Елисеева,. Буркова и Патлина. Подъехавших киргиз[ов] казаки встретили частым, огнем, было видно, как киргизы начали падать с коней; казак Елисеев выскочил вперед, спешился и застрелил пятерых киргиз[ов]. Всего засада убила 27 чел. Противник бежал в панике; дорога была очищена. Мной ‘был послан казак с донесением о возможности двигаться далее, а сам я с казаками пошел вперед параллельно дороге, освещая местность и осматривая попутный лес.
При чтении этого дневника у меня порой возникают сомнения, а можно ли верить хоть одному слову этого фон Берга. Все эти бравые реляции о десятках и сотнях ежедневно убитых людей, в основном случайно встреченных рыскающим по горам отрядом, порой кажутся просто плодом фантазий недоросля с маний величия. Но документ введен в официальный исторический оборот, включен в академический сборник, широко цитируется историками. Поэтому я привожу его и в этих обзорах, но это не уменьшает подозрений в неправдоподобности всего, что пишет хорунжий фон Берг.