ДЕНЬ ЗА ДНЕМ — события ровно 100 лет тому назад. Наступил день 9-й нашей летописи. 23 июля 1916 года по новому стилю. 10 июля по старому стилю. Драма разворачивается.
ЛЕТОПИСЬ Туркестанской Смуты
Дата:10 июля 1916 года, воскресенье
Место действия: Вся территория Туркестанского генерал-губернаторства
Завершался священный для мусульман месяц Рамадан, шли последние дни уразы – месячного поста. Праздник Рамазан-хаит в 1916 году выпадал на 15 июля. Эту дату народные слухи и оперативные сводки русских чиновников называют днем начала открытых выступлений оседлого, городского и сельского, населения трех коренных областей против набора на окопные работы.
10 июля – воскресение, базарный день. По поведению продавцов и покупателей на базаре практически безошибочно можно судить об ожиданиях и намерениях народной массы. В этот день на всех рынках коренных областей Туркестана шла ажиотажная распродажа скота и имущества. Цены существенно снизились.
Восточный базар – не только торжище, но место обмена информацией. Жители сельских районов пришли и приехали в большие города, чтобы узнать новости. Главная новость последних 10 дней очевидна: царский набор на окопные работы. За прошедшую неделю сомнения и непонимание первых дней вроде бы рассеялись, с сутью работ тоже разобрались. Стало понятно, что забирают не “24 возраста”, а только 12 – с 19 до 31 года. Разговоры о том, что всех заберут в солдаты действующей армии, закончились. В отличие от воинственных кочевников, никто из сартов не воспринял набор на земляные работы как обиду. Работать с лопатой для них – привычное дело. А вот рядиться в форму, брать в руки ружье, ходить в атаку под пулями врага, – это для мирного дехканина страшнее ада. К воскресенью стало ясно, что отправка на фронт не предусматривается, и страх перед набором немного ослабел.
Но 10 июля появился новый слух, о новой несправедливости. В среде простолюдинов начинаются разговоры о том, что богачи и их дети официально получат право откупиться от набора на работы. Слух этот не пустой. Он основан на действиях самой туземной элиты, которая настойчиво добивалась от русской администрации “имущественных” льгот в части исполнения Высочайшего повеления. Хлопоты богатых и родовитых туземцев в губернаторских дворцах воспринимаются с пониманием. Начальник Туркестанского районного охранного отделения М. Н. Волков информирует об этом военных губернаторов областей телеграммой от 10 июля (документ № 36 Сборника 1960 г.):
Имею честь доложить вашему превосходительству, что, по полученным в отделении сведениям, среди туземного населения замечается сильное возбуждение вследствие распространившегося слуха, что состоятельным и интеллигентным туземцам будет представлена возможность сделать денежный взнос взамен личной явки по набору в команды для окопных работ. В чайханах и т. п. заведениях туземцы говорят, что если не будут взяты на работу богачи, то менее состоятельный класс населения склонен к учинению крупных беспорядков и расправится самосудом с богачами.
Решение, как использовать эту информацию: воспользоваться ли ею, чтобы припугнуть местную знать и принудить ее к сотрудничеству; пойти навстречу богатому сословию в обмен на более жесткое сдерживание бедняков; позволить ли бедноте выплеснуть свой гнев на богатеев, – каждый военный губернатор мог принимать самостоятельно.
Несмотря на все эти волнения, 10 июля – относительно спокойный день практически на всей территории Туркестана. Единственный инцидент произошел в Старом Маргелане, Ферганской области. Там, хотя и убито в считанные минуты 8 человек, все прекратилось даже без участия полицейских. Люди разбежались еще до их появления. Этот эпизод представлялся не столько протестным, сколько криминальным, а потому не очень опасным. Особенно на фоне того вала погромов и убийств, который начался буквально в полночь, с первых минут следующего дня.
Дата: 10 июля 1916 года, воскресенье
Место действия: Сырдарьинская область
В столице края – Ташкенте и Сырдарьинской области в воскресенье ничего драматичного не произошло. Во всяком случае, ничего такого, о чем стало бы известно русской администрации края и области, или подчиненным им силовым органам. Конечно, это не значит, что в Ташкенте и в уездах царило спокойствие, и люди забыли о наборе и о составлении списков. И все же основное внимание было уделено базару, а не протестам.
Вот что пишет о событиях этого дня в своих показаниях от 17 июля 1916 года советник Сырдарьинского областного правления Н.Е.Колесников, по состоянию на 10 июля временно занимавший должность полицмейстера туземной части Ташкентского уезда (документ № 169 Сборника 1960 г.):
“…я 10 июля вечером пошел в мечеть Шейхантаур, где по случаю «уразы» скапливалось много народу, чтобы собрать некоторые сведения о настроении массы. Здесь я встретил мутавалия мечети Шейхантаур Саидали-Ходжу Ишан-Ходжаева, живущего около мечети, и сарта — мутавалия медресе Бекляр-Бека, лично мне давно известных, и расспросами их я получил подтверждение того, что население не хочет давать рабочих.
Между прочим, мутавалий медресе Бекляр-беки сказал мне, что до приезда г. Кочана [С.О.Кочан – начальник города Ташкента]в мечети Шейхантур какой-то туземец, работающий где-то в типографии, говорил речь перед населением и в речи этой проводил мысль, что рабочих давать не следует. Толпа ему аплодировала.
В тот же вечер (10 июля) я просил вызвать ко мне туземцев Катта-Ходжу Баба-Ходжаева и Сеид Ахмед Ходжу Сеид Каримбаева, ибо я имел сведения, что эти два [туземца] лица высказывались тоже, что не надо давать рабочих. Катта-Ходжа был позван ко мне в тот же вечер и на мое предостережение держать язык за зубами и не распускать неверных сведений о том, что вся тяжесть реквизиции упадет на бедняков, ответил мне, что сведения о нем неверные, что он в этом не виновен. Второй туземец Сеид-Ахмет Каримбаев явился ко мне в Областное правление 11 июля около 10 ч. утра, но поговорить с ним я уже не успел, так как получил сведения о беспорядках в старом городе.
Сведения о Катта-Ходже и Сеид Ахмете я получил агентурным путем. Такие же сведения я получил о туземце Муса Хане Мирза-Ханове, живущем в махалля Балан-Мечеть Шейхантаурской части и служащем фармацевтом в городской аптеке. Так как я получил сведения, что он публично высказывал мнение, что не следует давать рабочих, 10 июля я встретил его около трех часов дня, возвращаясь из областного правления, на улице и говорил ему, что от него-то и я не ожидал таких речей, так как считал его за разумного туземца. На это Муса Хан ответил мне, что он таких речей не говорил.
Из рассказа Н.Е.Колесникова, выполнявшего по состоянию на 10 июля обязанности начальника ташкентской полиции, следует, что наиболее болезненным вопросом в это время стал вопрос о всеобщем, то есть справедливом, характере той повинности, которая возлагалась на коренное население Туркестана повелением царя. Это свидетельствует о том, что и народ, и русскую администрацию волновали, как минимум, не только религиозные, но и социально-классовые аспекты реализации царского указа.
Дата: 10 июля 1916 года, воскресенье
Место действия: Ташкент, Сырдарьинская область
Для понимания действий жителей, последовавших на следующий после 10 июля день, важны объяснения полицмейстера Ташкента, полковника А.А.Тихоцкого (документ № II в Сборнике 1932 г.)
Пятидесятники, на которых должна была лечь вся работа по разверстке наряда и составлению списков, оказались в крайне затруднительном положении. Не смея отказаться от распоряжений полиции приступить к составлению требуемых списков, пятидесятники фактически требования этого исполнить не могли, ввиду ясно выраженного намерения населения рабочих не давать.
Из положения этого был один выход – рекомендовать населению самому объясниться с ближайшими представителями власти – чинами полиции туземной части, что, по-видимому, пятидесятники и сделали.
Несомненно, что среди населения нашлись наиболее фанатичные непримиримые туземцы, сумевшие своими разговорами убедить массу в необходимости самой объясниться с полицией.
Из приведенных объяснений ясно, что “кашу”, заваренную петроградским министром внутренних дел Б.В.Штюрмером, и в совершенно неудобоваримом виде переданную на исполнение его русскими подчиненными в Туркестане, в конце концов, пришлось расхлёбывать исключительно “туземцам” в кровавых разборках между дезориентированными и запуганными представителями нижних уровней “туземной” власти (пятидесятники, полицейские) и вообще ничего не понимающим и разъяренным народом.
К концу воскресенья 10 июля эти разборки стали неизбежными.
Дата: 10 июля 1916 года, воскресенье
Место действия: Ферганская область
В отличие от жителей Самаркандской и Сырдарьинской областей, ферганцы не полностью прекратили бунтовать ради базарного дня. В воскресенье беспорядки, сопровождавшиеся убийствами, произошли в городе Старый Маргелан Скобелевского уезда.
В сводном реестре инцидентов, произошедших в Ферганской области с 8 по 18 июля (документ № 148 Сборника 1960 г.), запись о беспорядках 10 июля стоит под № 44:
44) 10 июля около 9.30 ч. утра собравшаяся на Урдинской площади г. Старого Маргелана 20—25-тысячная толпа туземцев, протестуя против призыва их на военные работы, убила палками и камнями … 8 человек. Сверх того, толпа разгромила местный кинематограф Дерсена. В течение дня полицией задержано участников бунта 63 чел..
Несмотря на то, что во время организованного по инициативе русской администрации Старого Маргелана сбора толпа убила восемь человек, воскресный день чувствовался и в Ферганской долине. Взрыв ярости на площади Урду имел трагические последствия, но он был спонтанным и продолжался, по словам полицмейстера города, полторы-две минуты. Сделав “злое дело” толпа тут же разбежалась. Нет даже точных свидетельств, имели ли все убитые отношение к составлению списков. Скорее всего – нет.
Более того, совершенно ясно, что убитый армянин, владелец карусели, к набору людей на тыловые работы не имел никакого отношения, и был убит уже в ходе погрома, последовавшего после убийства аксакалов. По тем же причинам был разгромлен кинотеатр. Не исключено, что туземные “караульщики” и старший полицейский Суязов (который по непонятным основаниям помечен словом “русский”), тоже были убиты в ходе грабежей, начавшихся в условиях вызванных убийством аксакалов паники и суеты.
Здесь следует отметить, что позже (после снятия генерал-лейтенанта А.И.Гиппиуса с поста военного губернатора) во всех официальных отчетах о событиях в Ферганской области и сведениях о погибших будет неизменно упоминаться “один русский”. Но его фамилия, и даже место гибели, никогда более не будут указаны. Современный российский историк д.и.н. А.Ганин своем опусе “Последний полуденный поход императорской армии” утверждает, что этот единственный погибший русский – “учитель Петров”. При этом автор этого утверждения никак не поясняет, откуда взяты такие данные и что делал этот “учитель” в туземной части Старого Маргелана 10 июля. Какие-либо иные упоминания о русских людях, погибших в Ферганской области с 8 по 18 июля 1916 года, в доступных исторических документах отсутствуют. А житель Ферганской области по фамилии Петров еще встретится, но позже…
Как бы то ни было, старомаргеланский кровавый инцидент во время многотысячного сборища по поводу “реквизиций” имел место, но он был единственным документально подтвержденным актом насилия, произошедшим в воскресенье 10 июля и связанным с реализацией Высочайшего повеления от 25 июня.
Дата: 10 июля 1916 года, воскресенье
Место действия: Скобелевский уезд Ферганской области
Подробное изложение кровавой драмы в Старом Маргелане приведено непосредственным участником и очевидцем событий – городским полицмейстером подполковником П.Я.Пахотиным в рапорте, написанном по горячим следам (документ № 95 Сборника 1960 г.)
Около 9.30 ч. утра 10 сего июля собравшаяся на Урдинской площади 20—25-тысячная толпа туземцев, протестуя против призыва на военные работы, убила палками и камнями аксакалов:
1) Сафильтудинской части — Махмутбека Шахруханова и
2) Ташмазарской части — Маулян-бека Бадальбаева;
3) старшего полицейского (русского) Суязова,
4) четырех туземцев караульщиков и одного армянина, содержавшего карусель.
Всего восемь человек. Сверх того толпа разгромила местный кинематограф Дерсена. В течение дня полицией задержано участников бунта 63 чел. Следственная власть вызвана и приступила к следствию. Прокурорскому надзору одновременно донесено.
Убийства и разгром в подробностях произошли следующим образом:
8-го числа мною отдано было распоряжение собрать к 9 ч. утра 10-го числа на Урдинскую площадь всех городских пятидесятников для необходимых разъяснений населению по содержанию высочайшего указа о призыве рабочих для военных нужд.
Утром 10-го числа приставом по телефону было доложено мне, что на Урде-Таги, помимо пятидесятников, осталась и обычная огромная толпа туземцев, проводящая теперь по случаю уразы ночи на этой площади, и ожидает также моего приезда.
К 9 ч. утра, захватив с собой пристава, аксакалов всех частей и наличных полицейских, я прибыл на Урду.
Толпа, запрудив всю площадь, с трудом пропустила меня, и я занял .место на приступке чайханы, желая дать разъяснения. Никакими, однако, способами нельзя было успокоить толпу, и она не дала мне возможности произнести ни одного слова, продолжая неистово кричать и размахивать руками. Так длилось минут десять, когда толпа стала обтекать меня кругом, подломив подо мною помост; в то же время я получил несколько ударов в спину и бока. С обнаженным револьвером мне удалось прорваться через кольцо толпы и выйти через заднюю стену чайханы. Там я вскочил на лошадь и бросился в объезд базара, чтобы заскакать на Урду с другой стороны. По дороге ко мне присоединилось трое полицейских – туземцев и аксакал Календарьхоннинской части.
Въехав снова на Урду, я не нашел уже там буквально ни одного человека; толпа разбежалась, оставив на площади трупы названных выше аксакалов, полицейского и караульщиков. По моему расчету, обезумевшая толпа свершила злое дело в 1,5 – 2 мин.
Трупы, изуродованные камнями и палками, мною опознаны и отправлены в покойницкую. Осмотрен разгромленный кинематограф; убытки подсчитываются.
В течение дня полиция задержала, как сказано, ближайших участников убийства и разгрома. Часть награбленного имущества обнаружена по дворам.
В течение дня в городе спокойно; население совершенно покинуло улицы, гузары, базар и попряталось по дворам.
В 1 ч. дня прибыла в город, по моему ходатайству, сотня казаков из Скобелева. Казаки заняли Урду, район больниц и Горчаково, высылая по улицам дозоры совместно с полицией. Розыски и следственный допрос продолжаются.
Дополнительные сведения о подоплеке трагических событий на старомаргеланской площади Урду приведены в рапорте начальника Скобелевского уезда полковника Е.М.Гоштовта на имя военного губернатора Ферганской области А.И.Гиппиус (документ №138 Сборника 1960 г.)
С утра 10 июля (воскресенье) участковые пристава находились в участках в объезде сельских обществ по разъяснению им обязанностей по исполнению повинности.
Старый Маргелан в полицейском отношении не подчинен начальнику уезда, но имея в виду, что Старый Маргелан находится на пути распространения всяких слухов и имеет большое значение и влияние среди туземного населения уезда, я еще в субботу к вечеру справлялся у наиболее влиятельных и знающих настроение населения г. Старого Маргелана туземцев о положении вопроса о наряде рабочих, причем они подтвердили, что население обеспокоено и испугано вестью о наборе всех мужчин с 19 до 43-летнего возраста.
Я дал этим туземцам нужные разъяснения и порекомендовал им распространить эти разъяснения.
Около 11 ч. утра 10 июля я находился в казначействе на внесрочной ревизии Контрольной палаты, узнал по телефону, что в Старый Маргелан вызывается сотня казаков, и, оставив ревизию, выехал туда.
Базар и улицы я застал пустыми, так как волновавшаяся толпа туземцев, как оказалось, собравшаяся еще на рассвете, совершив убийство двух аксакалов, уже разбежалась. На следующий день выяснилось, что ночью на воскресенье календарханинский народный судья, его родные и знакомые указывали собравшимся в чайхане людям о необходимости собраться утром по делу, о наряде рабочих.
Случилось так, что первым на базарной площади из чинов туземной администрации выступил наиболее ненавистный аксакал.
Сбор сведений об обстоятельствах беспорядка подтвердил волнение населения по поводу распространения слухов о ходжентском беспорядке, также обнаружилось, что неправильные сведения о всеобщем наряде мужчин в солдаты распространялись в проходивших в эти дни поездах разными мелкими служащими железной дороги, также служащими торговых предприятий. Во главе толпы, учинившей беспорядки, находились разные отбросы туземного населения города, которые и занялись грабительством кинематографа и карусели.
В этом документе обращает на себя внимание упоминание о том, что вплоть до 10 числа в народе ходили сведения о “24 возрастах” призываемых. Это обстоятельство, безусловно, как минимум двукратно обостряло ситуацию, так как означало, что уйти из дома должно было вдвое больше, чем на самом деле, людей. Причем по слухам должны были уйти люди от 31 до 43 лет, то есть в основном главы семейств.
Дата: 10 июля 1916 года, воскресенье
Место действия: Самаркандская область
В Самаркандской области в воскресенье 10 июля, как и в предыдущий день, внешне все спокойно. Однако косвенные приметы выдают, что население готовится к серьезным волнениям. В “Описании беспорядков, вызванных набором рабочих в Самаркандской области” подготовленном военным губернатором Н.С.Лыкошиным в декабре 1916 года (документ I Сборника 1932 г.), о событиях воскресного дня говорится следующее:
10 июля, на скотском базаре в Самарканде наблюдался небывалый пригон скота для продажи по ценам ниже ранее стоящим. То же самое, наблюдалось и в других городах. Туземцы, по-видимому, спешили ликвидировать свои дела и уйти совсем из насиженных мест, спасаясь не только от набора рабочих, но и в предвидении общего восстания спешили избавиться от лишних, ненужных для них в такое тяжелое время, вещей и налегке вывести свои семьи в более отдаленные по безопасности районы.
Вместе с тем, более развитые туземцы в области придерживались выжидательной тактики, что скажут большие города Туркестана вроде Ташкента, Коканда и Самарканда. В Самарканде же выжидали событий из Ташкента.
Массовая распродажа скота населением по “бросовым” ценам надежнее любого агентского сообщения свидетельствуют о том, что народ готовится к чему-то очень плохому. Если люди массового распродают имущество себе в убыток, то сомнений быть не может: серьезные потрясения неизбежны.
Дата: 10 июля 1916 года, воскресенье
Место действия: Семиреченская область
В аулах и кочевьях Семиреченской области в 9 и 10 июля распространяется воззвание военного губернатора, генерал-лейтенанта М.А.Фольбаума. В этом “Воззвании”, после изложения содержания Высочайшего повеления, военный губернатор (документ № 5 из Сборника 1937 г.) сообщал:
Объявляю об этом по области и приказываю всему населению свято исполнить волю государя императора. Весь этот набор рабочих должен произойти в полном спокойствии и порядке. Волостным управителям предлагаю помнить, что государь император возлагает на них всю ответственность на успешность набора. Аульные старшины, пятидесятники, а также все почетные лица, в особенности муллы, должны, не щадя сил, помогать волостным управителям в выполнении этой задачи.
Предписываю никаких кривотолков не допускать и всех, кто будет говорить что-нибудь противное этому приказу, немедленно передавать в распоряжение уездного начальника.
Убежден, что у нас все будет так гладко, что сердце великого нашего государя порадуется.
Думаю это так потому, что те киргизские, таранчинские и др.волостные управители, которым я лично объявил волю монарха, приняли мое указание молодцами и, обсудив подробности предстоящего набора, воскликнули в честь обожаемого монарха такое громкое и дружное “ура”, что зазвенели стекла губернаторского дома, где я с ними беседовал.
О том, как и кем обеспечивались верноподданнические настроения и громогласные “ура” волостных управителей в Семиречье, внятно сказано в Докладе заведующего Верненским розыскным пунктом ротмистра В.Ф.Железнякова. В своем “Докладе…” ротмистр пишет о другой встрече М.А.Фольбаума с народом, но вполне возможно, что технологии “народного одобрямса” была применена и на встрече в начале июля.
Судя по документам, поступавшим в администрацию военного губернатора генерал-лейтенантом М.А.Фольбаумом в следующие после даты публикации “Воззвания..” дни, выраженная губернатором бодрая уверенность в том, что на вверенной ему территории всё пройдет “так гладко”, была воспринята должностными лицами, как русской, так и туземной администрации, как прямое указание к действию. Причем, к действию не в части успокоения и убеждения сотен тысяч жителей кочевых и оседлых волостей Семиречья, а в части “лакировки” направляемой начальству информации о ходе набора. Во всяком случае, три последующие недели из уездов сообщали в основном то, что хотелось слышать военному губернатору Семиречья, чтобы и его “сердце порадовалось”. Все “свидетельства” о многочисленных тайных совещаниях киргизов, о зарезанных белых кобылицах и “бата” стали появляться в докладах подчиненных М.А.Фольбаума только после 8 августа 1916 года.
В воскресенье 10 июля начальники Верненского, Джаркентского, Пржевальского, Пишпекского и Аулие-Атинского уездов, получившие руководящие указания от военного губернатора, генерал-лейтенанта М.А.Фольбаума, разослали всем волостным начальниками и аульным старшинам своих уездов оповещения о проведении совещаний. Совещания эти были назначены на следующие дни.
На фоне этих документов, датированных теми же числами, когда происходили описываемые в них события, диссонансом звучит информация о событиях 10 июля 1916 года, содержащаяся, как отмечено выше, в более поздних документах. В частности, в донесении начальника Туркестанского охранного отделения подполковника М.Н.Волкова на имя Генерал-губернатора А.Н.Куропаткина(документ №251 Сборника 1960 г.), подготовленном 10 октября 1916 года, то есть через три месяца после той даты, о которой в нем идет речь:
10 июля с. г. в местности Улькун-Саз, на несколько верст западнее Ушканура, было собрание киргизов рода Чапрашты, а именно следующих волостей Верненского уезда: Ботпаевской, Куртинской, Байдалинской, Восточно-Кастекской, Западно-Кастекской, Каргалинской, Тайторинской, Узун-Агачской и Ргайтинской.
На этом собрании было выяснено, что Джаильмашевская и Чамальганская волости под влиянием Сятя Ниязбекова решили рабочих не давать, причем было принято общее решение не давать рабочих, в случае требования силой восстать, оказав вооруженное сопротивление. Кто руководил этим съездом, выяснить не удалось.
Сомнение в достоверности сведений, представленных в донесении подполковника М.Н.Волкова в части событий 10 июля возникают, во-первых, в связи с тем, что между днем объявления указа и 10 июля прошло слишком мало времени, чтобы организовать и провести столь представительную встречу, а, во-вторых, – тот факт, что даже спустя три месяца “не удалось” получить информацию о людях, проведших столь важное и многолюдное сборище, принявшее столь судьбоносные решения. Ведь к этому времени многие лидеры указанных волостей уже были арестованы и допрошены. Так почему в ходе допросов у них не выяснили подробностей этого собрания? Это свидетельствует либо о вопиющем непрофессионализме службы, либо о том, что сам факт совещания был придуман постфактум, для объяснения возникновения восстания, вспыхнувшего так неожиданно для русской администрации.
Но донесение шефа туркестанской охранки М.Н.Волкова – не единственное свидетельство о совещаниях киргизов, прошедших в воскресенье 10 июля 1916 года.
Как следует из материалов дела, рассмотренного в Джаркентском суде по постановлению мирового судьи 4 участка Джаркентского уезда от 26 июля 1916 г. (Документ № 8 Сборника 1937 г.), буквально в один день с совещанием в урочише Ушканур проходило еще одно, не менее представительное совещание киргизов Джаркентского уезда соседнего с Верненским. Причем туда прибыли и представители от и от верненских, и от пржевальских и даже копальских волостей. Вот как это описывается:
Начальник Нарынкольско-Чарынского участка Джаркентского уезда — Подварков, получив 7 июля 1916 г. от уездн[ого] начальника предписание составить списки рабочих согласно Высочайшего повеления от 25 июня 1916 г. о призыве туземцев на тыловые работы в армии от 19 до 31 года, отдал распоряжение волостным управителям Айтовской, Баянкольской, Курмановской, Альджановской, Ивановской, Кеченской и Адильбековской волостей составить списки рабочих призывного возраста и проверить их с аульными старшинами и пятидесятниками.
Не отказываясь от составления списков, волостные управители все же заявили участковому начальнику, что призыв киргиз настолько для них нов, что они своим управителям не поверят, и потому они просят у начальника созвать «почетных лиц» и объявить им лично «высочайшее повеление».
Участковый начальник согласился с их доводами и на 11 июля назначил совещание «почетных лиц» на местности Каркара, вблизи своей канцелярии.
Весть о мобилизации киргиз на работы быстро разнеслась среди киргиз, и их почетные лица стали совещаться как быть: дать рабочих, или не давать.
Накануне дня, назначенного участковым начальником для собеседования волостей на местности «Кабан-Карзгл. в 15 верстах от Каркаринской ярмарки, в ауле почетного киргиза Курманской волости Узака Саурукова, собрались киргизы Меркимской, Чиликской, Турайгырской, Сарытгойской, Конкобурговской, Кожмамбетовской и Буденгиской волостей — Кольджатского участка. Здесь на совещании собравшихся представителей вышеперечисленных волостей, а также и от киргиз Пржевальского, Верненского и Копальского уездов и таранчей Китменской и Аксу-Чарынской волостей Кольджатского участка первым не дать людей на работы в армию подал мысль влиятельный киргиз Ивановской вол. Джаманке Мамбетов.
К его мнению присоединились киргизы Курмановской вол. Узак Сауруков, Бай кулак Ультарбеков;; Ивановской — Турмухожда Джансеркин; Айтовской — Бекдаир Султанкулов, Дикамбай Джапенсов; Альджановской — Кызыбек Чорманов и др. Все эти лица убеждали своих людей не давать рабочих.
Серикпай Канаев на это совещание прислал письмо, в котором убеждал не давать рабочих.
На этом совещании было вынесено решение людей на работы не давать и оказывать в случае взятия кого-либо силой сопротивление с оружием в руках; о решении не давать людей сообщить участковому начальнику на предстоящем совещании с ним.
Причем решено было, в случае ареста при переговорах кого-либо участк. начальником, оказать вооруженное сопротивление, не останавливаясь перед убийством самого начальника. Байкулаком Ултарбековым, Сыдыком Джаманаковым и Оспаком Чойбековым были для этой цели взяты револьверы
Таким образом, в один день и час, в разных концах Семиреченской области проходили как минимум два совещания “почетных лиц” десятка киргиз-казакский и кара-киргизских волостей. Эти совещания были организованы буквально в два дня. На них прибыли не только местные, джаркентские, манапы с “правом решающего голоса”, но было обеспечено присутствие представителей из волостей, отстоящих от Каркары за сотни километров. Более того, прибыли делегаты от “дружественного” народа – таранчинцы.
Ну прямо не “дикокаменные киргизы”, а КПСС сталинско-брежневского периода, мощный организационный аппарат и административный ресурс которой позволяли в один день по всей стране провести несколько собраний с единой повесткой дня и согласованными “под копирку” решениями.
Господам Б.В.Штюрмеру и М.Р.Ерофееву иметь бы такие организационные способности…
Но самое поразительное во всей этой истории то, что русские власти с их системой сыска и розыска, с сотнями туземных полицейских, агентской сетью и добровольными стукачами, с телефоном и телеграфом, обо всем этом узнали… только через месяц! Причем лидеры ушканурского совещания так и вообще остались не раскрытыми.
Тут уже не Оргбюро КПСС попахивает, а каким-то флэшмобом XXI века…
Дата: 10 июля 1916 года, воскресенье
Место действия: Закаспийская область
О реакции кочевого населения Закаспийской области на готовящийся набор можно судить по рапорту под грифом “Секретно”, который 12 июля 1916 года представил Каракалинский пристав начальнику Красноводского уезда полковнику М.А.Шелашникову (Сборник 1938 года, стр.35)
“Доношу, что население на предстоящую реквизицию рабочих реагирует следующим образом:
Местный торговец Беглярьянц заявил, что его стадо, находящееся у туркмен Кизильского общества, было возвращено пастухами ему, для чего он ездил в горы, где кибитки на летовках, в 25 верстах к юго-западу от Кара-Кала, для пригнания стада в Кара-Кала. На месте кибиток на летовках он замети, что в в кибитке почти пусто, все лишнее, что было обыкновенно им раньше замечаемо, отсутствует; в общем все признаки к быстрой перекочевке. “
Таким образом, как закаспийские кочевники-туркмены, так и семиреченские кочевники-киргизы, основным способом избежать набора на окопные работы считали перекочевку в районы, недоступные для переписчиков. Такими районами могли быть, как необжитые местности на территории Русского Туркестана, так и территории за его пределами.
ПРЕДШЕСТВУЮЩИЙ ДЕНЬ СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
