Продолжаем обзор творчества Джамбула Джумабаева глазами искусствоведа Гамала Боконбаева. Во второй части представлено еще 14 работ художника.
Джамбул Джумабаев (1946-2005) — живописец и рисовальщик, книжный иллюстратор и художник-постановщик художественного и телевизионного кино. Его работы находятся в КНМИИ им. Г. Айтиева, Третьяковской галерее, Государственном Музее Востока г. Москвы, музеях гг. Саратов, Новосибирск, Астрахань, а также частных коллекциях в Японии, Германии, США, Греции, Италии и др.
Школа в горах. 1979. Холст, масло, 100х100
Возле школы на спортивной площадке гуляют два подростка. Вдали белеет одноэтажное здание сельской школы. Оно специально вписано в конструкцию спортивного снаряда. Это символично! Стойка делит школу пополам, на два оттенка, два настроения: теплое и холодное, тень и свет, плюс и минус. Скат крыши – спуск с бревна. Два окна и две фигуры. Это состояние, когда занятия закончены, и есть время побывать самими собой, погрустить об ушедшем лете в осенних теплых сумерках. Завтра опять занятия, уроки, оценки, учителя и одноклассники, родители и дневники. И утонченные фигуры – это тоже символы. Один на перекладине, парит в небе и разговаривает с облаками. Другой врос в землю, оперся о перекладину, его грузят мысли. Один философ – другой продавец, одному будет легко, другому – не очень. Но мальчишеская дружба – на всю жизнь. Отчего исходит обаяние картины? От понятных: композиции, колорита, стиля, приемов, и от чего-то еще, непередаваемого словами. Да! Композиция! Если бы не работа с фактурой, композиция казалась бы, … простоватой. Фактура – это язык кыргызского модернизма. Это то, что не подчиняется логике реализма и следует только за логикой художественного чутья. Фактура – это резкость и смазанность, выделение важного и растворение границ. Конечно, облако делают оттенки и тон, но доводит до совершенства фактура! Да! Гор совсем не видно. Это символ? Чего? Неужели они все в тумане? Школьники и школа высоко в горах! На Олимпе! На Фудзияме! Когда под ногами тяжелая земля, а над головой возвышающее небо, есть еще время понять: кто мы? Кто мы сами по себе? Советская Киргизия конца 70-х, начала 80-х. Состоялась литература, произошло кыргызское чудо! В кинематографе, в театре, в архитектуре! А что дальше? …. Пока ностальгия по тем временам, когда уже состоялось и еще впереди! Будущее неясно и поэтому увлекательно! Интересно! Потрясающий символ!
Зимний Сенеж. Холст, картон, масло, 68х50, 1979
В июне 1945 года решением Президиума Художественного фонда СССР в Солнечногорском районе Московской области на берегу озера Сенеж был образован одноименный Дом творчества и отдыха. Приезжали художники со всего Союза, отдыхали и работали на полном пансионе. Заезд продолжался два месяца, одновременно размещались 70 человек, за год проходило до 5 заездов. Комиссия отбирала лучшие работы на Всесоюзные выставки. Здесь приобрела известность студия дизайна «Сенеж» – учебно-экспериментальная студия Союза художников СССР, созданная в 1964 году под руководством Евгения Розенблюма и Карла Кантора. Студия сыграла огромную роль в развитии советской теории и практики дизайна, способствовала появлению композиционного подхода в станковой живописи…
Перед нами великолепная композиция: автор раскрывает логику видимости. Ровная горизонталь заснеженного поля, за которой виднеются одноэтажные деревянные домики. Они в низине и будто обрезаны наполовину, а у кирпичного здания обрезан фундамент. А дальше идет спуск, но его не видно, и озеро, которого тоже не видно. Видно, как на другом берегу возвышаются покрытые лесами холмы. Рельеф приозерной местности сформировал эту необычную композицию, а не произвол художника! А художник сумел увидеть преимущества не самой интересной точки обзора. Это говорит о том, что автор в высшей степени оригинальный человек. Его не занимают эффекты, озеро и просторы, его интересует только то, что можно увидеть умом. А то, что не видно, будит воображение! Смелая композиция! Линия поля перекликается с линией крыш. Белеет на солнце первый осенний снег, дальние леса тоже освещены, но они уже потемнели. Вид со стороны села, его можно увидеть на карте. У него есть название – Загорье. А в селе есть сельский магазинчик, к которому протоптана художническая тропинка…
Вечер на юге. Холст, масло, 94х100, 1978-1980. КНМИИ
Вечер, точнее, сумерки на юге. Солнце накалило землю и только что зашло за горизонт. Колорит еще держит жар и фигуры излучают тепло. А на позеленевшем небе уже прохладно. В поздний час еще светло. Две девушки заканчивают работу в поле. Одна держит на голове огромный тюк с хлопком; другая наклонилась и перевязывает ношу. Здесь много от Зинаиды Серебряковой («Беление холста», этюды и эскизы 1917 года). Позы и настроения, легкость и одежды. У Серебряковой все оправдано рабочим процессом, а здесь – непонятно чем? Окончанием работы? Вспоминается Жан Милле*. Достижения мировой живописи помогают советскому художнику воспеть труд молодых колхозниц. И поэтому, и тема, и сюжет – это всего лишь прикрытие. В Советской Киргизии тема не могла быть другой, и сюжет не мог быть другим. Они не главные и существуют только для того, чтобы была возможность рассказать об ином. О том, что фактура, цвет, композиция могут быть странными! Одна только фактура (облачка, земли, одежд) способна рассказать о рождении узора, о запахе быта, о силе традиций и о желании нового! Об оранжевой страсти в коричневых страданиях… Но будет ли весь этот контент понятен сейчас? В другой стране? И нужен ли он нам? Не запутаемся ли мы в хитросплетениях советского птичьего языка?
* Жан-Франсуа Милле (1814-1875) — французский художник, один из основателей так называемой “барбизонской” школы.
Зной. Холст, масло, 60х65, 1977-1979
По тропинке, проделанной людьми с краю отвесного холма, идет женщина в красном платье. Несет ношу на голове и прикрывается ею от солнца. Дороги не видно – видна линия рассечения объема. Вдоль линии растет голубой вяз. И все. Холм и тропинка, женщина и дерево. Да! Есть еще зной, который никого не щадит. И еще есть небо, которое оттеняет жар, идущий от оранжевой земли. Но небо не прохладное – оно просто фиолетовое. Тень от кроны не спасает, и женщина спешит по делам. Ствол наклонился вправо и накалился до красноты, красное платье волнует, танцует и светится. Цвет – это смятение бегущей женщины и страдания неподвижного вяза. Цветом зноя веет от картины. Но ведь это не импрессионизм? Написано не с натуры. И на пленэре такое не увидишь. В природе таких сочетаний нет. Их сочинил Художник! Появились они ниоткуда, прямо на холсте. Появилось чутье, что так и надо работать. Картина – это не реализм. И не литература. Картина – это материальность, существенность, доказательность красок. И дух Юга, современный аутентичный. Есть уверенность, что сделанное по наитию, больше похоже на правду. Откуда уверенность? Читал, работал, думал. И еще сверху, от времени, которое не понимаешь, только надеешься, что все будет хорошо. И следующий шаг трудно будет сделать. Советская невозможность сделать следующий шаг…
Мальчик с удодом. Холст, масло, 87х59, 1975-1976
Мальчик стоит под деревом и держит в руках ярко окрашенную птицу с длинным узким клювом и хохолком, раскрытым в виде веера. Сзади обозначены полукругами холмы. Дерево наклонилось и удаляется ввысь. Все обобщено и решено в едином серо-зеленом колорите. Кроме удода! Удод – цветовой центр, нарисованный тщательно и с подробностями. Парадокс в том, что в этой парочке, мальчик – удод, юный натуралист сливается с природой, а дикая птица – выбивается. Мальчик больше похож на куклу, а удод на душу, живую и напряженную. Мальчик – форма, удод – содержание… Почему-то вспоминается полузабытый телефильм «Дорога в Париж» (1968, режиссер Алексей Студзинский). Там сорванец таскает с собой мертвую утку. Конечно, это совсем другое кино. Позже символ, мальчик – удод, будет использован в фильме «Бешкемпир» (1998, режиссер Актан Абдыкалыков). Там главный герой любуется птицей и одухотворяется ею. В дальнейшем удачное сочетание станет шаблонным элементом салонных работ. К месту будет замечено: удод часто упоминается в мировой мифологии. Удод был выбран национальной птицей Израиля в 2008 году. А тогда, в середине 70-х, был создан образ! Появился из желания противопоставить что-нибудь советской унификации. Получился приемлемый живописный вариант: национальное в общесоюзном. И, кроме того, случилось таинство! Нарисованное преобразовало жизнь и стало частью нашего духовного мира, то есть тем, что мы и зовем искусством.
Весна. Холст, масло, 90х100, 1975
Известный искусствовед Ольга Попова пишет об этой и других, подобных картинах мастера, следующее: «В этих работах он (Джамбул Джумабаев) отказался от четкой силуэтности и локальности цвета, создавая по тем или иным мотивам свободную от реального освещения и общего состояния природы цвето-живописную фантазию, легко моделирующую лирические образы». Вот именно легко. Именно! Автор слишком легко, не утруждаясь, смоделировал романтический образ встречи, юности, весны, начала любви! Какой талант! Как мастерски набросал пейзаж. Как передал светлыми прозрачными цветами состояние природы, когда весной еще прохладно по утрам. Девушка с коромыслом, а парень в футболке (может городской?) привел коня на водопой. Они оба растворились в этой прозрачной феерии красок и чувств! Вот почему они сдвинуты вправо? Парень с конем наступают? А слева его напор уравновешивает дерево! Это наши Аксинья и Григорий, вариация на темы «Тихого Дона»*. А что? Не могло быть такое в Кыргызстане? Могло. И речка могла быть. Долинная, не горная. Не Дон, конечно, но могло быть. По композиции хорошо получилось, а вот смысла я в этом не вижу никакого! Ольга Попова выразилась мягче: работа создана «по тем или иным мотивам». Такое впечатление, что художник следовал своему капризу. Так над станковой картиной не работают. Так работают… над иллюстрацией. Литературная основа есть, есть сюжет, настроения, идеи, форма. Автор переполнен литературой. Слишком любит кино. Он часть советской Школы и с легкостью использует общие достижения и… общие шаблоны. И не видит в этом ничего плохого.
*Аксинья и Григорий – герои романа-эпопеи М. Шолохова “Тихий Дон” в четырёх томах. Михаил Шолохов (1905-1984) в 1965 году получил Нобелевскую премию за это произведение.
Портрет жены. Холст, масло, 69,5х49,5, 1975
Наклонная линия делит фон на светлую и темную части. Художник наклонил угол комнаты, используя третью точку схода, так называемую, плафонную перспективу. Так часто делали кубисты, раздвигая пространство вверх. На темной части фона, за столом, расположилась жена. Привычный профиль, розовая лента, тонкие кисти, одна прикоснулась к лимону. Рядом еще два яблока. Очень сложный декоративный колорит: оттенки зеленого, голубого, желтого, светло фиолетового, темно-серого. Еще один портрет жены художника написан через три года после первого. Написан в манере советского сезаннизма* – брутальное** окружение и приглаженное лицо. В такой живописной трактовке «оливковое» лицо становится похожим на красивую маску. Вот так вот советское оказалось сложнее чем экзистенция*** отчуждения и некоммуникабельности. Здесь тонкие наслоения: патриархального, советского, либерального. Здесь, и египетские развороты, и профиль серебряного века****; и кубистическое***** пространство, и постмодернистский коллаж. Не разобраться – слишком сложные цитаты. Лучше маску надеть. А возможно, художник не захотел идти до конца! Не захотел анализировать любимого человека. Это небезопасно, так можно и до формализма докатиться. До настоящего, когда важна только форма. И тогда: и профиль, и розовая лента, и лимон, и тонкие кисти рук – все это со временем превращается в манеру.
*Поль Сезанн (1839-1906) — французский живописец, представитель постимпрессионизма.
** брутальный — грубый или жестокий; выражающий грубость или жестокость
***экзистенция – существование
****Серебряный век ‑ один из главных, ключевых периодов русской поэзии, охватывающий период конца XIX ‑ начала XX века.
*****Кубизм – течение в живописи, возникшее во Франции в начале ХХ века
Портрет. Холст, масло, 70х59, 1974
Портрет жены художника назван просто «Портрет». Автора не интересует конкретный человек – он хочет понять типичное. Этот женский тип появился в искусстве СССР сразу после оттепели. И все заговорили о феномене сложном, неоднозначном, сомневающемся и свободным в своих сомнениях! Это Лёля – Татьяна Лаврова (Девять дней одного года. 1962, режиссер Михаил Ромм); Таня – Маргарита Терехова (Здравствуй, это я! 1965, Фрунзе Довлатян); бортпроводница Наташа Александрова – Татьяна Доронина (Ещё раз про любовь. 1968, Георгий Натансон). К сожалению, кино нашей Республики до такой откровенности и неоднозначности не доходило. Напускной серьезности было много, пафосной актуальности за край, а современного, городского, эмансипированного, взбалмошного и симпатичного женского образа не было. И нет. Зато такой образ появился в кыргызский живописи. Образ не такой яркий, не такой артикулированный. Пластичный, многоликий. И композиционно сделан так, что персонаж оказывается в области «полусвета-полутьмы», в области полу-смыслов. Свет зелено-голубой сзади, там ярко и интересно, и все понятно. Там компания, и никто ни в чем не сомневается. А женщина уединилась. Сидит нога на ногу и скрестила руки. Одета просто и стильно. Перед ней сиренево-фиолетовое будущее, а, скорее всего – ничто. Смотрит в ничто и теребит пальцем губы. Сильно задумалась и уже не так безмятежна. Напряжение передают складки одежды. И кисти рук – не анатомия, не рисунок, а какие-то неясные изломанные знаки. Сомнения неизбежны и убивают гармонию. Дальше должно было появиться нечто типа советской экзистенции под Микеланджело Антониони* с Моникой Витти. Но не появилось, и в кино СССР не могло появиться. А в живописи? В нашей живописи? К сожалению, тоже нет… В общем, советский художник 70-х так и не понял портрет жены художника.
*Микеланджело Антониони – известный итальянский кинорежиссер
** Моника Витти – известная итальянская киноактриса
Девушки у озера. Холст, масло, 59х59,5, 1973
Как любили говорить советские искусствоведы – это программная для автора работа. Но в чем ее манифест? С нее начинается второй этап в творчестве художника. Художник понял, как он будет писать, а самое главное – понял, о чем. Еще остались реалистические традиции и советская лирика. Холмы материальные, небо воздушное, вода… непрозрачная. Тема юности, конечно же комсомольской! А другой и не было. Правда, озеро что-то слишком таинственное и ощущения странные. Девушки пришли к озеру в сумерках за водой с ведрами и коромыслом. Вокруг ни одного деревца. Странно. Может это новое водохранилище? Комсомольское? Одна в белом платье, другая – в розовом. Уже искупались. Одна заплетает волосы, другая ополаскивает ноги. Не боятся, что их увидят. Воду набрали тут же? Или все же из родника? В данном случае, без разницы. Юным девам все позволено! А художник ощутил сатори! Бывает так, когда вид издалека, как правило молчаливый, останавливает время. Жизнь течет где-то в другом измерении, ты не понимаешь, что происходит, но заранее согласен со всем. Потому что все идет свыше и нет никаких противоречий, контрастов, борьбы противоположностей. Нет диалектики и метафизики. Есть просто жизнь. И охватывает особое умиротворение. Любое движение, случайный звук, и просветление души заканчивается … Остается в живописи! За что мы ее и любим! Мгновение остановилось, и оно прекрасно! Айтиев – экстремальный, Асранкулов – брутальный, а Джумабаев – экзистенциональный!
*Са́тори (яп. — «просветление») — в медитативной практике дзэн — внутреннее персональное переживание опыта постижения истинной природы через достижение «состояния одной мысли»
Портрет жены. Холст, масло, 32х24, 1972
Профиль – выгодный ракурс, лаконичный и загадочный. Отсылка к Нефертити. Конкретное лицо, но черты лица – это символы. Портрет жены художника – это тоже символ. И он должен вдохновлять! Художник хорошо знает модель, каждую черточку. О сложном сказано просто и многое становится ясным. Сказано одной линией, локальным цветом, и образ живет сам по себе, безо всяких ракурсов и отсылок. Зеленый создает глубину, это уют и вечерний отдых. Черный – страсть в границах стиля. Охра – умеренность. Длинная шея – достоинство. Осанка – спокойствие. Поднятые брови – вежливость. Прическа уникальна и идет только ей, за модой не гоняется. Все вместе – вещь в себе! Для художника даже самый близкий человек – «вещь в себе», модель, интересная возможностью разнообразных трактовок. Персонаж из уникальной среды – вольнолюбивой интеллигенции Советской Киргизии 70-х. Такой узнаваемый и… ограниченный, отделенный от мира историей. Добровольное изгнание, воспеваемый занавес. Не надо переступать границ, и так многое позволено. Все должно быть в рамках приличий и хорошего тона. Свобода? Пожалуйста, но без пошлостей, пожалуйста. Спасибо, и никакого радикализма, пожалуйста… Художник сумел вдохнуть в символ конкретное. Портрет будто светится и освещает всех нас прошедшим, тихим, внутренним светом.
Невеста. Холст, масло, 58х54, 1972
Возможно, это в доме невесты. Чтобы повидаться с молодой, семья жениха должна заплатить выкуп. А возможно, это уже в доме жениха. Невесту прячут в дальней части комнаты, загородив занавеской. Сейчас она откинута. Но белого платка не видно. Согласно традициям, свекровь должна надеть невесте на голову белый платок. Художник увидел, поздравил, благословил, одарил, пожелал любви, детей, здоровья, многих лет семейной жизни… и изобразил. По памяти. Его не интересуют тонкости ритуала – художника интересует светлый прямоугольник, откинутая занавеска и, конечно же, невеста. Чтобы разглядеть ее, приходится приглядываться. Теперь ее жизнь – эти полутемные покои возле приданого: сундук, одеяла, ковры. Нет эмоций, нет радости, нет любования. Так изобразил патриархальную невесту светский вольнодумец, модернист и постмодернист. Удивился сохранившимся традициям и обомлел? Может это сцена из кинофильма? Джамбул Джумабаев в 1972 году, как художник, участвовал в создании телефильма «Солдатенок» по рассказу Чынгыза Айтматова. В 1974 – художественного фильма «Красное яблоко», также по произведению Чынгыза Айтматова. В этих фильмах сцен с такой невестой нет…. Здесь критика патриархального прошлого? Тяжелая доля женщины? Прощание с юностью, чистотой, свободой? Это на словах, а на картине ничего этого нет. Ровное, однотонное, прохладное, безразличное. Умение сдерживать эмоции? Чувства спрятаны, действия ритуальны, события не волнуют. Слегка увлекают композиционные находки. Нечто неустоявшееся, промежуточное, подспудное… А возможно, за этими формальными приемами кроется нечто большее – жесткое и страшное? Невеста здесь не главное. Главное – луч солнца, который не проникает дальше, и откинутая занавеска, за которой нет ничего интересного.
Байге. Холст, масло, 139,5х220, 1970
Колорит темный. Это формальный признак работ кыргызского мажорного модернизма. Манера плотно работать по фону без белил. Критики обвиняли в подражании московским коллегам. Но наши живописцы сумели найти свою собственную вариацию общесоюзного движения и даже вырвались вперед! На некоторое время… Не покидает чувство, что все это, как будто игрушечное. Скачки будто игрушечные. Не хватает сложности и глубины картин «Пробуждение» и «Семейный разговор». Но появляется другая сложность! Здесь много постмодернистских загадок, которые нужно читать, как гипертекст. Некоторые загадки не читаются и остаются формальными упражнениями. Упражнения смотрятся осмысленно, потому что за ними стоит загадка! Вот такая постмодернистская тавтология*! Легко разгадывается отсылка – оммаж, как сейчас модно говорить – к Петрову-Водкину. Впереди, конечно же, красный конь! И типы из «Самаркандии»! Есть отсылка посложнее: в центре, на втором плане, на холме, на зеленой траве, расположилась отдыхающая парочка. Она очень напоминает влюбленных из работы «Весна» Кузьмы Петрова-Водкина (1935). Только наш ухажер разлегся, подперев рукой голову. У Петрова-Водкина такая фигура есть, но она женская и обнаженная! И пространство здесь нарочито плоское. Почему в кыргызской живописи пространство нарочито плоское? Из-за гор! Все время видишь плоские горы издалека, как в длиннофокусном объективе… Вперед вырвался молодой! Молодым у нас везде дорога! Опять революционный красный конь впереди партийной номенклатуры (номенклатура в шляпе посередине). Художник не хочет и не может делать советскую колхозную идиллию. И немножко издевается. Кони все одинаковые, как на карусели. Откуда это? Различаются только по цвету, одни выделяются на темной зелени, другие – растворяются. Кони будто сделаны по трафаретам Художественного фонда! Ах вот откуда они! Это «оммаж» халтурам Художественного фонда! Сделали халтуру и трафареты в дело пошли, для постмодернистской живописи. А вот всадники все разные. Трафаретов не было. Есть темная лошадка… Фигура одинокого зрителя вдали тоже кого-то напоминает. Кого? Не вспомнить. Видишь, что все это откуда-то. Но разобраться невозможно. Постмодернизм… В 1970 году – это было ново, смело, талантливо! Правда загадки никто не отгадывал.
*Тавтология — в риторике это излишнее повторение одного и того же разными словами, например, “масло масляное”, “заболеть болезнью”, “проливной ливень”
Пробуждение. Холст, масло, 99х120, 1969
На холме стоят трое. Двое старших и один молодой. Молодой в стороне, подбоченился и взгляд его блуждает. У него началось «пробуждение», согласно названию картины. Пробуждение чего? Непонятно… Аксакал стоит высоко, видит далеко. В длинном чекмене и зеленой тюбетейке (топу) следит за своим хозяйством. У него тоже были в юности «пробуждения», но он о них забыл, как о чем-то несущественном. За молодым наблюдает мужчина средних лет, в черном чапане, с черной бородой и черными усами. Человек из свиты выглядит карикатурно, во взгляде осуждение и желание, чтобы юноша побыстрее повзрослел и стал как все – держался поближе к старшим…. Доминирует охра, выделяется черный, акцент – голубой. О чем говорит голубой пояс на юноше? Символ чего он? Был бы красный, все было бы понятно! Тогда можно было бы сказать, что в юноше пробудилось революционное самосознание! Одолели думы о тяжелой жизни простого народа! Они и приведут его к Октябрьской революции! Но это явная натяжка. Хотя раньше такие рассуждения натяжкой не считали – считали социалистическим реализмом. А сейчас видно: юноша хорошо одет, голубых кровей, стройный и сильный, наследник большого хозяйства. И чего ему еще надо? Что за дурь пробудилась в нем? Влюбился? Не согласен с выбором старших? Ну, это решаемый вопрос. Одолевают сомнения? А кто их пробудил? Конечно же, красота! Больше некому! Это вам любой художник скажет. В юноше пробудился художник! Душа увидела красоту окружающего мира, и не дает покоя. Юноша не может жить, как раньше и не знает, что делать… Уже в своих ранних работах автор ясно дал понять, что намерен работать серьезнее, чем того требовали советские идеологические шаблоны.
Ужин. Семейный разговор. Холст, масло, 99,5х121,5, 1968
Пьют чай, разговаривают, решают семейные проблемы. И не только семейные. На самом-то деле, вся улица, весь поселок, весь район! – одна семья! Развитой социализм, слава богу, построили, и художник показывает нам, как устроились в нем жить простые люди. Устроились неплохо. На стенах ковры, на полу красный палас, на столе горячий чай и вкуснейший плов. Художник нарисовал стильный интерьер с черным квадратом. Строгая симметрия и легкая асимметрия. На стене строго по оси – семейные фотографии, по бокам одинаковые прямоугольники: стопка одеял и узорчатый сундук. В центре комнаты низенький круглый столик, овальной формы, белая скатерть и блюдо с угощением. За столом пять человек: вот в чем легкая асимметрия! Асимметрия линий – это характеры, цвета – символы. И мизансцена разобрана, как в кино. Конкретно. Не то, что у нынешних «абстракционистов», и не только молодых…. В синем костюме – главный, у него харизма, его слово окончательное. Он уважительно относится к аксакалу в черном чапане, хотя тот уже совсем не тот, только и делает, что поддакивает. И зеленого в калпаке тоже нужно уважать, его позвали плов покушать. Он слушает и ест, и выполняет важную роль – доносит в народ правильную информацию. Муж с женой сидят ближе к выходу. Сидят на коленях. Муж в землистом опустил глаза, жена разливает чай, она желто-черная, ядовитая, но в дела мужчин не вмешивается. Неспешно разговаривают. Тихо решаются судьбы, диктуются мнения, навязываются настроения! Непростой семейный разговор…
<= ВЫПУСК 13 ДАЛЕЕ (ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…)
Обо всех новостях Фонда в телеграм-канале:
Фонд Санжарбека Даниярова.
Если интересно, подпишитесь
Прекрасный сайт об изобразительном искусстве. Замечательно что есть переводы. Читаю на всех языках. Жаль что нет имен переводчиков.
Большое спасибо за Ваш отзыв! Рада слышать такую оценку от искусствоведа, автора обзоров. Я надеюсь, что эти обзоры читают интересующиеся изобразительным искусством, искусством вообще, музейными коллекциями, а также культурной составляющей жизни страны. Знаю, что читают некоторые гиды музеев, а также учителя, в том числе из разных регионов страны, медики, и те, кто интересуется историей. Учителя заходят на сайт Фонда, потому что здесь регулярно публикуются материалы о конкурсе ПЕРВЫЙ УЧИТЕЛЬ, которые Фонд проводит вот уже 12 лет. Что касается переводов, то с русского на кыргызский переводы осуществляет Айнагүл Кашыбаева, и это указано в материале «О НАС» в footer/ футере сайта (подвале — нижней полосе страниц). На английский перевожу я, владелец и администратор сайта.