В очередном обзоре коллекций Государственного Музея изобразительных искусств им Г. Айтиева искусствовед ГАМАЛ БОКОНБАЕВ ПРОДОЛЖАЕТ знакомить нас с богатым собранием работ Суйменкула Чокморова.
Весна в деревне. Картон, масло, 45,5х76, 1985
На зеленой траве в тени цветущего урюка, сидят шесть пацанов и угадывается подружка в красной косынке. Смотрят на проходящую мимо девочку в красном платье. Не смотрят на женщину, которая идет за оградой. Слева отдыхает серый ослик, он ни на что не смотрит, он просто устал. В проеме забора справа темнеет фигура девочки, она нянчит младенца, и ей интересно узнать, что творится на улице. Вдали виднеются одноэтажные постройки кирпичного цвета. Ограждение из жердей делит композицию на две части. Нижняя отдана людям и их мирским заботам. Верхние две трети картины заняла динамичная фантазия мазков, пятен и точек сиреневых оттенков. Весеннее цветение. В верхней части проглядывает между ветками голубое небо. Этот мотив часто используется кыргызскими художниками: бытовой низ и фантастический верх. Но есть здесь горизонтальные связи, более сложные. Мама тяжелой походкой идет проведать дочку с маленьким, хочет узнать: все ли у них в порядке. Становится видно, как на горизонтали расположились фрагменты жизни: ответственность взрослых и первые негодяйские чувства, любопытство и стыд. И мы понимаем, что композиция продумана, и все фигуры расставлены здесь не просто так. Так умели художники Советской Киргизии и совсем разучились художники Кыргызской Республики.
Дворик детства. Картон, темпера, 55,5х75, 1976
Заросший сельский дворик. Все заполонила пышная зелень, трава, деревья, кусты. Видны фрагменты хозяйственных построек, стог сена, женские фигуры. На свету цвета желто-зеленые, с разбелами охры желтой и красной. В тени – светло-голубые и светло-фиолетовые. Художник уверен – абстракция сама по себе создает нужное настроение! Цвет создает сюжет, и еще: игра линий и пятен. Голубое ровное небо устроилось наверху и своим спокойным видом опровергает дворовое буйство форм и красок, и будто тихо намекает здешним активистам: «Да успокойтесь же вы, наконец. Там, недалеко, прекрасно соседствуют с вами точно такие же, как вы. И точно так же буйствуют!» Но «здешние» не успокаиваются…
Все творческие люди обращались к теме детства и искали там живительные истоки своего творчества. Это баран? Он тянется к женщине в красном. С такой длинной шеей? Женщина в большом белом платке, напоминающем фату. Вечная невеста? Здесь недоработка или подсознание? Детство у художника было тяжелое, мучила наследственная болезнь. Естественно, хотелось из тесного дворика сделать сказку. А там всегда найдется место кусочку неба, в которое хочется улететь, вдыхая полной грудью километры свежести и здоровья!
Портрет чабана. Картон, масло, 37,2х25,8, 1980
Оригинальный калпак* защищает загорелое лицо от полуденного солнца, воротник рубашки расстегнут. Видно, что художник застал чабана врасплох, в повседневной одежде, в самых обычных условиях. Чабан согласился позировать и одновременно отдыхает от работы. В бороде седина, черные усы и брови, один глаз красный от прожилок. Крепкий, поджарый, улыбчивый аксакал на фоне зеленого луга. В верхнем правом углу акцентом желтеет одуванчик. Быстрая живописная зарисовка, сделанная на будущее, в расчете на развитие темы. Но со временем талантливый этюд приобрел значение вполне самостоятельной работы. Вот она – сила реализма! Вот она – важность работы с натуры! Такой тип не сохранился! И отношение такое не сохранилось. В СССР уважали простых людей. И простые трудяги уважали себя. Носили практичные калпаки «местного производителя», не старались выглядеть приличней, не стеснялись, да и стесняться-то было нечего. Невозможно повторить этот уникальный советский пафос, возродить социалистическую утопию.
*Калпак — кыргызский традиционный мужской головной убор из войлока
Два охотника. Холст, масло, 125х119, 1978
Охотники сидят с ловчими птицами возле юрты. Молодой держит беркута, аксакал – сокола. Держат на перчатках из толстой кожи. Еще один беркут сидит перед ними справа. На головах у беркутов томого, кожаный колпачок, прикрывающий им глаза.
Композиция построена на сложном чередовании: три ловчие птицы и два охотника. Колорит – оттенки беленой охры и коричневого. Здесь доминирует цвет юрты. Внизу земля из красной охры, вдали просторы зеленого оттенка. Выделяются: синяя одежда старшего и его белая борода. Видно, что аксакал был написан с натуры, такой живой образ невозможно выдумать. Использован прием модернисткой живописи: контраст между буквальным и схемой, натуральным и абстракцией. Вспоминаются: «Мальчик с рыбой», высшее достижение ориентализма в творчестве раннего Семена Чуйкова; «кыргызский примитивизм», лидером которого был Владимир Образцов… В 70-е художники Советской Киргизии отходят от принципов классического соцреализма и обращаются к формальным достижениям 30-х годов. Это движение назовут поиском формальных концепций. Метод не задевал никаких реальных проблем, что давало возможность свободно работать над формой. Всегда можно было сослаться на то, что автор работает над национальной преемственностью социалистического содержания. В действительности удалось создать уникальную форму! Форму, которая говорила об обогащении национальной Школы живописи! О преемственности традиций и еще о чем-то невыразимом…. Сейчас умение говорить формой о чем-то большем переродилось в бессмысленное манерничанье. И невозможно отделаться от впечатления, что удлиненные фигуры – это что-то из области этнографического салона.
Обо всех новостях Фонда в телеграм-канале:
Фонд Санжарбека Даниярова.
Если интересно, подпишитесь
