ДЕНЬ ЗА ДНЕМ. Ровно 100 лет назад в Туркестане. Дни 100 и 101 от начала описания: 22 и 23 октября по новому стилю и 09-10 октября по старому стилю, использовавшемуся в 1916 году. Только на основе документов.
Минуло 100 лет и 100 дней с тех пор, как закончилась мирная жизнь в Туркестане и началась Туркестанская Смута. В этот день мы ВПЕРВЫЕ публикуем обнаруженный в РГВИА протокол допроса извозчика “транспорта с оружием”, а также впервые за последние 100 лет знакомим читателей с удивительным экспромтом генерал-лейтенанта А.Н.Куропаткина “В защиту сартов”.
ЛЕТОПИСЬ Туркестанской Смуты
Дата: 09-10 октября 1916 года, воскресенье-понедельник
Место действия: Туркестанский край
9 октября 1916 года в ежедневном рапорте в Военное министерство Генерал-губернатор А.Н.Куропаткин сообщил (РГВИА ф.2000, оп.1, д.7678, л.180-180об)
Дополнение телеграммы 7970.
С 18 Сентября по 8 октября включительно были отправлены из края при полном порядке согласно расписанию эшелоны туземцев рабочих областей Сыр-Дарьинской [области]- шесть, Ферганской – семь, Самаркандской – семь и Закаспийской – два, всего двадцать два эшелона, около тысячи человек каждом, областях края перемен не произошло.
[В] Астрабадском районе наш казачий разъезд, высланный из Астрабада для осмотра степи [в] направлении Ак-Кала, [встретив в] пути шайку вооруженных туркмен и затем [в] ауле Мамед Алын вооруженное нападение большой банды туркмен, возвратился без потерь в Астрабад.
По донесению нашего комиссара все русско-подданные джафарбаевцы, кочевавшие [в] Персии между Чатлы и Чат, кочевники атабаевцы, актабаевцы и один оседлый джафарбаевский аул, отправив свои семьи, [за] исключением немногих старух, [в] Приморский район под охрану оседлых аулов, перекочевали [в] Гюрген и, заняв местность от Ак-Кала до аула Омчалы, решили драться, но не давать рабочих, причем при своем передвижении [к] югу [от] Чатлы в 15 верстах испортили телеграфные линии 7986
Куропаткин
Подписав эту телеграмму, генерал-лейтенант А.Н.Куропаткин в тот же день выехал из Ташкента в инспекционную поездку в Семиреченскую область. На радостях оставшийся “за главного” генерал-от-инфантерии М.Р.Ерофеев решил расслабиться и на следующий день – в понедельник 10 октября – ограничился формальной отпиской (РГВИА ф.2000, оп.1, д7678, л.182):
Дополнение телеграммы 7986
[В] областях края перемен не произошло, из Астрабадского района новых донесений не поступало. 8004
Ерофеев
В наших обзорах уже не раз отмечалось, что и содержание и тональность ежедневных телеграмм, из Ташкента в Петроград весьма заметно отличались в зависимости от того, кто их подписывал – сам Генерал-губернатор или его помощник. Главный туркестанский начальник А.Н.Куропаткин, который много лет был первым руководителем различных ведомств, в том числе Военным министром, прекрасно понимал, какую информацию ждут руководители этого ведомства в Петрограде. А генерал-от-инфантерии М.Р.Ерофеев, который всегда был на вторых ролях, во всех подписанных им докладах старался затушевать проблемы в стиле “все хорошо, прекрасная маркиза”. Это отмечал и сам А.Н.Куропаткин, о том же открытым текстом говорил действующий помощник Военного министра генерал-от-инфантерии П.А.Фролов начальнику Штаба Верховного главнокомандующего М.В.Алексееву в разговоре, который был приведен в обзоре событий 7-8 октября 1916 года.
Дата: 09-10 октября 1916 года, воскресенье-понедельник
Место действия: Семиреченская область, Верный
Верный готовился к приезду Туркестанского Генерал-губернатора А.Н.Куропаткина, 10 октября в № 227 газеты “Семиреченские областные ведомости” сообщалось
К приезду Генерал-губернатора
Туркестанский Генерал-губернатор А.Н.Куропаткин, выехавший на автомобиле из Ташкента 9 сего октября, предполагает прибыть в Казанско-Богородское 13-го, где будет ночлег. 14-го в 11 часов утра предполагает прибыть в г. Верный.
Город начинает приготовляться. Улицы метутся, убираются, а на некоторых даже подбираются камни, валявшиеся там испокон веков.
С 1916 года прошел целый век, в России три раза сменился государственный строй, обновилось как минимум четыре поколения жителей России и Киргизстана, но в части стиля подготовки провинции к приезду начальников ничего не изменилось.
К числу подготовительных мероприятий следует отнести и публикацию в том же 227-м номере “Семиреченских областных ведомостей” неофициальной стенограммы публичного выступления А.Н.Куропаткина под примечательным названием – “В защиту сартов”. Эту короткую речь Главный начальник Туркестанского края экспромтом произнес в прениях на Торжественном заседании Туркестанского отделения Императорского Русского Географического общества, состоявшегося в Ташкенте в начале сентября 1916 года.
После завершения выступления основного докладчика присутствовавший при том генерал-адъютант А.Н.Куропаткин попросил слова и сказал:
Я спросил, допускаются ли прения – начал А.Н.Куропаткин, – и мне сказали, что допускаются.
Дело в том, что на моем месте мог сидеть генерал-губернатор, впервые прибывший в Туркестан, так же незнакомый с этой большой массой населения Туркестана, как новые здесь люди – военный губернатор и начальник штаба. Я не знаю, каково общее впечатление от только что выслушанного доклада, но убежден, что у губернатора и начальника штаба оно – самое тягостное. Они, наверно, сейчас думают: “Зачем мы сюда уехали? Мы должны работать среди ленивого, трусливого, вороватого населения”.
И это не только тягостное, но и опасное впечатление.
Но люди, знающие край, поймут, можно ли согласиться с автором, что сарты – такой безотрадно-плохой народ, как он их рисует. Я был в Туркестане 50 лет назад и как старый туркестанец надеялся услышать, идя на лекцию, нечто новое, научное, правдивое, но мне пришлось разочароваться.
Прежде всего, о слове “сарт”. Это слово условное, спорное, и к нему надо относиться очень осторожно. Как раз сегодня, часа два тому назад, я беседовал по этому вопросу с его высочеством эмиром бухарским, и его высочество мне сказал, что это слово принесено русскими, что туземным народам оно не известно. Есть узбеки, татары, но о сартах раньше не было слышно.
Лектор, – продолжал далее А.Н.Куропаткин, – упомянул еще о слове “перс”, но мы знаем, что и персы делятся на несколько племен: татары стоят отдельно, азербайджанцы же – представители тюркской крови. Таджики сохранили свою кровь в чистоте, но, в общем, ход истории таков, что чистых татар не сохранилось: в одних местах преобладают иранские персы, а северном районе – монголы. Таким образом, сарты являются смешанным племенем, сидящим оседло на культурной земле, с замечательным искусственным орошением, что доказывает основную черту этого народа – чрезвычайное трудолюбие.
Нельзя также поспешно, как это делает докладчик, говорить о крайнем миролюбии сартов, нельзя говорить, что они поголовно трусливо сдавались русским. Кто отбил Ходжент у русских? При Ура-Тепе мы также были отбиты и взяли его с большим трудом. Возьмите Зара Булак, здесь нас встретили сартовское войско, прекрасно одетое, но плохо вооруженное. Дайте этому народу хорошее вооружение, хороших вождей, и вы увидите, только тогда узнаете его. Примите еще во внимание жизнь этого забитого народа, которого лектор упрекает в вороватости и недобросовестности. Оглянемся на нации более культурные, на нас самих! Я лично помню, что когда мы пришли в Среднюю Азию все самые крупные сделки совершались здесь даже без всяких документов, на слово, даже для Нижегородской ярмарки. Спросим себя, нет ли здесь нашей собственной вины?
Нельзя, – продолжал А.Н.Куропаткин – требовать от сарта особенной правдивости: он был долго угнетен, привык все скрывать.
Но где же его непригодность к физическому труду? Я укажу на одно обстоятельство: 50 лет тому назад край производил 1 миллион пудов хлопка, а сейчас – 18 миллионов. Много ли мы, русские принимали в этом участия? Это все сделали сарты. Кто эти земли оросил? Сарты! Труд изумительный, и все это сделали тихо, незаметно, под палящим солнцем, под холодным дождем, работая непрерывно. Не знаю, какая другая народность создала что-то подобное. Правительством уже давно были намечены крупные работы по орошению края, многи работы уже выполнены, и, опять же, горбом сарта. И мы – русские должны отнестись к их гигантским трудам с глубоким уважением. За это одно их можно уважать – за прошлое, а к будущему эта рабочая сила даст еще больше.
50 лет тому назад здесь была пустыня, – воскликнул оратор. – Кто эти города строил? Сарты! Теперь Ташкентский уезд – это сплошной оазис. И кто эти сады садил? Сарты! Это они сделают Туркестан жемчужиной России.
Признание докладчика, что сарты восприимчивы в внешней культуре, что у них есть телефон, электричество – меня очень радует, – заявил оратор. Я был недавно в Фергане, и там даже в кишлаках есть электричество. Значит, у них есть стремление к культуре, и не гасить мы его должны, а поддерживать.
В заключение скажу, что есть в жизни сартов и темные стороны, но они так малозначительны по сравнению со светлыми, что плюсы берут перевес над минусами. От нас будет зависеть, чтобы здесь было лучше. Наша задача, чтобы край сделался источником богатства для всей России, поставщиком фруктов, хлопка, скота и, может быть, и минеральных богатств. Если мы будем так мрачно смотреть на вещи, как лектор, то нам трудно будет работать, но ведь на деле все лучше и светлее.
Продолжительная речь А.Н.Куропаткина была покрыта долго не смолкавшими аплодисментами.
Кто-то может счесть, что это откровенное и эмоциональное выступление Генерал-губернатора края не имеет прямого отношения к “туркестанскому восстанию 1916 года”. Но нашим проектом предполагалось рассматривать в целом все, что происходило в Туркестанском крае в те дни. А эта речь стала очень важным событием. Современные журналисты сказали бы, что это был “месседж”, который верховная краевая власть послала urbi et orbi в тот час, когда на Туркестан накатил мощный вал агрессивного шовинизма, а в Семиречье уже шла откровенная национальная чистка.
Кто-то воспринял слова Генерал-губернатора с надеждой, кто-то с недоверием, а кто-то и с испугом. Но как бы то ни было, в главной газете Семиреченской области это выступление Главного Начальника края решили опубликовать к его приезду, хотя произнесена она была за несколько недель до этого визита.
Дата: 09-10 октября 1916 года, воскресенье-понедельник
Место действия: Семиреченская область, Пишпекский уезд
Пока власти Верного и Семиреченской области готовились к приему Главного Начальника края, его автомобиль двигался по Сыр-Дарьинской области. Судя по всему, в командировках у Генерал-губернатора было больше свободного времени, потому что именно во время поездок он весьма аккуратно вел свой дневник. Благодаря этой похвальной привычке А.Н.Куропаткина мы имеем возможность освещать генерал-губернаторскую поездку его собственными словами. В воскресенье кортеж добрался от Ташкента до Аулие-Ата, где и была сделана первая запись.
10 октября. Аулиот.
Вчера выехал из Ташкента в Семиречье. Между 28 сентября и 9 октября ничего особо печального не случилось, но задача моя усложнилась отказом иомудов ставить рабочих. Они открыли военные действия. Напали на отряд Стржилковского. Были отражены с потерею с нашей стороны убитыми 1 офицера и 4 нижних чинов и нескольких ранеными. Со стороны Астрабада за нападение на наш разъезд Габаев перешел в наступление и взял Ак-Калу, но затем опять отошел к Астрабаду.
Послал подкрепление. Прольется много крови, и население ждет тяжкое наказание, но власть должна настоять, чтобы требование государя о поставке рабочих было выполнено, иначе престиж власти в Средней Азии будет поколеблен.
Персидские иомуды пристают к нашим. Снова просил разрешения сформировать 8 стрелковых баталионов, ибо ныне действует 23 запасных стрелковых роты. Указывал возможность весною направить 8 баталионов, 2-й казачий полк, 2 батареи на помощь Баратову, чтобы разбить турок или, по крайней мере, отогнать их от Тегерана.
В Аулиотинском уезде.
Инженер Тынышбаев, киргиз, что едет со мною переводчиком, подал мне записку о причинах киргизских беспорядков в Аулиотинском уезде. По собранным им сведениям (опросом киргиз, односторонне), беспорядки возникли по вине администрации и русского населения. Администрация не разъяснила населению сущность требований, русское население подучало киргиз не давать рабочих. Стращало их, что заберет в войска. А про себя говорило, что — пусть бунтуют, у них отнимут земли и отдадут им. Когда беспорядки начались, русские грабили и убивали мирное киргизское население.
В действительности киргизы первые сделали гадость: напали на безоружных белобилетников, призывавшихся в войска, и убили до 30 человек. Тела бросили в колодезь. Полторацкий жестоко расправился с правыми и виноватыми.
По дороге до Аулиота киргизы многих волостей встречали меня хлебом с солью. Покорно выполнили все требования. С Аулиотинского уезда (170 тысяч мужского пола) берут 12 тысяч рабочих, по 6-7 с сотни. Первую партию я встретил в пути. Следовала в большом порядке. По 6 человек на подводу. Подводчики русские. Были и бабы за кучеров. По 4 руб. 70 коп. получают в день за парную подводу. С эшелоном шел пристав и человек 8 конных стрелков.
Начальник уезда полковник Кастальский не знал, как будет обеспечено довольствие первого эшелона и остальных в пути. Заготовил на 10 дней только лепешек. Надо скорее разобрать и направить это дело. Кастальский мне говорил, что у него в уезде 50 000 кибиток. На каждую кибитку ложится ныне разных податей по 18 рублей. Но для наряда рабочих каждая кибитка обложена 100 рублями. Выставка 12 000 рабочих будет стоить уезду до 5 миллионов рублей. Только одежда стоит свыше 100 рублей на человека. На руки рабочим дают 300-400 рублей. (Я думаю, что если богачи дают более бедных, то такое перемещение сумм выгодно с экономической стороны.)
В этом фрагменте дневника есть одна явная, хотя может быть и не очень существенная неточность. Как показало назначенное самим же Генерал-губернатором следствие по делу о нападениях на русские поселения в Аулие-Атинском уезде, никаких “белобилетников” там не было. Но нападение на обоз с более чем 70 русскими крестьянами, ехавшими из Ново-Троицка в Мерке, имело место. И убитые были, и часть тел нашли в колодце.
Но то, что касается прямой провокации со стороны русских, то это тоже правда, как и то, что отряд Полторацкого залил уезд кровью, в том числе и кровью невинных киргизов. Ну и, кроме того, ограбил все их, отобрав большую часть скота.
Приводимые в данной дневников записи данные о численности киргизского населения тоже нужно иметь ввиду при подсчете общих потерь киргизского населения, так как большая часть Аулие-Атинских киргизов осталась на местах своего традиционного кочевья и, несмотря на пролитую русскую кровь, никаких разговоров об их переселении подальше от русских не было ни в 1916 году, ни позже.
Дата: 09-10 октября 1916 года, воскресенье-понедельник
Место действия: Семиреченская область, Пишпекский уезд
В обзоре событий 7-8 октября 1916 года нами с большим воодушевлением было объявлено об обнаружении в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА) ранее не исследованного массива документов, касающихся событий 1916 года в Туркестане. Буквально при первом же беглом просмотре этого фонда мною был обнаружен документ, впрямую касающийся, на мой взгляд, ключевого момента всех семиреченских событий августа 1916 года. Речь идет о “транспорте с оружием”, который 9 августа 1916 года был захвачен киргизами рода сарыбагыш на дороге между Токмаком и Рыбачьим. По мнению многих осведомленных участников и свидетелей тех событий, эта акция стала настоящим “запалом” для взрыва насилия в отношении русских.
В обзоре событий 9 августа были приведены все, известные и доступные на момент подготовки того обзора, документы, в которых хотя бы одной фразой упоминается “транспорт с оружием”. В частности, был полностью процитирован соответствующий фрагмент из дела “Архивные выписки из фондов жандармского управления г. Верный”, которое входит в фонд И-75 Центрального государственного архива Киргизской Республики
Не будем повторять здесь полностью текст документа из указанного обзора, а приведем (для тех, кому лень щелкать по гиперссылкам) лишь три абзаца, в которых рассказывается о том, что произошло с людьми, сопровождавшими “транспорт с оружием”, уже после того, как телега, груженная ружьями и патронами, досталась нападавшим. По этому поводу выписка из судебного дела сообщает (ЦГА КР ф.И-75, о.1, д.49, стр.25-26):
Муховиков, солдат конв[оя], и Василенко, севши в тришпанку, быстро помчались к Рыбачьему, которое находилось отсюда в пяти верстах. За ними последовали и другие подводы. Киргизы, обрадованные захватом транспорта оружия, сразу не обратили внимания, а может быть, и не заметили их бегства.
Возчик татарин, ехавший с транспортом, был убит.
В Рыбачье приехали Муховиков, солдат, Василенко, проезжающий в Пржевальск и один конвоир, раненый в грудь, бок и руку, а также все женщины и дети. В Рыбачьем одни из них бросились в воду и были подобраны отъезжающими крестьянами; другие захватили брошенную лодку, сели в нее и поплыли в Пржевальск, куда приплыли через пять дней.
А теперь удивитесь и обрадуйтесь вместе со мной: потому что в фонде Главного Управления Генерального Штаба РГВИА я обнаружил… показания того самого “возчика татарина”, который в приведенной выше цитате значится как убитый. Эти показания были получены в ноябре 1916 года в российском Консульстве в Кашгаре, куда этот плененный киргизами возчик был доставлен вместе с другими пленными русскими, уведенными в Китай, а потом освобожденными стараниями драгомана Консульства Г.Ф.Стефановича (см. обзор событий 14-15 сентября)
Предлагаю вниманию читателей полный текст протокола опроса (РГВИА ф.400, оп.19., д 159, л.521-521об)
Копия
Протокол опроса
1916 ноября 19 дня гор.Кашгар
Я, нижеподписавшийся, письмоводитель Российского императорского Консульства в Кашгаре П.В.Зиновьев по поручению г-на Российского императорского консула в означенном городе, допрашивал нижепоименованного русско-подданного об обстоятельствах пленения его русскими мятежными киргизами во время беспорядков в Семиреченской области, имевших место летом сего года, а также всех виденных им случаях убийства киргизами русских людей и грабежа их имущества
Спрошенный показал:
Зовут меня Гайнулла Шаймарданов.
Происхожу из жителей гор. Верного, мещанин, живу в Верненской татарской слободке
Лет от роду: 26
Вероисповедания – магометанского
По делу показываю: я занимаюсь извозничеством. В августе месяце этого года я подрядился перевезти из Пишпека в Пржевальск казенный груз, заключающийся в военных винтовках и патронах, в количестве 180 пудов 10 фунт. Со мною вместе были в качестве конвоиров 4 солдата. Еще на станции Чоктал мы узнали, что каракиргизы начали производить беспорядки: прервали телеграфное сообщение, начали грабить проезжих и .т.п.
По выезде из Пишпека мы на шестой день прибыли на станцию “Рыбачье”, не подвергаясь до этого ни одному нападению киргиз. Подъезжая к станции, мне и другим внезапно послышались выстрелы из одной из построек, которые были направлены в нас. При первых же выстрелах был убит из сопровождавших меня один солдат, фамилию коего я не знаю и ранен другой – находившийся в нашем обозе за старшего. Оставшиеся в живых солдаты начали стрелять в киргиз, но киргиз оказалось так много, что мы ничего не могли поделать. Перестрелка продолжалась около часа, в каковое время киргизами убита моя лошадь, находившаяся в упряжи.
Не имя возможности более защищаться, я и остальные два солдата бросились бежать. Меня догнали киргизы и ударили топором в голову. Опамятовшись, я увидел себя связанным по рукам. Обоз наш целиком был забран киргизами. Кроме сего у меня киргизы взяли из кармана 90 рублей денег и вексель на 100 рублей. О судьбе сопровождавших меня солдат, которые оставались в живых я ничего сообщить не могу. Могу только заключить из разговоров самих киргиз, что солдаты сами бросились в озеро и утонули.
Будучи в плену у киргиз, мне пришлось лично видеть, как бунтовщики перебили 30 человек казаков, с одним офицером в местности Большой Тебен. Сапоги убитого я видел на ногах сына Шабдана – Джатака, у него же я видел 4 казачьих седла. Все время своего пленения я находился у означенного Джатака. У него и его братьев видел военные винтовки и револьверы. Затем уже на китайской территории на перевале “Бидале” ночью мне удалось бежать от киргиз и добраться до Уч-Турфана, где я нашел приют у русского аксакала. В Уч‑Турфане я провел 20 дней. Тамошним аксакалом при мне были пойманы 4 сына Шабдана.
Из русских людей во время нахождения у киргиз я видел только двух женщин (одна из них, кажется, жена лесообъезчика) фамилии коих я не знаю, но куда оне потом делись, я не знаю.
Больше ничего сообщить не могу
Неграмотный
Вот такой замечательный документ. В нем очень ценно то, что рассказ Гайнуллы Шаймарданова в основном совпадает с показаниями других спасшихся обозников. При этом эти показания абсолютно независимы, так как и оказавшийся в Китае возчик и приплывшие в Пржевальск конвоиры были убеждены в гибели друг друга и никак не могли согласовать показания.
Содержащийся в показаниях возчика Г.Шаймарданова сведения об убийстве киргизами “в местности большой Тебен” “30 человек казаков с одним офицером”, без сомнения, относится к разгрому двух небольших отрядов Величкина и Дмитриева, пытавшихся проникнуть к поселению Ново-Российское (см. обзор событий 22 сентября). То, что число убитых русских в Кеминском ущелье по показаниям верненского возчика несколько завышено – не удивительно: во-первых, прошло уже три месяца, а, во-вторых, видеть своими глазами этот бой Г.Шаймарданов не мог. Удивительно другое: при разгроме этих отрядов тоже был ранен и пленен один татарин. Может быть, эти два пленных мусульманина встретились и обменялись впечатлениями?
Также весьма интересны упоминания “сыновей Шабдана”. Неужели они были в руках русских представителей, а потом отпущены? Маловероятно. Но тогда непонятно, зачем эти сомнительные данные консульские работники оставили в протоколе, ведь они в какой-то степени дискредитируют их работу. А кто такой “сын Шабдана Джатак” это вообще загадка. Не исключено, что извозчик каждый раз говорил “сына Шабдана Джантаева”, не указывая его имени, а письмоводитель П.В.Зиновьев записал так, как слышал.
Но в любом случае: этот документ вводится в научный оборот и каждый может сам размышлять, что в нем правда, а что – вымысел или повторяемые слухи.
В уже упомянутом выше обзоре событий 9 августа была сделана попытка анализа эпизода “с транспортом оружия” и высказана гипотеза о том, что это была “провокационная подстава”, организованная семиреченской администрацией. Новый документ, хотя и не дал новых аргументов в пользу этой гипотезы, но и достоверность ее ничуть не поколебал. Более того, возник новый вопрос, почему верненский извозчик выполнял подряд только на отрезке “Пишпек-Пржевальск”? А кто вез военный груз от Верного до Пишпека? В общем, загадка “транспорта с оружием” остается не раскрытой…
А тем временем в Пишпекском и Пржевальском уездах карательные отряды продолжали “зачистку”. Вот одно из рутинных сообщений одного из командиров прапорщика Белашева (документ № 170 Сборника 1960 г.):
1916 г. 9 октября.
№ 7. Из Орловской заставы в с. Токмак.
Доношу, что за истекшие числа 7-го и 8-го происшествий никаких не случилось. Вчера 8-го октября в 6 ч. вечера прибыла из Токмака пехота от 3-й роты в числе 20 чел. благополучно. Размещены мною в нежилом и – достаточном по размеру доме. Кроме того, докладываю, что вчера 8-го октября утром моим разъездом в горах перехвачен киргиз, а двое других, бежавших, были убиты из винтовок. Захваченного киргиза препроводил вместе с киргизскими женщинами к приставу.
Вечером того же числа разъезду попались в горах еще 3 киргиза, из коих двое бежали, а 1 убит из винтовки, убита также под ним лошадь.
Начальник Орловской заставы прапорщик Белашев
В начале данного обзора приведена телеграмма, которой 10 ноября помощник Генерал-губернатора М.Р.Ерофеев проинформировал Военное министерство о текущей ситуации в крае. Согласно этой телеграмме во всем крае было полное спокойствие. А между тем там, без всяких военных судов и прочих признаков “цивилизации”, ежедневно вершилась расправа. Но эти хладнокровные убийства безоружных не являлись даже поводом для рапорта в Ташкент, не то что в Петроград.
Дата: 09-10 октября 1916 года, воскресенье-понедельник
Место действия: Закаспийская область, Тедженский уезд
Беспокойно было не только в Семиречье, но и в Закаспийской области. Приведем – для сравнения с докладом генерала-от-инфантерии М.Р.Ерофеева – Донесение из Туркестанского районного охранного отделения о том, что происходило в эти дни в Тедженском уезде (документ № 302 Сборника 1960 г.):
В дополнение к докладу от 13 сего октября за № 4472 имею честь донести вашему высокопревосходительству, что, по имеющимся сведениям, бывшие в первых числах сего октября месяца выступления туркмен Тедженского уезда рисуются в следующем виде:
В ночь с 1 на 2 октября с. г. серахским приставом Тедженского уезда были получены сведения, что известный разбойник Курбан Дурды и другие вербуют банду молодых туркмен, записанных в рабочие дружины, и заставляют правителя Еловачской волости Баки Хан Менглиханова наблюдать за формированием шайки. Банда эта насильно отобрала у туркмен лошадей и имела в ту же ночь столкновение возле мельницы Остроумова с отрядом пограничной стражи и пешей воинской команды.
После перестрелки банда отступила и снова напала на следовавший в Теджен эшелон рабочих-туркмен Серахского района, подоспевшим отрядом под командой пристава при поддержке от пограничной стражи и стрелков банда снова была отбита, и ее преследовали до станции Коушуд, причем было задержано человек 5 туркмен из состава банды. При этом оказалось, что разбойники вооружены персидскими винтовками и имели на себе много патронов.
Другая шайка появилась возле Яглы-Тепе, где в перестрелке был ранен пограничный нижний чин; эшелон же рабочих туркмен благополучно прибыл 7 октября в г. Теджен на сборный пункт.
Об изложенном событии серахский пристав поставил в известность начальника Тедженского уезда донесением по почте лишь 9 октября, таким образом, о происходившем в Серахсе ни начальник уезда, ни начальник области до 9 октября ничего не знали, между тем как третья банда в 500—600 человек в ночь с 5 на 6 октября произвела вооруженное нападение на станцию Теджен.
Заведующий Асхабадским розыскным пунктом ротмистр Фиркс о событиях в Тедженском уезде официально своевременно не был извещен чинами местной администрации и, лишь получивши весьма краткое агентурного характера сообщение о возникновении тедженских беспорядков, 6 октября с товарным поездом выехал на ст. Теджен, куда прибыл в ночь с 6 на 7 октября.
Ст. Теджен в эту ночь имела вид военного лагеря, так как всюду были выставлены караулы, ходили дозоры, никто не спал, и помещение станции было переполнено русскими женщинами и детьми. Вся администрация также была на вокзале. Уездное управление было заперто, и к нему выставлен полевой караул.
Опросив начальника уезда о происшедшем, ротмистр Фиркс немедленно подверг допросу двух туркмен, бежавших перед нападением на станцию из отряда банды, волостного управителя Мамеда Тач Дурдыева и волостного писаря Хан Гельды Карыева, которые показали, что 5 октября с. г. к ним в кибитки будто бы внезапно вошел туркмен Азис Чапыков с 40 туркменами, которые, угрожая оружием, заставили их идти по аулу и собирать толпу туркмен, после чего направились в Теджен.
Не доходя до Теджена, толпа остановилась в глубоком арыке, главари часть толпы послали к деревянному железнодорожному мосту, чтобы его сжечь, а другую часть толпы направили арыком по сухому руслу реки к железному мосту, где произвели под утро нападение на часовых, убив трех стрелков, сторожа, ранив одного стрелка и сильно их изуродовав. Солдаты из охраны моста, будучи окружены со всех сторон, потеряв убитыми унтер-офицера, бросились с моста в разные стороны, и из 12 человек 9 удалось скрыться в кустарниках.
На выстрелы подоспела конная военно-полицейская стража и впоследствии пеший отряд стрелков с начальником уезда, после чего толпа отступила к своему резерву, что стоял в арыке в 0,5версты от станции.
Утром толпа туркмен снова пыталась проникнуть в город по полотну железной дороги, но была обстреляна солдатами с платформ при паровозе, которые передвигались по распоряжению начальника уезда от семафора до моста и обратно. Потерпев неудачу, захватив три солдатских берданки, толпа арыком ушла в глубь песков и отошла к своим аулам, расположенным в 60 верстах от города.
Необходимо к сему добавить, что управитель Дурдыев, захваченный толпой восставших туркмен, успел сообщить писарю Карыеву, который через верных людей послал донесение начальнику уезда, и возле г. Теджена ночью, применив хитрость, Дурдыев и Карыев бежали в Теджен, где явились [к] начальнику уезда полковнику Бялоновичу. Это было около 11 ч. вечера, толпа стояла в 0,5 версты в арыке, а начальник уезда донесению не придал значения и ограничился лишь тем, что проехал по городу.
Когда же явились лично Карыев и Дурдыев, начальник уезда усилил охрану железного моста, выслав разъезд из туркмен в поле, вооружив их имевшимся собственным оружием, и вывел отряд стрелков на ст. Теджен, а испугавшихся русских жителей поместил в церкви, приставив для охраны трех часовых под командой прапорщика, сам же с конным дозором непрерывно объезжал город и полотно железной дороги. Следовательно, если бы Карыев и Дурдыев лично не приехали в город, донесению не было бы придано серьезное значение, и план восставших — уничтожить караул железного моста, разгромить уездное управление, разбить станцию и вырезать русское и армянское население — был бы бандой сравнительно легко приведен в исполнение. Во время нападения в г. Теджене находился воинский отряд в количестве не более 40 человек пехоты при прапорщике.
Если бы Дурдыев и Карыев не ходили бы по аулам, собирая толпу, хотя и под угрозой, а при первом удобном случае бежали бы верхами на конях в Теджен, безусловно, заслуживали бы награды за спасение Теджена.
Утром 6 октября выяснилось, что, кроме убийств трех стрелков, сторожа, поранения нижнего чина, толпа убила на будке железной дороги девушку, ранила девочку, сожгла деревянный железнодорожный мост и испортила телеграф.
Во время нападения толпы на станцию начальнику уезда удалось дать телеграмму начальнику области, прося присылки карательного отряда, и передать ту же просьбу на ст. Мерв.
Первый поезд 6 октября утром прибыл из Мерва, на котором находилось 40 стрелков и 16 жандармских унтер-офицеров во главе с начальником отделения, к вечеру прибыл второй поезд из Асхабада в составе двух рот. Телеграмма в Асхабаде была получена ночью, причем часа в три ночи были уже потребованы войска, и поезд ушел в шесть часов утра, вслед за ним выехал начальник области генерал-майор Калмаков.
Прибывшие отряды усилили караулы и дальнейших мер никаких не предприняли, почему отступившая толпа имела полную возможность спокойно уйти в аулы и рассыпаться, главари же [уйти] в пески в сторону Хивы.
После допроса Карыева и Дурдыева в 7 ч. утра ротмистр Фиркс потребовал 20 чел. нижних чинов, рассыпал их в цепь и таким образом обследовал как поле наступления толпы, так и соседние аулы, причем к полдню доставил в распоряжение судебного следователя по важнейшим делам г. Шаблиовского раненого туркмена, обнаруженного в кустах в расстоянии одной версты от Теджена, раненого коня без всадника, молот, по-видимому, железнодорожный, со следами крови, несколько ножей, кинжалов, папах, тюбетеек, стремян и др. мелких вещей, утерянных во время отступления толпы после залпов.
Производство полицейского дознания начальником области было поручено прибывшему из Асхабада штаб-офицеру при начальнике Закаспийской области подполковнику Филаретову под наблюдением товарища прокурора суда Гредингера независимо от производящегося предварительного следствия. Протоколы допросов Карыева и Дурдыева ротмистром Фирксом были доложены прибывшему на ст. Теджен прокурору суда, который и распорядился через общую полицию подвергнуть приводу 12 туркмен, фамилии коих значились в протоколе допроса Дурдыева, на которых Дурдыев указал, как на участников нападения и главарей взбунтовавшейся толпы.
В то же время ротмистр Фиркс получил сведения, что в Пендинском приставстве будто бы неспокойно, ввиду чего и выехал в Тахта-Базар. По выяснении на месте оказалось, что некоторое брожение есть среди туркмен Мервского уезда на почве набора рабочих, и 30 кибиток туркмен уже, перекочевало в Афганистан.
Возвратившись с поездки в Тахта-Базар, ротмистр Фиркс снова прибыл на ст. Теджен, где присоединился к отряду в 60 чел. подполковника Филаретова, который выступил в пески в дальние аулы для розыска участников нападения и главарей учиненного выступления. По дороге этот отряд население встречало с белыми флагами, и преобладающая часть населения относилась вполне доброжелательно, что является показателем, что далеко не все население было на стороне взбунтовавшихся. При этом ротмистром Фирксом были получены негласные сведения, что население было будто бы оповещено перед выступлением из отряда начальником уезда по соглашению с подполковником Филаретовым. Конечно, на блестящие результаты рассчитывать при таком положении дел не приходилось, тем не менее, в аулах было арестовано и доставлено в Теджен более 35 чел. туркмен, главарей означенного выше выступления, которые и привлечены [к] следствию; итого предвидится пока 40 обвиняемых, цифры неточные, так как допрос еще не закончен.
Следствием выясняется, что туркмены Азиз Чапынов, Берды Мурад Чарыев и Овез Гельды Кодшаков (убитый) являлись главарями восстания, часть из них разбойники, другие разыскивались уездной администрацией, как противодействовавшие набору рабочих. Главари говорили населению, что идем воевать с русскими, что рабочих не дадим, и что толпа в вознаграждение себя может грабить, что действительно и проделывалось толпой. В толпе было лишь 2 берданки, остальные были вооружены текинскими (ружьями и пистолетами, большинство туркмен примкнуло под угрозой, с одной стороны, и, с другой,— обещанием получить награбленное.
После отступления толпы поднято 6 трупов туркмен дальних аулов Тедженского уезда, и при обследовании поля наступления ротмистром Фирксом было найдено много следов крови и кровяных тряпок, что дает возможность предполагать, что число раненых велико, но все они увезены толпой и при следовании отряда подполковника Филаретова были скрыть! в песках.
К сему необходимо добавить, что объявлением распоряжения о призыве туркмен в рабочие отряды для тыла армии последние остались недовольны, стали волноваться и предпринимать при содействии присяжного поверенного, юрисконсульта Средне-Азиатской железной дороги графа Доррера, меры к отмене набора.
Администрация, желая твердо и быстро провести набор, подвергла многих видных туркмен, склонных к агитации среди населения, административному наказанию в виде ареста до трех месяцев, но в последующее время репрессии прекратились, и снова пошло брожение, которое и вылилось в Теджене в открытое вооруженное нападение на станцию. [Из] Тахта-Базара перекочевало 65 кибиток в Афганистан; на Атреке — форменная война, так как число восставших иомудов достигает 6 тыс. чел.
За начальника отделения подполковник [подпись].
Весьма интересна реакция Генерал-губернатора А.Н.Куропаткина на это донесение. Во-первых, он, выражая вечную взаимную неприязнь армейских и полицейских чинов, пишет в резолюции:
По настоящему: очень случайное и странное донесение, как и все донесения Охранного отделения. Охранному отделению первому надо было даже знать о готовящемся нападении, чего не было сделано.
Куропаткин.
Кроме того, по тексту донесения Генерал-губернатор делает две пометки:
1) Против слов: “Об изложенном событии серахский пристав поставил в известность начальника Тедженского уезда донесением по почте лишь 9 октября…” помета А. Н. Куропаткина: “Запросить, какое взыскание будет наложено на пристава”.
2) Против слов: “Солдаты из охраны моста…… бросились с моста в разные стороны…” – помета А. П. Куропаткина: «Разбежавшихся нижних чинов предлагаю предать суду».
Вот такие действия, когда карательные и охранные части разбегаются в разные стороны”, и их за это предают суду, на самом деле можно называть восстанием.
И в Степном генерал-губернаторстве тоже было беспокойно: там тоже повстанцы нападали на населенные пункты, а регулярные войска часто бежали от них. И, тем не менее, самый крупный контингент карательных отрядов все еще находился в Семиречье.
ПРЕДШЕСТВУЮЩИЕ ДНИ СЛЕДУЮЩИЕ ДНИ
