ДЕНЬ ЗА ДНЕМ — Ровно 100 лет назад в Туркестане. 21 июля 1916 года по новому стилю. 8 июля по старому стилю. Драма разворачивается далее. Наступил день 7-й. ТОЛЬКО НА ОСНОВЕ ДОКУМЕНТОВ.
ЛЕТОПИСЬ Туркестанской Смуты
Дата:8 июля 1916 года, пятница
Место действия: Вся территория Туркестанского генерал-губернаторства
Свершилось то, чего никто не хотел, но чего все заранее опасались – в администрации Генерал-губернатора и военных губернаторов, в канцелярии полицейских управлений и служб поступил официальный текст «Высочайшего повеления от 25 июня 1916 года». В тот же день текст был опубликован, и не только в газетах, но и «на каждом столбу».
Целую неделю буквально весь Туркестанский край жил в страхе, но с какой-то надеждой: “А вдруг вся эта “реквизиция” – выдумка, ошибка, “вражеская провокация” или “козни местных полковников”? ” “Может всё как-то рассосётся? Вот “белый царь” скажет свое слово и тогда…” Люди выходили на улицы, возмущались, кричали “Не пойдем! И детей не пустим!”, дрались и даже убивали (правда, больше пользуясь случаем, чтобы свести старые счеты), но все еще надеялись. Это было наивно, но так устроены люди, не исключая и тех, кто жил ровно 100 лет назад на юго-восточных окраинах России. В том числе и считавшие, что “Нет бога кроме Аллаха, и Магомет – пророк его”.
8 июля все эти надежды были похоронены. С этого дня любое выраженное недовольство, любое слово отказа или протеста становилось противоправным деянием, прямым сопротивлением власти, “мятежом”. В условиях военного времени все это грозило немедленными и суровыми карами. Это понимала грамотная часть коренных жителей. Это понимала власть: с этого дня она не только имела право, но даже обязана была жестко пресекать любое публичное высказывание несогласия, любое сопротивление.
Были, конечно, и те, кто не осознавал качественного изменения ситуации после официальной публикации “Высочайшего повеления”. В малообразованной среде были люди, целую неделю говорившие “Нет!” на различных встречах с представителями власти и не видевшие резкой силовой реакции. Эта часть населения, в основном женщины, решили, что так может продолжаться и дальше. Но в тот же день все протестующие убедились, что время уговоров закончилось. Началось время исполнения воли самодержца.
Представляется, что прошедшая неделя “подготовки” имела в большей степени негативный, возбуждающий эффект, нежели желаемый позитивный, который предполагалось обеспечить за счет разъяснительной работы среди населения. Неделя неопределенности и слухов “разогрела” народные страсти, отсутствие у власти уверенности в праве применять силу и превентивные меры (в частности аресты и задержания наиболее буйных манифестантов) позволили довести “разогрев” до температуры кипения. “Гроздья гнева” вызрели во многих населенных пунктах. У мусульман был месяц Рамадан, все держали предусмотренные им весьма жесткие посты. А голодные люди всегда более раздражительны и агрессивны. К тому же в эти дни вышли постановления, касающиеся ограничений в торговле сахаром и в убое скота. Все это тоже не улучшало обстановку и не усиливало желания “послужить Царю и Отечеству”.
Публикацию Высочайшего повеления выходящая в Оренбурге газета «Казах» комментирует передовицей № 188, от 8 июля 1916 г., которая тоже становится историческим событием (документ № 31 Сборника 1960 г.):
25/VI его величество царь объявил приказ о призыве второстепенных национальностей, ранее освобожденных в России от военной службы, в том числе и казахский народ, объявил приказ нести черную работу в тылу фронта по рытью окопов и закладке путей.
Приказ объявлен по линии Министерства внутренних дел через губернатора.
Почему до сего времени наш казахский народ освобождался от военной службы — известно власти и самому казахскому народу. С прошлогодней осени, со дня распространения слуха о призыве в армию казахов наш народ, не отказываясь от предложений власти, начал советоваться между собой и писать об этом на страницах печати: говорили, что от военной службы отказываться не будем, но нужно обсудить вопрос о виде службы в армии — в казачестве или пехоте—со стороны полезности себе и государству.
До сего времени казахи не призывались на военную службу — в этом казахи не виноваты. В то же время, в момент кровавой войны казахский народ не уклонялся от расходов скота на нужды армии; даже были не прочь идти на фронтовую службу. Вразрез всему этому ныне объявленный приказ о мобилизации на тыловую работу загнал нас в тупик. Следовало бы выйти на защиту государства с оружием в руках наравне с другими. Навязанную нам черную работу считаем унижением.
Но приказ царя — истина, и ему возражений быть не может, подобно тому, как говорится «приказ тверд — душа сладка», приказа мы не можем не выполнить. Возможно, что непривыкшая к черной работе, непривыкшая удаляться от семейного уюта костра смирная казахская молодежь, услышав о военном фронте, побоится, попытается уклоняться, скрываться, исходя только из интересов сегодняшнего дня. Этого делать не следует. Это неверно. Скрываться, спасаться от набора нельзя.
Легкомысленно уклоняться. Это будет разорение для населения. Сейчас военное время, дисциплина твердая, в поисках за скрывающимися погонится отряд, это приведет к разорению хозяйства, населения и принесет несчастье семье, детям, жене, матери и отцу; это ни к чему хорошему не приведет.
Надо помнить, что от поисков никуда все равно не уйти. Бегство – приведет только к разорению хозяйства и оставит в наследство подозрение со стороны правительства к населению.
Аксакалы и передовые граждане должны об этом толковать, разъяснять, дать установку.
Если народ считает унижением призыв на черную работу, в таком случае надо скорее выполнить приказание посылать людей на работу с тем, чтобы потом можно было бы сказать, что мы вот выполнили приказание, хотя призывать нас на эту работу не следовало, и проситься потом на военную службу на общих началах.
Это будет верно. Будут ли проситься в конную армию или в пехоту, это дело народа. Об этом наше мнение для всего народа известно.
8 июля казахская интеллигенция сказала свое слово: “Надо быть гражданами и подчиниться. Не то, что сопротивляться, даже бежать недопустимо”. Такая позиция в будущем дала право большевикам говорить о том, что казахская интеллигенция сдала свой народ. И в народе это мнение многие разделяли. Хотя, строго говоря, считать его совсем уж неразумным нельзя. В итоге оно навредило, прежде всего, авторам этого мнения, а история шла своим путем.
8 июля стало критичным и для экономической жизни края, для тех предпринимателей, которые успешно эксплуатировали дешевый туземный труд. Именно 8 июля предприниматели указывали в качестве даты, после которой прием человека на работу, связанную с обороной или государственным заказом не являлся основанием для его освобождения от “реквизиции”. Это нашло отражение в пункте 2 изданного 23 августа 1916 года “Порядке освобождения от наряда отдельных туземцев по ходатайству различных учреждений” (документ № 31 Сборника 1960 г.)
- От наряда могут быть освобождаемы при соблюдении всех нижеуказанных условий только туземцы, состоявшие уже на службе или на работах до 8 июля сего года (дня обнародования в крае высочайшего повеления 25 июня сего года). Исключение в этом отношении может быть сделано только для хлопкоочистительного завода артиллерийского ведомства, строящегося близ г. Ташкента.
Дата: 8 июля 1916 года, пятница
Место действия: Сырдарьинская область
Население и элита столицы края Ташкента и окружающего уезда, наверно, как наиболее грамотные в правовом отношении, до 8 июля не выражала беспокойства. Осознавая, что на них смотрит весь край, или как минимум, три сартовские области, туземные ташкентцы до последнего момента сдерживали эмоции и не подавали никаких сигналов замершему в ожидании краю. Это полностью подтверждается, не только отсутствием выступлений, но и рапортом начальника Ташкентского уезда Н. Н. Караульищикова (документ № 206 Сборника 1960 г.):
Мирное и спокойное течение жизни в уезде было нарушено в начале июля месяца распространением слухов о том, что население будет привлечено к отбыванию воинской повинности. Высочайшее повеление, опубликованное в местных газетах 8 июля о призыве рабочих в возрасте от 19 до 43-летнего возраста на тыловые работы в действующей армии, было встречено вследствие кривотолков и несомненной агитации крайне недоверчиво. Первые выступления, направленные к неисполнению высочайшей воли, начались в городах, к решению жителей которых и присматривались уездные туземцы.
С этого дня стало ясно, что отмолчаться столице и всей Сыр-Дарьинской области не удастся. Единоверцы ждали ответа. Ясно, что 8 июля были приняты важные решения. Их реализация последовала буквально в следующие дни, причем не только в Сырдарьинской области.
Дата: 8 июля 1916 года, пятница
Место действия: Ферганская область
В этот день жители городов и сел Ферганской долины, которые, к некоторому удивлению русской администрации, практически не проявляли себя в первые 4 дня формирования списков, начали акции неповиновения.
В ранее опубликованной на данном сайте 4-х частной статье про военного губернатора Ферганской области, генерала-лейтенанта Александра Ивановича Гиппиуса очень подробно проанализирована общая канва и логика событий с 8 по 18 июля в подведомственной ему области. Ничего нового или оригинального я по этому поводу сказать не могу. Поэтому в данном хронологическом описании буду приводить только сухие справки: что и где произошло в каждый конкретный день, кто был инициатором, кто – участником, а кто – жертвой событий. Обо всем этом будет сказано преимущественно языком оригинальных документов того времени.
Про Ферганскую область всем было известно, что в ней власть мусульманских лидеров не просто сильна, а по сути, является основной неформальной властью. Во всяком случае, местные имамы и муллы были несравнимо влиятельнее, чем многочисленные представители туземной администрации – волостные управители, пятидесятники и прочее. Нет никакого сомнения, что религиозные лидеры сдерживали протесты населения, не давали им выплеснуться раньше времени. Возможно даже, что они надеялись, что русские откажутся от этой безумной идеи.
В тот день, когда во всех городах и селах появились тексты Высочайшего повеления, муллам, которые и сами попадали под набор на рытье окопов, стало ясно, что если они не примут надлежащие меры, их ничего не спасет. И они перестали сдерживать уже давно накопившееся негодование населения.
Дата: 8 июля 1916 года, пятница
Место действия: Катта-Авган, Кайнарской волости, Кокандский уезд, Ферганская область
Первыми в Ферганской области выступили сельские жители аула Катта-Авган, Кайнарской волости Кокандского уезда. Не успели 8 июля пятидесятники и переписчики приступить к составлению списков мобилизуемых, к местам их работы немедленно же явилась огромная толпа, которая просто разогнала переписчиков, при этом четверо из них получили ножевые ранения.
События описаны в Рапорте зам. начальника Кокандского уезда А. Г. Катаева военному губернатору Ферганской области А.И.Гиппиусу (документ № 96 Сборника 1960 г.):
Около 9 ч. утра 8 июля пригородный участковый пристав Классовский доложил лично, что в селении Катта-Авган Кайнарской волости пятидесятники приступили к поверке списков кои должны быть ведомы в порядке 13 ст. инструкции туземным должностным лицам. Население крайне враждебно отнеслось к их работе, и собравшаяся толпа сильно возбуждена, почему приставом в селение Катта-Авган выслан волостной управитель со стражниками.
Я тотчас же вместе с приставом Классовским отправился в селение Катта-Авган. По дороге получили известие, что в названном селении идет драка. В селение Авган мы прибыли, когда там уже все успокоилось и на месте застали лишь небольшую толпу туземцев. Кайнарский волостной управитель доложил, что драка закончилась до его приезда, но толпа еще была в оборе. Опросом на месте установлено, что ссора переписчиков и пятидесятников с толпой перешла в драку, в результате которой оказалось четверо туземцев раненных ножами и один старик ударом палки по голове. Подробным разъяснением толпе цели и порядка набора рабочих удалось успокоить ее, уговорить разойтись и к предстоящим событиям относиться спокойно.
Пятидесятников мы не нашли, так как таковые разбежались. Мной арестовано 10 чел. и отправлено приставу Классовскому для производства дознания. Раненые еще до нашего прибытия были отправлены в городскую больницу, кроме ушибленного палкой, не пожелавшего ехать в лечебное заведение.
Вернувшись около часу дня в уездное управление, сделав необходимые распоряжения и приняв участие в предварительном обсуждении с податными инспекторами телеграммы Туркестанского генерал-губернатора за № 590, полученной при надписи Ферганского областного правления за № 14342, я вновь отправился в канцелярию пригородного пристава Классовского для присутствия при дознании.
В это время прискакал джигит из сел. Найманча Кайнарской волости с докладом, что там собралась большая толпа, возбужденно настроенная и шумящая. Немедленно с приставом Классовским выехали в сел. Найманчу и здесь, отделив из толпы шумящих и волнующихся женщин, путем разъяснений убедил толпу разойтись и успокоиться.
Часов в 11 вечера я, получив сведения, что толпа собралась и шумит за Наманганским вокзалом, поехал туда, но никакой толпы уже не застал, а от жандармского унтер-офицера узнал, что шум прекратился уже 20-30 минут назад.
Кроме зам начальника Кокандского уезда А. Г. Катаева, о том, что в этот день к активным формам сопротивления прибегли жители села Найманчи, военному губернатору Ферганской области А. И. Гиппиусу доложил и начальник Кокандского уезда К.В.Мединский (документ № 108 Сборника 1960 г.):
Пригородный участковый пристав рапортом своим от 8/9 июля с. г. за № 3650 донес мне следующее: «В 4 ч. пополудни, 8 сего июля, получив известие от прискакавшего пятидесятника о собравшемся аламане в сел. Найманча, я распорядился о немедленном командировании туда стражников и вслед за ними отправился туда и я с подполковником Китаевым для выяснения причин сборища толпы. Прибыв в Найманчу к аламану, впереди которого стояли женщины, кричавшие и мешавшие расспросам мужчин, я распорядился об удалении их, и стражники с джигитами исполнили приказание.
В этот момент из первых рядов толпы в меня были брошены две гальки, увидел это и подполковник Китаев с револьвером в руках, я вынул свой револьвер – и бросился задержать замеченного мною бросившего камни, но он побежал по кишлаку, и я, догоняя его, уже схватил за желтый поясной платок, но он вырвался и убежал в улицу направо, а со мной в это время случился сердечный припадок, благодаря незажившей еще ране на шее после операции, и я едва успел сесть в стоящий недалеко экипаж и рукой указал на убегающего туземца для задержания его.
Из бросившихся в догоню за ним джигит Абдурахман, знавший его в лицо и по имени, не поймав его, привел его отца Худайбердыбая, который заявил, что сын его Юлчимат забегал домой и тотчас же скрылся куда-то.
В сводном реестре инцидентов, происшедших в Ферганской области с 8 по 18 июля запись о беспорядках в Найманчи стоит по № 43 и звучит следующим образом:
43) 8 июля в сел. Найман Кокандского уезда толпой собравшегося народа произведены были беспорядки. Мерами полиции толпа была разогнана.
Нервы и сердца напряжены, у всех, не только у пристава из Найманчи. Слухи, как обычно, преувеличивают реальные события и качественно и количественно. Причем слухами пользуются не только обыватели, но и силовики. Вот в какой трактовке те же события 8 июля в Кокандском уезде описаны в телеграмме начальника Туркестанского районного охранного отделения М.Н.Волкова, направленной 11 июля в Петроград, в Департамент полиции (документ № 37 Сборника 1960 г.)
“Беспорядки 8-го [в] Коканде и уезде, толпа – убила 2-х волостных управителей.”
Поспешил подполковник М.Н.Волков насчет убитых 8 июля С другой стороны, 11-го числа, когда начальник Туркестанской охранки посылал эту телеграмму, жертвы в Ферганской области уже были, и не две, а больше.
Дата: 8 июля 1916 года, пятница
Место действия: Чек-Автобачи, Алтынкульской волости, Андижанский уезд Ферганская область
Третий населенный пункт, долго молчавшей Ферганской области, в которой в первый же день вступления в силу царского указа начались эксцессы – селения Чек-Автобачи, о чем сообщил тамошний участковый пристав (документ № 109 Сборника 1960 г.)
Доношу вашему высокоблагородию нижеследующее: 8 июля сего года жители с. Чек-Автобачи Исман Ходжи Парманкулов, Атаджан Байбача, Мамад Али Ходжиев, Рахманберды Юлдаш Ходжиев и Хасанбек Мумьшбек Ходжиев остановили проезжавшего через их селение инды-мазарского сельского старшину Утамбая Норматбаева и стали требовать от него посемейные списки. Видя возбужденное состояние этих людей, старшина возвратил им списки через Атаджана Байбача Мамадали Ходжаева и Мамад Касапа Ахмед Ходжаева. Последние списки эти изорвали. Обстоятельство это могут подтвердить Мулла Саиткул Тойчи Хамракулов и Хамра Ходжа Тогайбаев.
Фергана, как и ожидалось, перехватывает инициативу у Самарканда и выходит в лидеры протестных акций.
Дата: 8 июля 1916 года, пятница
Место действия: Самаркандская область
Продолжая тему крайнего напряжения, доходящего до потери способности понимать и оценивать происходящее, нужно привести эпизод, связанный с днем публикации Высочайшего появления и имевший место в Самаркандской области., О нем сообщает военный губернатор Н.С.Лыкошин (документ № 92 Сборника 1960 г.)
После беспорядков 4 июля чувствуется тревожное настроение, и, хотя чайханы открыты и отменены военные патрули, но туземцы все кажутся угнетенными и озабоченными. Повышенная чувствительность народа обнаружилась по самому простому поводу. Были присланы для объявления населению телеграммы о том, как спокойно принят наряд рабочих в Семиреченской и Закаспийской областях, как туземное население восторженными криками: «Ура!» приветствовало объявление ему требования.
Телеграммы эти были вывешены и на русском языке, и туземцы, не читая даже самого текста и не добиваясь его перевода, как это было бы сделано при обычной обстановке, почему-то решили, что эти объявления о карательных отрядах из казаков, которых предполагается прислать для наказания туземцев за беспорядок 4 июля. Пришлось убрать со стен телеграммы.
Дата: 8 июля 1916 года, пятница
Место действия: Ишим-Аксакайская волость, Самаркандский уезд, Самаркандская область
Самаркандская область, как будто сбросив давление 7 июля в Дагбите, в день объявления монаршей воли не проявила активности. Это было отмечено и русской администраций (документ № 54 Сборника 1960 г.)
8 июля в Ишим-Аксакской волости Самаркандского уезда по почину населения состоялся сход по делу наряда рабочих. Сход был настроен учинить тоже беспорядок, но слухи о казаках в Дагбите сдержали страсти.
Дата: 8 июля 1916 года, пятница
Место действия: Дагбит, Самаркандский уезд, Самаркандская область
Права и обязанности на более строгие, чем ранее меры по отношению к отказникам, которые появились у власти после официального вступления в силу Высочайшего повеления, проявляются в Самаркандской области. Казаки, присланные в Дагбит еще 7 июля не просто патрулируют улицы и демонстрируют силу власти. Они проводят дознания и арестовывают (документ № 92 Сборника 1960 г.).
… Виновные зачинщики, прикосновенные к беспорядку и насилию, в числе 30 чел., в том же числе ишаны и бывшие при пил мюриды были задержаны и доставлены в Самарканд.
В уездах Самаркандской области противостояние, перейдя в новую фазу, начинает нарастать. Но местная мусульманская верхушка, более зависимая от Ташкента и менее самостоятельная, чем ферганские муллы, все-таки не решается проявлять активность и ждет, когда из столицы края вернутся посланные туда гонцы.
Дата: 8 июля 1916 года, пятница
Место действия: Джаркентский уезд, Семиреченская область
(документ № 215 Сборника 1960 г.).
Семиреченские кочевники, как и все туркестанцы, осознают, что “само не рассосется” и начинают вести консультации в собственной среде. Никаких сведений о посылке из Семиреченской области ходоков за информацией в “коренные”, пропитанные мусульманством области, не имеется. Хотя, несомненно, вестями оттуда живо интересуются. А вот сходы между своими полицией зафиксированы, что уже после восстания нашло отражение в материалах уголовных дел (документ № 251 Сборника 1960 г.)
7 и 8 июля 1916 г. на ур. Ушконур, в 40 верстах от г. Верного, в пределах Джаильмышевской волости, киргизское население ее совместно с Чамалганской волостью имело съезд, в котором, обсудив вопрос о своем отношении к призыву рабочих в тыл армии, объявленному высочайшим указом от 25 июня 1916 г. и подчинись голосу главных своих руководителей Сята Ниязбекова и Бекбулата Ашикеева, превратно истолковавших смысл высочайшего повеления, как акт призыва киргизов в ряды войск, вынесло такое решение: рабочих не давать, с гор в долину не спускаться, в случае же принудительных со стороны администрации мер предпринять ряд насильственных и явно враждебных правительству и русскому населению действий, как разрушение телеграфа и сожжение русских поселений. На случай восстания участникам съезда было тогда же предложено иметь наготове баканы (деревянные с острыми концами палки) и держать при каждой юрте лошадей. Для подачи прошения на имя губернатора об отмене призыва доверенными от Джаильмышевской волости были тогда же избраны Дюсембек и Надырбек Караксин, а дабы закрепить принятое съездом решение участники его прочли «бату» (клятвенное обещание).
8 июля с. г. в местности Ушканур, южнее сел. Казанско-Богородского, в горах, где расположены летние пастбища киргизов Джаильмышевской и Чамалганской волостей, было собрание киргизов этой волости по инициативе очень влиятельного киргиза Сятя Ниязбекова, на котором было, решено рабочих не давать, и в случае призыва силой оказать вооруженное сопротивление, и принята бата (клятва).
Дата: 8 июля 1916 года, пятница
Место действия: Закаспийская область
В “Журнале (протоколе) совещания по вопросам, связанным с реквизицией рабочих от туземного населения Закаспийской области, согласно воспоследовавшего высочайшего повеления”, которое и.д. начальника области генерал-майор Н.Д.Калмаков проводил 12 июля в Асхабаде, (стр.32 Сборника “Восстание 1916 года в Туркмении “) отмечено, что в Асхабадском, Мервском и Тендженском уездах области в предыдущие дни шли переговоры с различными представителями туземного населения, в ходе которых оно в основном отвечало отказом на
“…предложения составить поаульные списки и самому произвести разверстку рабочих между собою.
Начальник Мервского уезда полковник Пересвет-Солтан пояснил, что им переговоры велись с разными классами населения, причем, молодежью, студентами высказано, что они сами не могут разобраться в предъявленном к ним требованиям, как захватившим их врасплох и что в дальнейшем должны предпринять также сами не знают. Старики и старейшины из населения сказали, что они не могут отпустить своих сыновей на войну, это расстроит их семейный уклад, ушедшие дети испортятся и будут для них совершенно негодными людьми. Что же касается внешнего влияния, то едва ли таковое нужно искать, а простая причина неисполнения – это боязнь неизвестности.”
ПРЕДШЕСТВУЮЩИЙ ДЕНЬ СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
