В ПЕРВОЙ ЧАСТИ ДАННОЙ СТАТЬИ были представлены все основные персоны, которых Высочайшее повеление от 25 июня 1916 года застало на высших и средних должностях уездных администраций Семиреченской области. Во ВТОРОЙ ЧАСТИ – показано, как в течение июля того же года серией кадровых приказов губернатор М.А. Фольбаум кардинально изменил статус большинства уездных начальников и их помощников. В заключительной части статьи описаны кадровые перестановки, определившие судьбу еще нескольких семиреченских администраторов, которые оставили свой след в истории “киргизского восстания 1916 года”
Нарынкольско-Чарынский участок: торжище и пороховая бочка на границе двух уездов
В 1916 году в Семиречье не было однозначно демаркированных границ между уездами. Поэтому зона ответственности каждого уездного начальника определялась не столько географически, сколько демографически – по волостям. Если какая казахская или киргизская волость, приписанная, например, к Джаркентскому уезду, откочевывала на территорию, формально отнесенную к Пржевальскому уезду, то соответственно перемещалась и граница. Но любое вновь образованное поселение или иной стационарный пункт всегда были четко приписаны к определенному уезду. Так Каркаринская ярмарка всегда относилась к Джаркентскому уезду и, соответственно, любой администратор, уполномоченный представлять власть на этой одной из крупнейших торговых площадок Туркестана, подчинялся Джаркентскому уездному начальнику.
Иметь на своей территории и контролировать такую “торговую точку” – мечта любого администратора: честный соберет большие налоги, повысит привлекательность и известность своего района, а коррупционер – поживится для собственного блага. Во всяком случае никто добровольно соседу такой объект не доверит, не передаст в управление, и тем более не позволит назначить туда управляющим своего человека.
Все это справедливо в мирное время, когда ярмарка – это прежде всего источник доходов. Но в экстремально беспокойное лето 1916 года Каркаринская ярмарка как трудно контролируемое сборище людей стала – по мнению Семиреченской администрации – еще и объектом повышенной социальной опасности.
В известном “Всеподданнейшем рапорте вр.и.д. Семиреченского губернатора полковника А.И. Алексеева” от 4 февраля 1917 года [Сборник ЦГА РК 2011 док. № 91. Стр. 182] эта опасность подается как факт, якобы “установленный” властями в ходе расследования причин восстания. Описывается следующим образом:
…Фактически установлено, однако, что наиболее организованный мятеж вспыхнул там, где широкая агитация могла и успела рельефнее проявиться, т.е. там, где кульджинские и кашгарские выходцы имели более тесные сношения с русскими туземцами, а именно: на Каркаринской ярмарке, в г. Пржевальске и в торговом местечке Токмак. Здесь же наиболее крепка связь семиреченских туземцев с мусульманами коренных областей Туркестана, влияние которых на первых сыграло, без сомнения, также немалую роль, особенно после беспорядков в Ташкенте, Джизаке и иных очагах июльских восстаний…
На самом же деле на Каркаре еще в середине июля 1916 года был размещен отряд Джаркентской казачьей сотни под командованием ротмистра М.Э. Кравченко. Этот отряд и его командир, о котором ниже будет подробный рассказ, сыграли весьма существенную роль в августовских событиях как в самом Нарынкольско-Чарынском участке, так и в Пржевальском уезде.
Разобравшись с тем, что представлял собой Нарынкольско-Чарынский участок и какое значение он имел в экономике Семиреченской области, обратим свое внимание на тех, кто управлял этим ключевым районом в преддверии кровавых событий, развернувшихся там в августе 1916 года. Для этого вернемся к официальной части “Семиреченских областных новостей” и проследим перемещения по службе летом 1916 года еще одного семиреченского чиновника – надворного советника Александра Подваркова.
Надворный советник А.А. Подварков: неприкаянный Токмакский пристав
В 1912-1914 годах надворный советник А.А. Подварков (для справки напомню, что по Табели о рангах надворный советник соответствовал подполковнику в пехоте и войсковому старшине у казаков, а коллежский асессор – капитану и есаулу соответственно) служил приставом Беловодского участка Пишпекского уезда. В начале 1915 года он был переведен на должность Токмакского пристава в том же уезде, сменив на этом посту капитана Ю.Н. Кутукова, известного тем, что в отношении его велось служебное расследование по обвинению в “дружеских связях” с братьями Шабдановыми. Как бы то ни было, участковый пристав Александр Подварков был “пишпекский”, то есть хорошо знал специфику этого уезда, ну и конечно же, был близко знаком с манапами местных киргизских родов, с волостными управителями и старшинами. Опираясь на местную киргизскую знать, Токмакский пристав мог без особых проблем именно на этом участке организовать и составление списков отправляемых на окопные работы киргизов, и саму “реквизицию”.
Однако еще в феврале 1916 года (см. выше приказ Семиреченского военного губернатора от 5 февраля № 81) надворный советник А.А. Подварков был командирован в Джаркентский уезд для временного исполнения должности начальника Нарынкольско-Чарынского участка. Как уже говорилось, в тех местах в это время шла подготовка к Каркаринской ярмарке и для поддержания порядка на время такого беспокойного
мероприятия нужен был надежный представитель власти. А исполнение обязанностей Токмакского участкового пристава тем же приказом № 81 на время отсутствия А.А. Подваркова сохранялась за коллежским асессором А.Г. Байгуловым, до этой командировки работавшим в городе Верном секретарем Строительного отделения Семиреченского областного правления. Для Токмака А.Г. Байгулов не был посторонним человеком: он был обывателем этого города, там жила его семья. Должность Токмакского пристава он исполнял на временных началах с ноября 1915 года и сформировал среди тамошних киргизов о себе вполне однозначное впечатление. Об этом приставе совершенно недвусмысленно высказался манап Абаильдинской волости Канаат Ыбыке уулу (Канат Абукин) во время допроса его заведующим ВРП ротмистром В.Ф. Железняковым 20 ноября 1916 года [Журнал “Борьба классов”, 1932, № 7-8, стр.130-134]:
Пристав Байгулов с семьей, которая у него большая, и джигитами приезжают как бы в гости к богатому киргизу и, что понравится, просят у киргиза подарить им. Они объезжали почти всех богачей киргиз[ов] в сопровождении волостного управителя и брали лошадьми, коврами, а главным образом брали деньги. Был Байгулов с двумя сыновьями у моего сына Карыкпая и у него взяли волчью шубу и 300 р[ублей] деньгами. Если посмотреть у пристава Байгулова, то эту шубу, я думаю, можно найти. Она волчья, крытая темно-синим сукном, нашлись бы и ковры, и другие вещи.
Эти поборы, это вмешательство в выборы и вообще несправедливость и были главными причинами бунта в Пишпекском и Пржевальском уездах.
Резюмирую свой рассказ о приставе А.Г. Байгулове, 62-летний мудрый старик Канаат Ыбыке уулу, уже ничего не страшась, добавляет:
Если бы пристав Байгулов попался киргизам во время мятежа, то его безусловно бы убили первым.
Совершенно очевидно, что все, что рассказывает сдавшийся в плен манап о “службе” А.Г. Байгулова, имеет одно четкое название – колониальный грабеж. Но с учетом той ситуации, которая сложилась в Семиречье летом 1916 года в связи с “реквизицией инородцев”, такие действия пристава автоматически должны быть переквалифицированы в “провоцирующий грабеж”. Но уж так сложилось, что именно коллежский асессор А.Г. Байгулов – выжига и взяточник оказался при исполнении приставских обязанностей в Токмакском уезде на момент издания Высочайшего повеления от 25 июня 1916 года. И в свете изложенного выше уже не удивляет, что его, как и ряд других приставов с такой же репутацией, с временно занимаемых постов губернатор М.А. Фольбаум не снимали, скорее наоборот…
Чтобы проиллюстрировать последнее мнение, вернемся к Токмакскому приставу надворному советнику А.А. Подваркову, командированному со своего официального поста в Пишпекском уезде сначала на должность пристава Атбашинского участка Пржевальского уезда, а с февраля 1916 года к временному исполнению обязанностей начальника Нарынкольско-Чарынского участка Джаркентского уезда. На этой должности надворный советник А.А. Подварков проработал полгода, и работал вполне успешно. Доказательством тому служит приказ Семиреченского губернатора от 24 мая 1916 № 299 [СОВ (официальная часть) от 31 мая 1916 г. № 44, стр.246], согласно которому на время отпуска Кольджатского участкового пристава Романова исполнение его обязанностей по ходатайству Джаркентского уездного начальника Н.Н. Ступина было поручено надворному советника А.А. Подваркову, причем без освобождения его от руководства Нарынкольско-Чарынским участком. Так что со своими обязанностями он вполне справлялся, но как только стало известно о призыве инородцев на тыловые работы, начались проблемы.
Выше мы уже упоминали конфликт, который произошел между вр.и.д. начальника Нарынкольско-Чарынского участка Джаркентского уезда А.А. Подварковым и военным начальником соседнего Пржевальского уезда во второй половине июля 1916 года. Вот как суть этой истории изложена в показаниях переводчика Пржевальского уездного правления Тулембая Дюсебаева [Сборник АН СССР – 1960, док. № 247, стр.354-355]
16 дня [июля 1916 года] я, узнав от киргиза Заукинской волости Байгазы Исабекова и Курментинской волости Кыдербая Тунчатарова сведения о том, что киргиз Курмановской волости Нарынкольско-Чарынского участка Джаркентского уезда Узак Сауруков, лишенный по суду прав, на Каркаре занимается агитацией против набора рабочих, доложил об этом полковнику Иванову, которому и высказал свое мнение, что агитация Саурукова может переброситься на Пржевальский уезд и повлиять с дурной стороны на киргизское население. Доклад свой об Узаке Саурукове повторил полковнику Иванову при ротмистре Михаиле Эммануловиче Кравченко по телефону. Ротмистр Кравченко тут же при мне по телефону подтвердил мой доклад о Саурукове. На другой день после этого, т. е. 17 июля, я был командирован со стражником Коноваловым и двумя полицейскими городской полиции на Каркару для доставления Саурукова в г. Пржевальск. Нарынкольско-Чарынский участковый начальник г-н Подварков взять Саурукова мне не разрешил и о причинах неразрешения выдал мне на имя Пржевальского уездного начальника два отношения, которые мною 22 июля представлены полковнику Иванову.
Для тех, кто не понял, объясняю. До Пржевальского уездного правления дошла информация, что на Каркаринской ярмарке один из известных баламутов из казахского рода албан – “лишенный прав” Узак Сауруков (Шауруков) мутит народ, подбивая своих единородцев сопротивляться реквизиции. Территория, на которой проводилась ярмарка и жили албаны, относилась к Джаркентскому уезду, а потому начальнику Пржевальского уезда не подчинялась. Но полковнику В.А. Иванову это не помеха, так как он – в любимчиках у самого губернатора М.А. Фольбаума. Поэтому Валериан Великолепный, на основании доклада лояльного по отношению к русской власти местного переводчика, посылает казаков в соседний уезд, чтобы арестовать смутьяна. Когда командированная из Пржевальска группа захвата во главе с переводчиком Т.Дюсебаевым появляется на территории участка, находящегося в ведении надворного советника А.А. Подваркова, тот дает пржевальским полицейским от ворот поворот. И имеет на то все основания: с какой стати соседские ищейки тут распоряжаются, у Нарынкольско-Чарынского участка есть свой уездный начальник – подполковник Н.Н. Ступин! Но, соблюдая субординацию или понимая, что с любимчиком самого губернатора ссориться не безопасно, участковый начальник А.А. Подварков пишет Пржевальскому уездному начальнику “отношения”, то есть, служебные письма с объяснением своих действий. Заметим при этом, что подполковнику Н.Н. Ступину – своему непосредственному начальнику – надворный советник ничего не пишет, не ставит его даже “в копию”. Сказанное – не домысел, об отсутствии сведений из Нарынкольско-Чарынского участка после 11 июля 1916 года сам начальник Джаркентского уезда докладывает в рапорте от 1 августа 1916 г. [Сборник АН СССР – 1960, док. № 215].
Нарынкольско-Чарынский участковый начальник донес, что 11 июля он собрал должностных и почетных лиц. С ними пришла толпа киргизов около 1000 чел. и, несмотря на все усилия убедить исполнить высочайшую волю, заявила, что людей на работу не даст, сопротивляясь набору, что готова умереть до последнего, убивая всех, содействующих набору. Затем, разойдясь по волостным канцеляриям, частью уничтожила списки призываемых. По сведениям, решение сопротивляться набору закреплено «батой» Узака Саурукова, Джаманке Мамбетова; уговорились ответить на первый арест или иную репрессию разгромом и уйти в Китай Джарджусь.
По доносам очевидцев, киргизы переделали косы в пики. Об этом было донесено вашему превосходительству. Запрошен начальник участка, что сделано им. Ранее ему предписывалось доносить через три дня, но донесений от него не поступало.
Содержание “отношений”, направленных 20 июля 1916 года А.А. Подварковым Пржевальскому уездному начальнику, ранее не публиковалось, сами эти документы и сейчас не обнаружены. Но в 2015 году в сборнике документов “Восстание 1916 года” была опубликована телеграмма от 22 июля 1916 г, которую в связи с этим инцидентом полковник В.А. Иванов послал в Верный – губернатору М.А. Фольбауму. Копия этого документа хранится в Центральном государственном архиве Кыргызской Республики [ЦГА Кир. ССР. Ф. 75, Д. 35. Л. 1-2. Копия.] Вот текст этой депеши
Подварков № 505 сообщает: По имеющимся сведениям, арест Шаурукова вызовет разгром русского населения в участке. Киргизы послали к калмыкам за свинцом для пуль и порохом. Все косы переделали в штыки и пики. В Ивановской волости имеется пятьсот ружей. В батах участвовали киргизы Копальского, Пржевальского, Верненского уездов. Несмотря на присутствие казаков, киргизы и торговцы держат себя вызывающе.
Приезд Шаурукова на совещание в Пржевальск [Подварков] считает полезным – спокойное население несомненно повлияет на Шаурукова. Арест без наличности участия [в участке?] достаточной военной силы [Подварков] считает невозможным, боясь, что ночью нападут на население участка.
Кравченко с командой сейчас выехал.
Иванов
Как видим, Нарынкольско-Чарынский участковый пристав А.А. Подварков, не только считает, что обстановка на подконтрольной ему территории накаляется, но и открытым текстом пишет соседскому начальству, что в такой обстановке арест авторитетного казаха может спровоцировать погромы. Будучи рядовым, то есть не информированном о тайных планах начальства, чиновником, надворный советник А.А. Подварков считает такой исход событий опасным и нежелательным, предлагает не разжигать страсти, а гасить их.
И что же делает “Валериан Великолепный”? Он немедленно, посылает “в чужую епархию” усиленный конвой во главе с вр.и.д. помощника Пржевальского уездного начальника ротмистром В.Э. Кравченко. Этот ротмистр, буквально за месяц до этого вернувшийся с контузией из действующей армии и назначенный помощником к полковнику В.А. Иванову, – очень ярко проявил себя в ходе тех событий, и о нем ниже будет отдельный разговор.
Примечательно что Пржевальский уездный начальник в своем докладе не испрашивает разрешения губернатора области М.А. Фольбаума на подобное вмешательство в дела соседнего уезда, а просто информирует губернатора об этом. А какова реакция главного начальника области? Она недвусмысленно выражена в приказе Военного губернатора Семиреченской области от 24 июля 1916 г. № 426 [СОВ (официальная часть) от 29 июля 1916 г. № 61, стр. 335-336] о причислении к областному правлению Токмакского участкового пристава А.А. Подваркова и прекращении исполнения им должности Нарынкольско-Чарынского участкового начальника и возложении исполнения последней должности на ротмистра М.Э. Кравченко.
Вот так: пусть надворный советник А.А. Подварков еще тот вымогатель и держиморда (есть основания считать, что именно он выведен под кличкой “Сивый загривок” в романе Мухтара Ауэзова “Лихая година”), но коль его действия препятствуют “организации киргизского восстания”, то его надо немедленно отстранить. При этом, что замечательно, – числящегося Токмакским приставом А.А. Подваркова не возвращают к месту его служения в Пишпекский уезд, где маховик всеобщего взаимного озлобления активно раскручивает коллежский асессор А.Г. Байгулов. Зачем ему мешать? Ведь успешнее его это подлое дело никто сделать не сможет. Поэтому надворного советника А.А. Подваркова “причисляют к областному правлению”, это означает, что его “удаляют с поля и сажают на скамейку штрафников”.
Но через несколько дней вышел новый приказ военного губернатора Семиреченской области от 2 августа 1916 г. № 453 [СОВ (официальная часть) от 9 августа 1916 г. № 64, стр. 356] о командировании причисленного к Семиреченскому областному правлению надворного советника А.А.Подваркова, находящегося в Каркаре, к временному исполнению должности помощника Джаркентского уездного начальника. И это назначение, как и многие предыдущие, опять вызывает вопросы, потому что должность помощника Джаркентского уездного начальника не была вакантна. Согласно приказу Военного губернатора Семиреченской области от 30 июня 1916 г. № 381 [СОВ (официальная часть) от 8 июля 1916 г. № 55, стр.304] в Джаркент для временного исполнения должности помощника начальника Джаркентского уезда уже был командирован пристав г.Пржевальска надворный советник Ф.П. Каичев, правда, по каким-то неведомым причинам, он не выполнил приказ губернатора М.А. Фольбаума и на свою беду задержался в Пржевальске. Но об этой очередной темной истории будет речь ниже.
А пока, завершая рассказ о гонимом с места на место надворном советнике А.А. Подваркове, констатируем, что этот чиновник, официально числясь Токмакским приставом, в течение пяти-шести недель три раза сменил место работы, удаляясь все дальше и дальше на северо-восток от родного Токмака. И в конце концов был приписан к администрации подполковника Н.Н. Ступина, которая, судя по всему, стала эдакой “резервацией для непосвященных”, куда ссылали тех, кто своими докладами или хлопотами мог “спугнуть повстанцев” и сорвать затеянную аферу. Хотя, может быть, цель такого назначения заключалась в том, чтобы честный служака подполковник Н.Н.Ступин не натворил нечто такое, чего делать не следует (например, не очень-то усердствовал в информировании о происходящем жандармского ротмистра В.Ф. Железнякова). И для этого ему “в помощь” послали закаленного коррупционера надворного советника А.А. Подваркова. Причем, хотя формально это назначение было повышением, но раз это была командировка, то жалования помощника начальника уезда “Токмакскому приставу” не полагалось, а поборы с местных очень небогатых казахов ему было делать куда как сложнее, чем в Токмакском участке, и уж тем более, чем на Каркаре, где деньги текли рекой. Так что для самого А.А. Подваркова работа под началом полковника Н.Н. Ступина, скорее всего, была чем-то вроде наказания за то, что он посмел сопротивляться повелениям Пржевальского уездного начальника В.А. Иванова.
В результате всех этих, на первый взгляд бессмысленных и хаотичных перестановок, Джаркентский уездный начальник подполковник Н.Н. Ступин, хотя и остался на своем посту, но окончательно и бесповоротно утратил контроль над очень важной частью своего уезда, с его Каркаринской ярмаркой, с его замечательными пастбищами и альпийскими лугами, на которые уже давно положила глаз верхушка Семиреченских казаков, хотя формально оставался в составе Джаркентского уезда, полностью перешел под контроль администрации Пржевальского уезда и ее начальника полковника В.А. Иванова. А существовавшая с 1893 года Каркаринская ярмарка, не дожив двух лет до “серебряного” юбилея, по приказу вновь назначенного участкового начальника ротмистра М.Э Кравченко была свернута досрочно и больше никогда не возобновлялась, став одной из неисчислимых жертв проклятого 1916 года.
Ну и приходится ли после этого удивляться, что и в этом районе в августе события стали разворачиваться по кровавому “пржевальскому” сценарию, а не по сравнительно бескровному “джаркентскому”?
Закончив рассказ о “бесприютном Токмакском приставе” – надворном советнике А.А. Подваркове, можно переходить к описанию происходившего в то же время с его антиподом – ротмистром Михаилом Эммануиловичем Кравченко.
Контуженный ротмистр М.Э. Кравченко: самый востребованный администратор Семиречья
Ротмистр Михаил Эммануилович Кравченко – согласно послужному списку [РГВИА Ф.400, оп.9, д. 35149] родился 1877 году в дворянской семье из Херсонской губернии. В Туркестане он впервые появился в 1913 году по ходатайству губернатора М.А. Фольбаума и был назначен на должность начальника Нарынкольско-Чарынского участка. На момент начала первой мировой войны ротмистр М.Э. Кравченко занимал должность помощника начальника Пржевальского уезда, то есть служил под началом Валериана Великолепного. В начале войны практически одновременно с губернатором М.А. Фольбаумом ротмистр М.Э. Кравченко был призван в действующую армию и воевал в составе 8-го Уланского Вознесенского ее Императорского высочества Великой княжны Татьяны Николаевны полка.
В 1916 году буквально за пару дней до подписания царем Высочайшего повеления о реквизиции инородцев вернулся в Семиречье из действующей армии с контузией и сразу был назначен помощником к Пржевальскому уездному начальнику полковнику В.А. Иванову. Согласно приказу Военного Губернатора Семиреченской области от 23 июня 1916 г. № 371 [СОВ (официальная часть) от 1 июля 1916 г. № 53, стр.291] это назначение было для ротмистра М.Э. Кравченко возвращением “на прежнее место службы”.
Заметим, что на момент издания приказа от 23 июня 1916 г. № 371 должность помощника Пржевальского уездного начальника временно исполнял пристав города Пржевальска надворный советник Ф.П. Каичев, о судьбе которого мы также расскажем.
Ротмистр М.Э Кравченко в середине июля прибывает в Пржевальск и вступает в должность помощника Пржевальского уездного начальника. Практически сразу по его прибытии возникает описанная выше конфронтация между вр.и.д. начальника Нарынкольско-Чарынского участка Джаркентского уезда надворным советником А.А. Подварковым и Пржевальским уездным начальником полковником В.А. Ивановым по поводу ареста группы лидеров казахского рода албан, проживающих в пределах Джаркентского уезда.
Полковник В.А. Иванов своей властью командирует своего помощника ротмистра М.Э. Кравченко для проведения арестов и конвоирования арестованных в Пржевальскую тюрьму. Поскольку такие действия незаконны – албаны проживают на территории, относящейся к Джаркентскому уезду и подчиняющейся подполковнику Н.Н. Ступину, – Пржевальский уездный начальник срочно информирует о своих действиях губернатора и буквально на следующий день – 24 июля 1916 года военный губернатор Семиречья издает упомянутый ранее приказ № 426 [СОВ (официальная часть) от 29 июля 1916 г. № 61, стр. 335-336] о прекращении исполнения А.А. Подварковым должности Нарынкольско-Чарынского участкового начальника и возложении исполнения последней должности на ротмистра М.Э. Кравченко. Причем в спешке чиновники областной администрации забыли, что Нарынкольско-Чарынский участок относится к Джаркентскому уезду и потому должностное лицо, приписанное к правлению Пржевальского уезда, – там “в чужой епархии” и приехать туда, а тем более распоряжаться, может только будучи командированным туда, то есть по специальному приказу. И такой приказ о командировании с 24 июля 1916 г, ротмистра М.Э. Кравченко на Каркару для временного заведывания Нарынкольско-Чарынского участком Джаркентского уезда был подписан 4 августа 1916 г. за № 459, то есть “задним числом” [СОВ (официальная часть) от 12 августа 1916 г. № 65, стр. 361].
Нет сомнений, что контуженный ротмистр М.Э. Кравченко пользовался особым доверием Семиреченского губернатора, коль ради его назначения в течение нескольких недель снимаются с должностей и отправляются в Джаркентскую администрацию надворные советники Ф.П. Каичев и А.А. Подварков, имевшие значительно больший стаж работы в административных органах Семиреченской области и являвшиеся по Табели о рангах чиновниками VII класса, в то время как ротмистр кавалерии приравнивался к чиновникам VIII класса.
Но и это – не конец. Рассказывая о ситуации в Лепсинском уезде мы отмечали, что штабс-ротмистр А.А. Маслов – помощник уездного начальника полковника С.Н. Аврова – не был подготовлен для того, чтобы занять место своего срочно отправленного в действующую армию начальника, да и по чину штабс-ротмистр А.А. Маслов никак не мог претендовать на такую должность. Противоестественность ситуации была очевидна и “разводящим” из областной администрации. Поэтому из правления Семиреченской области в Ташкент срочно уходит соответствующее представление, а затем на основании ответной телеграммы канцелярии Туркестанского генерал-губернатора от 20 августа 1916 г. № 1089 издается приказ военного губернатора Семиреченской области от 22 августа 1916 г. № 504, согласно которому помощник Пржевальского уездного начальника ротмистр М.Э. Кравченко назначается… исполняющим должность Лепсинского уездного начальника [СОВ (официальная часть) от 26 августа 1916 г. № 69, стр. 382].
Произошло это назначение уже после того, как основная задача, поставленная губернатором – “обеспечение восстания киргизов”, была решена, и потому может восприниматься как награда за выполненную работу. И тем не менее, как говорится “наш пострел везде поспел”: к двум уже состоявшимся и не отмененным назначениям в Пржевальском и Джаркентском уездах этот семиреченский Фигаро-Кравченко оказывается еще и начальником Лепсинского уезда. При этом, если Нарынкольско-Чарынский участок Джаркентского уезда хотя бы граничит с Пржевальским уездом, то Лепсинск находится за сотни верст от мест, где в августовские дни 1916 года “усмирял киргиз” ротмистр М.Э. Кравченко. А кроме того, как можно заключить из некоторых документов (в частности, докладов штабс-ротмистра А.А. Маслова или справки-обоснования к приказу Семиреченского губернатора № 458 от 4 августа 1916 г.), де юре, отправленный на фронт полковник С.Н. Авров фактически продолжал оставаться в Лепсинске и выполнял свои обязанности, только вот в карательных акциях не участвовал.
Судя по всему, скамейка готовых на всё карателей (а именно так зарекомендовали себя в те дни и навсегда подполковник Ф.Г. Рымшевич, штабс-ротмистр А.А. Маслов, пристав А.Г. Байгулов, ротмистр М.Э. Кравченко, а также заменивший последнего уже после завершения “усмирения” на посту помощника Пржевальского уездного начальника подъесаул-семирек А.В. фон Берг и ряд других офицеров Семиреченского казачьего войска), в Семиречье была не очень длинной. Ведь известно, бездумных убийц в любом человеческом сообществе гораздо меньше, чем порядочных (то есть обыкновенных) людей, но нелюди очень активны. Вот и получил контуженный кавалерист М.Э. Кравченко за пару месяцев сразу три должности в трех разных уездах.
Какую роль сыграл этот вездесущий ротмистр в Семиреченской трагедии хорошо известно: на его совести провокационный и бессудный арест десятков казахов из рода албан, позже расстрелянных в Пржевальской тюрьме; страшное избиение в селе Теплоключенском более чем пятисот купцов и членов их семей, возвращавшихся с Каркаринской ярмарки; участие в погромах десятков киргизских аилов и поселений. В Джаркентской казачьей сотне, которой командовал ротмистр М.Э. Кравченко, служили хорунжие А.В. фон Берг и В.В. Угренинов, которые в течение августа-сентября организовывали наиболее истребительные и жестокие набеги на киргизские аилы восточного побережья Иссык-Куля. Ротмистр М.Э. Кравченко, находясь с первых чисел июля в Пржевальском уезде и выполняя обязанности помощника начальника этого уезда, ничего не сделал для защиты русских переселенческих поселков, хотя под его командованием была целая казачья сотня. Он, также, как и его непосредственный начальник полковник В.А. Иванов, должен быть назван в числе главных виновников трагедии Пржевальского уезда. И приведенная выше информация о назначениях ротмистра М.Э. Кравченко однозначно показывает, что именно для таких акций и был он назначен губернатором Ф.А. Фольбаумом.
Ну а коль уж зашел разговор о жертвах, расскажем о надворном советнике Фотии Павловиче Каичеве, который, также, как и надворный советник А.А. Подварков, подчиняясь приказам начальства, вынужден был освободить должность для ротмистра М.Э. Кравчено.
Надворный советник Ф.П. Каичев: забытая жертва
Начальник Джизакского уезда полковник Павел Иванович Рукин стал самой значимой по должности жертвой среди русских военных администраторов, погибших в ходе не только Джизакского мятежа, но и всех событий лета-осени в Туркестане. Фактически все карательные акции и последовавшие меры «наказания» мусульманского населения, в частности: истребление жителей целых селений, разрушение жилищ, изгнание с мест проживания, осуществлялись с упоминанием «зверски убитого полковника Рукина», иногда добавляя «штабс-капитана Зотоглова», при этом имени и отчества их никогда не называли. Они стали символом, который был нужен военной власти Туркестана для оправдания актов кровавой государственной мести, а правильнее – политики государственного террора. Под знаком этих имен были без суда и следствия убиты сотни мирных людей, даже и не бывших никогда в Джизаке, были уничтожены десятки селений, оставлены без средств для существования тысячи людей. Большая часть этих жестоких акций была осуществлена под руководством полковника П.П. Иванова, который, как мы указывали выше, в момент командования Джизакским карательным отрядом официально числился вице-губернатором Семиреченской области.
За время беспорядков в Семиречье, в частности в Пржевальском уезде, самым высокопоставленным по должности убитым русским администратором является надворный советник Фотий Прокофьевич Каичев, как мы уже указывали выше, по табели о рангах этот чин гражданской службы соответствовал подполковнику армейской пехоты. Интересно, что во всеподданнейшем докладе Туркестанского Генерал-губернатора А.Н. Куропаткина в списке погибших чинов семиреченской администрации Ф.П. Каичев значится как “помощник Пржевальского уездного начальника подполковник”, как мы покажем ниже и должность и чин погибшего чиновника указаны неверно. И это неудивительно, потому что и о самом Ф.П. Каичеве и об обстоятельствах его гибели упоминаний в документах несравненно меньше, чем о полковнике П.И. Рукине или штабс-капитане П.Д. Зотоглове. Зато приказов о перемещениях по службе надворного советника Ф.П. Каичева летом 1916 года было не меньше, чем касающихся ротмистра М.Э. Кравченко.
Говоря о февральском 1916 года приказе № 81 о перестановках приставов в Пишпекском, Пржевальском и Джаркентском уездах, мы упоминали, что надворному советнику Ф.П. Каичеву, официально занимавшему должность пристава г. Пржевальска, было приказано временно исполнять обязанности помощника начальника Пржевальского уезда, совмещая их со своими прямыми обязанностями. Судя по последующим распорядительным документам, Ф.П. Каичев прибыл в Пржевальск 30 марта 1916 г. [СОВ (официальная часть) от 5 апреля 1916 г. № 23, стр.160] и добросовестно исполнял обе должности до середины июня 1916 года, то есть пока в город не вернулся контуженный на фронте ротмистр М.Э. Кравченко. 23 июня приказом Военного Губернатора Семиреченской области № 371 было объявлено о том, что прибывший с фронта ротмистр возвращается “на прежнее место службы”, то есть на должность помощника Пржевальского уездного начальника [СОВ (официальная часть) от 1 июля 1916 г. № 53, стр.291]. Обычно одновременно с таким назначением издается документ об освобождении чиновника, временно исполнявшего обязанности вернувшегося на свой пост коллеги.
И такой приказ был издан, но не 23 июня 1916 года, а неделей позже – в официальной части “Семиреченских областных ведомостей” за 8 июля 1916 года был опубликован приказ Военного губернатора Семиреченской области от 30 июня 1916 г. № 381 [СОВ (официальная часть) от 8 июля 1916 г. № 55, стр.304] о командировании пристава г.Пржевальска временно исполнявшего должность помощника начальника Пржевальского уезда надворного советника Ф.П. Каичева к временному исполнению должности помощника Джаркентского уездного начальника.
Таким образом надворный советник Ф.П. Каичев без объяснения причин был командирован в соседний Джаркентский уезд, при этом пост городского пристава Пржевальска, который он официально занимал, остался не занятым. Позже во всех объяснениях причин многочисленных жертв среди переселенцев Пржевальского уезда постоянно будут звучать слова об отсутствии там “военных сил”. И в самом Пржевальске, якобы по той же причине, целую августовскую неделю продолжался дикий мусульманский погром. А стоит ли удивляться этому, если распоряжением самого губернатора главный полицейский города и уезда – а именно такова была должность городского пристава – был командирован за пределы уезда? Хотя, как мы увидим ниже, в реальности надворный советник Ф.П. Каичев никуда из Пржевальска не уехал. По сути этим приказом он, как и многие другие семиреченские чиновники, был лишен права принимать управленческие решения. Он, как говорят бюрократы, был “подвешен”, то есть, оставаясь на своем посту и выполняя все должностные обязанности, он был не в праве действовать по должностной инструкции, а мог только подчиняться прямым указаниям своего непосредственного начальства.
У нас есть все основания полагать, что Пржевальский городской пристав Ф.П. Каичев относился к той категории семиреченских администраторов, которой губернатор не доверял свои сокровенные планы. Как было показано выше (таблица 2) Ф.П. Каичев был из старых туркестанцев, которых в июле 1916 года всеми правдами и неправдами отодвинули на вторые роли.
Вторым основанием для таких предположений служат показания свидетеля по уголовному делу о беспорядках в городе Пржевальске мирового судьи В.Н. Руновского, полученные … мировым судьей 3-го участка Пржевальского участка В.Н. Руновским (все верно, эти показания судья дал самому себе) [ИЯиЛ АНКР – Рукописный фонд. Оп. Тарих. Д. 135. Л. 202-208. Заверенная копия]. Судья записал
Впервые о готовящемся бунте киргиз я услышал от покойного помощника Пржевальского уездного начальника г.Каичева 26 или 27 июля 1916 года, говорил он мне об этом очень осторожно и по секрету, что киргизы к чему-то готовятся и как бы не было бунта. 29 июля мне об этом же говорил проживающий в г. Пржевальске мещанин К.Иванов, и, по его словам, киргизы советуют знакомым русским уехать из уезда, так как предполагается бунт. Относительно тех слухов я спрашивал уездного начальника г-на Иванова, имеются ли у него по этому поводу какие-либо сведения, на что он, несколько усмехнувшись, заявил, что все разговоры о бунте киргиз лишь бабьи сплетни, что киргизы ему очень преданы и никакого бунта не будет.
Как следует из этих показаний, мировой судья В.Н. Руновский даже не был в курсе, что надворный советник Ф.П. Каичев отстранен от должности помощника уездного начальника. В этом вопросе заблуждался не только судья В.Н. Руновский, но и сам Туркестанский Генерал-губернатор: во Всеподданнейшем докладе, сообщая о гибели Ф.Н. Каичева, генерал-адъютант А.Н. Куропаткин указывает ту должность надворного советника Ф.Н. Каичева, от которой губернатор М.А. Фольбаум его освободил приказом от 30 июня 1916 г. № 381.
Но одно совершенно точно – надворный советник Ф.П. Каичев был убит не позднее 12 августа 1916 года, когда он, выполняя приказ уездного начальника В.А. Иванова, выводил русских переселенцев села Кольцовка (ныне Боконбаево) в направлении Пржевальска. История разгрома этого обоза – очень темное дело, и требует детального внимательного изучения. Достаточно сказать, что Пржевальскому приставу был придан конвой из 10 казаков, пятеро из которых вернулись в Пржевальск живыми и невредимыми при том, что из 706 жителей Кольцовки 376 человек значатся убитыми и 300 – оказавшимися в плену. Чем занимался сопровождавший переселенческий обоз казачий конвой – совершенно непонятно.
Учитывая, что уездный врач А.И. Левин, командированный в Кольцовку для расследования убийства вместе с приставом Ф.П. Каичевым, но возвращавшийся отдельно, тоже был убит и тоже при обстоятельствах, вызывающих массу вопросов, возникает подозрение, что оба эти чиновника были сознательно отправлены “на заклание”. Потому что, повторим, среди остальных без малого 2000 человек, погибших в 9-12 августа в Пржевальском уезде, больше ни одного представителя администрации не было. И не было по той простой причине, что ни один пржевальский чиновник или горожанин, начиная с 8 августа из города не выезжал, более того все они перевезли свои семьи с дач в город. Почему они это сделали, они нам уже не расскажут. Однако из показаний спасшихся крестьян-переселенцев, которым открытым текстом запрещали покидать свои селения, следует, что все русское население было пропитано слухами о том, что 9-го начнутся погромы. Значит об этом знали, и горожане и потому приняли меры предосторожности и перебрались в город. А сельским жителям сделать это запретили под угрозой тюремного заключения.
Надворный советник Ф.П. Каичев, как и все остальные, знал о назначенном выступлении, но он был служивым человеком и потому, получив приказ, отправился навстречу своей смерти.
Таким образом, командированный генерал-лейтенантом М.А. Фольбаумом еще в конце июня 1916 года городской пристав Пржевальска Ф.П. Каичев непонятно на каких-то основаниях не только оставался в Пржевальске до начала августа, но и продолжал исполнять административные обязанности, в частности 7 августа был отправлен полковником В.А. Ивановым на погибель в самое пекло “коварно подготовленного” мятежа.
И еще одна интересная деталь. В делах Пржевальского уездного правления [ЦГА Каз Ф.44. Оп. 1. Д. 5018. Л. 185об-186. Заверенная копия. Опубликован в Сборнике ЦГА КР – 2011. Док. № 6. стр. 11] был обнаружен Приказ начальника Пржевальского гарнизона, датированный 10 августа 1916 года. Параграф 3 этого приказа гласит:
Предлагаю помощнику уездного начальника Каичеву по исполнении поручения проследовать из сел. Кольцовского со своим отрядом до ст. Рыбачьего для встречи и сопровождения транспорта с оружием и соединиться с отрядом Покровского.
Речь идет о встрече на границе Пржевальского уезда того самого “транспорта с оружием”, который был захвачен на выезде из Боомского уезда отрядом Ибраима Тёлё уулу… 9 августа 1916 года (см. Хроника Туркестанской смуты. День 39.) и история которого является одним из наиболее темных пятен всего “киргизского восстания”. В тот же день, то есть 9 августа 1916 года, была прервана телеграфная связь между Пржевальском и остальным миром. К тому же не исключено, что и надворного советника Ф.П. Каичева в тот день уже не было в живых. К тому же помощником Пржевальского уездного начальника в это время был ротмистр М.Э. Кравченко. В общем, совершенно очевидно, что этим насквозь фальшивым параграфом приказа (что дает основание поставить под сомнение и его подлинность в целом) на погибшего надворного советника решили повесить задним числом и это темное дело, имевшее место в Пржевальском уезде.
А ведь началось всё с непонятного, но ничем не угрожающего, приказа Семиреченского губернатора о командировании надворного советника Ф.П. Каичев в Джаркентский уезд, который он на свою беду не выполнил. При этом нельзя уверенно сказать, проявил ли он такое неповиновение по собственной инициативе или не покинул Пржевальский уезд по указанию местного уездного начальника. Судя по той атмосфере интриг, лжи и фальшивых назначений, которая царила весь июль 1916 года в Семиречье, второй вариант представляется более убедительным. Подтверждением такого мнения служит то, что официальное сообщение о гибели надворного советника Ф.П. Каичева не было опубликовано ни в 1916-м году, ни в 1917-м. Для сравнения, приказы об исключении из числа чинов Областного правления титулярного советника, заведующего полицейской частью Загорных волостей Меньшиков и Пржевальского участкового врача коллежского советника А.И. Левина, которые были убиты в те же дни, что и Ф.П. Каичев, были опубликованы в официальной части Семиреченских областных ведомостей (приказ № 655 от 28 октября 1916 г. и приказ № 535 от 9 сентября 1916 г. соответственно). А чиновник более высокого класса – надворный советник Ф.П. Каичев подобной чести не удостоился. Объяснение этому может быть только одно: основанием для Областного правления издать соответствующий приказ должно было служить соответствующее ходатайство от уездного начальника. Но Джаркентский уездный начальник подполковник Н.Н. Ступин, чьим помощником де юре являлся Ф.П. Каичев, ничего не знал о его смерти, а Пржевальский уездный начальник, отправивший в смертельную командировку своего бывшего подчиненного, должен был бы в своем рапорте объяснить все мутные перипетии этого дела. Вряд ли Валериану Великолепному хотелось заниматься такими объяснениями. Вот и остался надворный советник Фотий Прокофьевич Каичев самой высокопоставленной, но тем не менее всеми забытой жертвой киргизского восстания в Семиреченской области.
На этой трагической ноте мы завершаем анализ “определений в службу, переводов и назначений по управлению Семиреченской области” в июле 1916 года.
Заключение
Одной из целей этого обзора являлось ознакомление всех заинтересованных в изучении истории Семиречья лиц с принципиально новым и ни разу не использовавшимся историками массивом документов – комплексом приказов Военного губернатора Семиреченской области, опубликованных в официальной части газеты “Семиреченские областные известия”. Эти приказы являются абсолютно достоверным источником информации о намерениях и действиях власти. Это – реальная история, потому что, опубликовав приказ в официальном издании, начальство области уже не могло его ни переписать, ни скрыть. Не могли это сделать и другие лица, по каким -либо причинам заинтересованные в сокрытии того или иного документа. В этом отношении публикации в газетах и других печатных изданиях являются даже более надежными источниками информации, чем архивы того или иного учреждения. Документ, хранящийся в архивной папке, можно изъять, подменить или изменить реквизиты (дату, адресата). Если официальный документ опубликован в прессе, такие действия невозможны. Поэтому предлагаемый информационный массив представляется крайне важным и абсолютно надежным.
Однако главной задачей данной работы, безусловно, являлся приведенный в статье анализ всех произведенных губернатором М.А. Фольбаумом кадровых назначений и выявление целей, с которыми эти многочисленные назначения производились.
В начале статьи был сформулирован вопрос, касающийся информационной изоляции главы политической полиции Семиречья – заведующего Верненским розыскным пунктом ротмистра В.Ф. Железнякова, на которую он указывает в своем “Докладе…” Нам представляется, что приведенные материалы дают однозначный ответ на этот вопрос.
Ротмистр В.Ф. Железняков, как и многие другие высокопоставленные администраторы Семиречья, был сознательно исключен из процесса “подготовки к восстанию”. Начальника Верненского розыскного пункта не только не информировали о задуманной масштабной провокации в отношении местного населения и прежде всего кара-киргизов, проживающих на тех землях Пишпекского и Пржевальского уездов, которые давно уже предполагалось отдать Семиреченскому казачьему войску, его целенаправленно дезинформировали о том, что киргизы готовят восстание, но при этом не давали предпринять какие-либо шаги к тому, чтобы это восстание предотвратить.
Ротмистр В.Ф. Железняков, как и уездные начальники дофольбаумского призыва и не связанные с правлением Семиреченского казачьего войска, был отстранен от реального управления ситуацией потому, что официально поставленная цель – набор коренных жителей в рабочие отряды, была категорически отодвинута на второй план и стала только поводом для областной администрации возбудить все киргизское общество и заставить киргизов по собственной инициативе бежать с родной земли. Ну а тех, кто не хотел освободить земли добровольно, казаки готовы были согнать силой или просто истребить.
Конечно же о такой подмене цели не должны были знать ни “чужаки” вроде жандармских ротмистров В.Ф. Железнякова или Г.А. Юнгмейстера, ни “старые туркестанцы” такие как полковники С.Н. Авров и Н.В. Лебедев, подполковники Г.Ф. Путинцев и Н.Н. Ступин и другие, бывшие, как писал Г.И. Бройдо, “против восстания”.
Но, всех этих нижестоящих по отношению к Семиреченскому губернатору “противников восстания” организаторы провокации могли не опасаться, поскольку и покуда в Ташкенте должность Генерал-губернатора Туркестана на временной основе исполнял генерал от инфантерии М.Р. Ерофеев, а в Петрограде семиреков “крышевали” инициаторы и разработчики “кровавого повеления” – высшие чины Военного министерства, МВД и министерства Земледелия. Но когда Туркестанским «полуцарем», как снег на голову для всех “готовящих восстание”, был назначен генерал-адъютант А.Н. Куропаткин, у провокаторов появились причины для серьезного беспокойства. Этого они никак не ожидали. Но маховик был уже запущен, останавливать его семиреченские начальники не захотели. И поэтому с 22 июля 1916 года главным адресатом дезинформации стал уже не жандармский ротмистр В.Ф. Железняков, а новый всесильный Туркестанский генерал-губернатор А.Н. Куропаткин, который, как и генерал-лейтенант М.А. Фольбаум, считался “любимчиком царя”, но был почти на двадцать лет старше и на два чина выше.
Как обманывали его, как заставляли его поверить в “киргизское восстание” и вынуждали стать невольным соучастником задуманного колоссального преступления, и чем этот обман в конце концов обернулся для самих организаторов провокации – тема отдельной статьи.
