7 июня 1916 года. Хроника Кровавого Повеления. 18 дней до Высочайшего соизволения…
7 июня 1916 года, то есть буквально на следующий день после отправления Военным Министром Д.С. Шуваевым депеши № 1414/19с, ему был направлен ответ, подписанный Министром внутренних дел гофмейстером Б.В. Штюрмером – отношение от 7 июня 1916 г. № 16896.
Такая скоропалительность ответа, даже с учетом грифа “Спешно” и “Весьма спешно”, стоявшем на депешах обоих министров, поразительна. Насколько бы ни был важен решаемый вопрос, но даже само время курьерской доставки письма, его изучение и осмысление, определение исполнителя и поручение ему подготовки проекта ответа, согласование, печатание окончательной редакции, подписание и оформление исходящих реквизитов – все это требует времени. А здесь – буквально мгновенная реакция, причем реакция категорически негативная, а ведь, как известно, отказ, в отличие от согласия, всегда требует развернутых и логичных обоснований. Поэтому подготовка отказных писем всегда занимает существенно больше времени, чем простое согласие с мнениями и предложениями, изложенными во входящем письме.
И все-таки, факт остается фактом: исходящий номер ответа Министра внутренних дел на отношение Военного Министра от 6 июня 1916 г. был присвоен 7 июня того же года. Такая поспешность не могла не сказаться на содержании и качестве депеши. Письмо военного ведомства от 6 июня 1916 года № 1414/19с, было весьма лаконично и безупречно с бюрократической точки зрения. Все содержащиеся в нем подходы и предложения были абсолютно внятны, а их обоснования логичны и опирались на действующее законодательство. Про ответ Министерства внутренних дел, подписанный руководителем этого ведомства, такого сказать нельзя. При чтении письма гофмейстера Б.В Штюрмера № 16896 от 7 июня 1916 г.,
скрепленного (а скорее всего и составленного) начальником Управления по воинской повинности тайным советником С.А. Куколь-Яснопольским, возникает впечатление какой-то недосказанности; аргументы, приводимые авторами, легковесны и неубедительны, какие-либо ссылки на нормативно-правовые акты и ранее согласованные положения отсутствуют, в письме нет логического “стержня”, который подменен категоричностью и безаппеляционностью.
Перед тем, как приступить к анализу собственно текста письма гофмейстера Б.В. Штюрмера, следует сказать несколько слов о самом документе. В деле № 3 Отдела пенсионного и по службе нижних чинов (отдел ПипСНЧ) входящие документы в основном представлены подлинниками, а исходящие – отпусками. Практически на каждом входящем документе есть резолюции высшего руководства Военного Министерства – Военного министра, его помощника или начальника Главного штаба. В случае данного письма – в деле подшита заверенная машинописная копия, на которой указаны все исходящие реквизиты и сведения об отправителе, а вот входящие реквизиты и резолюции – отсутствуют. Кто отдал указание скопировать письмо, адресованное Военному министру, почему нет указаний о том, как на него реагировать персоналу Отдела ПипСНЧ – сказать пока что нельзя, для этого нужно найти подлинник, хотя некоторые гипотезы по этому поводу мы изложим в последующих обзорах Хроники Кровавого Повеления.
И еще один момент. Так получилось, что самая “вопиющая” и крамольная фраза этого письма пришлась на конец страницы и оказалась почти что утраченной. Чтобы восстановить ее полностью пришлось еще раз внимательно изучить данный документ и убедиться в абсолютной правильности приведенной расшифровки частично нарушенного текста.
Ну а теперь будем разбираться с текстом, разбираться медленно, по абзацам.
В первом абзаце письма № 16896 авторы кратко пересказывают суть предложений Военного Министра. Поскольку письмо его было по-армейски четким, то и пересказ получается строгим и ясным.
А вот второй абзац письма руководителя МВД логичным назвать нельзя. В этом абзаце автор ссылается на мнения, высказанные при обсуждениях вопроса о “рабочих дружинах” на заседаниях Совета Министров 3 и 6 мая 1916 года. Из текста ясно, что согласно этим мнениям, во-первых,
“… допускалось принципиально для формирования инородческих рабочих дружин применение некоторых правил призыва новобранцев по Уставу о Воинской Повинности…”
а во-вторых, “…общее руководство делом и разработка способов его осуществления…” были поручены именно Военному министру. На каком основании в письме министра внутренних дел эти две позиции противопоставляются, совершенно не понятно: генерал от инфантерии Д.С. Шуваев выполнил все точно в соответствии с этими “мнениями”. Однако внутренний смысл второго абзаца письма № 16896 не оставляет сомнений: автор считает, что Военное министерство не вправе что-либо решать самостоятельно, а тем более настаивать на своем решении данного вопроса. При этом отметим, что “Особые журналы” указанных заседаний Совета Министров по состоянию на 7 июня 1916 года еще не получили высочайшего, то есть императорского, утверждения, а, следовательно, не являлись нормативными правовыми актами.
В последующих абзацах Министр внутренних дел гофмейстер Борис Владимирович Штюрмер высказывает свои соображения и объявляет об этом весьма замысловато
Обращаясь ныне, в виду запроса Вашего, к всестороннему обсуждению поставленного Вами на очередь вопроса о скорейшем привлечении инородческого населения к работам по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе театра военных действий, я считаю долгом остановиться на нижеследующих соображениях.
Создается впечатление, что потребность фронта в рабочих руках – это не объективная и первоочередная необходимость государственной важности, высказанная Начальником Штаба Ставки Верховного Главнокомандующего, а какая-то не вполне оправданная инициатива, “поставленная на очередь” по личной прихоти Военного министра.
Первый аргумент гофмейстера Б.В Штюрмера против предложенного военным ведомством порядка организации набора инородцев касается невозможности в необходимый срок как провести новый закон через Государственную Думу, так и ввести такой закон, минуя Думу (по статье 87 Основного Законодательства), что можно сделать только в периоды между сессиями законодательного органа. И первое и второе утверждения ничем не подтверждены и нет никаких оснований считать, что в Военном министерстве, предлагая срочно внести проект закона не знали сколько это требует времени и какие сложности могут встать на их пути. Второй и третий аргументы – о сложностях, которые могут возникнуть при составлении посемейных списков и медицинском освидетельствовании, также ничем не подкреплены. Создается впечатление, что у Министра внутренних дел просто нет желания, чтобы его ведомство этим занималось.
Ну а последний аргумент, препятствующий по мнению гофмейстера Б.В. Штюрмера принятию предложений Военного министра, особенно “лукав”. Министр МВД “пугает” генерала от инфантерии Д.С. Шуваева, что от киргизов исходит опасность
…возникновения в их среде волнений и беспорядков, для подавления коих на местах не окажется достаточной силы. Убеждение инородцев, что они в действительности призываются в войска, вызовет ту же опасность, как если бы они в самом деле привлекались в ряды армии.
Но мы ведь знаем, что 5 июня 1916 года – то есть буквально(!) за два дня до написания данной “страшилки” – из того же Управления по воинской повинности МВД, с визой того же тайного советника С.А. Куколь-Яснопольского и за подписью заместителя Министра внутренних дел князя В.М. Волконского в Туркестан был направлен запрос с поручением “с соблюдением указанных Советом Министров условий полной осторожности” собрать сведения о возможности распространения на инородцев полноценной воинской повинности. При этом в секретном письме Военному министру № 16896 высшие руководители МВД, упоминая предложения о сборе сведений (см. ниже), ни слова не говорят о том, что такой запрос ими уже направлен в Туркестан. Причем сделано это без всякого согласования с военными. Напротив, руководители МВД категорически утверждают, что реализация подобных шагов “вызовет ту же опасность”. Все перечисленное и вызывает то самое чувство “лукавости”, о котором сказано выше.
И всё же в письме № 16896 от 7 июня 1916 г.самый двусмысленный и “скользкий” – не рассмотренный выше четвертый, а пятый абзац, который мы воспроизведем здесь дословно:
Главную массу инородцев, коими предположено воспользоваться в данном случае, составляют киргизы и буряты. Первые питают непреодолимый ужас перед мыслью стать в ряды защитников России против её врагов. Переходя от кочевого к оседлому быту, киргиз тревожно расспрашивает, не послужит ли это основанием к привлечению его к воинской повинности. Как только распространятся в степи слухи о возможности введения этой повинности, киргизское население настойчиво домогается от представителей власти ответа, справедливы ли эти слухи, высказывая открыто предпочтительность для себя ухода в пределы Китая поступлению в войска. Буряты тоже питают большое нерасположение к военной службе, несмотря даже на то, что Селенгинское их ответвление пополняет уже Забайкальское казачье войско. С внешними приемами призыва новобранцев инородческое население знакомо по набору не избавленных от воинской повинности лиц, проживающих в среде этого населения или по соседству с ним. Инсценирование подобия призыва немедленно внушит подозрительным инородцам никакими доводами непреодолимое убеждение, что они призываются в ряды сражающихся против неприятеля. Последствием этого будут массовые уклонения, для коих кочевки киргизов в степи на огромное расстояние и близость от бурят их монгольских сородичей в пределах Китая дадут широкую возможность.
В этом абзаце буквально каждая фраза “лукавая”. Во-первых, согласно переписи населения доля киргизов, даже вместе с бурятами, в общей численности “инородцев, освобожденных от воинской повинности” составляла лишь 35%, а потому, называя именно эти кочевые народы “главной массой”, авторы искажают действительность.
Далее, широко и достоверно известно, что некоторое количество семиреченских киргизов еще в 1915 году “добровольно-принудительно” отправились в войска и служили в действующей армии. Известны и случаи подачи киргизами заявлений о приеме их в “семиреченские казаки”, так же как делали упомянутые в письме “селенгинские буряты”. Также известно, что в открытой туркестанской печати на киргизском (казахском) языке велась дискуссия о том, в какой род войск Русской императорской армии правильнее определять киргизов в случае распространения на них воинской повинности. Поэтому говорить о “непреодолимом ужасе” есть явная передержка, а связывать этот выдуманный “ужас” с нежеланием “вставать в ряды защитников родины” – грубая демагогия шовинистического толка.
Но наиболее одиозно звучат выделенные жирным заключительные фразы приведенного абзаца. Если прочесть этот фрагмент письма вне контекста и понять его буквально, то возникает однозначное впечатление, что эти несколько фраз взяты из какого-то другого документа, который … описывает хитроумный способ понуждения кочевых народов к бегству из российских пределов. Причем, упоминание о “бурятах”, численность которых мизерна по сравнению с киргизским населением российских окраин, воспринимается как попытка несколько затушевать истинный и первоначальный смысл этого текста. С той же логикой (а вернее – отсутствием таковой) в этот абзац можно было вставить якутов или туркмен, причем последних – с гораздо большим основанием.
Чтобы проиллюстрировать наше мнение, просто в качестве эксперимента, попробуем изъять из приведенного выше абзаца те слова, которые касаются “бурятов”, не меняя при этом ни одного слова. Вот что получается
Главную массу инородцев, коими предположено воспользоваться в данном случае, составляют киргизы, <…которые> питают непреодолимый ужас перед мыслью стать в ряды защитников России против её врагов. Переходя от кочевого к оседлому быту, киргиз тревожно расспрашивает, не послужит ли это основанием к привлечению его к воинской повинности. Как только распространятся в степи слухи о возможности введения этой повинности, киргизское население настойчиво домогается от представителей власти ответа, справедливы ли эти слухи, высказывая открыто предпочтительность для себя ухода в пределы Китая поступлению в войска. < …. > С внешними приемами призыва новобранцев инородческое население знакомо по набору не избавленных от воинской повинности лиц, проживающих в среде этого населения или по соседству с ним. Инсценирование подобия призыва немедленно внушит подозрительным инородцам никакими доводами непреодолимое убеждение, что они призываются в ряды сражающихся против неприятеля. Последствием этого будут массовые уклонения, для коих кочевки киргизов в степи на огромное расстояние и близость от < …. > их < …. > сородичей в пределах Китая дадут широкую возможность.
Уважаемые читатели, прочтите получившийся текст со всей внимательностью и попробуйте найти хотя бы малейшее нарушение логики или сбой в гладкости изложения. Напротив, представляется, что после удаления упоминаний о “бурятах” текст стал более внятным, логичным и … абсолютно безнравственным. Ведь убийственное слово “инсценирование” практически не оставляет сомнения, что перед нами – выдержка из некоего документа, содержащего предложения по … “ненасильственному”, но совершенно иезуитскому по своему коварству способу изгнанию киргизов с их земель в Китай! Даже удивительно, что подобный текст попал в межведомственную переписку. Воистину, подобное могло произойти исключительно вследствие невероятной спешки, в которой готовился данный документ и на которую мы указали в начале этого обзора.
Завершив, мягко говоря, двусмысленную аргументацию тезиса о невозможности реализации предложений, изложенных в письме Военного министра Д.С. Шуваева от 6 июня 1916 г. № 1414, Министр внутренних дел переходит к изложению собственной версии порядка набора “инородцев” для выполнения тыловых работ.
Суть этих предложений следующая (в сопоставлении с предложениями Военного Министерства):
– вместо набора рабочих в соответствии с узаконенным в установленном порядке “упрощенным” вариантом воинского призыва предлагается
…более простой и скорый способ получения необходимой для армии рабочей силы, а именно – принудительный прием людей по наряду или реквизиция…
– вместо привлечения к этой работе специально уполномоченного и обученного военного и медицинского персонала “мобильных воинских присутствий”, предлагается поручение этих обязанностей
…лицам, стоящим во главе инородческого управления, близко знающим своих единоплеменников, пользующимся среди них авторитетом и привычным властно распоряжаться своими подчиненными…
– вместо тщательной разработки и детального обсуждения законодательным органом порядка и условий привлечения инородцев, предлагается провести негласный сбор сведений
…какое число рабочих – инородцев представляется возможным назначить в наряд с каждой губернии или области. Сведения эти должны быть запрошены, собраны и представлены секретно, дабы многие из будущих рабочих-инородцев не успели разбежаться заблаговременно, пока ближайшие их начальники не ответственны еще за их явку.
Обоснованность и эффективность каждого из этих предложений МВД более чем сомнительна, так как все они могут быть подвергнуты критике с применением точно тех же аргументов, которые использованы в этом же письме гофмейстера Б.В. Штюрмера против предложений Военного министра: сбор сведений задержит реализацию набора на неопределенное время; использование “глав инородческого управления” чревато организационными провалами и коррупцией; утечка информации, совершенно неизбежная при сборе сведений, непременно вызовет бегство потенциальных рабочих. А в итоге вся эта совокупность негативных факторов приведет к “ничтожным результатам” затеянного набора. Причем к этому комплексу аргументов против предложений МВД следует добавить еще и издержки отказа от принципа неуклонного следования требованиям действующего законодательству. Или, проще говоря, противозаконность подходов, выдвинутых Министром внутренних дел, в отличие от предложений его коллеги из военного ведомства.
Сейчас – в XXI веке – нам прекрасно известно, что все перечисленные в письме Б.В.Штюрмера негативные последствия реквизиции в полной мере проявились в Туркестанском крае при исполнении Высочайшего повеления от 25 июня 1916 года. И точно так же нам известно, что именно эти предложения Министерства внутренних дел и были представлены на высочайшее утверждение и полностью реализованы. Следует отметить, что единственным автором этих предложений был руководитель МВД гофмейстер Б.В. Штюрмер, который по совместительству являлся и Председателем Совета Министров.
Кстати, не об этой ли своей двоякой роли напоминает министр внутренних дел Б.В Штюрмер, завершая свое послание абзацем, не оставляющим у адресата никаких шансов на апелляцию. Вот этот образец указания Военному министру, на то, “кто командует парадом”:
Иного способа организовать это дело и достигнуть в нем сколько-нибудь удовлетворительных результатов я не усматриваю. Если бы Вашему Высокопревосходительству угодно было примкнуть к изложенному убеждению моему, то с устранением из принимаемой меры всякого облика привлечения инородцев теперь же к воинской повинности предлагаемая Вами Комиссия могла бы спешно разработать детали, исходя из практических и жизненных начал.
Вот так и без вариантов: если оппонент “примкнет к убеждению” гофмейстера Б.В. Штюрмера – тогда будет разговор о деталях, “исходя из практических и жизненных начал“, а если “не примкнет” – то и разговора не будет. Все абсолютно просто и жестко, и никаких сантиментов по поводу “приоритета законности” или реальных интересов в оказании помощи “защитникам России против ее врагов”.
И последнее замечание. По прочтении письма № 16869 остается вопрос, а почему же Министр внутренних дел гофмейстер Б.В. Штюрмер ничего не написал по тому вопросу, с которым к нему собственно и обращался Военный министр – об участии представителей МВД в “особом совещании”, но при этом пишет о какой-то “Комиссии”, о которой в письме Военного министра от 6 июня 1916 г. № 1414/19с нет ни слова? О том, что это может означать и как отнеслось ведомство, управляемое гофмейстером Б.В. Штюрмером, к взаимодействию с военными, мы расскажем в следующем обзоре нашей Хроники Кровавого Повеления.
< ЧИТАТЬ: ЗА 19 ДНЕЙ ДО КРОВАВОГО СОИЗВОЛЕНИЯ
ЧИТАТЬ: ЗА 17 ДНЕЙ ДО КРОВАВОГО СОИЗВОЛЕНИЯ >
