ДЕНЬ ЗА ДНЕМ. Ровно 100 лет назад в Туркестане. Сегодня день 49 от начала описания — 1 сентября по новому стилю и 19 августа по старому стилю, использовавшемуся в 1916 году. Только на основе документов.
ЛЕТОПИСЬ Туркестанской Смуты
Дата: 19 августа 1916 года, пятница
Место действия: Туркестанский край
Поскольку в этой “летописи” предполагалось отмечать события, происходившие на всей территории Туркестана, начнем данный обзор с того, что 19 августа 1916 года возник “туркменский очаг восстания”.
Туркменские кочевники, как и предсказывал еще в июле опытный разведчик и знаток Востока генерал-лейтенант А.И.Гиппиус, “раскачивались” дольше всех. Но и им, несмотря на перенос срока набора, выторгованный у А.Н.Куропаткина, не удалось полностью уклониться от бюрократической машины российской империи. Как только туркмены попытались бежать за ее пределы, империя подключила свои военные ресурсы.
Уже в ходе войсковой операции по усмирению туркменов – в конце ноября 1916 года – начальник Закаспийской области, генерал-майор Н.К.Калмыков докладывал в штаб Туркестанского военного округа (документ № 314 Сборника 1960 г.):
28 июля заведующий Асхабадским розыскным пунктом [донес], что туркмены Красноводского уезда, узнав о высочайшем повелении о наборе инородцев для работ в тылу армии, выражают свое неудовольствие и решили открыто не делать никаких выступлений, а лишь уклониться от набора, в крайнем случае, бежать в горы.
По проверке этих сведений оказалось, что таковое решение между туркменами действительно было до получения распоряжения об отсрочке набора.
При поездке моей в Каахка, Теджен, Серахс 30—31 июля представлялась депутация от туркмен, которая изъявила полное желание добровольно исполнить высочайшее повеление и дать по требованию администрации рабочих.
16 августа красноводский уездный начальник донес, что, по последним донесениям приставов, кочевники от наряда рабочих уклоняются, выжидая, как поступят асхабадцы, несмотря на обещание старшин, аксакалов, списки не составляются, ссылаясь на невозможность объехать громадное пространство кочевий в короткое время. Уездный начальник опять созвал всех старшин и представителей кочевников и сам выехал в Кара-Кала.
19 августа от подполковника Иванова мною была получена телеграмма: «Прошу выслать войска и пулеметы, положение серьезное».
Того же числа мною было сделано распоряжение командиру отдельной сотни Семиреченского полка о выступлении сотни его в Кизыл-Арват, Кара-Кала с присоединением 2-х пулеметов погранстражи, дождавшись взвода артиллерии из Мерва.
19 августа получена телеграмма от помощника красноводского уездного начальника, что подполковник пограничной стражи Иванов, начальник Чикишлярского гарнизона, запрашивает, когда прибудут в Чикишляр войска, положение очень серьезное, крайне необходима конная сотня и пулеметы.
Того же числа российский пограничный в Персии комиссар полковник Михайлов донес, что в 9 верстах от Яглы-Олума началась перестрелка с пограничниками и что накануне был обстрелян разъезд.
Для начала заметим, что упомянутый в рапорте “подполковник Иванов” – это начальник пограничной стражи в Красноводском уезде и никакого отношения к Пржевальскому уездному начальнику не имеющий, просто однофамилец. Второе замечание по данной выписке из рапорта генерал-майора Н.К.Колмакова, касается упоминания “сотни Семиреченского полка”. Эта сотня являлась подразделением того самого Семиреченского казачьего войска, которое, как зачастую невнятно указывают некоторые историки семиреченского казачества, “проливало кровь на фронтах мировой войны”. Так вот, на самом деле, оба полка семиреков (за исключением одной казачьей сотни) за все годы войны ни разу не покидали Туркестан, выполняя в основном полицейские функции, как на территории России, так и за ее пределами – в Китае и Персии. А потому именно эти силы были первыми, которые использовали для подавления выступлений “туземцев”, не желающих идти куда-то на далекий север, в действующую армию рыть окопы, в то время как казаки-семиреки сидят в теплых южных краях.
Как видим, в Туркмении противостояние началось именно 19 августа, то есть как раз в тот день, когда “бунт” семиреченских казахов в Верненском уезде был признан подавленным даже на официальном уровне, “русские погромы” в Пржевальском уезде прекратились, а на борьбу с “восстанием” в Пишпекском уезде были брошены заведомо превосходящие противника войска “трех видов оружия”. Точно также семиреченский очаг вспыхнул буквально через неделю после того, как были окончательно затушены “очаги” в Ферганской, Сыр-Дарьинской и Самаркандской областях.
Это утверждение – не намек на провокации, это сработал эффект “домино”. Причем “лаг” во времени падения отдельных костяшек был обусловлен отчасти запаздыванием информации, отчасти субъективными факторами. В случае туркмен такими факторами стало персональное обращение ханши Гюль Джамал к генерал-адъютанту А.Н.Куропаткину и ходатайство последнего перед императором об отсрочке набора туркмен.
Но в целом одинаковое административное воздействие – волюнтаристское и не вполне законное, а главное, необеспеченное технически и информационно, решение о наборе мусульман в строевые отряды, – вызвало идентичную реакцию: отказ подчиниться этому решению и саботаж исполнения высочайшего повеления. В свою очередь военная администрация на этот отказ тоже ответила везде одинаково – подключением вооруженной силы. Исключением, подтверждающим правило, стали действия вышедшего из подчинения ташкентских и даже петроградских начальников ферганского военного губернатора А.И.Гиппиуса (см. наши публикации “Губернатор “с гвоздем”).
К сожалению, описывать детально всё, происходившее в августе в Закаспийской области Туркестанского края, в режиме “реального времени со столетним запаздыванием” у меня просто не хватает сил и времени, хотя материалов по этому очагу восстания не меньше, чем по всем остальным. Поэтому буду информировать о происходившем там очень коротко, чтобы была ясна ситуация в целом по краю.
То же касается и начавшегося несколькими днями позже движения казахов в Тургайской и Семипалатинской областях Степного края.
Так что вернемся в Семиречье.
Дата: 19 августа 1916 года, суббота
Место действия: Семиреченская область
Как уже было отмечено в обзоре за 18 августа, в последние дни второй декады этого месяца в Пишпекский и Пржевальский уезды буквально со всех сторон начали входить карательные отряды.
На территорию Пржевальского уезда еще 14 августа с Каракаринской ярмарки перешла Джаркентская сотня под командованием Кравченко в составе приблизительно 140 всадников. Совместно с этим подразделением карательные операции проводил отряд из 30 казаков-семиреков под командой хорунжего фон Берга. 18 августа в Пржевальск со стороны Джаркента по распоряжению военного губернатора М.А.Фольбаума прибыла сотня хорунжего Угренинова.
Еще 11 августа, то есть буквально на третий день после прибытия в Ташкент и вступления в должности Генерал-губернатора Туркестанского края и Главнокомандующего Туркестанским военным округом генерал-адъютант А.Н.Куропаткин направил военному губернатору Семиреченской области М.А.Фольбауму развернутые рекомендации как должно организовать силовое подавление сопротивления взбунтовавшихся киргизов (документ № 23 из Сборника 1937 г.)
“Предлагаю основной задачей вашей деятельности при подавлении киргизских беспорядков считать охрану жизни и имущества русского населения.
В этих видах:
1. Вооружите имеющимся огнестрельным и холодным оружием, считая топоры, всё свободное носить оружие русское население и организуйте его десятки, сотни, дружины, представьте самому населению выбрать в десятках и сотнях начальствующих лиц. Часть вооруженного населения посадите на лошадей. Формирование трех сотен запасного разряда и четырех сотен казачьего ополчения разрешаю. Ополченные сотни оставьте для охраны обороны в местах формирования.
2. В городах и всех селениях организуйте ближнюю и дальнюю охрану днем и ночью, не допускайте возможности внезапного нападения.
3. Усильте меры против пожаров.
4. На случай окружения заготовьте в селениях и городах нужное количество запасов, обеспечьте воду.
5. При нападениях киргизов внушите самое отчаянное сопротивление. Напомните пример уральской сотни Серого, боровшейся со скопищем в девять тысяч. Вооружение киргиз огнестрельным оружием, вероятно, очень незначительно. Не довольствуйтесь обороной, где можно переходите к наступательным действиям. Нападения особенно ночью даже на большие скопища тридцатью-пятьюдесятью молодцами может дать самые решительные результаты. Надо вызвать панику.
6. Поддерживайте связь телеграфную, почтовую, восстанавливайте разрушенное, организуйте конную почту. Не прекращайте, где можно, никаких полевых работ, чтобы не пропал урожай сего года. Произведите, где нужно, уборку киргизских полей, брошенных хозяевами, зачислением собранного урожая в запасы казны.
7. При действии карательных отрядов, истребляя сопротивляющихся и нападающих, не допускайте излишних и поэтому вредных жестокостей относительно тех, кто не сопротивляется, под страхом расстрела не допускайте грабежа нашими войсками или русским населением. Весь отбитый скот, лошадей и имущество строго охраняйте и обращайте в достояние казны.
8. Разрешаю вам образование при отрядах и уездных городах полевых судов.
9. Усильте возможной степени военные конвои при уездных начальниках и приставах, поручайте им, где то признаете нужным, командование и войсковою силою для подавления беспорядков.
10. Поддерживайте сношения с соседними губернаторами всех областей. Доносите мне по вашему усмотрению не реже двух раз в сутки.
11. Примите меры воспользоваться родовою или племенною рознью туземного населения областей для борьбы с возмутившимися. Несомненно, имеются киргизы и киргизские общества, нам преданные, направьте их против бунтующих.
12. Временно не стесняйте откочевку киргиз в китайские пределы, пока не справитесь с внутренней смутой.
13. Направляю к вам значительное подкрепление, но ранее прихода их проявите огромную энергию сопротивления, распорядительности лично и всем русским населением. Куропаткин, 11 августа 1916 года”.
По мнению Т.Р.Рыскулова – составителя и редактора сборника “Восстание 1916 года в Киргизстане”, изданного тиражом 8000 экземпляров в 1937 году, отдельные положения этой инструкции “вскрывают со всей очевидностью провокационную роль в подавлении восстания со стороны администрации”. К числу провокационных редактор издания относит в частности предложения “вооружить русское население”, “вызвать панику” или “воспользоваться родовой или племенной рознью”. Мне эти положения не кажутся “провокационными”. Во всяком случае, в современном, исключительно негативном, смысле этого слова. Потому что сам оборот “провокационная роль в подавлении восстания” кажется несколько странным, ведь цель администрации и заключалась в подавлении восстания, вот она (администрация) и “провоцировала” всё, что способствовало обеспечению этой цели.
Скорее наоборот, обращают на себя внимание пункты 7, 11 (в части отношения к лояльного части киргизов) и 12 этой инструкции, которыми Генерал-губернатор однозначно требует, обеспечив безусловное подавление и даже “истребление” взбунтовавшихся, не переходить уровень необходимой жесткости и не совершать преступлений. Именно эти пункты “Инструкции” при реальном подавлении нарушались повсеместно и ежедневно.
Практически ни в одном документе не упоминается, что введенные в Семиречье воинские отряды действовали не против аналогичных “войсковых подразделений”, состоящих исключительно из вооруженных мужчин, а против больших кочевников, стоявших или двигавшихся в долинах и горах вместе со своими семьями, со скотом и домашним скарбом. Поэтому все описания атак на “шайки киргиз” численность в несколько тысяч всадников, следует понимать как атаку на какой-нибудь род, находящийся на спешной перекочевке подальше от мест, где появились каратели. И потому реальных “аскеров” в такой “шайке”, включающей тысячу человек, могло быть сто – двести человек, а все остальные – это обязательные члены их семей: женщины, старики, дети.
Такое представление о большей части “шаек мятежников”, которые согласно рапортам были рассеяны и истреблены карательными отрядами в период подавления восстания (то есть после 18 августа 1916 года) подтверждается тем, что в ходе каждой “акции возмездия” командиры воинских отрядов обязательно рапортовали о сотнях, тысячах, а один раз – даже о миллионе! – голов отбитого скота. Всем известно, что каждый киргиз прежде всего – скотовод, но вряд ли они, выезжая с пастбищ, чтобы с оружием в руках напасть на русское село или атаковать отряд казаков, заодно еще выполняли функции пастухов и гнали перед собой табун или отару.
И второе, что обращает внимание в рапортах фон Берга, Угренинова, Бакуревича и других командиров карательных отрядов, – практически всегда они отправляются куда-то в горы или долины, где и обнаруживают эти самые многолюдные “шайки”, которые немедленно “истребляют”, получая в качестве трофея сотни лошадей и баранов. Разве хоть в одном рапорте командиров карательных отрядов упоминается, о том, что ими был обнаружен аул мирно живущих кочевников? Хоть раз было сообщение о том, что был замечен табун или отара с безоружными пастухами? Нет таких сообщений! Все эти командиры отдавали приказ атаковать, едва завидев любую юрту или любого всадника или пешего в халате. Ну и чем эти “императорские войска” отличаются от крестьян, убивших по полтысячи мирных торговцев в Теплоключенском или арестованных киргизов в Беловодске?
Мне кажется, ничем не отличаются. Да и не должны они отличаться, ведь русская армия состояла из тех же людей, которые жили в русских селах, а казачьи есаулы и хорунжие тоже “академиев не кончали”. Тем более, что генерал-лейтенант М.А.Фольбаум весьма оригинально интерпретировал инструкции своего начальника, когда по “прямому проводу” отдал известное распоряжение начальнику Пишпекского уезда Ф.Г.Рымшевичу (документ № 464 Сборника 1960 г.)
М. А. Фольбаум: «Вы коменданту не подчинены, но обязаны работать в полном единении. Относительно Узынгирской и других пригородных волостей считайте малейшую группировку киргиз[ов] кучами уже за мятеж, подавляйте таковой крестьянскими дружинами, наведите на эти волости панику. При первом признаке волнения арестуйте хотя бы второстепенных главарей, предайте полевому суду и немедленно повесьте. Никакие гражданские суды в этих случаях не должны действовать. Не гонитесь за сохранением мелочей, но наносите сильные удары сами, где возникает опасность. Ну, поймайте кого-нибудь [из] подозрительных и для примера повесьте. Я уже такое распоряжение сделал, чтобы ловили всех бунтовщиков и доставляли бы их в город для суда, кончая разговоры. Советую стать хозяевами положения и жду донесения в том же духе. В Верном положение было такое же, теперь понемногу улучшается.
Передайте госпоже Базилевской, [что] ее муж работает молодцом; всему Пишпеку привет».
Это распоряжение семиреченского военного губернатора настолько цинично интерпретирует указание А.Н.Куропаткина о “наведении паники”, что даже с трудом верится в его реальность ( а вдруг это “хитрые коммунисты-архивариусы” приписали М.А.Фольбауму такое живодерство?). Поэтому, в отличие от всех прочих документов, цитируемых в этих обзорах, приведу полную архивную ссылку на первоисточник [ЦГИА КазССР, ф. Прокурор Верненского окружного суда, on. 1, д. 2140 б, лл. 159—160. Копия. Впервые частично опубликовано в сб. «Восстание 1916 года в Казахстане. Документы и материалы». Алма-Ата, 1947, док. № 133, стр. 130].
Кстати, о “госпоже Базилевской”. Ни в 1960 году, ни в 1947 году, когда выходили сборники документов с этой инструкцией М.А.Фольбаума пишпекскому начальнику, в научный оборот не был введен “Доклад заведывающего Верненского Розыскного пункта“. А между тем в этом докладе его автор, жандармский ротмистр В.Ф.Железняков, жалуется:
Верненский уездный Начальник Ротмистр Лиханов ко времени рассылки этого циркуляра был в командировке на Кавказе, а временно его должность занимал Подполковник Базилевский, за месяц приехавший из Черниговской губернии, где он служил в Государственном коннозаводстве.
Базилевский родственник покойного Губернатора Генерала Соколова-Соколинского и жил в Верном в Губернаторском доме.
От Подполковника Базилевского я получил следующее отношение от 10 июля за № 211: “Сообщаю, что я считал нужным доложить Его Превосходительству Г. Военному Губернатору отношение Ваше от 9 июля за № 468, на каковом Его Превосходительством наложена следующая резолюция: “Сообщить Ротмистру Железнякову, что уездным Начальникам теперь некогда переписываться и что я прошу его, Ротмистра Железнякова, действовать помимо уездных Начальников, донося обо всем только мне.” О таковой резолюции довожу до Вашего сведения. Вр. и.д.Уездного Начальника Подполковник Вл. Базилевский.”
Эти абзацы из доклада главного контрразведчика Семиречья убедительно подтверждают реальность наиболее цитируемой рекомендации генерал-лейтенанта М.А.Фольбаума, особой цинизм которой придают “теплые” “приветы” всему Пишпеку и, особо, г-же Базилевской, которая, оказывается, была родственницей губернатора.
Дата: 19 августа 1916 года, пятница
Место действия: Семиреченская область, Пишпекский уезд
19 августа сарыбагишские манапы, с 13 августа возглавлявшие осаду селений Токмак и Покровское Пишпекского уезда, узнали, что их гонец Суван Джантаев повешен. Это означало, что ультиматум отклонен. Одновременно вождям киргизов стало известно, что, в ближайшие день-два к русским прибудет серьезное подкрепление. Учитывая эти обстоятельства, киргизские отряды были брошены на решительный штурм. Вот как события этой пятницы изложены в показаниях самого “вождя восставших киргизов” Канаата Абукина [документ № 68 в Сборнике 2016 г.]
На следующий день [19 августа] из Токмака перебежал к нам какой-то киргиз, служивший работником у кого-то из русских, и сообщил, что посла нашего повесили.
Тут-то я только узнал, что в Токмак посылали посла не с посланием о примирении, а с посланием к сдаче. После этого мы во чтобы-то ни стало, хотели взять Токмак до прихода русских войск из Ташкента, о движении которых нам было известно. Тут мы стали поджигать клевера, подожгли два селения, стоящие вблизи Токмака, Соловьевку и Покровку, но Токмака нам взять не удалось. Вскоре пришли русские войска с пушками, и мы убежали в горы, откуда пришли на Кочкорскую долину, где и расположились.
Шансов на успех в захвате Токмака у киргизов было очень мало, прежде всего, в силу их безнадежно устаревшего вооружения. Практически безоружные аскеры не желали идти под пули и шашки, поэтому моральных дух в киргизском войске был крайне низким, что еще больше понижало их шансы. Это понимал и сам Канаат Абукин, это понимали все набранные по кибиткам киргизы-рядовые, носившие гордое наименование “аскеры”.
О характере отношений между командирами и аскерами в киргизском отряде можно судить по свидетельским показаниям, которые дал околоточному надзирателю Никонову “мирный киргиз”, переводчик пишпекского управления Найзабек Тулин [документ № 66 в Сборнике 2016 г. ]
…я в этот же день [14 августа] с пакетом поехал в Токмак к приставу, чтобы доложить о том что киргизы берут и грабят брошенные крестьянами селения.
Не доезжая, меня встретили три киргиза, которые взяли меня и повели на урочище Кегеты, где стоял Канат Абукин. Тот спросил меня, куда я поехал, я ответил, что я поехал к господину приставу с пакетом относительно выборов. Тогда Канат отобрал [у меня] пакет, находящийся в портфеле, и все бумаги.
Канат Абукин говорил, что он избран ханом и, кто его слушаться не будет, тому голову снимет, говорил, что он имеет сообщение с Китаем, Турцией, афганцами и что от них придут войска, совместно с которыми возьмут Россию, и что Россия больше существовать не будет. После чего Канат несколько раз делал наступление на Токмак. Людей у него было много, около 5000. Люди были от волостей Абаильдинской, Темирбулатовской, Шамурзинской, Кочкарской, Джумагальской, Курмаходжинской, Шамсинской, Нурмамбетовской, Байсеитовской и Исыгатинской.
Канат с киргизами обращался очень грубо: гонял, заставлял идти против русского войска, кто не слушался, наказывал своим судом, то есть срубал голову. Так, например, киргизы говорили, что Канат Абукин одному киргизу Темирбулатовской волости срубил голову за то, что он не пошел против русских, после чего киргизы Темирбулатовской волости ушли, то есть убежали за горы. Тогда Канат двинул свой отряд за горы за бежавшими киргизами (темирбулатовцами).
На Кочкорской долине опять собрал бежавших киргиз, часть киргиз отправил со своим братом Байдалой Абукиным опять в Токмак, а часть киргиз сам Канат погнал на Карагау (село Столыпинское), где несколько дней окружал Столыпинское. Потом на Карагау пришло русское войско из Нарына. Увидя это, киргизы укочевали на суек, то есть бросились бежать.
Приведенное выше показание дал, без сомнения, человек лояльный русской администрации и осуждающий восставших лидеров загорных волостей, поэтому полностью принимать на веру его слова нельзя. Очень вероятно, что часть из показаний, в частности, о намерениях Абукина вместе с афганцами “покончить с Россией”, ему надиктовал сам околоточный надзиратель Никонов. А может Н.Тулин сам это придумал. В любом случае звучит очень глупо.
В Примечаниях к сборнику документов “Восстание 1916 года в Киргизстане” [стр.162] есть описание принципов формирования, вооружения и хода столкновений у Токмака в период с 12 по 20 августа.
После 12 августа Токмак оказался в осадном положении, киргизы находились кругом, даже из-за реки Чу появлялись толпы их, но на села они не нападали. Казачья сотня ввиду своей сравнительной малочисленности также не могла напасть на киргиз. Она едва успевала отбивать киргиз, нападавших на Токмак со всех сторон, главным образом со стороны Шамсинской области.
Участвовало в бою по одному человеку от юрты. Каждая волость имела по 30 ружей, в числе их были берданки, кремниевые и фитильные. Пороху и свинца было по 10-15 зарядов на ружье. Остальные бойцы были вооружены пиками с железными наконечниками и топорами, насаженными на длинные палки. Отряды киргиз были конные. Канаат был вооружен шашкой, остальные главари были без оружия. Все главари ехали сзади и подгоняли отстающих. Для удобства командования нападение велось под 24 флагами.
Численность “армии” равнялась 4-5 тысячам бойцов. Наступление велось главным образом против Покровки, которая была слабо вооружена.
В этих показаниях обращает внимание указание на то, что киргизы не атаковали окружающие Токмак селения, сосредоточив все внимание на самом Токмаке и, особенно, на менее защищенной Покровке. Это еще раз косвенно подтверждает, что единственным мотивом для этого нападения было желание отомстить за убитые в этих населенных пунктах семьи волостного управителя и еще одного почетного киргиза. При этом желание мести не распространялось на соседние села, которые могли стать более легкой добычей, но по мнению киргизов не были виновны в убийстве заложников.
В тех же Примечаниях к Сборнику 1937 года [стр.162-163] имеется краткое описание одного боя под Токмаком, произошедшего между 19 и 20 августа, о чем можно судить по наличию в числе обороняющихся автомобиля и пулеметной команды, прибывших из Пишпека в составе отряда Бакуревича:
Часть казачьего отряда и пулеметная команда с одним пулеметом, установленном на автомобиле, двинулась навстречу наступавшим киргизам. Один взвод казаков стал заезжать со стороны с.Покровки в тыл киргизам. Ниже Аильчинского арыка тысячная толпа киргиз первая бросилась в атаку на пулеметную команду. Автомобиль был схвачен киргизами в кольцо настолько тесно, что слышны были крики: “ал, ал!” (бери, бери!) Хотя пулемет был пущен “на весь ход”, он не миновал бы киргизских рук, если бы не подоспели на выручки казаки, которым удалось отстоять. Отбитые киргизы удалились по Аильчинскому ущелью.
В этой выписке из уголовного дела, составленной на основании показателей свидетеля, замечательно избыточно настойчивое указание на то, что киргизы “наступали” и “бросились первыми”. Это навязчивость, напротив, дает основания предположить, что солдаты, получив невиданное для этих мест оружие – “автотачанку” решили устроить “военную прогулку” и чуть было не поплатились головой за эту авантюру, благо казаки выручили.
Дата: 18 августа 1916 года, четверг
Место действия: Семиреченская область, Пржевальский уезд
Во всех документах, описывающих ситуацию конца второй декады августа в Пржевальском уезде, 19 августа представляется как день прекращения осады тех трех крупных поселений, в которых в предшествующие 9 дней нашло убежище практически все русское население уезда: города Пржевальска, сел Преображенского и Теплоключенского.
Уцелевшие беженцы из русских поселений, в той или иной степени разгромленных и сожженных киргизами, продолжали передвигаться в сторону трех упомянутых населенных пунктов, но уже в сопровождении вооруженных отрядов. Но, главное, в документах нет ни одного сообщения о нападениях на обозы беженцев, двигающиеся по уезду.
В телеграмме от 7 сентября 1916 года туркестанский Генерал-губернатор А.Н.Куропаткин сообщает в Петроград военному министру Д.С.Шувалову (документ № 242 Сборника 1960 г.)
19 августа прапорщик Рыскин привел [в] Пржевальск население поселков Мещанского, Красноярского, Ново-Киевского и выселка Охотничьего. Всех беженцев разместили [в] городе. 16 августа был послан конный отряд уральца Овчинникова на выручку сазановцев, где шесть дней крестьяне и солдаты корнета Покровского отбивались от киргизов. Покровский и Овчинников благополучно привели сазановцев, семеновцев, григорьевцев и каменцев в Преображенское.
19 или 20 августа [в] Пржевальск вступила сотня хорунжего Угренинова.
В течение последующих дней наступило некоторое успокоение, киргизы стали уходить на сырты..
Принимая во внимание сообщение о приходе в 19 августа в Преображенское групп беженцев, а также о сопровождении этих групп отрядами Покровского и Овчинникова, можно сделать вывод, что “погром в Тюпе”, о котором говорилось в обзоре за 18 августа, произошел на следующий день после прихода в Преображенское этого конвоя.
Запись за 19 августа в дневнике хорунжего фон Берга отсутствует (или не опубликована). Можно только надеяться, что этот каратель в указанный день отдыхал от своих трудов или делился опытом с вновь прибывшим коллегой Угрениновым.
ПРЕДШЕСТВУЮЩИЙ ДЕНЬ СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
