11 июня 2016 года. 14 дней до Высочайшего соизволения…
Субботой 11 июня 1916 года, как и предшествующим днем, не датирован ни один документ в Деле № 3/1916 под названием “О привлечении инородцев на службу в рабочие дружины для обслуживания тыла действующей армии”, которое было начато в Отделе Пенсионном и по службе нижних чинов Главного Штаба 2-го июня 1916 года.
Все документы внутренней и внешней переписки, подшитые в Дело № 3/1916 за первые 8 дней его ведения, неизменно носили не только гриф “Секретно”, но и служебные пометки “Спешно”, “Весьма спешно” и даже “Немедленно”. А тут двое суток бюрократическая машина стоит на месте как вкопанная. Можно подумать, что война закончилась или на фронте отпала надобность в тыловых рабочих. Обстоятельства и причины, объясняющие остановку делопроизводства по данному вопросу, мы привели в обзорах событий 9 и 10 июня 1916 года.
Комментируя эту остановку в работе Военного министерства по подготовке “привлечения инородцев”, мы постоянно высказывали предположение, что категорический отказ руководства МВД от участия в созываемом министром Д.С. Шуваевым межведомственном совещании вызвал в Военном Министерстве и Главном Штабе нечто вроде ступора. Когда руководители ведомства и исполнители окончательно убедились, что все их предложения перечеркнуты и действия отвергнуты, им не оставалось делать ничего другого, кроме как взять паузу, постараться понять поступивший из МВД стоп-сигнал и решить, что делать и куда двигаться дальше. Комментарии подобного рода мы делали, исключительно исходя из практики работы бюрократических систем и общего житейского опыта. Ясное дело, что документальных свидетельств генеральской растерянности и иных подобных эмоций в Деле № 3/1916 не было и быть не могло.
Мы на это и не рассчитывали. Но тут произошло очередное чудо. В нашем исследовании появилась очередная фантастическая архивная находка, которой хотим поделиться с читателями нашей ” Хроники Кровавого Повеления”.
Подготовку обзоров ” Хроники… ” мы совмещаем с продолжением поисков новых документов по истории Туркестанской Смуты 1916 года в московских архивах. И в рамках этих поисков, в основном закончив с фондами Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), занялись поисками в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), в частности в фонде Департамента Полиции за 1916 год. Одним из первых документов, обнаруженных нами в этой фонде, оказались “Показания Александра Ивановича Гиппиуса, генерал-лейтенанта, бывшего военного губернатора Ферганской области, ныне в отставке” [ГАРФ Ф. 102. Оп. 125. Д. 130 ч.11].
Этот объемный документ – более 50 страниц плотного машинописного текста – по-настоящему уникален и очень важен для историков. Герой нашей большой, состоящей из четырех частей, статьи “Губернатор “с гвоздем” – генерал-лейтенант А.И. Гиппиус написал эти показания летом 1917 года, то есть уже после свержения российской монархии и примерно через год после кровавых Туркестанских событий. Судя по некоторым фразам, эти “Показания…” предназначались для передачи в знаменитую ЧСК – “Чрезвычайную следственную комиссию для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и прочих высших должностных лиц как гражданского, так военного и морского ведомств”, которая, среди прочих вопросов, разбиралась и с действиями бывшего министра внутренних дел гофмейстера Б.В. Штюрмера.
Вполне возможно, что первый экземпляр “Показаний…” и сейчас хранится в фонде ЧСК, но один напечатанный под копирку экземпляр, или как их называли в те времена “отпуск”, оказывается, попал в МВД и сохранился в фонде Департаменте полиции. Микрофильм с этого отпуска мы и получили для просмотра на следующий день после того, как опубликовали предыдущий обзор “Хроники Кровавого Повеления” – о событиях 10 июня 1916 года.
Начали читать и … вот уж фантастика так фантастика! – на странице 22 “Показаний…” обнаруживаем именно эту дату – 10 июня 1916 года, причем рассказывается на этой странице о событиях… произошедших в кабинете Военного Министра Д.С. Шуваева!
Ниже приведен этот фрагмент из “Показаний Александра Ивановича Гиппиуса…” и каждый читатель нашей Хроники может сам представить себе насколько сильными были наши эмоции, когда мы нежданно-негаданно обнаружили этот материал!
Но для того, чтобы читателям было понятно, о чем там речь и почему ферганский губернатор А.И. Гиппиус оказался в кабинете Военного Министра, кратко изложим предшествующие события, во всех деталях описанные в “Показаниях…”
Начиная с 1911 года, военный губернатор Ферганской области А.И. Гиппиус конфликтовал с несколькими высокопоставленными туркестанскими чиновниками. Скрытой причиной конфликта было сопротивление, которое оказывал ферганский губернатор агрессивной и, по его мнению, беззаконной политике этих чиновников по захвату земель в Ферганской долине. На этих плодородных землях испокон веку вели хозяйство коренные жители – в основном сарты – хлопководы и табаководы, и губернатор А.И. Гиппиус считал, что сгонять этих людей с их земель не только несправедливо, но и опасно с точки зрения авторитета русской власти в регионе. Наиболее активными открытыми противниками ферганского губернатора в этом противостоянии были служащие Туркестанского Охранного отделения и вставшие на их сторону судейские чиновники. А за спиной этих “силовиков”, как обычно, стояли территориальные органы Министерства земледелия и Переселенческое управление, последнее, напомним, также, как и Охранное отделение, входило в структуру Министерства внутренних дел. Эта борьба, длившаяся несколько лет, в основном выражалась в том, что губернатор, пользуясь своими законными правами, не согласовывал решения чиновников других ведомств о переводе земель сартов в “переселенческий фонд”. На эти “палки в колеса переселенческой политике” противники губернатора А.И. Гиппиуса отвечали потоком анонимных жалоб, кляуз и обвинений во всех смертных грехах, включая, конечно же, отсутствие пресловутого “патриотизма”. Ну конечно же, разве человек по фамилии “Гиппиус может быть “русский патриотом”? (При этом заметим, что наиболее ярыми оппонентами А.И. Гиппиуса были прокурор Ташкентской судебной палаты Г.В. Меллер и начальник Туркестанского охранного отделения В.Э. Энгбрехт, который в 1915 году сменил свою фамилию на Славин).
Травля ферганского губернатора со стороны туркестанских “охранителей” и “судейских” усилилась в 1915 году на фоне войны с Германией и достигла кульминации весной 1916 года. О характере и содержании уголовных дел, в оценке которых губернатор А.И. Гиппиус и подчиненный ему начальник Андижанского уезда полковник А.И. Бржезицкий разошлись во мнениях с руководителями туркестанских силовых структур, можно судить по главе “Дело Миркамиля Мумынбаева: спасая честь мундира” из статьи к.и.н. Т.В. Котюковой. «Политические дела» в Туркестане в начале ХХ В.: «Шпиономания», или «Охота на ведьм».
При этом примечательно следующее обстоятельство: несмотря на то, что, как отмечено в указанной статье к.и.н. Т.В. Котюковой, в январе 1915 года подполковник В.Э. Энгбрехт-Славин был отозван с поста начальника Туркестанского охранного отделения, нападки на генерал-лейтенанта А.И. Гиппиуса не только не прекратились а даже усилились. Его стали обвинять не только в противодействии расследованию “политических дел”, но и в антипатриотических выступлениях перед отправляющими на фронт офицерами, а также в нечистоплотном ведении дел местного отделения Татьянинского благотворительного фонда, председателем которого была жена А.И. Гиппиуса.
В результате множества доносов ферганский губернатор весной 1916 года был вызван в Петроград, где проводилось сенатское расследование по предъявленным ему обвинениям. О том, как и чем завершилось это расследование, А.И. Гиппиус, среди прочего, пишет в “Показаниях…”, которые мы совершенно неожиданно обнаружили в Государственном архиве Российской Федерации:
“Потом я несколько раз заходил к директору 1-го департамента Министерства Юстиции С.Н. Трегубову, который ближайшим образом вел все это расследование, и я постепенно узнавал от него, что расследование все более и более выясняет мою правоту, что были ускорены рассмотрением дела в Правительствующем Сенате по поводу моих разногласий с Меллером из-за разных дел и что Сенат все эти разногласия разрешил в мою пользу.
Примерно через месяц я явился к Министру юстиции на общий прием, чтобы узнать, кончилось ли расследование и можно ли мне уехать обратно. А.А. Хвостов принял меня очень любезно, сказал, что расследование кончилось, что у него на днях был прибывший из города Скобелева прокурор Загорский, который уверял, что наши личные отношения с ним всегда были прекрасные, но что в нападках на меня виноват не он, а прокурор Палаты Меллер, который приказал ему так действовать. А.А. Хвостов сказал мне: “Я им укажу, надеюсь, что голос Министра юстиции еще значит для них что-нибудь”. Затем добавил, что не хотелось бы перемещать председателя Окружного Суда Ковалева, так как он старик и дослуживает свою службу.
“После этого я являлся [к] начальнику Главного Штаба генералу Михневичу, которому объяснил, что все эти истории и доносы возникли на почве моих разоблачений провокаторской деятельности Охранного Отделения в деле туркестанской мнимой революции, но что я рад, что в конце концов все эти господа остались не при чем. Генерал Михневич с грустью заметил мне, что к сожалению эти охранные отделения всюду во всей России занимаются темными делами, и ничего с этим не поделаешь; что же касается моего спокойного отношения к чинам прокурорского надзора и вообще судебного мира, то советовал мне не быть столь оптимистично настроенным: “Вы увидите, как только Вы вернетесь в Фергану, на Вас посыпятся новые какие-нибудь доносы из той же охранки и от тех же прокуроров, они Вас не оставят в покое, а станут Вас долбить и долбить, до тех по пока Вас оттуда не выпрут. Я Вам даю добрый совет: уходите Вы оттуда. Я уже думал о Вас и, встретив на днях военного генерал-губернатора областей, завоеванных в Турции, спросил его, не согласится ли он дать Вам [NB: в оригинале – “мне”] пост губернатора там – в ведении Кавказского наместника, генерал Пешков сразу же ответил, что примет Вас с величайшим наслаждением, так что берите этот пост и уходите пока не поздно”.
Я ответил, что ни в каком случае на такое предложение не пойду, что я кругом прав, но что мне приходится бороться против охранок, прокуроров и других лиц в деле, которое я считаю правым, в этом и заключается государственная служба, покидать же поле сражения я не намерен, доносов же никаких я не боюсь”.
Наконец вызвал меня к себе Военный министр, кажется 10 июня 1916 года. Начал он со мной беседу, как говорится, за здравие, а кончил за упокой.
Встретил он меня любезно стал говорить тихим голосом, на распев: “… ну вот, дело кончилось, может быть они сделали какие-нибудь ошибочки, а может быть и Вы сделали какие-нибудь ошибочки; поезжайте себе с Богом домой”.
Я спокойно ответил, что никаких ошибок не делал, а если были обнаружены с моей стороны какие-нибудь ошибки, то я просил бы их мне указать.
Казалось бы, после целого месяца специального расследования, всей переписки имел же я право услышать несколько более определенный результат, нежели певучее заявление “может быть они в чем-то виноваты, а может быть и Вы в чем-то виноваты”. Из-за такого результата незачем было держать целый месяц губернатора в Петрограде. Генерал Шуваев вдруг страшно рассердился, стал кричать и сказал мне буквально следующее: “А-а-а, так значит Вы – “святой”… Отвечайте мне сейчас же: святой Вы или не святой?”
Я, разумеется, молчал. Тогда генерал Шуваев, выждав некоторое время, тем же голосом сказал мне следующие весьма странные слова: “Ну так я сам Вам скажу: Вы – не “святой”, потому что я – военный министр, и то не святой. Я – военный министр, делаю ошибки, и Вы – губернатор должны делать ошибки, значит, о чем же и разговаривать…”
Так я и ушел от него под тяжелым впечатлением какой-то нелепости. Зачем же меня вызывали из-за 5000 верст в Петроград?
Эту смешную сцену я рассказывал тогда же нескольким высшим чинам Главного Штаба и вообще Военного Министерства и спрашивал: “Что, он у вас – больной? Так пусть лечит свои нервы”, и однажды услышал в ответ: “Разумеется больные нервы: служил 20 лет в интендантстве и растрепал свои нервы; какой он военный министр?”.
Такой ответ меня успокоил, и я уехал в середине июня в Скобелев.”
Хороший человек Александр Иванович Гиппиус! И в самом деле почти святой. Но в данном конкретном рассказе об аудиенции у Военного министра, А.И. Гиппиус был не справедлив и напрасно обидел генерала от инфантерии Д.С. Шуваева, назвав его “больным”. Правда, несправедливость такой оценки была обусловлена не слепотой или злобностью ферганского губернатора, а его неведением скрытых обстоятельств момента. А.И. Гиппиус не знал, а Д.С. Шуваев в силу необходимости соблюдать секретность, не мог ему рассказать, в каком тяжелом положении находился Военный министр в этот день. Не мог генерал от инфантерии Д.С. Шуваев пожаловаться генерал-лейтенанту А.И. Гиппиусу, чем именно был вызван его явный нервный срыв, не мог раскрыть потайной смысл его “весьма странных слов” об ошибках. Но мы – исследователи событий тех дней – должны быть премного благодарны генерал-лейтенанту А.И. Гиппиусу за этот рассказ о “смешной сцене”, имевшей место 10 июня 1916 года в кабинете Военного министра, так как она добавляет очень яркую, живую, эмоциональную краску в общую картину, которую мы пишем в основном сухим языком документов. А то обстоятельство, что ферганский губернатор не знал 10 июня 1916 года и, судя по тексту написанных уже в июне 1917 года “Показаний…”, даже год спустя не догадался о причине такого несвойственного военным людям поведения генерала от инфантерии Д.С. Шуваева, только повышает ценность этого свидетельства.
Поскольку, как мы помним, вся работа по подготовке призыва инородцев в рабочие дружины велась в режиме строгой секретности, никто, непосредственно в ней не участвовавший, не мог знать о том, в каком безвыходном положении, в какой стрессовой ситуации находился 10 июня 1916 года Дмитрий Савельевич Шуваев. Поэтому не только он сам, но никто из “высших чинов Главного Штаба” и не мог объяснить губернатору А.И. Гиппиусу, почему вдруг так сорвался военный министр.
Думаю, что если бы Александр Иванович знал о ситуации с подготовкой документа о привлечении инородцев к тыловым работам, то он бы совсем по-другому оценил Дмитрия Савельевича, и не стал бы обижать его словами про “болезнь” и необходимость лечиться. Ведь по сути, Военный министр в эти дни боролся против того навязываемого ему решения задачи набора инородцев на тыловые работы, которое буквально через месяц возмутило самого генерал-лейтенанта А.И. Гиппиуса, которому он абсолютно справедливо и даже успешно сопротивлялся, и которое в конце концов привело к тому, что сбылось предсказание мудрого начальника Главного Штаба Н.П. Михневича. Причем, “обидчиком” Военного министра, доведшим последнего до нервного срыва, было то же самое ведомство, которое трепало нервы самому губернатору А.И. Гиппиусу: его шельмовали, загоняли в угол и травили люди из туркестанского Охранного Отделения, являющегося подразделением Министерства внутренних дел, а его начальника – Военного Министра унижал и изводил сам Министр Внутренних дел и по совместительству – Председатель Совета Министров.
И кстати, пессимистическое настроение начальника Главного Штаба Н.П. Михневича, которое тоже явно просматривается в записях А.И. Гиппиуса, безусловно имело те же причины, что несдержанность Д.С. Шуваева. Просто Николай Петрович, хоть и предчувствовал недоброе, но еще на что-то надеялся: ведь, судя по записям А.И. Гиппиуса, их встреча происходила еще до 10 июня 1916 года, то есть в преддверии срыва межведомственного совещания. Поэтому начальник Главного Штаба смог сдержать свои эмоции в разговоре ферганским губернатором, а Дмитрий Савельевич – не смог. Оно и понятно: в той ситуации, которая сложилась с подготовкой к привлечению инородцев на окопные работы, вся ответственность и вся тяжесть принятия решений лежала на первом руководителе, а таковым являлся Военный Министр, генерал от инфантерии Д.С. Шуваев.
О том, чем занимался Военный министр Д.С. Шуваев на следующий день после встречи с ферганским губернатором А.И. Гиппиусом, какое решение он принял в этой трудной ситуации станет ясно их следующего обзора нашей “Хроники кровавого повеления”. Но “смешную сцену”, описанную А.И. Гиппиусом мы еще вспомним, так как информация о ней делает более объяснимыми некоторые последующие события.
< ЧИТАТЬ: ЗА 15 ДНЕЙ ДО… ЧИТАТЬ: ЗА 13 ДНЕЙ ДО… >
