Полностью

Знакомство с коллекциями работ кыргызских художников в собрании Музея изобразительных искусств им Г.Айтиева глазами искусствоведа ГАМАЛА БОКОНБАЕВА продолжает обзор творчества ДЖАМБУЛА ДЖУМАБАЕВА. Часть работ представлена на сайте музея, остальные имеются в коллекции, но не представлены на сайте музея.

Джамбул Джумабаев ( 1946-2005) — живописец и рисовальщик, книжный иллюстратор и художник-постановщик художественного и телевизионного кино. Его работы находятся в КНМИИ им. Г. Айтиева, Третьяковской галерее, Госмузее Востока г. Москвы, музеях гг. Саратов, Новосибирск, Астрахань, а также частных коллекциях в Японии, Германии, США, Греции, Италии и др.

Обзор охватывает 28 работ. Все они тематические, но условно их можно поделить по жанрам. 4 пейзажа, 4 портрета, остальные 20 работ – это тематические композиции.

Мы разделили обзор на две части – по 14 работ.

Пейзаж №2. Холст, масло, 49,8х65, 1991

Автор обозначил картину номером два! Это порядковый номер упражнения и одновременно – концептуальное заявление! В те времена модно было так делать! Вторая попытка визуального исследования сакральной сути кыргызского пейзажа! Вот оно как! А работа вполне могла называться «Желтая гора», она здесь доминирует, ее форма, фактура, цвет. Мы видим только плоский фрагмент, но чувствуем нечто огромное и ровное. Под склоном горы прижалось маленькое селение, там своя жизнь: одноэтажные постройки, крыши, белые стены, зеленые деревья, коричневые заборы. Есть свой акцент – голубые ворота! А рядом – огромное желтое пятно. Нереально красиво! Главный контраст композиции – контраст одноцветного и разноцветного. Парадоксальное наблюдение – краешек серого неба сверху перекликается с посеревшей грунтовой дорогой внизу; они оба посерели, но не от туч – от солнца, которое светит слишком ярко… Желтое пока не абстракция. И не дизайн. Пока живопись. Художник реалистически отображает действительность по натурным впечатлениям, но делает это как философ и поэт. И поэтому селение – это курак*, оно соткано из различных лоскутков жизни. И желтый – это цвет солнца, отразившийся от горы. Отражение ест глаза! Солнцепек превратил все цвета в пепел, а цвета, придуманные человеком – не смог! Здесь много всего, от импрессионизма до кубизма, и одновременно – это кыргызское, природное и человеческое. И вечность застыла, прекрасное остановилось! Большой художник, большой талант, большая душа… Необъяснимый как природа! А природа может прикрыть селение горой, никому ничего не объясняя. Вечность вечностью, а оползней следует остерегаться.

*Курак – это древняя кыргызская техника лоскутно-мозаичного шитья, присущая также и многим другим народам

Пейзаж №1. Холст, масло, 49,8х65, 1991

Автор решил возвратиться к пленэру*! К непосредственным натурным впечатлениям! К реалистическому отображению действительности! И остался при этом поэтом. Обозначил работу первым номером! Как упражнение? Как заявление? Наверное, и то, и это. Мог бы назвать пейзаж «Красная гора», она здесь доминирует, ее форма, фактура, цвет. Будто разлеглось в долине чудище, огромное, сильное, голое и красивое. Контраст охры красной и свинцового, темно-серого. Нависли грозовые облака прозрачными лессировками; проглядывают кое-где холодные склоны; гора из красной глины лепится плотными слоем. Разбавляет драму третий, не лишний – предгорье. Оно разнообразит композицию смесью желтых и зеленых оттенков, подчеркивает величие простоты вселенной. Грунтовая дорога, деревья и кустарники, поясняют истинный масштаб творения природы и место человека в нем… Это не абстракция, не надуманная композиция! Художник тонко уловил знакомое настроение. Бывает так: за горой собрались грозовые тучи, там дождь и холодно, а здесь – пока светит теплое ласковое солнце. Тишина и благодать. Так бывает и в жизни: надвигается черная полоса, но опасность еще далеко, а пока мы наслаждаемся жизнью и искусством! Веселимся и поем! Придет беда, тогда и будем беспокоиться. А может и пронесет? Стороной? … Впереди 90-е, судьбоносные, не простые, грозовые! Развал СССР, эпоха перемен, и такое мудрое, живописное и жизненное, напутствие – совсем не лишнее.

*Пленэр (фр. — «на открытом воздухе») — изображение на картине всего богатства изменений цвета, обусловленных воздействием солнечного света и окружающей атмосферы. Пленэрная живопись подразумевает создание картин не в мастерской, а на природе, которая служит основой постижения натуры в её естественном освещении.

Трудные годы. Холст, масло, 99х100, 1985

Справа стоит аксакал, слева сидит на скамейке бабушка, держит на коленях ребенка. Видна часть дома, веранда, дверь, окно. Мужчины воюют, женщины на трудовом фронте. Старики в тревоге: вернутся ли мужчины? И как там у женщин? Бывает тревога светлая, а это темная. Очень грустный дедушка, невеселая бабушка, ребенок вскинул руки, но не радостно – капризничает. Фон условный, нет зелени, нет голубого неба. Есть только фактура. Происходит сближение формальных признаков работ Джамбула Джумабаева и Сатара Айтиева. Но у Джамбула все сделано красивее. Слишком красиво! Не хватает сложных эмоций, парадоксальных ассоциаций. И мастерство художника не помогает. Почему так сильно, голубым цветом, выделена дверь? Как будто это выход в другое пространство… Скорее всего, это формальный акцент, сделан по композиции и в этом заключается его единственный смысл. В середине 80-х усиливаются противоречия советского модернизма. Он остается сюжетным и теряет актуальность. Темы, которые можно было безопасно обсуждать на птичьем языке, закончились. Произведения ни о чем – это общий итог, к которому придет изобразительное искусство Советской Киргизии. Этой болезнью станковая живопись Кыргызстана болеет до сих пор… Здесь можно попытаться актуализировать сюжет! Выяснять: чей это ребенок? Где мать, был ли отец? Но не надо этого делать. Скоро начнется «перестройка и гласность», все будет подвергаться сомнению и антихудожественной чернухи будет предостаточно.

Весна 1945 года. Холст, масло, 89х99, 1985

На земле сидят двое: женщина и мужчина. Солдат одноногий, рядом костыль; женщина кормит ребенка грудью. Между ними скатерть со скудной трапезой. Слева от них стоит девушка, повернулась и смотрит вдаль, одну руку держит за головой, в другой руке – платочек. Серый день, серо-землистый колорит, обобщено решены фигуры и фон. Цветом выделяется военная гимнастерка, активно красное платье женщины, томится синяя безрукавка девушки. Солдат на войне стал инвалидом, вернулся и у него в тылу родился ребенок и теперь они, всей семьей, ждут долгожданной Победы. Но на лицах скорбь и сочувствие. Потому что девушка ждет того, кто уже никогда не вернется. А весной возрождается надежда! … А может девушка в положении! Как рано овдовевшая Алиман, невестка Толгонай, из повести Чынгыза Айтматова «Материнское поле». И в руке у нее не платочек, сорвала женщина с головы белый платок! Такая трактовка раздвигает смысловое пространство картины! Делает чувства персонажей объемнее, трагичнее и … человечнее… В 1985 году праздновали 40-летие Победы в Великой Отечественной Войне. Тематических выставок было много. Во время выставок музей закупал работы и очень хорошо, что купил именно эту картину, одну из самых сложных для трактовок, неоднозначных, фантастически глубоких!

Расправа над активистами. Холст, масло, 149х180, 1984

Враги советской власти ворвались ночью в дома спящих активистов, борцов за революционные преобразования. Застали врасплох, троих вяжут веревками и уводят на расправу. В левую сторону оттеснили стариков, они кричат от ужаса. А что они могут против молодых? К тому же головорезов гораздо больше, в композицию уместились восемь членов банды. На земле топчется красное полотнище. И скоро земля обагрится кровью, сабля есть, но пока ещё в ножнах. Главарь басмачей на черном коне. Других деталей нет, обо всем говорит экспрессия фигур. Фон – горная долина. Глиняная охра и холодный черный создают атмосферу ужаса… Сейчас мы к таким темам относимся иначе. И определение «басмач» воспринимаем по-другому. А тогда, талантливый советский художник хотел засвидетельствовать свою политическую благонадежность и немного денег подзаработать. В 1984 году праздновали юбилей – 60 лет Коммунистической партии Советской Киргизии. И, скорее всего, тематических выставок было великое множество. Во время выставок музей должен был закупать идеологически выдержанные работы… Видно, что сцена увлекла автора драматичностью, движением масс, вспышками света. В те времена уместно смотрелась театральность революционной романтики и ходульные персонажи эпохи становления советской власти: басмачи в чалмах – страшные, бородатые, и активисты – молодые, светлые. Оптимистическая трагедия в том, что враги временно одерживают верх, используя подлые приемы. Все искусство СССР служило целям воспитания у молодежи правильного коммунистического миропонимания. Вспоминается фильм «Поклонись огню» (1971, режиссер Төлөмүш Океев), финальная сцена из этого фильма – страшная и кровавая. А как сейчас можно решить эту тему? Показать, как большевики расправляются с басмачами? Черные большевики и светлые басмачи? Не знаю. И никто не знает. С одной стороны, мы полюбили советские шаблоны, например через фильм «Седьмая пуля» (1972), в котором Суйменкул Чокморов великолепно сыграл роль борца с басмачеством. А с другой стороны, расправа – это всегда плохо.

Сельский мотив. Холст, масло, 90х150, 1984

Работают всем колхозом! Бригадой! Семьей! В центре на циновке сидит женщина с грудным ребенком, довольная и улыбается! Рядом подружки нанизывают листья табака на шпагат и успевают посудачить по-соседски. С левой стороны девушка в тюбетейке относит готовые «гирлянды», а справа мужчина и женщина развешивают табак для сушки. Скорее всего, оставят на улице, а ночью уберут в сарай. Сарай с открытыми воротами виден вдали, на пригорке. Работают в основном женщины, им помогает единственный мужчина в коллективе, в калпаке и в сапогах. Серый пасмурный день. Доминирует охра золотистая, цвет табака и земли. Другие оттенки подстроились под общий колорит, посерели. Форма подчиняется движению кисти, а движение кисти подчиняется движению души художника. А он темпераментный, любит менять ритм и темп. И свои фантазии наполнять жизненными наблюдениями. Художник увидел на Юге Табачную Мадонну, ангела в тюбетейке с крыльями-гирляндами, крестьян Милле и Ван Гога, работающих допоздна вручную. И не стал следовать соцреалистическим догмам. Форма получилась брутальной, как грязная земля, как трудная правда! Обвиняли в эскизности, в незавершенности, приблизительности. Есть такое дело. Что за фигура возвышается за Мадонной? Не понять, неразборчиво сделано. Слишком абстрактно! Но именно абстракция смотрится правдиво в эпоху, когда все становится ложью.

Южный мотив. Холст, масло, 89,5х99,7, 1984

Молодая женщина с утра идет на работу, например, торговать на базаре. Одной рукой поддерживает ношу на голове; другой – перевязанный скатертью поднос с провизией. В красном платье, в голубой безрукавке, в косынке такого же цвета. Оглядывается на укутанную колыбель, ее качает женщина постарше. Женщина уходит на заработки – дома остается бабушка с маленьким ребенком. Наверное, так. Слева виден ствол дерева и часть кроны. Вдали теснятся домики – это южный город. Художник начал с прозрачного подмалевка охрами и черным, а потом добавил цвета. Так делали старые мастера, но в модернизме приемы акцентируются. Цвет располагается не по форме и не по смыслу – по композиции. Более того, форма произвольно разбивается цветом на части. Так интереснее! Это игра! Доминирует желтый, перекликаются голубой и красный. Часто они существует сами по себе, как самостоятельные элементы современного дизайна. Это цветовой дизайн южного мотива! Когда возникло слово мотив? Оно обозначало нечто мимолетное, неуловимое, настроенческое. Без всякой идеологии. Но мотив – есть нечто устоявшееся, а здесь эксперимент. Это современный юг и немного непонятный. И художника не смущает, что фигура справа похожа на мастерового армянина, судя по халату, шароварам и головному убору. А постройки южного города напоминают архитектуру Средиземноморья. Его не волнуют эти несоответствия, в несоответствиях он видит новую форму. Он гражданин мира и заимствования уже не кажутся таковыми. Ведь в итоге все должно стать общим! И искусство должно быть без границ и условностей, когда талант понимает талант и они вместе служат народу, улучшая его вкусы, делая их разностороннее и глубже. Таланты дарят способность воспринимать парадоксы! И через это понимать красоту! И на этом пути всех нас ждут фантастические духовные открытия! Это было главной особенностью кыргызского модернизма! Главное – оптимизм! Затем сюжет с загадкой, и в конце – парадоксальный цвет по парадоксальной форме… А сейчас мы назовем это эклектикой*, потому что нет мирового сообщества талантливых художников. И не предвидится.

*Эклектика (др.-греч. «выбираю, отбираю, избираю») — смешение, соединение разнородных стилей, идей, взглядов и т. п.

Вечер. Холст, смешанная техника, 90х119, 1983

Кто теперь будет спорить с тем, что Джамбул Джумабаев – это первый постмодернист в изобразительном искусстве Кыргызстана? Художник может работать в разных стилях одновременно и одинаково хорошо! Играючи… Ребята после работы играют в футбол. Скорее всего, целинники. Или строители? Монтажная бригада тянет линию электропередач. Точнее не определишь. Рядом вагончик, сделан навес – место для приема пищи, отдыха и проведения совещаний. Других «говорящих» объектов нет. Играют трое на трое. Двое не играют, их больше интересует девушка, наверное, повариха. Она отдыхает, значит уже поужинали. Окончание длинного летнего дня, солнце заходит. Живописное пространство образуют большие массы. Огромное небо, золотистое, чистое, насыщенное и давящее. Самостоятельное и ничего ему более не надо! Освещенные поверхности – светлая охра; собственные тени – красная; длинные, падающие тени – коричневые и холодные. А фигуры узнаваемые! Типичные, высокохудожественные! Их разрабатывали многие поколения российско-советских художников. Поэтому и получилось хорошо. С одной стороны, это свидетельствует о мастерстве. А с другой – о компилятивности*. В Советском Союзе быстрая смена манеры оправдывалась несколькими уважительными причинами: во-первых, заказом; во-вторых, творческими поисками; и, в-третьих, заданной темой предстоящей выставки. Например, «Комсомол – целине!» Возможно, это эскиз к кинофильму с одноименным названием? И манеру диктовала стилистика сценария? Сейчас считается, что это более сложный вопрос. Мастер понимает, что один стиль (манера, почерк) имеет свои ограничения, и для другой темы пробует другой стиль (манеру, почерк). Художник имеет право на эксперимент, право на моральную и финансовую поддержку! Поддержка была: работа куплена музеем. Но постмодернистский эксперимент, он к чему-то! Он же не сам по себе! Он от понимания, что все куда-то движется с чудовищной быстротой и надо догонять. А куда бежать? Непонятно! Невозможно дальше развивать форму, и содержание развивать невозможно! И появляется манера, которую потом назовут постмодернизмом. Если надо, автор может сделать чужую манеру своей. А надо ли? Похоже на шутку очень умного и талантливого художника, который не знает, что делать и начинает игру! Тему взял российскую и с названием не мучился.

*Компилятивность — основанность на компиляции, компилятивный характер; Компиляция — составление каких-л. сочинений путем заимствования всех данных из чужих исследований без самостоятельной работы над первоисточниками.

Осень на юге. Холст, масло, нет, 1983

Мы видим землю сверху, а людей с обычного уровня. Напоминает эскиз для театра, или для фильма. На заднике зигзагом выстроились стены домика, построек, заборов. Они прячут от нас сельские дворики с пожелтевшими листьями на деревьях. На сцене в основном женщины. Трое шагают строем (наверное, идут на базар). Взрослые несут на головах узелки: женщина и подросток в синих джинсах, назовем его Ромео. Рядом девочка. Еще одна нарядная женщина идет с коромыслом. Загораживает Джульетту в фиолетовом, которая замерла возле дерева и прячется за ствол. Охристый шар кроны бесхозного дерева – центр общего пространства. На земле бараны и вместе с ними пасется единственный мужчина… Все остальные персонажи спрятаны до поры до времени за белыми стенами. Экспозиция драмы, в которой действия не будет. Остается картинка, отнюдь не благостная. Конфликт создается не сюжетом, а цветом и формой. Трое – это сплоченность, одинаковость, порядок и ритуал. Нарядная, желто-красная, треугольная, излишне активная, она в контрах с тремя правильными. Черная фигура в проеме двери. И многоговорящий черный проем на голубом. Сосредоточение в единственном окне. Все элементы вместе рисуют стрелку вправо. А зачем? Иногда, кажется, что черное в середине – это и есть настоящий центр. Но о чем нам сможет рассказать пасущийся баран? Да! Здесь важен не сюжет – важны эмоции, которые вызывает… абстракция! Но перед нами не чистая абстракция. Узнаются фигуры и характеры, и они о многом… молчат! Это Юг! Пассивный и яростный, знакомый и загадочный, приветливый и равнодушный.

Осень в Арслан-бабе. Холст, масло, 29,7х64,4, 1981-1982

В центре ореховое дерево, фактурно переплелись стволы, мелкие листья посерели и опали. Аллея изгибается между деревьями. Вдоль аллеи выровнялись постройки с плоскими крышами. Дальше, за пригорком, видна зеленая трава и мелкие кустарники. Верхушки деревьев уже пожелтели. Скорее всего, это на территории пансионата в ореховой роще. Густые кроны загораживают небо, но от него проникает холодное равномерное освещение. Одна из немногочисленных работ у автора, сделанных с натуры. Сделано быстро, кое-где проглядывает холст… Аллея поворачивается и видно, что она идет по верхушке холма и стала прямой линией. Не виден низ построек, земля, на которой они стоят. Такой ракурс считается проигрышным, в учебных работах, у фотографов, операторов. А мастер не боится, он принимает вызов и из проигрыша делает философию. Очень часто творения рук человеческих не вписываются в природу, а эти странные объекты, прямые линии и прямоугольники, вписываются! Это уже не здания и не аллея. Это геометрические примитивы, как в метафизической живописи Джорджо де Кирико. Только здесь сделано все намерено буднично и намеки тоньше… Среди природного хаоса два дерева образуют арку над дорогой. Поддерживает это пафосное движение декоративный куст с ветками, устремленными вверх. А два параллелепипеда уводят внимание зрителя в сторону, не дают зацепиться за понятные банальности. Они будто шепчут: «Природа – это не только деревья! Мы тоже природа! Мы содержим в себе свет и тень, цвет и форму. Мы проще и понятнее. Будущее за нами!».

Серый день. Холст, масло, 69,5х90, 1981

Домик на пригорке глядит темным окном, к нему пристроилась непонятная стена, рядом размытый стог сена. Пасется белая лошадь на темно-коричневом квадрате вспаханного огорода. Доминируют теплые землистые оттенки, среди них серо-стальная крыша кажется голубой. Месиво красок красиво выписывает месиво осенней грязи. Двор, окруженный живой изгородью из кустарников, хвороста и жердей. Заросли камыша спускаются вниз, к реке. Вдали тополя и холм. На сером небе белое облако. Вид похож на пригород столицы, это не Южный пейзаж, но у автора не бывает просто пейзажей. Белое облако, как белый квадрат – парадоксальный акцент, белое на светло-сером. От него исходит нечто магическое. Белое, темно-коричневое, желтое – фантастичны, они не чужие, они отсюда, из этой местности. Тем не менее, темно-коричневое – это провал в бездну; желтый – золотистый, как доспехи инопланетянина; верхний угол очерчивает таинственный грязно-серый. Он ничего не обозначает, его диктует идеальная композиция. Одинокое белое облако, большое, красивое, печальное, стоит над лощадью, домиком, огородом, холмами. Прекрасное, отрешенное, страдает и жалеет всех нас (есть похожий отрывок из рассказа Юрия Казакова «Вон бежит собака» 1961 года) … Эту особенность кыргызского пейзажа подхватил кыргызский модернизм. Правильные натурные наблюдения всегда приводят к фантастике, и не только на небе. И если нет фантастики – получается набор учебных штампов. А если только абстракция – получается учебное упражнение по композиции. 70-80 – самый мощный период в философской пейзажной живописи Кыргызстана.

Вечер. Холст, масло, 60х60, 1981

Вариация на тему картины «Воспоминание», повторяется общая композиция с главными персонажами. Не понять, какая работа была сделана раньше. А может, это неважно, они появились одновременно, и художник в одной работе пытался продолжить то, что не получилось в другой. И обе работы музей приобрел! … Здесь автор пробует быть свободнее, красивее, игривее. Девушка тоненькая, стройная, выгнулась по напряженной дуге! Держит на голове разноцветный узелок, похожий на яблоко! Образ юности излишне разукрашенный и немного возбужденный. Мужчина в тюбетейке вторгается сбоку, у него устрашающе черные усы, широкие брови, как у Бармалея. Он в рубашке, несколько карикатурен и держит под мышкой дыню. Или котомку? Узелок, похожий на яблоко, котомка, похожая на дыню… все на что-то похоже… Все-таки дыню, Бармалей хочет угостить девушку. Солнце на закате, небо оранжевое. Горящие отблески на всем. Домик с плоской крышей, рядом дерево. Кроваво красный, яростно оранжевый, ядовито зеленый, ослепительно белый. Почему автор назвал работу «Вечер»? Это цитата? Не похоже. Автор сомневается в своем праве цитировать, находится где-то между модернизмом и постмодернизмом… Асель бежит с Ильясом, прихватив свой нехитрый скарб? Нет. Ильяс точно не такой. А может, это член партии хочет украсть комсомолку? Автору не нужны такие ассоциации. Он хочет освободится от образов, которые мучают его… воображение – не подсознание, его в советской культуре не было (нет и сейчас). Красивые цвета, изысканные пятна, поющие линии, изящный ритм, тонкий колорит, удачная композиция, фактура фактурная! – это пожалуйста! А дальше не надо… Остается ощущение недосказанности. Автор загадочно шутит и приходит к неожиданной формуле: за эстетской живописью всегда скрывается банальное зло.

Воспоминание. Холст, масло, 140х125, 1981

Справа мужчина в стеганном халате, подвязанном синим платком. Чапан без узоров, зато золотой! Слева женщина в малиновой безрукавке и с ношей на голове – это цветастый тюк, сшитый из лоскутов. Посередине подросток оперся руками на кетмень или на пастуший посох. Рядом пасутся два барана, белый и черный. Вдали за мальчиком согнулась женщина в лиловом, судя по всему, немолодая. А еще дальше возвышается на холме древний мазар. Окружение обозначено крупными объемами, и они подчеркивают главное – фигуры треугольника. Может быть это символы? Молодость (их двое), дальше юность, и еще дальше – старость. Это может быть семья: отец, мать и сын. Или старший брат и соседка, или сестра и сосед. В любом случае, взрослая женщина и взрослый мужчина, а между ними подросток, симпатии которого на стороне женщины, она ярче и наряднее. А мужчина – это соперник, у него длинные безвольные рукава, он пижон в золотистом чапане. Его обаяние во взрослости, в бороде, в томном взгляде, в черных сапожках. И подросток старается подражать ему во всем, в одежде, в манерах, и смотрит вызывающе. Это у него плохо получается, остается воспоминание о взрослых. Они непонятные, полные противоположности, красавица и бездельник, а может и любитель анаши, но их тянет друг к другу по коричневой дорожке и их не остановить.

Осень. Холст, масло, 88,5х149,5, 1980

Осень, окраина села, домики, хозяйственные постройки, деревья. Женщины ждут рейсового автобуса. Ждут возле дороги, которой не видно, она проходит впереди картины, там, где зритель. Стоят рядом старшая, средняя и молодая с ребенком, к ним прижалась девочка. В стороне одинокая фигура держит ношу на голове. Вместе – близкие, а та, что к ним не присоединяется, – просто односельчанка. Значит село не маленькое. Темно-коричневая земля, пожелтевшие деревья, охра и оттенки. И яркие цветные вставки. Колористическое единство, которое состоит из нескольких слоев. Нижний слой прозрачный, жидкие краски расползаются тонкими оттенками. Другой слой плотнее, это смеси, простые и сложные, растираемые кистью на палитре. Еще один слой наносится мастихином – это открытые цвета, такие, какие они в натуре. И получается технология невероятно сложной живописной партитуры Юга! Не гармония, для одномерных – какофония. А если отзовешься, становишься соавтором, самого плодотворного периода в творчестве мастера. Композиция не подчиняется правилам и освещение произвольное, как бесконечное небо. Смысл воспринимаешь согласно законам, которые создал мастер. Это пластическая метафизика Юга. Цель та же, что и у мэтров реализма. Но автор не хочет по крупицам накапливать образ. Он колдует прямо на холсте, неистово, безотчетно, подчиняясь только своему художественному инстинкту. Он свободен настолько, насколько ему позволяет окружение. А ситуация в 80-х была фантастически благоприятная!

<= ВЫПУСК 12                                                                                   ДАЛЕЕ (ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…)

Обо всех новостях Фонда в телеграм-канале: 
Фонд Санжарбека Даниярова.
Если интересно, подпишитесь

Продолжаем знакомить с творчеством кыргызских художников, представленным в коллекции национального музея, глазами искусствоведа ГАМАЛА БОКОНБАЕВА. Это второй раздел из двух, посвященных творчеству Амана Асранкулова.

Асранкулов Аман (1939-1998) — живописец. Родился в городе Фрунзе. В 1964 году окончил Фрунзенское художественное училище и в 1969 году — факультет живописи Московского художественного института им. В.И.Сурикова. Народный художник Кыргызской Республики. С 1971 года-член Союза художников СССР.

Мои родители. Холст, масло, 113,5х97,5, 1985

Стоят рядом родители, готовятся встретить праздничную дату. Сзади на стене висит зеркало пятиугольной формы, вытянутое. Достаточно чуть приглядеться и оказывается, что старики стоят не рядом. Ветеран отражается в зеркале. Впереди зеркала только супруга, это подчеркивает падающая тень. В белом платке, в темном костюме, бережно держит в руках орден. У нее счастливое… и скорбное лицо. Она собирается надеть орден… Но некому. Она смотрит куда-то вдаль, в параллельный зеркальный мир. Там фронтовик, на нем серый костюм с наградами, серая рубашка, бордовый галстук. Седина поднялась от дуновения ветра и переплетается с облаками…. Мы не знаем биографии родителей художника (это, между прочим, задача для музейных исследователей). Из очень скудных сведений известно, что отец художника, БӨРҮБАЙ АСРАНКУЛОВ, ветеран Великой Отечественной войны, родился в 1912 году в Ошской области. В 1985 году министр обороны СССР присуждает ему юбилейную награду, Орден Отечественной войны I степени. Ее держит в руках на картине старушка-мать. И, судя по всему, ветеран этой высокой награды не дождался … В этом же году была написана картина. Колорит невеселый. Серо-охристые, темно-коричневые цвета с небольшими акцентированными цветными вставками. Необычная композиция: все элементы сдвинуты влево. Слева на столике кувшин с цветами, скорее всего, это фиолетовые крокусы, и футляр для ордена. Два желтых цветочка символически поникли. Справа остается пустое поле. Таким образом, орден в руках матери перемещается в центр и обозначается сюжетное значение награды. А возможно, художник хотел дописать правую часть картины… и не стал.

Лето. Холст, масло, 61х65, 1983

Где-то на окраине поля, возле глиняного тандыра, юноша и девушка кушают жареную кукурузу. Угли еще тлеют в печке, рядом черный кумган, остались дрова. Юноша в калпаке и босиком, девушка в красном платье. Ясно, солнечно, судя по теням – полдень. Скорее всего, август, но молодым не жарко. Доминирует охра светлая, вместе с охрой красной, они создают «жареный» колорит. На светлом подмалевке прозрачные тени. Белилами написана теплого оттенка рубашка, обозначен холодный дым от костра. Дополняют огненную палитру узкая полоска синего неба и зеленые деревья под холмами…. Кажется, не только кукуруза поджарилась. Поджарились лето, земля, воздух! Поджарились юноша и девушка. А им не жарко, они – влюбленные! Советские художники умели видеть своеобразную поэзию в простой бесхитростной крестьянской жизни; умели ценить незатейливую романтику степной вольности…. Тема двоих – эта любимая тема кыргызских живописцев, вспомним: Гапара Айтиева «На окраине села» (1959), Александра Воронина «Уч-Курган» (1968). И здесь их тоже двое. Они, конечно, колхозники (а других в те времена и не было), но как здорово убежать от всех и побыть вдвоем. Своровать колхозную кукурузу, зажарить и съесть.

Ожидание. Холст, масло, 81,5х69, 1982

Маленькая девочка держит на спине совсем маленького братика. Она стоит спиной к нам и пристально вглядывается в широкую степь. Одета девочка просто: белое платьице и серая безрукавка. На ногах черные азиатские калоши. Маленький одет в темно-голубое, тех же оттенков, что и вечернее небо. Рядом лежит собака, судя по позе, долго лежит. Ждут возвращения взрослых с колхозных полей. Это понятно: лето, уборка урожая. Папа и мама где-то далеко, нет даже намека на их появление. Когда они вернутся, будет совсем темно. Визуальный образ, почерпнутый из детских воспоминаний: когда долго ждешь, на душе становится страшно тоскливо. Но ожидание всегда заканчивается праздником! … Можно пофантазировать и представить, что маленькие ждут восхода солнца. Это некий символ встречи нового дня, новых надежд! … В любом случае, дети и собачка умилительны в своем ожидании. Ждут радости, счастья, любви! Надеются…. Чуть-чуть пригладить, и картинка превратится в сентиментальную иллюстрацию для женского журнала. Автор хочет избежать сентиментализма, уходит в брутальную эскизность (она и станет авторским почерком!). Это не стилизация под детский рисунок. Здесь явно выражена идеология кыргызского живописного модернизма – изображать незамысловатые сюжеты не официально, иногда жестко, а иногда и жутковато. Изображать проблемы: изображать нарочито неразвитых, не ухоженных детей, и прятать жесткую «идеологию» под неумение рисовать. Однако, для талантливого автора, неумение рисовать и означает рисовать как гениальный ребенок!

Оплакивание. Холст, масло, 97х115, 1982

Оплакивают фронтовика, участника Великой Отечественной войны. Над входом в юрту висит портрет покойного – эта традиция появилась в советское время. Судя по портрету, событие происходит не ранее 1943 года (после введения в Красной Армии погон); фронтовик в фуражке, наверное, был сержантом или офицером. Над юртой на шесте висит темная материя. Обычно материя черного цвета оповещает, что умер человек среднего возраста. А возможно, это верхняя одежда покойного. Зачем это сделано? Среди собравшихся не видно мужчин – только малые дети и старики. В центре согнулся и причитает подросток. Выделяется фигура одноногого инвалида. Значит событие происходит во время войны. Справа сбились в безутешную кучу дети покойного и старик-отец. Женщины сидят внутри юрты, они обрисованы одним черным силуэтом. Старики собираются снаружи, обычно напротив того места, где лежит тело. Не видно муллы. Следуя древним обычаям, для покойного ставят отдельную юрту, где совершаются омовение и проводы. Каждый может прийти, выразить сочувствие и попрощаться. И здесь возникают вопросы. Возможно, фронтовик умер от ранений дома. Но место в юрте, где должен лежать покойник – пусто. В той, далекой, войне во время боевых действий практически невозможно было доставить тело погибшего на Родину. Обычно хоронили в братской могиле и присылали похоронку. Решили оплакивать без тела?.. В такой трактовке пространство трагедии расширяется до бесконечности. И мужество народа расширяется до бесконечности. На родине решили проводить в последний путь дух героя. Выполнить последний долг перед памятью. Такие опасные темы смело задевали художники 70-х годов прошлого столетия. И такая бесконечная смелость недостижима для нынешнего поколения.

В древности придерживались убеждения: усопшие без могил не могут найти посмертного успокоения, страдают и мстят. Поэтому необходима символическая могила, даже если нет тела.

Кузнец. Холст, масло, 79,5х60,5, 1980

Кузнец в своей кузнице с помощью огня, таинства и мастерства, подчиняет своей воле упорное железо. Голый по пояс, в белом обожженном фартуке, держит на наковальне в клещах треугольную деталь, похожую на амулет! А возможно, это просто топорище. Кажется, что вторая рука кудесника достает огонь прямо из горна. Станиной для наковальни служит огромный пень. С потолка свисает деревянное коромысло для ручной подкачки воздуха в меха. Огонь из печи освещает мастерскую. До дальних стен и потолка свет не доходит, их формируют отсветы зеленого оттенка. Оконные проемы темные. Вечер или ночь? Полукруглые своды печи светло-голубые, как будто от них исходит потусторонний свет. Художник точен и прост, он пользуется жизненными наблюдениями и своим внутренним взором, и потому картина получилась правильная. Кузнец – сильный, крепкий мужчина, интересный своей индивидуальностью. Он не винтик равнодушной системы. Это брутальный символ человеческого непослушания, непохожести и неповторимости. Его продукция востребована, но ему приходится работать по ночам. Советская система считает, что в эпоху индустриализации кузнец – это пережиток средневековья, а кузница – источник нетрудовых доходов. Индивидуалист кузнец в своей частной кузнице работает по ночам, и не хочет встречаться с фининспектором.

Табак нового урожая (Колхозники). Холст, масло. 145 х121, 1980

Под навесом сушатся листья табака. Здесь же за столом из ящиков, на стульях из ящиков, расположились колхозники. В центре сидит человек в черной шляпе и в костюме (возможно, агроном-технолог), готовит самодельные папиросы. Сидящий слева ждет своей очереди и дает ценные указания. Стоящий затянулся самокруткой, сложил руки на груди и замер на минутку, даже дыма не видно. Пробует аромат. Колхозники перед отправкой на табачную фабрику пробуют новый урожай и их оценка самая настоящая. Это неформальная оценка и импровизированная лаборатория. Колорит картины землистый, как и сам табак, как земля, на которой он вырос. Угадывается влияние картины Винсента Ван-Гога «Едоки картофеля». По цвету, фактуре, отдельным персонажам. Но смысл происходящего несколько иной. Колхозники сопротивляются отчуждению. Они не хотят быть винтиками. Они не кирпичики светлого будущего – это их жизнь, их работа, вкус ихнего табака, единственного и неповторимого. Вспоминаются рабочие из гениального фильма Отара Иоселиани «Листопад». Там виноделы, а здесь табаководы. Трудящиеся знают всему цену, не выпендриваются, строят, как могут, социализм. А почему они выглядят убого? Потому что колхозники? И вера в советскую власть подорвана? Рабочие и колхозники при любой власти работали, ценили профессию, марку держали, берегли достоинство и надеялись, что все это не зря. Выглядят они убого, зато души у них золотые, как листья табака нового урожая.

Организаторы первых комсомольских ячеек в городе Ош Касымбековы. Холст, масло, 138,5х130, 1978

Вот что пишет об этой удивительной работе известный искусствовед Ольга Петровна Попова: «Глубиной социального содержания, обобщенностью художественного языка отличается «Портрет организаторов комсомольских ячеек в Оше Касымбековых». Этот портрет-биография, овеянная романтикой первых лет Советской власти в Южной Киргизии, портрет-раздумье». На открытой террасе за столом сидит молодой боец в гимнастерке. Рядом выделяется на фоне освещенной стены светловолосая супруга. Лето в самом разгаре, в саду буйная зелень и таинственные тени. Молодой человек одной рукой облокотился о стол, подперев голову, другой – держит книгу на коленях. Задумался, мечтает о торжестве социализма? Или о своем личном счастье? Или обо всем вместе и неразрывно? О супруге мало что известно. Только одно предложение, скупое свидетельство с инициалами: «Активные участники партийных и комсомольских ячеек в Ошском уезде в 1918-1920 гг. супруги С. Ф. и Е. К. Касымбековы». И все! Почему в биографии Санжара Касымбекова нет информации о его супруге? Нам остается только гадать. Отсутствие информации будит воображение. Кажется, что художник в светловолосой женщине увидел образ России! Обаятельный и непреклонный, нескладный и чарующий. Символ Веры, Надежды, Любви! И жертвы! И национальность не важна – важна духовная близость. Шаблоны неинтересны. Легко прочитываются и быстро забываются. Запоминаются загадки… А не беременна ли Е. К. Касымбекова? … О самом герое известно гораздо больше. Санжар Фозилбекович Касымбеков – узбек, родился в 1900 (по другим данным в 1902) году, получил образование в Андижанском реальном училище. В 1917 году вернулся в родной город. Один из первых комсомольцев города Ош. В 1918 году вступил в партию большевиков. Активный участник установления Советской власти в Туркестанском крае, борец с контрреволюцией и басмачеством. Руководитель Ошского уезда. Был жестоко убит в ноябре 1924 года в Самаркандской области.

Уездно-городские партийные организации Киргизии. (1918-1924 гг.) [Текст]: Сборник документов и материалов / Филиал ИМЛ при ЦК КПСС — Ин-т истории партии при ЦК КП Киргизии ; [Сост.-ред. В. Н. Семенков и В. В. Санников]. — Фрунзе: Кыргызстан, 1968. – 660 с., 4 л. ил.

Портрет Героя Социалистического труда С. ТЕШЕЕВА. Холст, масло, 100х80, 1975

Вот что пишет о портретах художника известный искусствовед Ольга Попова: «Важнейшая линия в творчестве Асранкулова связана с портретом. Здесь и камерное изображение близких людей, и монументально-приподнятое решение образов значительных в социальном плане личностей… Портреты отличаются композиционным разнообразием, строгим цветовым решением». К числу лучших работ художника критик относит и эту работу… Тешеев Сайдила (1925-1985) – бригадир плавильщик Кадамджайского металлургического завода; Герой Социалистического Труда (1960). Избирался депутатом Верховного Совета СССР, Верховного Совета Киргизкой ССР. Избирался членом Центрального комитета Компартии Киргизии. Награждён орденами Ленина (1960), Октябрьской Революции (1971), Трудового Красного Знамени (1966) … Многого добился бригадир в стране диктатуры пролетариата! Фигура гегемона распирает композицию! Каска и правая рука не поместились в раму! Огромный советский человек! Видно, что портретное сходство сохранено: немолод, лицо красное, узкие щелочки глаз и раздутые ноздри. Таким его сделал профессиональный отбор. Сильный, колючий, суровый и непреклонный, с огромными ручищами. А работяги другому подчинятся не будут. За ним, как за стеной Сезанна. За кубизмом поверхностей: цехов, оборудования, рабочей спецовки. Кажется, что лицо бригадира – это тоже производственный цех в миниатюре. Одномерный, однозначный, как красная труба. А сама труба, как лозунг, как знамя. Но пафос превращается в иронию, и герой забытых времен не располагает к себе. Убогий – а другой и не нужен: единогласно голосовать – много ума не надо. Карикатурный? Это тоже хорошо – только смех вызывает симпатию. Художник пишет то, что видит, и его персонаж начинает жить своей самостоятельной жизнью и перерастает ходульные определения. Художник, следуя своей интуиции, дает универсальный визуальный ответ: герой – он герой только в свое, строго ограниченное, время.

Рассказ о мужестве. Холст, масло, 100х114, 1977

Луна освещает горы и сценку на джайлоо. Женщины остались за кадром, скорее всего, прибираются после ужина. Взрослый рассказывает мальчишкам о мужестве. Он лежит на земле, спиной к зрителю, одной рукой уперся о землю, другой жестикулирует. Трое мальчишек сидят перед ним. Первый раскрыл рот от удивления, второй встревоженно смотрит в сторону зрителя, третий постарше и его эмоции посложнее. Тема, название и сюжет просты, понятны, официально одобрены, но язык живописи не стандартный! Это не соцреализм – это живописный примитив с элементами иронии. Рассказчик не похож на батыра и на акына тоже не похож. Рассказывает, как умеет свою историю, сочиняет и, конечно, привирает. О чем рассказ? О подвигах на фронтах Великой Отечественной? Или о народных батырах? А может все перемешалось? Данияр, герой знаменитой повести Чынгыза Айтматова «Джамиля», не любил рассказывать о войне. Но прошло уже более 30 лет. Рассказчик мог быть участником сражений, но это никак не афишируется. О чем бы ни был рассказ, здесь нет филармонического блеска и мещанского пафоса. И концертные залы не нужны! Фантастические горы, вдохновенный рассказчик, обомлевшие слушатели – этого достаточно, чтобы научить мальчишек мужеству и справедливости…. Нет здесь и суровой романтики, модной в те времена. Фигуры и горы смешные, как игрушечные. И такой нестандартной трактовке веришь. Все устали от официального вранья о развитом социализме и обратились к самому простому: в форме, в чувствах, в мыслях. И только две вещи наполняют душу кыргыза удивлением и благоговением – это горы над головой и рассказы о мужестве!

Мальчик с собакой. Картон, темпера, 69,5х49,5, 1972

Возле юрты стоит мальчик с красным яблоком в руке и смотрит на зрителя, а на мальчика смотрит собака, ждет своего кусочка. С другой стороны юрты, спиной к зрителю, сидит старушка в красном платье и стеганной безрукавке. Вдалеке, возле речки, на фоне алого поля выделяется голубая женская фигура с белыми ведрами. Доминирует охра золотистая, нарочито крупными штрихами нанесены светлые и темные оттенки. Энергично заштрихованы: небо, горы, юрта. Акценты – пятна и точки голубого и красного. Примитивистский рисунок добавляет энергии. Художник освоил «неряшливость», как композиционный прием! Как уверенно работает с формой! Он знает главное. Главное – это простой живописный сюжет. В руках мастера он взлетает высоко! Люди заняты делами, мальчик отдыхает, собака ждет: может дадут что-нибудь вкусненькое? Дадут! Простые люди покормят! Бедные не оставят голодной. Охватывает ощущение вселенского покоя и божественной безмятежности. Это кыргызский экзистенциализм! … В один год будут сделаны разные работы. Одна на Юге – другая в столице. Одна светлая – другая темная. Экзистенция и декаданс. «Мальчик с собакой» и «Портрет современника». Обе картины одинаково отличаются от других. Они проще, примитивнее, мощнее, правдивее. В 70-е годы XX века в Кыргызстане, в СССР, в эпоху торжества загнивающего развитого социализма начинается кыргызский критический модернизм.

Натюрморт. Холст, масло, 49,3х67, 1970

Работа написана через год после окончания Московского Художественного Института имени Василия Сурикова, но композиция совсем не учебная. Центр композиции – букет, в котором угадываются хризантемы, орхидеи, лаванда, шалфей. Китайская ваза – вертикальная ось. Яблоки, айва, хурма, расположились на горизонтальной линии. Желтые хризантемы наклонились, кажется, они тянутся к запаху плодов. Смешно…. Цветы, нарисованные на вазе, цветы натуральные и фрукты образуют прямоугольный треугольник. Охристая драпировка больше похожа на глиняную землю – она удерживает все элементы в единстве. Цветы и фрукты в землистом окружении – автор видит здесь особенность! Влияние Сезанна несомненно. Но наш художник идет дальше – фон не только материален, он становится доминантой! Он живой, динамичный, смотрится интереснее, благодаря энергии штрихов. У штрихов другой наклон! Вот где изюминка! Наклон штрихов образует крест со стеблем хризантемы! … Фон более крупнозернистый, чем сами предметы! Вопреки логике! Законам восприятия! Необычно! Ново! Этот прием делает работу уникальной, но вряд ли… прибавляет смысла. В дальнейшем автор будет «укрупнять» сами предметы, и у него появятся более сложные идеи.

Мать. 58,5х51,1, 1969

Работа сделана автором в год окончания Московского Художественного Института имени Василия Сурикова. У мамы усталое лицо, она опустила глаза. На голове однотонный белый платок, одета в однотонное темно-зеленое платье. Нет привычных узоров. Художник убрал все лишнее, чтобы создать символ, где белый говорит о чистоте помыслов, а зеленый указывает на незатейливый крестьянский быт. Монументальная композиция, строгий колорит, брутальная фактура, обобщенные формы. Но не покидает ощущение, что это фрагмент чего-то большего. Кажется, что сделано все специально, нарочито. Можно было добавить, расширить, углубить. Вспоминаешь портреты Лукаса Кранаха Старшего. У немецкого художника протестантская простота! А у нашего? Это продолжение сурового стиля? … А может все проще. Молодой художник уверен: о маме надо просто, без лишних сантиментов. Мама – это неустанный труд, честно прожитая жизнь, высокая духовность. И больше ничего не надо.

<= ВЫПУСК 11                                                                                   ВЫПУСК 13 =>

Обо всех новостях Фонда в телеграм-канале: 
Фонд Санжарбека Даниярова.
Если интересно, подпишитесь