ДЕНЬ ЗА ДНЕМ. Ровно 100 лет назад в Туркестане. Сегодня — один их самых тяжелых дней лета 1916 — го. Один из самых трагичных. Сегодня день 41 от начала описания — 24 августа по новому стилю и 11 августа по старому стилю, использовавшемуся в 1916 году. Только на основе документов.
ЛЕТОПИСЬ Туркестанской Смуты
Дата: 11 августа 1916 года, четверг
Место действия: Семиреченская область
Особенно много таких погромов произошло в 1903-1907 годах в городах и местечках “черты оседлости” со смешанным населением, где национальным и религиозным меньшинством были евреи (иудеи). Уровень жестокости погромщиков был разным, количество жертв могло исчисляться и единицами и сотнями, иногда вообще не было погибших. Полное уничтожение евреев или их изгнание из конкретного населенного пункта практически никогда не было целью погрома. Зато массовый грабеж имущества, в том числе и у зажиточных евреев, был непременно.
Второе типичное обстоятельство, – погромам предшествовал более-менее длительный период слухов, но происходили они неожиданно и продолжались один-два дня, после чего погромщики прятались и на всех следствиях отрицали свое участие в грабежах и убийствах.
Третье обстоятельство, присущее всем погромам, это то, что, как написано в Википедии, “они сопровождались поддержкой властей и полиции, либо игнорировались ими. Попустительская политика властей сочеталась с массовыми слухами о том, что существует правительственное указание бить евреев”. Еще одно обстоятельство – явная, и осознаваемая погромщиками, беззащитность еврейских сообществ, отсутствие у них системы общественной самообороны.
Поводы погромов были разные: политические неурядицы, бытовые преступления, идеологические провокации; но истинные причины всегда были одинаковы. И было их всего две: во-первых, экономическая экспансия и успешность пришлого меньшинства; и, во-вторых, бытовая ксенофобия (антисемитизм), замешанная на религиозном и этническом отличиях меньшинства.
События, произошедшие 10-12 августа 1916 года в Пржевальском уезде, имеют все перечисленные признаки “погрома”, только в данном случае – “русского погрома”.
Русские переселенцы составляли этническое и конфессиональное меньшинство, которое, при не вполне законной, а значит – коррупционной, поддержке власти, агрессивно и методично, игнорируя обычаи и интересы коренных жителей, в том числе киргизской элиты, захватывало главное богатство и основу благополучия киргизов – землю. Пришельцы вели относительно успешное хозяйствование, богатели, используя не только природные ресурсы, но и труд коренных жителей. Власть, в том числе полиция, полностью игнорировала открыто выражаемые опасения жителей русских поселений. Более того, есть все основания утверждать, что власть (во всяком случае, в лице отдельных ее представителей) сознательно провоцировала киргизских лидеров на разгром русских поселений. В киргизской среде существовало мнение, что “уездный начальник продал новоселов”. Ну а ксенофобских проявлений, которые неизбежно вызывают симметричную реакцию, со стороны “столыпинских переселенцев” было масса. Кстати, это не удивительно, – ведь значительная часть “новоселов-самовольцев” прибыла из тех самых малороссийских губерний, которые входили в “черту оседлости”, а сами переселенцы относились к тем слоям общества, которые всегда были главными участниками погромов. Кстати, и попы, служившие в церквях переселенческих поселений, тоже не отличались особой толерантностью. Если судить по “Докладу епископа…”, священнослужители, наоборот, способствовали напряженности между православным и мусульманским населением уезда.
Была, безусловно, и специфика: русские погромщики не уводили евреек в свои “юрты”, и не делали их вторыми и третьими женами. Но главное отличие проявилось в другом: в том, как себя повела власть на следующий день после погрома…
Все сказанное ни в малой степени не оправдывает ту “тамерлановскую” жестокость, которая была проявлена киргизами, атаковавшими жителей поселений на северном, и особенно, на южном побережье Иссык-Куля, которых власть, повторяю как минимум осознанно, но скорее всего, – преднамеренно, оставили без защиты и без средств самообороны.
После этого введения перейдем к историческим документам, содержание которых натолкнуло меня на приведенные выше исторические параллели.
Вот как представлено в документах происходившее в Пржевальском и Пишпекском уездах области. Документов, касающихся событий этого дня “русского погрома” очень много. В данном обзоре будет приведена только малая часть из них. Многие документы еще не оцифрованы и разбор рукописных текстов затруднителен.
Дата: 11 августа 1916 года, четверг
Место действия: Семиреченская область, Пржевальский уезд
В описаниях событий 10 августа отсутствуют указания, что в этот день в Пржевальске был издан приказ начальника гарнизона (документ № 6 Сборника 2011 г.)
- 1Предлагаю Начальнику Пржевальской караульной команды немедленно командировать в селение Сазановское 8 нижних чинов, шесть из конного отряда и двух из караульной команды, передав им для доставки корнету Покровскому 1500 боевых патронов, каковые взять из неприкосновенного запаса, снабдив невооруженных людей 7 винтовками из команды.
- 2Ввиду угрожающего размера восстания туземцев объявляю гор.Пржевальск и его окрестности на осадном положении, жителям его предлагаю собраться в районе казарм Пржевальского гарнизона.
- 3Предлагаю помощнику уездного начальника Каичеву по исполнении поручения проследовать из сел.Кольцовского со своим отрядом до ст.Рыбачьего для встречи и сопровождения транспорта с оружием и соединения с отрядом корнета Покровского.
- 4 Предлагаю уряднику Овчинникову сформировать карательный отряд из нижних чинов Пржевальского отделения конского запаса, Пржевальской караульной команды и ремонтной комиссии генерала Сусанина.
- 5 Для защиты гор. Пржевальска и вооружения карательного отряда отобрать у населения все имеющееся в наличности оружие.
- 8 Предлагаю всему мужскому населению, могущему нести оружие, собраться на сборный пункт около казарм, для сформирования дружины.
В сборнике, вышедшем в 2011 году “Восстание 1916 года в Киргизстане”, данный документ носит название “Приказ об объявлении на осадном положении”, хотя в самом приказе соответствующего пункта нет. Удивительно не только это, но и то, что об этом приказе не сообщает в своих донесения и показаниях ни Уездный начальник, ни генерал Я.И.Корольков, ни активный деятель обороны И.А.Поцелуев. Особый интерес представляет и то, что в приказе имеется упоминание о “транспорте с оружием”, о котором подробно рассказано в обзоре событий за 9 августа, когда этот транспорт уже был захвачен. Более того, как следует из материалов дела об убийстве доктора Левина, см. обзор событий за 10 августа, помощник уездного начальника Каичев еще 9 числа получил некий срочный пакет, который заставил его вернуться в Кольцовку (нынешнее село Боконбаево). Кольцовка, по свидетельству переводчика Тельпаева уже тогда была в огне.
Общую ситуацию, сложившуюся в городе Пржевальске и Пржевальском уезде к концу первой декады августа 1916 года, наиболее полно охарактеризовал уже упомянутый в обзоре предыдущего дня отставной генерал-майор Я.И.Корольков в показаниях, которые он дал мировому судье, проводившему в октябре 1916 года следствие о нападении на Пржевальск (документ № 249 Сборника 1960 г.).
Показания генерал-майора Я.И.Королькова составляют 5 страниц печатного текста, он подробно излагает свою версию причин произошедшего, роль различных факторов и действий отдельных лиц. Эти показания представляются, хоть и субъективными, но правдивыми. Генерал-майору Я.И.Королькову нечего было скрывать и нечего было стыдиться: в те несколько дней он вел себя вполне достойно. Тем, кто хочет разобраться в том, что произошло в Пржевальске и ближайших окрестностях, рекомендую прочитать показания Я.И.Королькова полностью. В этом обзоре будут приведены только рассказанные им факты, относящиеся к события 11 августа:
В четверг 11 августа по предложению начальника уезда мы перебрались в казармы, где жена моя поместилась среди других женщин.
Я же помещения себе не нашел и всю ночь проходил по казарменному двору.
О киргизах получались сведения об убийствах, произведенных частью ими, а частью дунганами по дорогам. В числе убитых называли участкового врача Левина, возвращавшегося из служебной поездки в город.
Близко к городу киргизы не подходили. По ночам же по окраинам города начались небольшие грабежи киргизами. Затем появились слухи о том, что и русские грабят горожан. С первой же ночи, проведенной в казармах, стали наблюдаться во многих местах зарева пожаров. Это горели деревни.
На вопрос мой об участи сельскохозяйственной школы уездный начальник мне сообщил, что управляющий школой с женой были у него накануне (10 августа) утром для того, чтобы спросить о времени, когда нужно будет отправлять в Верный, в гимназию, детей, на что начальник уезда заявил, что теперь об этом думать не приходится, а нужно ему (управляющему), оставив. в городе жену, ехать немедленно на ферму, чтобы немедленно же перевести в город учеников и служащих. Затем им была получена от управляющего школой записка, которой просилось о присылке на ферму охраны. В ответ на это начальник уезда сообщил, что не имеет возможности дать охрану, так как вооруженных людей в гарнизоне слишком мало, и вновь подтвердил необходимость немедленного ухода с фермы в город.
Описание происходившего 11 августа на территории Пржевальского уезда продолжим показаниями межевого техника И.А.Поцелуева:
Настал день 11 августа.
С раннего утра народ повалил) на казарменную площадь.
Шли главным образом женщины и дети. Казармы быстро наполнились жителями, ищущими в них убежища. Часов в 9 была полная неразбериха. В толпе царило возбуждение и. хаос. Рассказывались невероятные вещи. Нелепые слухи росли. Из всех разговоров я мог вынести только одно заключение: пожар мятежа окружал нас все теснее и теснее.
В 9 часов утра раздался набат в городской церкви; все повалили туда. Пошел и я. У церковной ограды ораторы из чиновников призывали к храбрости, единению, геройству, но голос их звучал далеко неуверенно, неспокойно.
Около 10 часов в ограду пришел уездный начальник полковник Иванов.
В речи, обращенной к толпе, он призывал к дружной совместной работе. В простых, доступных пониманию всякого, словах он разъяснил населению, что повстанцы хотя и многочисленны, но слабо вооружены, еще слабее сорганизованы и что поэтому опасность для города совершенно ничтожна. Далее полковник Иванов говорил, что киргиз ловок и подвижен только верхом – спешенный же не представляет абсолютно никакой опасности, и что поэтому нужно, не теряя дорогого времени, поскорее создать на улицах такие преграды, которые не позволяли бы киргизам войти в город верхом. Он рекомендовал копать ров, рубить деревья, протягивать проволоку и т. п.
В заключение полковник Иванов уверял толпу, что он уверен в самой скорой военной помощи извне. Указывал, что по его сведениям мы со всех сторон можем ожидать, скорой помощи и из Ферганы и из Пишпека и из Верного и из Каркары. Последняя помощь ему представлялась скорейшей.
Население приободрилось, все рассыпались по городу строить баррикады. К обеду большинство улиц было уже забаррикадировано в 2 и даже 3 яруса. Параллельно с работами на улицах стали укреплять и казарменную площадь.
Из телег беженцев и горожан устроили большой круг.. Срубили, окружающие площадь деревья и также сложили их потом. Часам к 11 утра разъезды принесли печальную весть, что к повстанцам присоединились и дунгане Мариинской волости, считавшиеся оплотом с западной стороны города.
Донесение это вскоре подтвердилось беженцами ближайшего села Иваницкого и Высокого. Среди беженцев была масса раненых. Некоторые телеги представлялись наполненными не живыми людьми, а свежим кровоточащим мясом. Всюду неслись стоны и вопли. Донесения сыпались отовсюду беспрерывно и одно страшнее другого. То сообщают, что убит врач Левин, то такой-то учитель, то такая-то семья.
От беженцев мне лично приходилось слышать леденящие душу ужасы. В окрестностях города резали дунгане и китайцы-опийщики. Киргиз с этой стороны близко не было. Дунгане не щадили никого – даже грудных младенцев истребляли эти звери. Мне рассказывали несколько случаев очевидцы, что дунгане девочек-подростков разрывали на две части, наступив на одну ногу, за другую тянут кверху, пока жертва не разделится на две половины.
Выстрелы целый день то приближались, то удалялись.
На площади неотступно присутствовал комендант полковник Иванов и распоряжался. Солдат на площади было около 200—250, но, увы, громадное большинство из них стояло с вилами, дрекольем и т. п. вооружением XIX века.
В первый же момент из присутствующих резко выделился Уральский казак Овчинников, своим бесстрашием и отвагой увлекавший многих за собой в разъезды и вылазки за город. Полковник Иванов то и дело назначал его начальником небольших разъездов за город, и всякий раз Овчинников возвращался с новыми успехами.
Как только выяснилось, что дунгане взбунтовались, в толпе все чаще и чаще стали называть виновником всех бед Уездного начальника полковника Иванова. Обвинения против полковника Иванова сыпались, как из рога изобилия. Я, как газетный сотрудник, всячески старался разобраться в этих обвинениях, но так и не мог добиться ни одного факта.
Я слышал в толпе: «Уездный нас продал дунганам, вечером 9-го числа он ездил в Мариинку, отвез дунганам 30 винтовок, а на другой день сдал в казначейство на свое имя 10 000 рублей». «А кто это видел и может подтвердить? », – спрашиваю я рассказчика. «Сам казначей Жданов рассказывал»,— отвечает он. Вступаю в дальнейшую беседу с говорунами и задаю им вопрос ребром: «Как Иванов мог продать нас, когда он и его семья с нами. Ведь, продавши нас, он тем самым продал и свою голову». Говорун смущается и видимо сдается, толпа тоже сомневается и никто не может доказать мне, в чем именно вина уездного Иванова.
Озлобление, однако, против полковника Иванова не улегалось за все время моего Пржевальского сидения.
Завершая подборку задокументированных свидетельств об общем положении дел в Пржевальском уезде и городе Пржевальске, приведу цитату из донесения жандармского ротмистра Г.Юнгмейстера, который был командирован в уезд заведующего Верненским розыскным пунктом В.Ф.Железняковым во второй половине октября 1916 года со специальным секретным заданием разобраться в том, что там произошло и какова роль полковника В.А.Иванова в случившемся. В своем донесении Г.А.Юнгмейстер, отвечая на вопрос о действиях уездного начальника В.А.Иванова, пишет (документ № 250 Сборника 1960 г.),
Начальнику Пржевальского уезда полковнику Иванову не могли быть не известны приготовления киргизов к мятежу, так как не только частные, но и должностные лица неоднократно доносили ему об этих приготовлениях. В двадцатых числах июля месяца, а с. г. на местности Каркара Джаркентского уезда распоряжением полковника Иванова были арестованы киргизы Узак и др. за подготовление к восстанию, и там же производилось по этому поводу сначала расследование участковым приставом Подварковым и начальником Нарынкольского участка ротмистром Кравченко и следствие мировым судьей Смирновым, о чем сообщалось и полковнику Иванову.
Последним не только не принималось никаких мер для охранения порядка в уезде, но лицам, доносившим о приготовлениях киргизов, делались угрозы трехмесячного ареста за распространение тревожных слухов (кольцовский сельский староста и др.).
Несмотря на все предупреждения и видимые признаки, полковник Иванов дважды в день телеграфировал военному губернатору о благополучии. Последняя телеграмма была подана 8 августа с. г. и не была передана по назначению, так как телеграф между селениями Рыбачьим и Сазановкой был испорчен киргизами.
Таково было положение в административном центре уезда. Туда стекались тысячи беженцев со всего уезда. Каждый беженец приносил новые рассказы об ужасах восстания, о грабежах, убийствах и жесткостях погромов, об увиденных по дороге к городу телах убитых, о пожарищах и уничтоженных посевах.
11 августа в городе царила настоящая паника.
В селениях же в тот день происходили настоящие трагедии и творились преступления.
Сначала напомню, что в эти дни все жители Рыбачьего, включая нескольких человек – свидетелей нападения на “транспорт с оружием” плыли на двух больших и одной небольшой лодке по Иссык-Кулю на восток, надеясь найти спасение в Пржевальске. Ночами на 11 и 12 августа они могли видеть по обоим берегам зарево горящих сел Григорьевского, Долинки и Курского по северному берегу, Гоголевки, Липенки, Светлой Поляны и других – на южном берегу. Можно представить, какого страха натерпелись пловцы, плывя в неизвестность, так как никакой связи Пржевальском не было и то, что они там застанут, никто знать не мог.
О событиях на берегах Иссык-Куля свидетельствуют документы уголовных дел, возбужденных в октябре-ноябре 1916 года по инициативе Генерал-Губернатор А.Н.Куропаткина.
Сначала о северном береге
В селе Григорьевском, находящемся на северном берегу озера, согласно выписке из протокола Верненского Окружного Суда № 460 (ЦГА КР ф.И-75, оп.1, д.49 стр.67-68) 11 августа произошло следующее
Крестьяне села Григорьевка, узнав о мятеже киргиз, о чем было объявлено на сходе, уехали в Сазановку. В селе осталось человек 50, которые укрылись в доме Губанова. Киргизы спустились с гор, вошли в село и убили одного крестьянина, который не успел пройти в дом к крестьянам. В это время в село приехали из Сазановки человек 6-8 солдат, которые открыв стрельбу по киргизам, выгнали их из села и увели крестьян в Сазановку.
Село было брошено на произвол судьбы.
Согласно “Списку селений с указанием выжженных дворов в селениях, числа убитых и пропавших без вести крестьян селений Пржевальского уезда 10 августа 1916 года”, составленному 22 сентября 1916 года, в селе Григорьевском все дома остались цела, и все 998 жителей остались живы. Однако, по уточненным данным (ЦГА КР ф.И-75, оп.1, д.49 стр.46) 25 григорьевских жителей, из которых 9 женщин, погибли. Кроме того, 5 человек пропали без вести.
По соседству с северобережным селом Григорьевским находились еще два небольших русских поселения – Курское (ныне – Сары-Ой) в 20 дворов и Долинка (ныне – Кара-Ой) в 39 домов. Судьба этих поселений была более трагична, чем Григорьевского. В выписках из материалов следствия (ЦГА КР ф.И-75, оп.1, д.49 стр.68), об событиях в этих поселениях сообщается следующее
Староста с. Курского посылал рапорт Уездному начальнику о предстоящем восстании киргиз [еще] до 1-го августа, но тот ответил ему, что в уезде все спокойно, у него везде расставлены джигиты.
9 [августа] появились толпы вооруженных киргиз, которые разъезжали вокруг села. Крестьяне, ясно видя намерения киргиз, стали уезжать в Долинку. Многие были по пути побиты, женщины взяты в плен.
В нападении участвовали киргизы Бакчинской волости.
В августовские дни из 59 домов этих двух селений остались целы только два дома в Долинке, все остальные были сожжены. Из 170 жителей этих сел мужского пола (включая детей) были убиты 52 человека, а из 153 – женщин и девочек погибли 20, а еще 50 были уведены в плен.
Такой была судьба поселений северного берега Иссык-Куля и их жителей. По какой причине полностью сохранились все 186 домов “брошенной на произвол судьбы” Григорьевки, документы не сообщают, но судьба оказалась к этому селению добра.
Всего из упоминающихся в документах 6 населенных пунктов северного берега Иссык-Куля – от Рыбачьего (ныне – Балыкчы) на западе и до Преображенского (ныне – Тюп) на востоке нападению не были сожжены только Преображенское, Григорьевское и Сазановское.
Существенно хуже сложилась судьба селений, расположенных на южном берегу Иссык-Куля..
11 августа трагически завершилась осада жителей села Барскаун, которые пытались укрыться от нападения в доме наиболее богатого крестьянин Решетникова
11 августа [киргизы] подошли к дому Решетникова и стали стрелять в окна. Крестьяне отстреливались. Когда же киргизы подожгли амбар, который находился в пяти заженях от дома Решетникова, крестьяне, видя, что скоро дом загорится, стали выбегать с поднятыми вверх руками навстречу киргизам. Киргизы открыли по ним стрельбу и здесь убили 26 человек.
Остальных угнали в юрты.
Из 201 людей мужского пола, проживавших в селении Гоголевка Покровской волости согласно “Списку селений с указанием выжженных дворов в селениях, числа убитых и пропавших без вести крестьян селений Пржевальского уезда 10 августа 1916 года”, 11 августа были убиты 180 человек, а из 200 женщин и девочек – 50, еще 86 человек были уведены в горы. Эти цифры были подтверждены после сверки.
О погроме в Гоголевке рассказали немногие выжившие, в частности 67-летний староста этого села Петр Петрович Поспелова, который показал мировому судье В.Руновскому в ходе следствия (ЦГА КР ф.И-75, оп.1, д.7, стр.1-1об)
“6 августа сего года ко мне, как к старосте в Гоголевку приехал какой-то хохол из Кольцовки и сказал, что киргизы убили русского Кононенко и что они 10 августа предполагают устроить бунт и перерезать русских за то, что уездный начальник берет их в солдаты. Я об этом слышал также от своего работника киргиза.
Тогда я собрал сход, и мы решили написать рапорт уездному начальнику. Содержания его не помню, так как я малограмотный, писал его писарь Грюн, ныне убитый киргизами. Рапорт я отвез уездному начальнику сам, но его не застал и вернулся домой, кажется, 9 августа. К нам в село приехал стражник Сенюкин и уговаривал население не беспокоиться, на что мы ему заметили, что, смотри, как бы тебя не убили киргизы. Потом он был киргизами убит.
11 августа сего года утром мы увидели, что киргизы двигаются большими массами на селение и гонят наш скот. Все крестьяне выбежали из своих домов и спрятались в одном дворе, а киргизы ворвались в селение, стали грабить дома и сжигать.
Киргизы были вооружены ружьями, копьями, вилами, а впереди их вожаками ехало человек 7 джигитов Уездного правления, фамилий их я не знаю, но в лицо их всех знаю, у них были шашки и ружья.
Видя, что дело плохо, я продрался задами в пшеницу и скрывался три дня, а потом пробрался в Пржевальск.
Помню, когда шел от Иваницкого до города, вся дорога была покрыта трупами наших односельчан, по-видимому, всех перерезали, осталось человек 40; более показать ничего не могу”.
В этом свидетельстве поражает то обстоятельство, что во главе погромщиков стояли “джигиты”, прислуживавшие в Уездном управлении. Ошибиться староста, по долгу службы бывавший в Пржевальске не мог. К сожалению, в имеющихся документах уголовного дела этот факт не раскрывается, но есть и иные основания считать, что лица, приближенные к уездному начальнику активно участвовали в избиении русских
Дополнительные штрихи к событиям дают показания, данные мировому судье В.Руновскому Феодорой Петровной Орловой, неграмотной крестьянкой и многодетной матерью села Гоголевки, 32 лет,. (ЦГА КР ф.И-75, оп.1, д.7, стр.3об-4)
11 августа сего года на наше селение напали киргизы соседних волостей и стали угонять скот, жечь дома, а потом – убивать жителей. Нас – женщин, девушек, детей и мужчин, которые остались в живых, согнали в муллушку, находящуюся в одной версте от селения. Там находилась киргизская мечеть, и муллой там был киргиз Тонской волости Сабор. Потом мужчин всех по распоряжению Сабора убили, а женщины и девушки были разобраны киргизами и уведены в плен в разные места.
Меня Сабор оставил у себя в муллушке вместе с 6 детьми, а кроме того у меня находились 8 детей моей сестры, которая была убита вместе с моим мужем в селении. Прожили мы там две недели, а потом Сабо распорядился прогнать 8 сестриных детей и по дороге они были убиты.
…
Через 2-3 недели Сабор собрался в горы и приказал мне с детьми следовать за ним пешком. Поехал он Ташегинскую щель. Он уехал вперед, а я с детьми отстала, и нас сопровождали какие-то киргизы, которые также отстали и мы остались один. Немного пройдя, я замучилась и присела с детьми на землю отдохнуть. В то время подъехал с толпой киргиз Сабор и приказал сперва раздеть детей. Я стала раздевать. Потом меня ударил кто-то по голове, и я потеряла сознание, когда временами приходила в себя, то слышала стон и крик своих детей. Лежала я долго, мимо меня проезжали киргизы, и я притворилась мертвой. Потом я услышала голос своего сына Кирилла 12 лет, и мы с ним по лесу стали скрываться в течение 14 дней. За это время с сыном ничего не ела. По прошествии двух недель нам встретился какой-то киргиз, и я спросила: где находится юрта Сабора. Он нам указал, и мы пошли к нему.
Сабор нас принял хорошо, обмыл мне и сыну раны, накормили нас и особенно хорошо с нами обращался его брат Шамралы, он население не нападал и никого не убивал, и даже ругал киргиз “собаками”. Когда сабо получил известие, что едут солдаты, то он нас отпустил, и я с сыном добралась до нашего селения, где меня уже подобрали русские солдаты.
Сабор и все киргизы говорили мне, что на бунт их вызвал уездный начальник, который с них брал и деньги, и кошмы и лошадей, и совсем их разорил, и, в конце концов, им приходится идти в солдаты, что они решили лучше умереть у себя, а потом, не знаю почему, они говорили, что уездный начальник дал дунганам 25 винтовок.
Добавляю, что в момент убийства детей Сабора не было. И я думаю, что дети убиты по его распоряжению, потому что все другие убивались по его распоряжению. Но раз он обошелся со мной хорошо, особенно – его брат, то я полагаю, что если бы в момент убийства находился бы Сабор или Шамралы, то детей моих не убили бы.
Сабор и все киргизы заставляли меня молиться по-мусульмански, но половому насилию я не подвергалась.
Сабор во время нападения ездил с белым флагом. Более добавить ничего не могу.
Помимо упоминания о “25 винтовках”, которые Уездный начальник раздал дунганам, в этом рассказе обращает внимание другое. Киргиз Сабор, который взял в плен Феодору Орлову с 14 детьми, не был рядовым киргизом. Он был, во-первых, муллой, а во-вторых, – командиром отряда, совершившего набег на Гоголевку. При этом сам он никого не убивал и даже не брал в руки оружия. Более того, как следует из рассказа Ф.Орловой, он не присутствовал при убийствах. Но при этом, как догадалась Феодора, все убийства, в том числе 13 из 14 взятых в плен детей и племянников Феодоры, были совершены по его прямому приказу. Совершены простыми киргизами. При этом, когда выяснилось, что две назначенные жертвы все-таки выжили и сами пришли к юртам убийцы, мулла Сабор, принял выживших приветливо и даже велел обмыть раны.
Мне представляется, что трудно представить более наглядный пример лицемерия и подлости мусульманских религиозных деятелей и этот эпизод ставит их на одну доску с карателем фон Бергом.
В материалах следствия есть еще много показаний и барскаунцев, и гоголевцев, и даже кольцовцев, но сразу все опубликовать просто невозможно. Ничего не узнать только о последнем дне жизни жителей 4 дворов самого удаленного от Пржевальска южнобережного выселка Ак-сай, все 24 человека – 14 мужского и 10 женского пола были убита, а их дома сожжены.
В северо-восточной части уезда – от границ Джаркентского уезда до Пржевальска тоже было беспокойно, но там было больше войск, в Каркаре совершал карательные акции отряд хорунжего фон Берга, но главное – расположенные там поселки были частично “старожильческие”, а потому во-первых, их жители не вызывали такой ненависти со стороны киргиз, как “новоселы”, а во-вторых, мужчины призывного возраста в этих селах, в соответствии с Уставом о воинской повинности, не были призваны армию.
И, тем не менее, даже из этих селений люди, не видя защиты, сочли за благо, оставив свои селения, бежать в Пржевальск
Накануне киргизского мятежа [9 августа] все киргизы-работники села Михайловское по предложению мятежников уехали в свои аулы. Крестьяне все собрались в одном дворе, а через два дня [11 августа] уехали в Пржевальск.
Крестьяне селения Высокое, не дожидаясь нападения киргиз, 11 августа выехали в г. Пржевальск. На один из обозов в пяти верстах от города произвели нападение дунгане, в результате которого были раненые.
Участь жителей тех небольших селений и отдельных хуторов, которые находились на расстоянии большем, чем день пути или не бросились бежать при первой тревоге, была значительно печальнее. В частности (ЦГА КР ф.И-75, оп.1, д.49 стр.71)
На Березовских хуторах во время мятежа киргиз, начавшегося [там] 11 августа, было убито 36 и ранено 15 крестьян. Многие спасались в арыках и в траве, и были подобраны солдатами и казаками.
В дневнике начальника казачьего карательного отряда, хорунжего фон Берга (документ № 448 Сборника 1960 г.), говорится только об одной операции, имевшей место 11 августа
11-го августа 1916 г. с 9 ч. утра показались толпы киргиз, [двигающихся] на Каркару со стороны Сан-Таша и вправо с гор со стороны Джаланаша. В 10 часов утра толпы сконцентрировались на западной части Каркаринской долины в 1200-х шагах от расположения нашего отряда. Мне приказано было взять казаков и пешком отразить врага. Собрав казаков, повел на другую сторону реки и, рассыпав цепь, дал залп. Киргизы взволновались, было видно, как упали с лошадей, дал второй залп, упало еще несколько, после чего киргизы стали удаляться и отошли в горы…
В этой записи не вполне понятно, кто отдал командиру отряда фон Бергу приказ атаковать обнаруженных киргизов, да еще в пешем строю. Но после карательных акций, описанных в дневнике за 10 августа, действия 11 числа уже не так шокируют.
Дата: 11 августа 1916 года, четверг
Место действия: Семиреченская область, Пишпекский уезд
11 августа произошла завязка еще одной кровавой драмы. Если все события описанные обзоре предыдущего дня, происходили на востоке Пишпекского уезда – на территории Чуйской долины между Пишпеком и входом в Боомское ущелье, то приведенные ниже документы касаются событий, имевших место к северо-западу от Пишпека – в Беловодском участке. Старшины Тлеубердинской волости Пишпекского уезда Асанкул Чолпонкулов в протоколе от 5 октября сообщает (документ № 250 Сборника 1960 г.),
Они — шайка мятежников—преградили дорогу, идущую из с. Беловодского по ущелью на почтовый тракт, и никого не пропускали, а застигнутых по дороге троих крестьян с. Беловодского лишили свободы, заперев их на замок в амбаре, и ограбили у них лошадей. Кроме этого, они, мятежники, задержали пять человек джигитов, посланных поодиночке в разные стороны старшиною и стражником к участковому приставу с донесением о случившемся, только шестое донесение достигло цели.
Перед прибытием в сел. Беловодское участкового пристава и шайки мятежников невыясненные лица уже зажгли названное селение с двух концов (сгорело только две постройки), и мятежники уже были готовы напасть на селение и истребить его и убить всех жителей, а затем то же самое хотели сделать и с другими селениями, но благодаря прибытию в тот же момент участкового пристава с солдатами пожар потушен. Волнение и страх русских жителей предотвращены, а сами мятежники, узнав о прибывшей защите, бросились убегать в горы на привалки. Когда утихло, но приказанию г. пристава из заключений были освобождены писарь Горбань и русские крестьяне из сел. Беловодского.
На другой день утром 11 августа участковый пристав с солдатами при содействии мирных киргизов Тлеубердинской волости отправились в горы за мятежниками и задержали 138 чел., которых и доставили в сел. Беловодское в тот же день. Описанное здесь могут подтвердить подписавшиеся на сем свидетели.
Беловодский пристав – это Грибановский, о действиях которого придется еще писать. А 11 августа в Беловодской волости было множество актов агрессии в отношении русских жителей со стороны киргизов. В основном они касались одиночных крестьян, отправившихся в путь или работавших в поле, на пасеке или находящихся удаленных “заимках”.
Этих людей задерживали, грабили, избивали, сажали под замок. Но большинство из пострадавших остались живы. Все эксцессы этого дни очень подробно перечисляет в своих исследованиях краевед Беловодска Б.Мухлынин. В этой части исследований – то есть в описании погромов и насилий, совершенных киргизами, краевед не грешит против документов и не пытается их редактировать. Примером может служить документ, приведенный на сайте Б.Мухлынина полностью и со ссылкой на архивный источник (РГИА, ф. 1405, о. 530, д. 935, л. 22)
Представление прокурора Верненского окружного суда прокурору Ташкентской судебной палаты от 28 ноября 1916 года №5953. Доношу Вашему Превосходительству, что по сообщению Беловодского пристава 11-го августа сего года мировой судья 4-го участка Пишпекского уезда приступил к производству следствия по признакам 1630 и 1634 статей Уложения о наказаниях о нападении на крестьян Босовых. При производстве следствия выяснилось, что 10-го августа с. г. на дороге в ущелье Уч-Узек Джамансартовской волости толпа киргиз, вооружённых палками и топорами, напала на семью крестьян Босовых. Убила Ефима и Михаила Босовых, нанесла побои Ульяне Босовой и её ребёнку.
Захватили в плен Ульяну и Анастасию Босовых вместе с другими малолетними детьми последней, расхитили всё бывшее при них имущество и в тот же день разграбили заимку Босовых. Вскрытием трупов убитых, произведённым 11-го августа, установлено, что Босовым нанесены были по голове удары твёрдым орудием, причинено обоим по несколько колотых ран. Смерть Босовых последовала от кровоизлияния в мозг. Произведён допрос свидетелей, осмотрена разграбленная заимка Босовых и привлечено в качестве обвиняемых 24 человека. Из них уже допрошено и заключено под стражу 15 человек. 9 человек пока остаются неразысканными и мною одновременно с сим предложено Беловодскому приставу принять самые энергичные меры к розыску их и задержанию.
Подлинное подписал прокурор Верненского суда К. Вахрушев. 28 ноября 1916 г. №5955».
Этот документ интересен тем, что даже в эти августовские дни вблизи от Пишпека действовала система дознания. Во всех остальных районах Семиреченской области в эти дни царило полное беззаконие. Причем, кто больше попирал закон, представители русской администрации, кичащиеся своей “цивилизованностью” или мечущиеся в страхе безграмотные киргизы-кочевники, сказать трудно. Но то, что о “цивилизованности” первых можно писать и говорить, только ставя это слово в кавычки – сомнений нет.
ПРЕДШЕСТВУЮЩИЙ ДЕНЬ СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
