ДЕНЬ ЗА ДНЕМ. Ровно 100 лет назад в Туркестане. Дни 90-91 от начала описания: 12-13 октября по новому стилю и 29-30 сентября по старому стилю, использовавшемуся в 1916 году. Только на основе документов.
Мы знаем историю 1916 года на 99 % в изложении только одной стороны – русских администраторов, военных, обывателей. Взгляды коренных жителей представлены лишь единичными документами. Поэтому для выявления истины необходимо особенно внимательно и критически изучать то, что есть – русские документы…
ЛЕТОПИСЬ Туркестанской Смуты
Дата: 29-30 сентября 1916 года, четверг-пятница
Место действия: Туркестанский край
В обзоре событий 24-25 сентября 1916 года было сделано предположение, что ежедневные рапорты Туркестанского Генерал-губернатора в Военное министерство за эти дни либо не были оформлены, либо по каким-то причинам до сих пор не опубликованы. Проверить какое из этих предположений правильное можно было, только посетив архив. И вот сейчас, получив такую возможность, я с радостью сообщаю, что в части формальной отчетности Туркестанская администрация работала без сбоев. В РГВИА есть фонд № 2000 Штаба Туркестанского военного округа, а в этом фонде по описи № 1 значится дело № 7678 “Отдел генерал-квартирмейстера. Доклады военному министру” и в этом деле без единого пропуска имеются все рапорты из Ташкента в Петроград. Просмотр этого дела показал, что доклады из администрации Туркестанского Военного округа отсылались неукоснительно, каждый день, без единого пропуска.
Поэтому сегодня – 13 октября 2016 года – я провел несколько часов в читальном зале РГВИА, чтобы иметь возможность представить читателям те сентябрьские рапорты генерал-адъютанта А.Н.Куропаткина или замещавшего его генерала от инфантерии М.Р.Ерофеева, которые другие публикаторы по каким-то причинам сочли недостойными для включения в сборники документов.
Поэтому сегодня начнем с рапорта за 27 сентября 1916 года (ф.2000, оп.1, д.7678, л.151)
“Дополнение телеграммы 7620 Приведены в известность имена части мятежников, совершивших убийства, поджоги и грабежи окрестностях Новотроицкого, о чем сообщалось телеграммой 7603, во главе мятежников стоял скрывшийся волостной управитель.
Астрабадском районе неспокойно, утром 26 сентября около 100 вооруженных туркмен напали поселок Рождественский на реке Гюрген, обстреляли его, угнали весь скот.
В остальных местностях края без перемен.7643
Ерофеев
В этом и последующих рапортах сообщения из Закаспийской области, в частности из Астрабадского (Ашхабадского) района, где уже с середины августа зреет недовольство туркменов-иомудом, впервые начинают звучать тревожнее, чем сообщения из уездов Семиречья.
На следующий день из администрации Туркестанского Генерал-губернатора уходит следующая телеграмма 28 сентября 1916 года (ф.2000, оп.1, д.7678, л.154-154об)
Дополнение телеграммы 7643
[В] Копальском уезде [в] Каратале [к] юго-западу от Копала разъезд рассеял взбунтовавшихся киргиз[ов].
[В] прочих местах края без перемен.
[В] Астрабадском районе наш разъезд, о котором сообщалось телеграмме 7581, вторично подвергся обстрелу и нападению туркмен и отбил его, захватив оружие. Разъезд, высланный [для] защиты русского населения, окрестностях [селения] Саратовского от нападающих, вооруженных трехлинейными винтовками и берданками шаек туркмен, сосредоточившихся у моста [через реку] Карасу оттеснил эти шайки за мост при содействии пеших разведчиков с двумя пулеметами и казаков. Наш отряд, занявший высоту за мостом, снова подвергся нападению скопищ туркмен, но нашим пулеметным [и] оружейным огнем они были отогнаны [в] укрепление, где засели. Замечено употребление туркменами разрывных пуль.
По донесению нашего комиссара шайка конных туркмен [в] окрестностях Бумбета разграбила одно имение, ранив перса и угнав скот, другие шайки окружили Рождественский поселок, охраняемый взводом казаков, здесь убит урядник.
Для удобства обороны поселка Рождественское эвакуированы жители, они и охраняющих [их] отряд отступили [в] Крещенский поселок.
Поселок Рождественский [и] хутор товарищества земледелия разграблены туркменами, ограблены также и взяты в плен приехавший из [селения] Саратовского в Астрабад переселенческий чиновник 3 класса Звягинцев и помещик Самсон с женой.
Туркмены также настроены враждебно и учиняют насилия [над] русским населением и обстреливают наши разъезды. 7668
Ерофеев
Если сравнивать перечисленные в данном рапорте действия туркмен с действиями киргизов в период 10-20 августа, то видно, что сопротивление туркменов было более ожесточенным и активным. Туркмены больше атаковали войска, преследовали отступающие подразделения; потерпев неудачу, они совершали повторные набеги и часто добивались своего. Киргизы же, согласно всем описаниям, при первом же сопротивлении русских либо “рассеивались”, либо уходили в горы.
Рапорт за 29 сентября 1916 года опубликован в подборке документов “События в Семиречье 1916 года
по документам российских архивов” на сайте Русархива – телеграмма № 7698:
Дополнение телеграммы 7668
[В] Пржевальском уезде [в] окрестностях Иссык-Куля нашим отрядом были уничтожены две небольших шайки мятежников.
[В] Копальском уезде возле выселка Карабузакского в 76 верстах от Копала по тракту на Верный произошло столкновение казачьего разъезда с шайкой киргиз, подробности выясняются, для подавления возникших беспорядков районе Караталы [к] западу [от] Копала выслана из последнего одна сотня казаков.
[В] Пишпекском уезде для рассеяния одного из самых значительных скопищ с Кочкорки в долину Алабаш двинулся отряд полковника Слинко.
[В] прочих местах края без перемен.
240[-ая] Сибирская дружина сосредотачивается [в] окрестностях Кугалы [в] 25 верстах от станции Алтын Емельской по копальскому траку. Девятый Сибирский полк подходит к Лепсинску, по только что полученному донесению полковника Габаева, укрепление Аккала на Гургене, занимавшееся вооруженными туркменами-иомудами утром 27 сентября после двухчасовой атаки при содействии артиллерии и пулеметов взяты штурмом частями отряда, наши потери еще не выяснены, но незначительны. Иомуды рассеялись и бежали [в] направлении к морю. Потери туркмен по донесению полковника Габаева иомуды значительно, но убитые и раненые ими большею частью увезены 7689 Куропаткин
В последний день сентября генерал-адъютанта А.Н.Куропаткин направил в Военное министерство телеграмму № 7720 следующего содержания
Дополнение телеграммы 7689
Областях края перемен не произошло.
По полученному донесению Семиреченского военного губернатора подсчету переселенческой организации одном районе Иссык-Куля сожжено [?] дома, убито 1803 и без вести пропало 1212 человек одних лишь новоселов только.
Астрабадском районе по донесению нашего комиссара [по] Югу от Гумбета мятежниками подожжены эвакуированные поселения Михайловское и Рождественское, жители их и соседних поселений [под] охраною сотни казаков отошли поселок Донской.
В этом же районе наши казачьи разъезды обстреляны мятежниками.
Телеграфное сообщение между Гумбетом и Астрабадом прервано. 7720
Куропаткин
Изучив приведенные четыре доклада, любой читатель может представить себя военным министром Российской империи и попробовать понять по этим строчкам, что же происходило в конце сентября 1916 года на огромной территории Туркестана. Ведь по сути никакой иной информации о происходящем в Петрограде не было…
Дата: 29-30 сентября 1916 года, четверг-пятница
Место действия: Туркестанский край, Семиреченская область, Пржевальский уезд
В сегодняшнем обзоре хочу представить два документа, которые были подготовлены в двадцатых числах сентября 1916 года и содержали описание произошедшего в августе того же года в Пржевальском уезде.
Первый документ был составлен в администрации начальника этого уезда – подполковника В.А.Иванова и представлен и.д. военного губернатора Семиреченской области полковнику А.И.Алексееву 26 сентября 1916 года. Все события, описанные в этом рапорте, уже были рассмотрены в наших ежедневных обзорах, начиная от обзора 10 августа, когда киргиз начали серию жестоких погромов переселенческих поселков обоих берегов Иссык-Куля, и, заканчивая 28 августа, когда казачьи отряды недалеко от селения Тюп совершили не менее жестокий набег на многотысячную колонну кочевников, убили несколько сотен киргизов и угнали бесчисленное множество скота.
Но, несмотря на это, считаю необходимым предоставить возможность читателям ознакомиться с этим документом, чтобы, во-первых, составить целостное впечатление о “кровавых пржевальских днях”, а во-вторых, познакомиться с событиями в изложении самого “Валериана Великолепного”, чтобы самим судить, что в его рапорте правда, что – полуправда, а что – откровенная ложь. Итак, рапорт военного начальника Пржевальского уезда Семиреченской области от 20 сентября 1916 года (документ № 248 Сборника 1960 г.)
До 9 августа в уезде все было совершенно спокойно, хотя с самого дня объявления призыва мусульман на работу и ходили слухи о возможности, что они не дадут рабочих, но слухи эти были ни на чем не основаны. Все волости изъявили согласие дать рабочих, о чем я и телеграфировал губернатору, агенты мои не замечали никакого брожения между киргизами.
9 августа курментинский волостной управитель, по докладу волостного писаря Бахирева, недоимку ссудных денег вез в город, но был задержан в Преображенске мировым судьей Коношенко и только 9 августа, когда начались беспорядки, скрылся оттуда. 9 же августа мною вечером неожиданно была получена телеграмма из Сазановки от стражника Занина и некоторых интеллигентов, что киргизы напали на сел. Григорьевку, жители которой бежали в Сазановку, что киргизы жгут и грабят селение. Опасаясь нападения и на Сазановку, сазановцы просили выслать им вооруженную помощь; в ту же ночь мною был выслан им корнет Покровский с 20 вооруженными нижними чинами, и об этом сообщено им по телеграфу.
Одновременно с этим я командировал рассыльного уездного управления в Верный с донесением к губернатору, но так как донесение это им не было получено, то надо полагать, что рассыльный этот погиб в дороге. Утром киргизы попортили телеграф с Сазановкой, в тот же день было послано корнету еще восемь нижних чинов и ящик патронов, но пробиться в Сазановку им не удалось, и они остались в сел. Преображенском.
10-го же утром я командировал джигита на Каркару к ротмистру Кравченко, прося вооруженной помощи. Как узнал я впоследствии от офицеров конской покупной комиссии, полковника Маслова, пакет этот был доставлен по назначению.
Днем 10 августа ко мне приезжал заведующий сельскохозяйственной школой Псалмопевцев с женой и гимназисткой Абрамовой узнать, как и когда можно будет отправить учащихся в Верный. На это я им сказал, что, ввиду начавшегося восстания, об отправке детей пока не может быть и речи и что Псалмопевцеву необходимо с семьей и всей школой тотчас же переехать в город. Но Псалмопевцев не послушался моего совета и на другой день прислал ко мне двух своих учеников просить о присылке охраны в школу. Я ответил, что охраны дать не могу, но чтобы он немедленно со всей школой переехал в город.
10 августа в три часа дня поднялась паника. Где-то раздался выстрел (как оказалось впоследствии, нечаянно выстрелил солдат около почтовой конторы), народ бросился бежать по домам с криками, что киргизы режут на базаре. Купцы стали закрывать лавки. Я тотчас же отправился на базар, где и убедился, что тревога совершенно ложная. Но после этой тревоги все киргизы, которых, по словам очевидцев, в этот день было особенно много на базаре, моментально скрылись из города. Вечером этого же дня к моему дому подъехал купец Ибрагимов, только что вернувшийся из поездки в Курментинскую волость, и доложил мне следующее: при его выезде из Шатинского его окружила толпа киргиз, которые дали ему прочесть письмо сарыбагишевцев Пишпекского уезда, где последние пишут, что они уже взяли Пишпек, вырезали и сожгли Токмак, и что советуют киргизам Пржевальского уезда сделать то же самое и с Пржевальском, и что затем все они под знаменем Шабдана соберутся на совет на урочище То-Су.
В этот же вечер десять дунган во главе с волостным управителем Марафу явились к моему дому, выразили желание охранять его, говоря, что в случае появления киргиз, первое нападение будет сделано именно на дом уездного начальника; при этом они доставили мне 5 охотничьих ружей, которыми собирались вооружиться; ружья эти оказались поломанными частью и все без патрон. Они были мною отобраны и впоследствии сданы в мастерскую для исправления. Дунгане же, прокараулившие всю ночь, утром уехали домой. Этот случай послужил поводом к слуху, циркулирующему среди народа, будто я накануне восстания вооружил дунган ружьями.
Ночь с 10 на 11 прошла спокойно. Но затем кем-то был пущен слух, что в 2 часа ночи будет нападение на тюрьму, но слух не оправдался.
И утром пришло известие, что в Мариинском выселке началась резня наших дунган китайскими подданными, а несколько минут спустя другое, что наши же дунгане нападают и режут русских, бегущих в город. После этого я приказал всему населению собраться в казармы, т. к. при малочисленности солдат было бы невозможно защищать такую большую площадь, как весь город; укрепив же казарменный район проволочными заграждениями, баррикадами из телег, мы могли продержаться в нем до прихода подкрепления и защищать там все население.
В местной команде, состоящей из 80 человек, оказалось всего 42 бердановские винтовки, кроме того были реквизированы все имеющиеся у населения охотничьи ружья, которых оказалось 73, а также взяты были из архива уездного управления 13 бердановских винтовок и 3 револьвера. Этим оружием я вооружил часть людей конского запаса, т. к. оружие, высланное для них, не было получено. Население же, как городское, так и деревенское, вооружилось пиками и вилами.
11 августа, когда уже почти все население перебралось в казармы, я, едучи из казарм в свою квартиру, встретил межевого техника Поцелуева, ведущего партию китайских подданных дунган. Остановивши меня, он заявил, что их следует казнить за все те убийства и зверства, которые они позволили себе учинить над русским населением. Я ответил ему, что казнить не имею права, пускай пока отведут их в арестное помещение, а затем соберем полевой суд, чтобы решить их судьбу. Об этом я сказал повстречавшемуся мне тут же генералу Нарбуту, прося его через полчаса зайти в казармы, чтобы сообща решить этот вопрос. Но обстоятельства так сложились, что сформирование суда решили отложить до следующего дня.
Ночью уже арестованные дунгане, выломав доски из пола, пробили ими потолок и выломали окно, пытаясь бежать, причем и были расстреляны караулом. Ежеминутно подвозились раненые, найденные по дороге от урочища Ирдык до сада Шеленина (в 3-х верстах от города, в этом месте дунгане нападали на крестьян, бегущих в город). При виде этих искалеченных людей толпа озверела и стала избивать всех мусульман, попадавшихся ей под руки: всех дунган, сартов и прочих туземцев. Привозимых ко мне в казармы я отправлял в арестное помещение, как единственный способ спасти им жизнь, но часто по дороге туда толпа вырывала их у солдат и тут же приканчивала их. Нередки были случаи, как я узнал впоследствии, что многие арестованные не доводились даже до юрты, где я находился: толпа, преимущественно женщины, набрасывались на них и расправлялись самым жестоким образом. Бороться с этим явлением было немыслимо при той небольшой наличности солдат, которые были в моем распоряжении. Принимая еще во внимание, что все эти солдаты — местные жители, некоторые из которых наравне с крестьянами потеряли своих близких или свое имущество благодаря восстанию.
Ежедневно прибывали крестьяне окрестных сел, из их рассказов можно было установить, что киргизы сначала ограничивались тем, что, выгнав жителей, завладевали их имуществом и скотом, зажигали их села, но из жителей убивали лишь тех, которые сопротивлялись; впоследствии же стали избивать всех застигнутых врасплох, не исключая и грудных детей… [Здесь в сборнике опущены описания жестокостей]
В особенности зверски расправились они с учителями сельскохозяйственной школы. Кроме служащих школы, там собрались жители села Высокого: большинство из них было перебито самым жестоким образом, а часть молодых женщин и девушек уведена в плен. Конный отряд, посланный мною в школу, нашел там лишь убитых и раненых; последних тотчас же привезли в Пржевальск.
Крестьяне, застигнутые врасплох этим несчастьем, старались найти виновника всего происшедшего и кончили тем, что обвинили виновным меня, якобы продавшего уезд киргизам за миллион рублей. Все эти нелепые слухи доходили до меня, конечно, стороной; в лицо же никто не решался это высказать. Распространению этих слухов способствовал судья Руновский, с которым у меня только что перед этим вышло недоразумение: он говорил вслух, что я и два генерала (очевидно, Нарбут и Корольков) продали уезд киргизам (прилагаю рапорт пристава Котович за № 170 от 20 сентября)
12 августа заведующий переселением Шебалин с моего ведома распорядился вывозить в казармы имущество, брошенное бежавшими дунганами. Большая часть вещей сложена была в одну кучу на казарменной’ площади. И хотя тут же была поставлена охрана, но чернь нахально из-под самого носа тащила все, что могла.
13 [августа] разнесся слух, что чернь начала грабить дома, оставленные горожанами. Немедленно была направлена туда полиция, а также ускакали урядник Овчинников и многие из интеллигенции, и грабежу был положен быстрый конец. Несмотря на принятые меры, было много случаев мародерства, всех виновников которого установить не удалось. Есть основание сильно подозревать студента Милкина, на которого некоторые сарты указывают, как на лицо, вымогавшее у них деньги под угрозой смерти, причем будто бы один сарт, отказавший Милкину 500 руб., был им убит. Об этом производится дознание.
По дошедшим до меня недавно сведениям во время в[ы]ступления 15 августа отряда ротмистра Кравченко из селения Теплоключинского сарты с их семьями, ехавшие с отрядом из Каркоры и оставленные ими позади, было поголовно все перебиты крестьянами, находившимися в селении Теп лоключинском. Подобный же случай был при выезде из Тюпа отряда корнета Покровского и урядника Овчинникова. Ротмистр Кравченко доставил в Пржевальск местного купца Султан Муратова по подозрению его в измене, чему поводом послужили его усиленные уверения, что в Пржевальске все спокойно в то время, когда беспорядки уже начались; были лица, видевшие его в городе 10 августа. Посаженный мною в арестный дом, он ночью пытался бежать, причем и был убит.
Из конфискованного имущества многое было роздано беженцам из деревень, прибежавшим в город почти совсем нагими. По прибытии отряда ротмистра Кравченко (15 августа) население вернулось в свои квартиры. Беженцев также разместили в городских домах. Улицы при выезде из города были загорожены баррикадами. Около застав караулили дружинники. Войска же стояли в центре города, чтобы иметь возможность подавать быструю помощь в тех местах, где она более всего нужна.
16 августа был послан конный отряд под командой урядника Овчинникова на выручку сазановцам, которые в течение шести дней под командой корнета Покровского отбивались от киргиз[ов]. До этого еще было послано им озером 1500 патронов, которые с большим трудом удалось доставить по назначению. Доведя всех сазановцев, семеновцев, григорьевцев и каменцев до Преображенки, корнет Покровский, оставив там часть отряда, благополучно вернулся в город. в этот же день неожиданно прибыла из Джаркента сотня казаков под командой хорунжего Угреннинова.
2 сентября прибыл из Верного отряд- войск старшины Бычкова, состоящий из сотни казаков, роты солдат и одного пулемета.
По показанию бывшей жены нотариуса А. Ф. Пьянковой и др., отряд В. С. Бычкова, двигаясь из Верного по горам, навел на киргизов панический страх, заставивший их, бросая все, бежать с северного берега по направлению к китайской границе на р. Текес.
5 сентября из Ташкента пришел сильный отряд подполковника Гейцига.
Сарты, ни в чем не проявившие своего сочувствия к восстанию, вскоре после начала беспорядков были выселены мною в нижнюю часть города. дабы совершенно изолировать их от русского населения; к ним я назначил отдельного пристава и 10 городовых, которые, охраняя их от русских вместе с тем стали зорко следить бы за настроением.
Дунганский волостной управитель Марафу, который до последнего момента был совершенно лояльным, 11 августа был арестован мною, дабы оградить его от толпы, желавшей растерзать его.
В настоящее же время он освобожден и живет у сартов, которые теперь с моего разрешения вернулись в свои жилища.
Все мои распоряжения по защите города и снабжения его всем необходимым были мною своевременно отдаваемы в приказах по гарнизону, выписку которых представляю. Подполковник Иванов
Второй документ датируется 20 сентября 1916 года и подписан начальником сыскного отделения г. Верного Петровым. Этот список преступлений, совершенных в дни “восстания киргизов”, был передан военному губернатору Семиреченской области М. А. Фольбауму, который поставил на этом документе резолюцию
“ Все это должно стать предметом расследования полковника] Алексеева.”
Вот этот документа, подготовленный сыскным отделением города Верного (документ № 246 Сборника 1960 г.)
- Генерал Краснослободский и прикомандированный к нему Петр Автономович Овчинников (последний освободил от осады сазоновцев) говорили, что во время восстания низшие полицейские чины и околоточные надзиратели г. Пржевальска занимались грабежами, жертвами каковых являлись не только киргизы, но вообще туземцы, причем, по словам Овчинникова, эти люди имеют десятки тысяч рублей каждый.
2. В Пржевальске в начале бунта был задержан известный богач султан Мурат Акрам Тюряев, а затем без всякого суда убит вместе с сыном, зятем и братом. Всё его имущество и много десятков тысяч рублей денег разграблено, а часть похуже продано с торгов. Во главе грабителей были заведующий подрайоном Шебалин, два техника, студенты Милкин и Попов и крестьянин Шевтуков. У этих лиц сейчас можно найти и деньги и имущество. Семья убитого Акрама Тюряева, состоящая из 21 человека, теперь питается благодаря кашгарского аксакала, проявившего в деле оказания помощи многим пострадавшим большие услуги.
3. У содержащегося на военной гауптвахте мариинского волостного управителя (дунганского) Марафу русские жители г. Пржевальска ограбили в доме: наличных денег 22 тыс. руб.— золотых вещей на 4 тыс. руб., семь медалей, золотые часы, подаренные генерал-губернатором, и шашку, пожалованную государем императором, вещей на 11 тыс. руб. и 3 тыс. баранов.
4. У токмакского дунганина купца (фамилию можно узнать на днях) жители г. Пржевальска ограбили лавку, склад товаров и деньги на сумму 145 тыс. руб.
5. С Каркары капитаном Кравченко были выведены в сел. Аксу кашгарские торговцы. Жители этого селения убили из числа приведенных около 500 чел., взяли себе их деньги, а трупы побросали в речку. Спасшиеся находятся в Пржевальске и являются очевидцами описанного.
6. Из Сазановки были спасены и доставлены в Пржевальское 106 кашгарских туземцев, принимавших участие в защите сел. Сазановского от напавших киргизов. При следовании этих сартов в Пржевальск на них напали крестьяне сел. Пржевальского во главе со старшиной и убили 88 чел., забрав себе их деньги и лошадей. Спасшиеся находятся в Пржевальске. Ограблено всего здесь не менее 150 тыс. руб.
7. Большая часть имущества убитых мариинских и пржевальских дунган разграблена жителями г. Пржевальска и лишь небольшая часть конфискована и продана с аукциона.
8. Техник Милкин разграбил дорогое имущество у Марафу, а затем явился на квартиру сарта Абдраибаева, отнял при свидетелях 512 руб. и грозил даже застрелить его.
9. Кашгарский аксакал выкупил у аксуйского волостного старшины за 1200 руб. 10 кашгарских сартов, которых аксуйцы хотели убить. Есть расписка в получении денег у аксакала.
10. Пржевальский медицинский врач Шмидт, по словам Овчинникова, ведет себя весьма подозрительно и якобы имеет сношение с турецким генералом, живущим на Санташе.
11. Большинство крестьян, пострадавших от нападения киргизов, занялись грабежами и не думают даже убирать хлеб, надеясь, по-видимому, еще и на правительственную помощь. В каждом доме найдутся ограбленные вещи не только туземцев, но и вещи даже своих же крестьян.
12. Про уездного начальника крестьяне говорят, что якобы он продал уезд киргизам и был даже момент, когда крестьяне решили убить его, но, благодаря Овчинникову, крестьяне успокоились, сознав, по-видимому, свою ошибку.
Вот каким, оказывается, было в Пржевальске это “восстание туземцев”… Читая пункты этого документа (кроме 10 и 12-го), складывается впечатление, что вторым названием этих событий вполне может быть “мятеж русских мародеров”. И потому есть все основания считать, что, если не многие, то какая-то часть грабежей и поджогов, совершенных в брошенных жителями поселках прииссыкулья, тоже совершили не киргизы, а банды, состоявшие из русских переселенцев, или, как сказано в телеграмме Куропаткина от 30 сентября 1916 года, “одних лишь новоселов только”…
ПРЕДШЕСТВУЮЩИЕ ДНИ СЛЕДУЮЩИЕ ДНИ
