Представляем ЧЕТВЕРТУЮ часть статьи, состоящей из введения и 5 частей, в которых представлены изложение и анализ одного из ключевых событий в Семиречье, собственно и составивших “восстание киргизов 1916 года”. Упоминание о захвате повстанцами транспорта с оружием присутствует практически в каждой более или менее серьезной исторической публикации о «восстании киргизов Пишпекского и Пржевальского уездов».
Еще раз отметим, удивительно, но, указывая на важность этого эпизода, никто из исследователей не приводит подробное описание самой акции. В настоящей работе автор ставит целью восполнить эту историческую несправедливость и предлагает основанное на документах объяснение причин, по которым это не было сделано за предшествующие более чем сто лет.
Первая часть знакомит с так называемой «губернаторской версией» — т.е. с тем, как этот эпизод захвата был представлен из Верного — администрацией Семиречья, во второй части проанализированы «свидетельства» тех, кто воспроизводил эту версию, не будучи ни прямыми очевидцами, ни участниками событий, в третьей части речь идет о фактах, ставших известными депутату А.Ф.Керенскому, но которые он не озвучил в своем докладе в Госдуме Российской империи. Ниже представлены результаты расследований генерал-губернатора Туркестана А.Н.Куропаткина, которые «полу-царь» не решился Всеподданейше доложить царю.
В следующей части представлены свидетельства непосредственных участников и очевидцев этого эпизода.
Ссылки – в конце публикации
Винтовки для повстанцев
(Дело о захвате киргизами транспорта с оружием в 1916 году)
Часть 4. Версия для Императора
4.1. Генерал-губернатор А.Н. Куропаткин хочет знать правду
Туркестанские, прежде всего семиреченские, чиновники, конечно, хотели бы навязать свое видение ситуации членам комиссии Государственной Думы, а через них — всему российскому обществу. Но основным, целевым адресатом, которому предназначалась «губернаторская версия» захвата транспорта с оружием, являлся генерал-губернатор Туркестана А.Н. Куропаткин.
Главный начальник края, назначенный на этот пост совершенно неожиданно для всех организаторов «реквизиции инородцев», создал массу проблем для туркестанских администраторов областного и краевого уровня. Первые три недели после получения Высочайшего повеления о «реквизиции инородцев» — со 2 по 22 июля 1916 года — туркестанские чиновники, уверенные в своей безнаказанности, действовали совершенно свободно. В этот период обязанности Туркестанского генерал-губернатора исполнял генерал от инфантерии М.Р. Ерофеев — скоропалительно назначенный из Петербурга буквально за считанные недели до подписания Высочайшего Повеления о реквизиции инородцев[1]. Этот генерал был абсолютно послушным орудием в руках манипуляторов из Министерства внутренних дел. В качестве «серого кардинала» к генералу М.Р. Ерофееву был приставлен чиновник из Министерства земледелия — коллежский советник Н.М. Булатов, который также незадолго до подписания Повеления от 25 июня 1916 года прибыл в Ташкент и возглавил Управление земледелия и государственных имуществ Туркестанского края. Через пять дней после издания Высочайшего повеления о реквизиции инородцев коллежскому советнику Н.М. Булатову специальным решением главы Министерства земледелия было назначено дополнительное вознаграждение за «особые труды» в размере 2500 рублей в год[2]. Значительную часть документов, поступавших в краевую администрацию из Семиреченской области, вр.и.д. генерал-губернатора М.Р. Ерофеев отписывал для работы надворному советнику Н.М. Булатову. Это касалось даже таких далеких от земледелия вопросов, как формирование казачьих сотен и организация охраны переселенческих поселков. Деятельность этого ставленника Переселенческого управления в семиреченских событиях требует специального изучения, но то, что его роль была существенна не вызывает никакого сомнения. Достаточно вспомнить, что именно Н.М. Булатов был единственным участником совещания, состоявшегося в Ташкенте 2 июля 1916 года, который активно требовал неукоснительного выполнения требований циркуляра МВД № 19889 о немедленном начале набора инородцев[3]. Он же написал в Петроград донос на генерал-губернатора Мартсона о том, что тот категорически возражает против срочного наделения семиреченских казаков земельными участками за счет изъятия земель у оседлых верненских киргизов (казахов)[4].
Безвольный и даже не пытающийся что-либо понимать в происходящем вр.и.д. генерал-губернатора М.Р. Ерофеев послушно выполнял поступающие из Петрограда приказы руководителей МВД, выдвинувших его на высокий пост в Туркестан. Он просто пересылал губернаторам указания, поступающие из Военного министерства и МВД, и также, не меняя ни слова, транслировал в Петроград все, что ему писал из Верного семиреченский губернатор М.А. Фольбаум. Отсутствие контроля и уверенность в поддержке «на самом верху», то есть в Министерстве внутренних дел, в Главном Штабе и в Переселенческом управлении Министерства Земледелия, привели к тому, что вся акция по «реквизиции» осуществлялась крайне грубо, с множеством отклонений от буквы закона. Все было «шито белыми нитками», так как времени на подготовку было отведено крайне мало.
В Семиречье разработку «плана по реквизиции киргизов» доверили таким людям, как верненский полицмейстер, штабс-ротмистр Ф.И. Поротиков и его прислужник сарт Закир (в некоторых документах — Закирбай) Исабаев, у которых в Семиречье была очень недобрая репутация[5]. Чувство вседозволенности в административных кругах Семиречья особенно укрепилось после того, как по команде из Петрограда бесстыдно и грубо был сброшен с поста Ферганского губернатора генерал-лейтенант А.И. Гиппиус, сумевший своими «наивными» действиями умиротворить ферганских мусульман. Этот «миротворец» разрушил ожидания определенной части колониальной администрации в отношении того, что в Фергане произойдет нечто, подобное антирусскому погрому в Джизаке. Даже после назначения в Фергану карателя-шовиниста полковника П.П. Иванова, там не удалось толкнуть местное население на агрессивные акции против русских. Соответственно, не удалось получить основания для дискредитации богатых сартов, объявления их «врагами российской государственности», проведения в Ферганской долине карательных акций и репрессий. Не была достигнута и конечная цель — захват принадлежащей сартам собственности, прежде всего, хлопкового бизнеса[6]. С назначением нового Туркестанского генерал-губернатора подобные надежды в отношении богатейшего региона Туркестана — Ферганы — исчезли окончательно. Хотя губернатор Семиречья тоже был из немцев, как и губернатор Ферганы, но, увы, два генерал-лейтенанта — А.И. Гиппиус и М.А. Фольбаум — повели себя как истинные антиподы.
Генерал-адъютант А.Н. Куропаткин был настоящим ярым-падиша (полу-царь, — тюрк.). Его направил в Ташкент лично император Николай II и предоставил ему практически неограниченные полномочия[7]. Даже самые высокие чины МВД были совершенно бессильны против воли нового генерал-губернатора. В дополнение к этому генерал А.Н. Куропаткин разбирался в тонкостях устройства туркестанской жизни не только намного лучше «генерала от гостиниц» М.Р. Ерофеева, но и не хуже большинства из губернаторов, начальников уездов или членов областных правлений. Обмануть по-крупному 69-летнего «старого туркестанца», бывшего военного министра и опытного царедворца было практически невозможно. Но дезинформировать его до определенного момента все-таки удалось. Скорее всего, если бы генерал А.Н. Куропаткин прибыл в Туркестан даже на пару недель раньше, он успел бы почувствовать «гнильцу» в действиях и рапортах из Верного, как это произошло к 21 августа[8]. Но 8 августа, едва генерал-губернатор вышел из поезда на Ташкентском вокзале, ему сообщили о начавшемся «киргизском мятеже», а затем еще почти целый месяц снабжали паническими, далекими от реальности, известиями.
Избранная тактика дала семиреченским администраторам возможность успеть совершить действия, целью которых было добиться необратимых изменений ситуации в Пишпекском и Пржевальском уездах, что позволило уже в середине сентября поставить «слишком честного и умного» генерал-губернатора перед свершившимися фактами. Едва узнав о назначении в Ташкент генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина, организаторы «реквизиции» решили не отказываться от «дьявольского плана», составленного штабс-ромистром Ф.И. Поротиковым и его приспешниками, а ускорить его реализацию. Поэтому, пока это было возможно, они действовали вопреки воле генерал-губернатора и ставили его в известность о результатах произведенных действий только тогда, когда что-либо отменить было уже невозможно. Такую тактику выбрали надворный советник Н.М. Булатов, губернатор М.А. Фольбаум и подчиненный ему полицмейстер Ф.И. Поротиков. С этим согласились и их покровители из МВД и Переселенческого управления Министерства Земледелия. Одобрение действий семиреченских администраторов было получено от специально прибывшего из Петрограда помощника начальника Переселенческого управления графа А. А. Татищева, которому изначально принадлежала идея «реквизиции инородческого населения империи»[9]. Верненские провокаторы действовали на опережение, и потому все миротворческие инициативы генерала А.Н. Куропаткина постоянно запаздывали и не были реализованы.
Об инциденте, произошедшем у брошенной почтовой станции Кутемалды в конце первой декады августа 1916 года, ему стало известно, только через девять дней после происшествия. Основываясь на этих сообщениях, генерал А.Н. Куропаткин 18 и 19 августа направил в Военное министерство два кратких доклада с упоминанием об обозе. В обоих события излагались в согласии с «губернаторской» версией. Точно также события были изложены в письме и.д. начальника Штаба войск Туркестанского округа М.Н. Михайловского, направленном генералу А.И. Гиппиусу для информирования членов Думской комиссии А.Ф. Керенского. Не может быть сомнений, что эта версия была известна Командующему войсками округа, каковым являлся генерал-адъютант А.Н. Куропаткин.
Казалось бы, вопрос закрыт, все ясно. Но сохранилось документальное свидетельство того, что поступившие в августе из Верного объяснения не удовлетворили Главного начальника края, и у него остались вопросы к семиреченской администрации. Об этом однозначно свидетельствует приведенная в части 1 дневниковая запись, сделанная собственноручно А.Н. Куропаткиным 14 октября 1916 года во время инспекторской поездки по Семиреченской области. Нет оснований сомневаться, что об этих претензиях к своим подчиненным генерал-губернатор не только написал в своем дневнике, но и сообщил губернатору Семиречья. Самоубийство генерал-лейтенанта М.А. Фольбаума, последовавшее 21 октября 1916 года, заставило Туркестанского генерал-губернатора воздержаться от прямых обвинений покойного в государственном преступлении. Однако и спускать всю эту историю на тормозах генерал А.Н. Куропаткин не был намерен.
4.2. Смерть губернатора как способ скрыть вину его начальников и подчиненных
Примечательным и очень важным обстоятельством является то, что во время инспекционной поездки в Семиречье в октябре 1916 года генерал-губернатор Туркестана давал поручения должностным лицам областной администрации, как говорили в те времена, «помимо губернатора А.И. Фольбаума». В XXI веке про такие задания сказали бы, что они даны сверху исполнителям «через голову» их непосредственного начальника. Такие действия высшего руководства во все времена демонстрировали, что региональный руководитель утратил доверие начальства, что дни его пребывания на высокой должности сочтены. Генерал-лейтенант А.И. Фольбаум понял это и предпочел смерть позору. Этот поступок губернатора серьезно осложнил расследования, так как, по неписаным законам того времени, проштрафившийся, но приговоривший себя самого к смерти чиновник автоматически выводился из круга потенциальных обвиняемых[10].
Расследования по отдельным эпизодам событий в Пишпекском и Пржевальском уездах были начаты в середине октября 1916 года и проводились вплоть до марта следующего года. По итогам этих мероприятий были отстранены со своих постов ряд наиболее одиозных начальников Семиречья, часть которых получила свои высокие, но не заслуженные назначения уже после 25 июня 1916 года[11]. Однако дисциплинарные меры, предпринятые в ноябре-декабре 1916 года в отношении полицмейстера Ф.И. Поротикова, уездных начальников В.А. Иванова и Ф.Г. Рымшевича, нескольких участковых приставов и командиров карательных отрядов, в том числе добровольческих, были половинчатыми: все эти люди были не более чем исполнителями. На их руках и совести была кровь сотен жертв и массовые беззакония, но они лишь исполняли указания.
В связи с Февральской революцией и объявленной Временным Правительством всеобщей амнистией большинство уголовных дел, начатых в Семиречье, были закрыты. Так что инициированное генерал-губернатором комплексное расследование фундаментальных причин «киргизского восстания» не было завершено. Не был проведен и обобщенный анализ всех кровавых семиреченских событий. Деятели Февральской революции, и прежде всего, прекрасно осведомленный о сути произошедшего А.Ф. Керенский, амнистировали семиреченских карателей, и тем самым обеспечили неприкосновенность идеологам и организаторам «инсценирования киргизского восстания», занимавшим министерские кабинеты в Петрограде. В результате причастные к провоцированию восстания чиновники областного правления, Штаба войск Семиреченской области, правления Семиреченского казачьего войска, Переселенческого управления по Семиреченской области оставались на своих местах вплоть до свержения Временного Правительства.
Скорее всего, названные люди, хорошо осведомленные о причинах, целях и внутренних причинах произошедших летом 1916 года волнений, но не причастные к непосредственным преступлениям, прежде всего — убийствам, перестали опасаться репрессий со стороны Главного начальника Туркестана практически сразу после смерти генерал-лейтенанта М.А. Фольбаума. Семиреченским чиновникам и военным было известно, что во всём, что касалось реализации Высочайшего повеления от 25 июня 1916 года, они исполняли волю петроградских начальников, и потому могли рассчитывать на их защиту. Обоснованность таких надежд подтвердил сам помощник начальника Переселенческого управления Министерства земледелия граф А.А. Татищев, специально приезжавший в Верный в конце августа 1916 года, чтобы проверить ход реализации разработанного им плана[12].
Семиреченская администрация получала поддержку не только из Петрограда, но и из Ташкента. Прибыв в Туркестан 9 августа, Генерал-адъютант А.Н. Куропаткин уволил двух губернаторов и нескольких полицмейстеров, но не стал увольнять ни генерала М.Р. Ерофеева, оставив его на должности своего помощника, ни начальника Управления земледелия и государственных имуществ Н.М. Булатова. Поэтому эти два ставленника МВД, оставаясь при своих высоких должностях, имели полную возможность проводить политику, диктуемую из Петрограда и «корректировать» шаги, предпринимаемые генерал-губернатором. Семиреченский губернатор М.А. Фольбаум до последнего дня жизни активно взаимодействовал с этими высокопоставленными чиновниками краевой администрации. Подавая из Верного на имя генерал-губернатора А.Н. Куропаткина ежедневные доклады, семиреченский губернатор в обязательном порядке направлял копии его помощнику генералу М.Р. Ерофееву, а значит –содержание документов становилось известным и надворному советнику Н.М. Булатову. Эти двое в свою очередь поставляли информацию в Петроград, первый – в Министерство внутренних дел (т.е. князю В.М. Волконскому), а второй – в Переселенческое управление Министерства Земледелия (т.е. графу А.А. Татищеву), тем самым чиновникам, которые инициировали реквизицию инородцев.
С уходом из жизни губернатора М.А. Фольбаума разорвалась цепочка между непосредственными исполнителями областного, уездного и волостного уровня и начальниками, занимавшими кабинеты в ташкентских и петроградских органах управления. Разрыв этой цепочки соучастников позволил последним не только самим уйти от обвинений и ответственности, но и предпринять шаги по защите от служебных расследований и наказания чиновников из нижнего звена, обеспечив тем самым молчание последних.
4.3. Туркестанское районное Охранное отделение вносит поправки
Туркестанский генерал-губернатор А.Н. Куропаткин был опытным бюрократом и понимал, что, при том составе администрации, который он унаследовал от генерала М.Р. Ерофеева, его возможности полноценно расследовать все тайны «восстания» весьма ограничены. Опытный царедворец был человеком системы, и к тому же за долгую службу в высших эшелонах власти научился переносить поражения. И все же он старался делать все, что было в его силах, требовал отчета от представителей всех органов власти, как на уровне Туркестанского края, так и областных администраций.
Туркестанское районное Охранное отделение (ТРОО) также представило генерал-губернатору рапорт № 4477 о событиях, последовавших после объявления о реквизиции инородцев на тыловые работы. Начальник ТРОО полковник М.Н. Волков подал доклад 13 октября 1916 г., то есть к началу инспекционной поездки генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина в Семиречье. В этом донесении о первых днях восстания в Семиреченской области начальник краевой Охранки докладывал следующее[13]
6 августа сего года было столкновение близ ст. Самсы. В тот же день была разграблена ст. Таргап и ст. Отар, причем с этих станций угнаны все лошади, принадлежавшие почтосодержателям, голов по 70 с каждой станции. Угнали лошадей в большинстве сами же ямщики-киргизы. Между станциями Самсы, Таргап и Отар телеграф был разрушен и прервано почтовое сообщение.
… 7 августа сего года утром киргизы напали на селения южнее почтовой дороги, а именно: Сергеевское, Вильямовское, Костекское и Пригорное…
… 8 августа сего года вооруженное восстание перекинулось через горы в район р. Чу, где расположены селения Дмитриевское, Краснореченское, Токмак, Ак-Пикет (Белый Пикет), Быстрореченское, Самсоновское и Ново-Российское, и 8-го вечером начался грабеж принадлежащего этим селениям скота, бывшего в поле, а 9-го все эти селения были осаждены кара-киргизами Чуйской и отчасти Загорной долины…
… Восстание в районе оз. Иссык-Куля поднялось 10 августа с. г., причем в этот день около сел. Бачино «Рыбачье» кара—киргизами Мокуша Шабданова был ограблен транспорт оружия в числе 178 винтовок системы «бердан» и свыше 35 тыс. патронов к ним.
Бросается в глаза, что во всех конкретных данных по вопросу об «оружейном транспорте» имеются противоречия между докладом жандармского полковника М.Н. Волкова и рапортом, который генерал-губернатор А.Н. Куропаткин послал в Петроград в феврале 1917 года. Не совпадают ни даты событий, ни количество утраченного оружия и боеприпасов. В донесении руководителя Туркестанской охранки, в отличие от доклада генерал-губернатора, ничего не сказано ни о погибших конвоирах, ни о назначении оружия, но зато названо имя организатора нападения.
В изложении обстоятельств дела в докладе генерал-губернатораА.Н. Куропаткина имеются явные умолчания, но и донесение главы Туркестанской охранки составлено тоже не без лукавства. Дата нападения в нем смещена, но не на 6 августа, то есть на три дня ранее реальной, как в генерал-губернаторском рапорте, а на один день позднее. Цель этих махинаций с датами в обоих случаях одна и та же: желание связать захват оружейного обоза с началом массовых антиправительственных действий киргизов. Только генерал-адъютант А.Н. Куропаткин переносит дату вперед, тем самым делая захват оружия сигналом к всеобщему выступлению киргизов Пишпекского уезда, а жандармский подполковник М.Н. Волков — отодвигает дату на один день позже реальной, чтобы связать ее с началом «знаковых» для русской власти эпизодов — погромами русских поселений в Пржевальском уезде по обоим берегам Иссык-Куля, сопровождавшихся многочисленными убийствами и пленением русских переселенцев. В жандармском докладе от 13 октября впервые звучит имя Мокуша Шабданова, как «главаря всех киргизских шаек» и организатора ограбления. Эта информация для большинства туркестанских начальников, например, для того же генерала от инфантерии М.Р. Ерофеева, могла остаться незамеченной. Но «старым туркестанцем» А.Н. Куропаткиным она была принята настороженно и с недоумением, которое потом выразилось в вопросе, заданном ротмистру В.Ф. Железнякову: «Как могло случиться, что дети Шабдана — вернейшего слуги русских, стали во главе мятежа?»[14] Возможно, именно с этого вопроса генерал-губернатора начали одолевать сомнения в том, что ему говорили правду о природе восстания, а возможно также, что подозрения появились еще раньше, а эта информация только усилила их.
На наш взгляд примечательно то, что начальник Туркестанского Охранного отделения, информируя генерал-губернатора, не задается естественным вопросом: «Почему это ограбление стало возможным?» Эту несвойственную полицейским «нелюбопытность» можно объяснить тем, что подполковник М.Н. Волков осознает, что, задавшись таким вопросом и начав поиск ответа на него, неизбежно выйдешь на такие факты, которые не только признать, но и допустить их возможность было равносильно признанию в соучастии в преступлении. Подозревать обман — это одно, но официально утверждать, что Главного начальника Туркестанского края обманули его подчиненные, — это совсем другое дело. Указать на это генералу А.Н. Куропаткину не мог решиться никто, к пониманию этого он должен был прийти сам.
4.4. Три «частных» доклада против десятка официальных
Рассмотренная в первой и второй частях нашего исследования «губернаторская версия» захвата транспорта с оружием была доложена генерал-губернатору А.Н. Куропаткину в 20-х числах августа, то есть практически сразу после разгрома транспорта. Она базировалась на нескольких докладах семиреченских администраторов и подтверждалась рапортами и показаниями косвенных свидетелей. В последующие два месяца данная версия событий не претерпела ни изменений, ни дополнений, несмотря на множество белых пятен. Эта же версия была изложена и во Всеподданнейшем докладе, составленном в администрации Семиреченской области, подписанном вр.и.д. губернатора полковником А.И. Алексеевым и отправленном в Петроград из Верного 4 марта 1917 года.
Поручение подготовить такой доклад вр.и.д. губернатора Семиречья получил из администрации генерал-губернатора еще в декабре 1916 года. Это задание было вызвано упомянутым в части 3 нашего расследования письмом военного министра Д. С. Шуваева от 3 декабря 1916 года № 3787, которым Туркестанскому генерал-губернатору предлагалось представить в Военное ведомство до 1 января 1917 года пакет документов о событиях, связанных с реквизицией инородцев.
Как и полагается в таких случаях, генерал-губернатор А.Н. Куропаткин направил областным начальникам всех пяти областей Туркестана циркулярное письмо с предложением письменно доложить о ходе «восстания» на вверенных им территориях. Руководители областей немедленно потребовали соответствующие доклады от начальников тех уездов, в которых были беспорядки или проводились силовые акции, включая карательные операции. Административная машина заработала на полную мощность.
Кроме официальных докладов генерал-губернатор А.Н. Куропаткин поручил нескольким лицам, из числа встречавших его в Семиречье, представить свое личное, не вполне официальное, мнение о том, чем или кем были вызваны столь масштабные беспорядки в этой части Туркестанского края. Судя по известным к настоящему времени документам, подобные поручения получили руководивший действиями карательных отрядов в Пишпекском и Нарынском уездах начальник штаба 6-го ополченческого корпуса полковник Л.В. Слинко[15]; депутат Государственной Думы II-ого созыва, инженер путей сообщения М.Т. Тынышпаев[16] и Заведующий розыскным пунктом в Верном и Семиреченской области ротмистр Отдельного корпуса жандармов В.Ф. Железняков[17].
Помимо этих полуофициальных поручений в октябре 1916 года генерал-губернатор А.Н. Куропаткин дал официальное задание Прокурору Верненского окружного суда К.М. Вахрушеву возбудить уголовные дела и начать расследование всех преступлений, совершенных в ходе «киргизского восстания». Во исполнение этого распоряжения Верненский окружной суд инициировал открытие производства по нескольким десяткам уголовных дел. Свой доклад представило и Туркестанское районное Охранное отделение, возглавляемое полковником М.Н. Волковым. Указание начать служебное расследование по всем эпизодам, связанным с грабежами и убийствами в период с июля по октябрь 1916 года, получил и полковник А.И. Алексеев. Последнему это было поручено Главным начальником края, когда он еще был в должности вице-губернатора Семиреченской области, то есть при жизни генерала М.А. Фольбаума.
Каждый из этих документов по отдельности и все они в совокупности дают такое описание происшедшего в июле-сентябре 1916 года в Семиреченской области, которое категорически не соответствует картине, складывавшейся из ежедневных рапортов и докладов семиреченского губернатора М.А. Фольбаума и подобранных им начальников уездов. Поскольку ни в одном из трех названных документов утраченный транспорт с оружием напрямую не упоминается, для настоящего исследования они лишь создают общий фон, но не содержат конкретной, значимой информации. Отметим только, что в справке М.Т. Тынышпаева специально рассматриваются действия сыновей Шабдана Джантаева. Как было сказано выше, по «губернаторской версии», уточненной Охранным отделением, один из братьев — Мокуш Шабданов — являлся «главарем всех киргизских шаек», и, следовательно, — и главным организатором захвата транспорта с оружием, тем более, что произошло оно на территории, относящейся к Сарыбагишевской волости. В подготовленной для Главного начальника края справке М.Т. Тынышпаев не отрицает руководящую роль братьев Шабдановых в августовских событиях, но приведенные казахским инженером сведения фактически показывают, что доказательств такой роли тоже нет.
Отсутствие подтверждений заговора против русских со стороны братьев Шабдановых не должно было удивить старого туркестанца А.Н. Куропаткина. Ведь недаром, давая поручение М.Т. Тынышпаеву и В.Ф. Железнякову представить личное мнение о причинах произошедших выступлений, генерал-губернатор выразил недоумение по поводу того, что восстание возглавили дети именно того человека, который считался надежным союзником властей, что и зафиксировал в своем докладе Ромистр В.Ф Железняков.
Благодаря полученным докладам независимых экспертов сомнения, одолевавшие генерала в отношении адекватности сведений, поставляемых из Верного, только усилились, ибо и инженер М.Т. Тынышпаев, и заведующий политическим сыском в Семиречье ротмистр В.Ф. Железняков откровенно писали о неблаговидной деятельности семиреченской администрации. В рапорте полковника Л.В. Слинко тоже говорилось о некоторых аспектах действий киргизов, которые противоречили картине, нарисованной людьми губернатора А.М. Фольбаума. Информация, полученная генералом А.Н. Куропаткиным после завершения поездки в Семиречье от разных по должности и информированности лиц и дополненная разговорами с представителями киргизского населения, отразилась в записях, которые генерал-губернатор сделал в своем дневнике[18].
То же, что до сих пор проделывалось над киргизами, имело результатом восстание их в Семиреченской области и гибель 2 500 русских людей. … Киргизы жаловались, что большие денежные жертвы, принесенные ими в целях получить образование, не были использованы. Жаловались, что русско-туземные школы не давали их детям знания русского языка, просили хорошей школы. … Просили защиты от лесного ведомства. Просили закрепить за ними такие земельные участки, которые по произволу каждого мелкого чина переселенческого управления нельзя было бы отбирать у них. Жалобы основательные. Просили оградить их от деятельности охранного отделения (провокация).
Эта дневниковая запись, сделанная генералом в конце декабря 1916 года, основана на заявлениях о провокационной деятельности полицейских чинов, которые генерал-губернатор услышал еще в октябре по дороге в Верный, когда проезжал через село Беловодское. На дороге у села, где было совершено дикое по своей жестокости массовое убийство безоружных киргизов[19], вдовы убитых ждали приезда ярым-падиша, чтобы попросить защиты. В ноябре о том же писал Военный министр Д.С. Шуваев, ссылаясь на слова депутата А.Ф. Керенского. В тот же период о провокационной деятельности полицейских чинов писали жандармский офицер В.Ф. Железняков и киргизский (казахский) интеллигент М.Т. Тынышпаев. Причем эти двое не ограничивались просто констатацией двусмысленности в деятельности команды губернатора М.А. Фольбаума, а в один голос назвали имена истинных зачинщиков мятежа. И это были вовсе не киргизские манапы или бии, не немецкие агенты и не китайские анархисты. В полученных генерал-губернатором докладах в качестве главного виновника был назван полицмейстер города Верного и начальник охранного отделения Семиреченской области штабс-ротмистра Ф.И. Поротиков. Главным исполнителем авантюр и провокаций полицмейстера назывался «наманганский сарт» Закирбай Исабаев, а их покровителем — сам генерал-лейтенант М.А. Фольбаум.
О том, как сложилась, что представляла собой эта «семиреченская мафия», и чем она занималась, заведующий Верненским розыскным пунктом ротмистр В.Ф. Железняков написал в своем докладе Главному начальнику края[20]
Со вступлением на должность Верненского полицмейстера штабс-ротмистра Поротикова, человека, безусловно, умного и ловкого, но не отличающегося честностью, им была организована целая система сыска между мусульманами, а в последние годы и между киргизами. Система эта заключалась в том, что при помощи одного из своих приближенных, Наманганского сарта Закира Исабаева, не состоящего на какой-либо службе, г. Поротиков набрал всякие отбросы туземцев, которые разъезжали по области, открыто выдавая себя за «жандаров», наводя страх на туземное население и нещадно его обирая. Слово «жандар» стало синонимом «вымогателя» и пугалом для туземцев, так как донос самого Исабаева или его своры подвергал туземца опасности быть обвиненным в преступлении или общем, или политическом. Полицмейстеру удалось войти в доверие к покойному губернатору генерал-лейтенанту Соколову-Соколинскому (Фольбауму) и настолько подчинить его своему влиянию, что его доклада, даже необоснованного было достаточно, чтобы тот или другой туземец попал в тюрьму. Попутно «жандары» обделывали дела и делишки Исабаева и Поротикова. Страх перед «жандарами» был настолько велик, что перед ними преклонялись, откупаясь самые влиятельные «почетные» и «манапы».
Деятельность этой пары и прикормленной ими «своры» ротмистр В.Ф. Железняков назвал «пятым слагаемым к мятежу». А бывший депутат Государственной думы М.Т. Тынышпаев в показаниях, данных мировому судье в феврале 1917 года, уточнил, в чем конкретно выразилась деятельность полицмейстера Ф.И. Поротикова и его подручных в июле 1916 года[21]:
Считаю нужным, кстати, упомянуть о действиях агентов полицмейстера Поротикова перед событиями в Верненском, Пишпекском и Пржевальском у[ездах]… Задолго до означенных событий (13 июля) агентами Поротикова были арестованы киргизы Джаилмышевской вол. Верненского у. Сят Ниязбеков, Танеке и другие; другие агенты перевалили через горы, побывали в дунганском пос. Каракунгузе (по соседству с волостями Атекенской и Сарыбашевской), арестовали волостного Булара Магуева, не пожелавшего дать выкуп; третьи агенты в июле и в начале августа побывали в Пржевальском у., откуда Исабаев вернулся с дорогими вещами, нагруженными на 2 лошадях 2 п[уда]. опиума, проданными им в Чарыне по 35 руб. за фунт. Во всех трех указанных местах или вблизи их впоследствии возникли серьезнейшие события. Невольно спрашиваешь себя, почему печальные события произошли именно в тех местах, где перед тем побывали агенты Поротикова. Чем вообще занимался полицмейстер Поротиков и его сотрудники, известно киргизам Верненского, Копальского, Пишпекского и Пржевальского уезда.
В тех же показаниях М.Т. Тынышпаев прямо говорит о том, что Исабаев подстрекал киргизов к убийству русских людей
…. ботпаевцы[22]. Увидев агента полицмейстера Поротикова — известного Закира Исабаева стали откупаться в надежде, что скотом, деньгами, кошмами и дорогими седлами, даваемыми Исабаеву, они будут спасены; так как этот обирала Исабаев не был никем тронут в то время, когда киргизы стали позволять себе убийства русских крестьян, я склонен предполагать, что Исабаев давал согласие на эти дикости и даже подстрекал народ (от Исабаева можно ожидать решительно всего).
Если же говорить о докладе полковника Л.В. Слинко, который в августе-сентябре 1916 года являлся командиром всех карательных войск, действовавших в Пишпекском и Пржевальском уездах, то в этом документе обращает на себя внимание следующее наблюдение полковника[23]
Лучшим доказательством того, что мятеж был направлен исключительно против переселенцев, а не против вообще русских, может служить то обстоятельство, что в то время как в районе действий вверенных мне отрядов ни одна, даже самая незначительная, казачья станица не подверглась нападению киргиз, в то время рядом расположенные большие русские поселки были сожжены дотла. При этом докладываю, что речи о том, что киргизы якобы боялись казаков и потому не нападали на станицы, быть не может, так как они прекрасно знали, что и в станицах, также, как и в поселках оставались лишь старики, женщины и дети.
Это наблюдение полковника Л.В. Слинко сделано на основе ситуации с казачьим выселком Занарынский, располагавшемся на южном берегу Иссык-Куля в сотнях верст от ближайшего поселения русских, не считая переселенческого села Кольцовское (Кольцовка), отстоящего менее чем на 15 верст от Занарынского. Выселок, состоящий менее чем из десяти дворов, остался нетронутым во все время восстания, но при этом переселенческая Кольцовка, из более чем 70 дворов, было сожжена полностью, ее мужское население — истреблено, а женское — взято в плен. Там же был убит помощник Пржевальского воинского начальника Ф.П. Каичев. При этом полтора десятка казаков, составлявших конвой надворного советника Ф.П. Каичева и имевших приказ вывести обоз кольцовских крестьян в Пржевальск, благополучно и без потерь вернулись в Нарын.
Все эти «странности» киргизского восстания становятся вполне объяснимыми, если вспомнить, что и полицмейстер Ф.И. Поротиков, и жители выселка Занарынский, и казачий конвой советника Ф.П. Каичева, и упоминавшийся ранее прапорщик Букин, и сам военный губернатор М.А. Фольбаум состояли в списках Семиреченского казачьего войска. Все они буквально через несколько месяцев стали главными «выгодополучателями» киргизского восстания, так как все земли, в том числе и те, где было селение Кольцовка, были отданы под казачьи станицы этого войска.
Все приведенные сведения были доложены Туркестанскому генерал-губернатору, всё это было известно и ему самому, и ротмистру В.Ф. Железнякову, и полковнику Л.В. Слинко, и инженеру М.Т. Тынышпаеву и множеству других жителей Семиречья, приближенных к власти и понимавших суть происходящего. Но был и один факт, имеющий самое прямое отношение к «транспорту с оружием», который знал только генерал-адъютант А.Н. Куропаткин и несколько офицеров Штаба Туркестанского военного округа.
4.5. Экстраординарные расходы штабс-ротмистра Ф.И. Поротикова
Дневниковая запись генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина от 14 октября 1916 года о том, что ему никто не доложил о судьбе оружейного транспорта[24], была сделана не для потомков и не для будущих историков. Это был один из пунктов «памятки», то есть краткого изложения поручений, которые генерал-губернатор передавал своим адъютантам для оформления в установленном порядке и последующего исполнения.
В архивном фонде Штаба ТВО сохранилось документальное подтверждение, что пункт IX дневниковой записи генерала А.Н. Куропаткина был принят к исполнению немедленно. Речь идет о запросе, который 15 октября 1916, то есть буквально на следующий день, направил помощник начальника Штаба Туркестанского военного округа полковник М.Н. Михайловский в Управление артиллерии ТВО. Этот запрос был очень коротким и касался весьма щекотливой темы[25]:
Разрешается ли вообще отпускать винтовки и патроны за деньги и, в утвердительном случае, на основании какого законоположения и в каких случаях. 36732 Михайловский
Запрос полковника М.Н. Михайловского последовал 15 октября 1916 года, то есть буквально на следующий день после того, как Командующий войсками Туркестанского военного округа генерал-адъютант А.Н. Куропаткин сделал запись в своем дневнике об отсутствии результатов дознания об оружейном транспорте. Поэтому есть все основания полагать, что эта переписка между Штабом ТВО и Окружным артиллерийским управлением имеет непосредственное отношение к описываемому инциденту. Сам факт направления помощником начальника Штаба запроса о законности «коммерческого» отпуска оружия с армейских складов означал, что покупателем винтовок являлось лицо, не имеющее отношение к армии. Появление неких «частных лиц» само по себе являлось признанием того, что неоднократные заявления Семиреченской администрации о направлении винтовок для вооружения отделения конского запаса (неважно, в Нарыне или Пржевальске) изначально были лживы. Такая ложь могла удовлетворить штатского человека, но любому военному было известно, что численность таких отделений нигде и никогда не превышала двух десятков человек. Соответственно поставка для вооружения такого небольшого по численности подразделения более чем 170 винтовок была нонсенсом. Это было очевидно и генерал-лейтенанту М.А. Фольбауму и генерал-адъютанту А.Н. Куропаткину. Поэтому первому ничего не оставалось делать, как признать, что ружья с казенного склада были отпущены частным лицам за деньги.
Принадлежность оружейного транспорта некоему частному лицу, безусловно, могла снять многие вопросы — прежде всего об организации движения, выборе маршрута, и, конечно же, о конвоировании. Если оружие на законных основаниях выкупило частное лицо, то военному губернатору и его службам нет дела до того, куда покупатель везет купленные им винтовки, а органы власти не обязаны обеспечивать безопасность этой транспортировки. Но про данный оружейный обоз этого сказать нельзя: ведь вопрос ставился не об отсутствии охраны, а о ее малочисленности. Кроме того, именно администрация подняла вопрос о захвате транспорта и настойчиво утверждала, что оружие было предназначено для подразделений военного ведомства. Но даже если этим пренебречь и принять версию приобретения ружей за деньги, без ответа оставался и главный вопрос, «Кто конкретно являлся этим частным лицом?» Объяснения, предложенные семиреченской администрацией, генерал-губернатор не счел достаточными и во время пребывания в Верном потребовал продолжения расследования. Этим и объясняется запрос, отправленный полковником М.Н. Михайловским.
27 октября 1916 года начальник артиллерии ТВО генерал-лейтенант Л.А. Позоев направил в Штаб Туркестанского Военного Округа ответ на этот запрос «Справку о порядке отпуска из артиллерийских складов посторонним ведомствам и частным лицам оружия»[26], согласно которой
… В случае потребности в отпуске оружия из артиллерийских складов посторонние ведомства и частные лица должны возбуждать ходатайства в порядке ст. 1493 книги 19-ой Свода Военных Постановлений перед главным артиллерийским управлением, первые — через свои центральные управления, а вторые — через соответствующие органы администрации. В экстренных, не терпящих отлагательств случаях отпуск оружия упомянутым ведомствам и лицам производится по приказанию командующего войсками округа в порядке статьи 40-й книги 2-й Свода Военных Постановлений. 11733 Генерал-лейтенант Позоев
Из этого ответа следовало, что частные лица и сторонние, то есть не относящиеся к армии, учреждения могут получать оружие со складов в порядке, установленном в Своде военных постановлений книги XIX статье 1493. Учитывая важность для нашего расследования обстоятельств получения оружия со склада, приведем эту статью полностью[27]
1493. В случае поступления от центральных управлений министерств требований, главное артиллерийское управление может, насколько это признается возможным без ущерба довольствию войск, отпускать за деньги, из наличия складов оружие, запасные части и прочую принадлежность всем ведомствам и казенным местам для их надобностей, в случай действительной потребности, при условии, что ответственность за это оружие и за действительность потребности в нем будет принята на себя тем ведомством, которому представлено требование на оружие.
Отпуск упомянутых выше предметов вооружения для чинов полиции производится по ходатайствам подлежащих губернаторов непосредственным распоряжением начальников артиллерии округов.
Отпуск оружия и патронов за деньги, частным лицам и учреждениям может быть также произведен распоряжениями главного артиллерийского управления, но лишь при условии поступления о том ходатайств от Департамента полиции, на ответственность этого Департамента.
Из приведенной уставной нормы следует, что, частные лица имели право и могли получать оружие с артиллерийского склада за деньги. Но для этого они должны были направить обоснованное ходатайство в Департамент полиции, которое принимало на себя ответственность за все возможные эксцессы. Окончательное разрешение могло выдать только Главное артиллерийское управление Военного министерства. Здесь надо напомнить, что и Департамент Полиции, и Главное артиллерийское управление являлись центральными органами управления Российской Империи и располагались в Петрограде. Эти обстоятельства делали получение оружия каким-либо частным лицом в городе Верном Семиреченской области в законном порядке просто нереальным.
Значительно более реалистичным является приобретение партии оружия чинами полиции, так как в статье 1493 Свода военных постановлений для них установлены особые возможности. Полицейским не было необходимости обращаться в столицу — ходатайство о выдаче оружия за деньги мог подписать губернатор области. Сложность заключалась в том, что окончательное разрешение на отпуск оружия по закону мог дать только начальник артиллерии военного округа, в Туркестане эту должность занимал генерал-лейтенант Л.А. Позоев. А он, судя по его рапорту №11733 от 27 октября 1916 года, такого разрешения в июле 1916 года никому не давал.
Несмотря на это, гипотеза, что оружие было получено якобы для нужд подразделений Министерства внутренних дел, представляется вполне логичной. Реальность таких действий подтверждается тем, что организовать подобную закупку в далекой от петроградских министерств Семиреченской области мог чиновник МВД, который часто упоминается в показаниях свидетелей и в донесениях ротмистра В.Ф. Железнякова, — полицмейстер города Верного штабс-капитан Ф.И. Поротиков. Именно он, имеющий практически ничем не ограниченную власть на всей территории Семиречья, мог провернуть это дело, не запрашивая Ташкент, а заручившись разрешением Главного начальника Семиреченской области — губернатора М.А. Фольбаума.
Для подтверждения такой возможности следует напомнить мнение об отношениях губернатора и полицмейстера, которое высказал заведующий Верненским розыскным пунктом ротмистр Отдельного корпуса жандармов В.Ф. Железняков в упомянутом выше докладе, представленном в ноябре 1916 года генерал-губернатору А.Н. Куропаткину. Жандармский офицер на основе собственных наблюдений утверждал
… влияние г. Поротикова на покойного Губернатора было настолько велико, что я ничего поделать не мог.
Если даже жандармский ротмистр В.Ф. Железняков признавал всесилие полицмейстера, то уже нет особой надобности в других доказательствах наличия у штабс-ротмистра Ф.И. Поротикова возможности получить со склада оружие. Достаточно сказать, что, ознакомившись с докладом жандармского ротмистра, генерал-губернатор А.Н. Куропаткин в дневниковой записи от 22 декабря 1916 года прямо называет полицмейстера Ф.И. Поротикова «аферистом»[28].
Однако все это еще не доказывает, что именно Верненский полицмейстер Ф.И. Поротиков закупил оружие на артиллерийском складе г. Верного и отправил обоз в долгое путешествие, закончившееся у почтовой станции Кутемалды. В результате поиска дополнительных доказательств, в делах Штаба Туркестанского военного округа нами была обнаружена докладная записка № 1626 генерала М.А. Фольбаума следующего содержания[29]:
Начальнику Штаба Туркестанского военного округа
Полицмейстер города Верного штабс-ротмистр Поротиков, производя секретные разведки о мятеже киргиз, дает мне этим путем очень много ценных данных. Не имея в своем распоряжении специальных средств на эту цель, мною было выдано штабс-ротмистру Поротикову для дальнейших секретных разведок из сумм, состоящих в моем распоряжении на экстраординарные расходы по мобилизации 1000 рублей, о чем и сообщаю.
Генерал-лейтенант /подпись/ Фольбаум
Помимо собственно содержания в этом документе есть много примечательного. Во-первых, докладная записка исх. № 1626 датирована 23 августа 1916 года, а зарегистрирована в канцелярии Штаба Туркестанского военного округа только 13 сентября того же года. Секретная депеша из Верного в Ташкент не могла добираться три недели. Это означает, что подписанная и зарегистрированная бумага «вылеживалась» в каком-то кабинете. Не менее двух недель кто-то размышлял, отправить эту бумагу или лучше от этого воздержаться. И это — неудивительно. С одной стороны, тысяча рублей — сумма немалая, а с другой, — обоснованность такого расходования бюджетных средств очень сомнительна. Последнее мнение принадлежит не нам, — на докладной записке № 1626 рукой начальника Штаба ТВО генерал-майора Н.Н. Сиверса сделана короткая резолюция:
Законно ли это? С[иверс] 12/IX
Это значит, что и у ближайшего соратника генерал-губернатора А.Н. Куропаткина финансовая помощь полицмейстеру из фондов Семиреченского губернатора вызвала недоумение. Но для нашего исследования этот документ — важнейшая находка.
Как мы помним согласно статье 1493 книги XIX Свода военных постановлений, чины полиции могут получать оружие с армейских складов исключительно за плату. Это значит, что ружья и патроны, которые следовали в транспорте, должны были быть кем-то оплачены. В статье 1494 той же книги XIX указано[30]:
Деньги за отпущенные названным выше в статье 1493 ведомствам вещи, по заготовительным ценам с включением стоимости укупорки и провоза, вносятся самими ведомствами в ближайшие кассы министерства финансов.
Докладная записка от 23 августа 1916 года дает все основания предположить, что 1000 рублей, которые губернатор М.А. Фольбаум выдал штабс-ротмистру Ф.И. Поротикову, были компенсацией расходов, которые полицмейстер или его агенты понесли, формируя обоз с оружием. В этом случае становится понятной задержка докладной записки: вся история с транспортом была безусловной аферой, оставлять какие-либо документальные следы которой было крайне опасно. Но 1000 рублей — немалые деньги. И жадность оказалась сильнее, чем осторожность.
Содержание этой переписки подтверждает и без того очевидное: все сообщения о «вооружении отделений конского запаса» были сознательной ложью, предпринятой с целью обмануть высшее начальство. Из приведенных документов следует, что оружие с Верненского артиллерийского склада было выдано, во-первых, за плату, а во-вторых, с нарушением законов, так как разрешить отпуск оружия со склада мог только Командующий войсками военного округа и никто другой. С учетом военного положения, действовавшего в Семиречье с 17 июля 1916 года, такие действия можно было квалифицировать как государственное преступление.
Губернатор М.А. Фольбаум «по должности» был всего лишь Командующим войсками Семиреченской области, а не всего Туркестанского военного округа. И, хотя изъятие из арсенала столь значительного количества ружей и боеприпасов не могло быть осуществлено без его согласия, подписывать подобные разрешения военный губернатор Семиречья генерал-лейтенант М.А. Фольбаум не имел права. Поэтому неудивительно, что какие-либо подписанные им бумаги с упоминанием о транспорте не обнаружены. С учетом приведенных документов, есть все основания полагать, что генерал-губернатор А.Н. Куропаткин поставил такие вопросы перед губернатором М.А. Фольбаумом, что тот решил ответить на них, покончив жизнь самоубийством.
Сведения о том, продолжалось ли после смерти генерала М.А. Фольбаума расследование по факту отпуска оружия с артиллерийского склада, отсутствуют. Но это уже и не очень существенно, так как ясно главное: транспорт был сформирован незаконно, а декларированные цели, для которых он якобы предназначался, были ложными.
Резюмируя сказанное выше, можно утверждать, что все должностные лица, которые обязаны были знать о транспортировке столь значительной партии оружия и контролировать движение обоза, никаких официальных сношений по этому поводу не вели. Ни отправитель — администрация Семиреченской области и ее глава генерал-лейтенант М.А. Фольбаум, ни посредник, — начальник Пишпекского гарнизона подполковник В.М. Писаржевский, ни получатель, — начальник Пржевальского уезда полковник В. А. Иванов, ни в какие контакты по этому вопросу не вступали. Первый документ, в котором есть официальное упоминание о транспорте с оружием, датирован 17 августа, то есть был составлен через 8 суток после того, как оружие было утрачено.
Этот факт может иметь только одно объяснение: данный обоз изначально был «нелегальным». Транспортируемое оружие не имело надлежащих сопроводительных документов, установленного графика перевозки, и потому производилось бесконтрольно. Должностные лица, без прямого приказа или одобрения которых получение из арсенала и перемещение такого количества оружия было невозможно, либо не знали об этой акции, либо не считали нужным следовать уставным требованиям к таким действиям.
Подобное явление может быть охарактеризовано только как должностное преступление.
4.6. Оружие или оружейный лом
Представляя в части 2 настоящего расследования докладную записку прапорщика Букина и дневниковые записи архимандрита Иринарха, мы обратили внимание на содержащиеся в них упоминания о переделанных и сломанных ружьях. Также выше было сказано, что с учетом значительного количества винтовок и десятков тысяч патронов, которые попали в руки повстанцев после захвата транспорта, не может не удивлять практически полное отсутствие упоминаний в докладах командиров карательных отрядов о серьезных перестрелках между киргизами и русскими войсками, прибывшими в Семиречье. Число военных, убитых или раненых в результате ружейной стрельбы в августе-сентябре, ничтожно. Практически в каждом докладе командиров карательных отрядов о произошедших стычках с «бунтовщиками» сообщается, что «в войсках потерь нет». При этом числе убитых «повстанцев» всегда исчисляется десятками, а иногда и сотнями.
Прямые упоминания о бесцельной и совершенно неэффективной ружейной стрельбе со стороны киргизов в столкновениях, происходивших после 9 августа, встречается в нескольких документах. Факты, приведенные в рапортах прапорщика М.Н. Букина, можно дополнить еще несколькими цитатами. В показаниях о захвате транспорта с оружием, приведенных в материалах Л.В. Лесной (об этих материалах подробно будет рассказано в 5-ой части), имеется свидетельство, что киргизы, захватив обоз и разобрав оружие, тутже бросились в село Рыбачье. Прибыв на берег озера, повстанцы обнаружили, что все население уплывает на баркасах. И дальше записано[31]
Киргизы, напавшие на Рыбачье, были Сарыбагишевской волости, очевидно, те самые, которые грабили транспорт оружия. Они стреляли по лодкам, но пули не долетали, с лодок им отвечали так же безрезультатно.
Учитывая, что дальность стрельбы (не путать с дальностью прямого выстрела!) берданки превышает 1 километр, приведенный факт показывает, что оружие или патроны были не вполне кондиционными. Один из наиболее активных карателей — хорунжий Семиреченского казачьего войска А. фон Берг, отряд которого действовал в Пржевальском уезде, в журнале боевых действий записал[32].
Подъехав к мосту через р. Джаргалан, увидел большой глинобитный дом, окруженный высоким забором. Из дому послышались выстрелы, и пули упали под ногами наших коней; узнав, что тут засели киргизы, я приказал окружить дом и поджечь его. Как только дым наполнил двор, киргизы стали выскакивать из него в поле, но сейчас же падали под клинками казаков; было таким образом перебито 14 чел., одного взяли в плен; отобрано было 6 ружей, 200 голов рогатого скота и много имущества. Двор и постройки сожгли дотла.
И вновь, также, как и в случае с попыткой обстрела баркаса, трудно представить себе, что пули из новых, качественных ружей, выпущенные в людей, которые подошли к засевшим в доме стрелкам так близко, что смогли этот дом поджечь (то есть не дальше, чем метров 25), падали под ноги коней поджигателей. На таком расстоянии и камешек из хорошей рогатки долетит до цели.
Имеются показания, также касающиеся огнестрельного оружия, отбитого у киргизов, но другого рода. Например, командир джаланашской казачьей сотни семиреков коллежский асессор Чудов, в рапорте от 28 августа сообщает губернатору М.А. Фольбауму[33]
Киргизов убито и ранено человек 70—80. Взято живыми 13 чел., которые сданы в Пржевальскую тюрьму. Скота захвачено: лошадей — 172, рогатого — 1645 и овец — 10221, а всего 12038 голов. Акт о количестве захваченного скота при сем прилагается. Оружия у киргиз[ов] отбито 12—14 ружей и 2 клинка (шашек), немного патронов и приборы для снаряжения гильз и выделывания пуль. Ружья сожжены.
Представляется крайне странным, когда сжигают столь ценные трофеи, как огнестрельное оружие. Особенно во время борьбы с повстанцами и безусловном дефиците огнестрельного оружия. Даже если эти ружья устарели или вышли из строя, в данном случае каждый ствол являлся уликой преступных действий. Уничтожение же улик само по себе является преступлением. Это могло быть сделано для того, чтобы ненароком не привести к выводам, совсем не нужным победителям. Например, вряд ли губернатор обрадовался бы, выяснив, что эти ружья, во-первых, еще недавно хранились на верненском артиллерийском складе, а во-вторых, уже тогда были отбракованы, как негодные для использования.
Такое предположение категорически нельзя считать необоснованным. То, что на артиллерийском (ружейном) складе в городе Верном скопилось значительное количество испорченных ружей является безусловным фактом. Причина такого явления зафиксирована в дневниковой записи генерал-губернатора А.Н. Куропаткина от 11 октября 1916 года[34]
Другая просьба об ружьях. Прежде ружья были, но их отобрали. Кастальский объяснил, что отобрано 4000 ружей, пришедших от дурного содержания в негодность. Просят теперь по 1 ружью на двор, обещают сдать присмотр за оружием старым солдатам.
Этот факт окончательно расставляет все точки над i. Полицмейстер Ф.И. Поротиков, формируя транспорт с оружием и боеприпасами, заведомо направляемый для захвата киргизами, вовсе не собирался передать столь серьезное оружие в руки будущих «бунтовщиков». Этот обоз был нужен исключительно для того, чтобы, во-первых, подтолкнуть киргизов к насилию, и во-вторых, обосновать перед высшими начальниками в Ташкенте необходимость направления в Пишпекский и Пржевальский уезд дополнительных воинских отрядов. Генерал М.А. Фольбаум и штабс-ротмистр Ф.И. Поротиков осознавали, что гнать киргизов с их родной земли придется прежде всего семиреченским казакам. Поэтому, если бы у киргизов и в самом деле оказалось почти две сотни стволов и 30-40 тысяч патронов, то в станицах недосчитались бы очень многих. И тогда уже был бы совсем другой разговор и другое расследование с целью выявления того, кто и как вооружил туземцев боевым оружием. Свои станичники вряд ли бы простили штабс-ротмистру такую авантюру.
А груду ружейного хлама, доведенного переселенцами до нерабочего состояния вполне можно было всучить киргизам. Это было нечто вроде «мертвых душ» из бессмертной поэмы Н.В. Гоголя. На бумаге — вроде бы оружие, а на самом деле даже в качестве пугача никуда не годилось. И перед начальством можно оправдаться: «мол, никакого оружия никто никому не давал».
Все эти хитрости генерал-адъютант Н.А. Куропаткин выявил и понял. Сопоставив информацию о негодном оружии с запиской генерал-лейтенанта Л.А. Позоева, Главный начальник Туркестанского края во всем разобрался и осознал… что исправить он уже ничего не может.
4.7. Страх перед правдой и наказание за него
О четырех тысячах некондиционных стволов, хранящихся на складе в Верном, Туркестанский генерал-губернатор узнал 11 октября 1916 года. Справку генерал-лейтенанта Л.А. Позоева, раскрывающего тайну происхождения «транспорта с оружием», он получил в конце октября 1916 года, через четыре дня после того, как Семиреченский губернатор «ушел от ответа» и из этой жизни. Материалы полковника Л.В. Слинко, инженера М.Т. Тынышпаева, ротмистра В.Ф. Железнякова легли на стол Туркестанского генерал-губернатора в конце 1916 — начале 1917 года. Судя по отметкам на полях доклада ротмистра В.Ф. Железнякова и некоторым записям в дневнике, сделанных генералом А.Н. Куропаткиным, Главный начальник края очень внимательно изучил мнение своих информаторов. Все эти документы, а также материалы уголовных дел, инициированных генералом А.Н. Куропаткиным, позволили ему составить вполне адекватную картину произошедших в Семиречье событий, а правильнее — совершенных в Семиречье преступлений.
Какой окончательный вывод сделал для себя 67 летний генерал-адъютант, мы, увы, однозначно сказать не можем. Но известно, что до конца февраля 1917 года Туркестанский генерал-губернатор подписал всего два документа, в которых давалась общая картина «туркестанского восстания 1916 года».
В первом из них — докладе, составленном Штабом Туркестанского округа в ответ на поручение военного министра Д.С. Шуваева и направленном в Петроград 4 января 1916 года, эпизод с транспортом сочли за благо вообще не упоминать.
Второй документ — это Всеподданнейший рапорт от 22 февраля 1917 года, с запросом Высочайшего согласия на применение драконовских мер по выселению с родных земель сартов Джизакского уезда и киргизов Семиречья. Этот документ с обоснованием «плана Куропаткина» был направлен туркестанским генерал-губернатором на имя царя за 10 дней до отречения последнего российского императора от престола и потому так и не был прочитан Николаем II. С правовой точки зрения это означает, что Всеподданнейший рапорт А.Н. Куропаткина не был утвержден в надлежащем порядке. Соответственно, предложение руководства Туркестанского края об изгнании киргизов из Чуйской, Иссык-Кульской и Чон-Кеминской долин не получило царского одобрения, и потому, по законам Российской Империи, оно не вступило в силу. Отметим для справки, что Временное Правительство хотя и не взяло на себя ответственность за такую депортацию, но и не запретило ее применять, оставив на усмотрение местным властям и тем самым ее одобрило!
Для настоящего расследования важен еще один момент. Во Всеподданнейшем рапорте от 22 февраля 1917 года была сформулирована окончательная официальная версия «захвата киргизами транспорта с оружием»[35]. «Генерал-губернаторская» версия в исполнении для императора была зафиксирована в следующих выражениях
Еще перед началом восстания киргизами был захвачен после гибели небольшого конвоя из 3 нижних чинов, транспорт оружия из 170 берданок и 40 000 патронов, следовавший в Пржевальск
Как видим, генерал-губернатор Туркестанского края принял решение изложить эту постыдную историю в полном соответствии с «губернаторской версией», с той разницей, что дату инцидента Главный начальник Туркестана решил просто не называть, ограничившись указанием, что захват предшествовал восстанию. Но от этой бюрократической уловки лживость рапорта А.Н. Куропаткина не уменьшилась.
Подводя итог анализа документов, поданных генерал-губернатору А.Н. Куропаткину о причинах и содержании «киргизского восстания», можно утверждать, что премудрый ярым-падиша стремился получить полную картину событий, произошедших в Семиреченской области. Генерал-адъютант А.Н. Куропаткин привлек к работе все структуры, находящиеся в его распоряжении. Военные, судейские, полицейские и жандармские чиновники Туркестана с октября 1916 по конец февраля 1917 года писали рапорты, доклады, служебные записки и отчеты. Был запрошен даже представитель гражданского общества из коренного населения — инженер М.Т. Тынышпаев. Генерал А.Н. Куропаткин получил достаточно информации, чтобы разобраться и с эпизодом, имевшим место на выходе из Боомского ущелья 9 августа 1916 года. Совокупность представленных материалов не должна была оставить у генерал-губернатора сомнений в том, что «захват оружейного транспорта» был малой, но наглядной и важной частью колоссальной провокации, частью общего бесчеловечного плана по очистке территории двух уездов Семиречья от киргизского населения.
Генерал-губернатор имел возможность во всём разобраться. Мы полагаем, что он всё понял, в том числе и то, что его обманным путем вынудили не только согласиться с изгнанием киргизов с родных земель, но и взять на себя всю полноту ответственности за этот несправедливый и бесчеловечный акт. И, осознав все это, 68-летний генерал А.Н. Куропаткин не осмелился написать правду своему царю, и потому покорно включил во Всеподданнейший доклад ту же насквозь лживую версию «ограбления транспорта с оружием», которую ему заготовили «аферист» штабс-ротмистр Ф.И. Поротиков и «проходимец» Закир Исабаев. Туркестанский полу-царь струсил и солгал Белому царю. Но история сделала резкий поворот, и Николай II так и не узнал об этом последнем грехе своего любимца. Но все же, — как в наказание за этот страх перед правдой, за это предательство, — преступный план по депортации коренного населения двух уездов, задуманный графом А.А. Татищевым и князем В.М. Волконским, одобренный генерал-лейтенантом М.А. Фольбаумом и воплощенный агентами полицмейстера Ф.И. Поротикова под командой наманганского сарта З. Исабаева, а также казаками Семиреченского казачьего войска, вошел в историю под названием «план Куропаткина».
Невезучим все-таки был генерал-адъютант А.Н. Куропаткин. Видно правильно про него сказал его первый командир генерал Михаил Скобелев:
«Он очень хороший исполнитель и чрезвычайно храбрый офицер… Он храбр в том смысле, что не боится смерти, но труслив в том смысле, что он никогда не в состоянии будет принять решение и взять на себя ответственность».
Однако коварная судьба сложилась так, что ответственность за чужие грехи, в конце концов, возлагали именно на генерала А.Н. Куропаткина. Так было с поражением в русско-японской войне, так получилось и с образованием русских уездов в Семиречье на крови тысяч русских и десятков тысяч киргизов.
Ссылки в тексте:
[1] Шварц В.И., Хроника Кровавого повеления. 1 день до Высочайшего соизволения. — https://daniyarov.kg/2018/09/24/1916-god-khronika-krovavogo-poveleniya-1-den/
[2] РГИА Ф.381. Оп. 41. Д. 29854 Л. 1. — О дополнительном вознаграждении надворному советнику Н.М. Булатову.
[3] РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 736. Л. 43-49об. Заверенная копия. — Журнал особого совещания у вр.и.д. Туркестанского Генерал-губернатора М.Р. Ерофеева 2 июля 1916 г. по вопросу о реквизиции инородцев
[4] РГИА. Ф.391. Оп.6.Д.41. Л. 150-151. Подлинник. — Письмо начальника управления земледелия и государственных имуществ Туркестанского края Булатова от 26 апреля 1916 г.
[5] ЦГА КРФ. И-75. Оп. 1. Д. 46. Л.40-51. Заверенная копия. — Доклад ротмистра В.Ф. Железнякова о донесениях агентуры и шпионской деятельности в Семиречье — https://daniyarov.kg/2020/09/10/dokument-n70-doklad-rotmistra-v-f-zhelez/
[6] ГАРФ. Ф. 102. Оп. 125 д. 130 ч. 11. Л. 1-15 — Показания Александра Ивановича Гиппиуса, генерал-лейтенанта, бывшего военного губернатора Ферганской области, ныне в отставке. Часть 1-ая
[7] О назначении генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина на пост Главного начальника Туркестанского края см. Шварц В. И. — Преступный циркуляр № 18991. Часть 2. — http: //daniyarov. kg/2020/01/04/vladimir-shvarc-prestupnyy-cirkulyar-n-2/
[8]21 августа 1916 года в ответ на непрекращающиеся просьбы губернатора М.А. Фольбаума прислать дополнительные воинские подразделения, генерал-губернатор А.Н. Куропаткин дал телеграмму «Вместе с формированными Вами частями по приходе отправленного вам подкрепления, не считая двух казачьих полков и конной батареи, вы будете располагать 25 ротами, 24 сотнями, 240 конными разведчиками, 16 орудиями, 47 пулеметами. Черняев, Романовский, Кауфман, Скобелев завоевали области Сыр-Дарьинскую, Самаркандскую и Ферганскую меньшими силами».
[9] См. Шварц В.И. Григорий Бройдо заблуждался… но в чем? — https://daniyarov.kg/2019/06/05/vladimir-shvarc-grigoriy-broydo-zablu/
[10] См.Шварц В.И. 1916 год. Хронологический обзор. Дни 114 и 115. https://daniyarov.kg/2016/11/06/1916-god-turkestan-khronologicheskiy-obzo-3/
[11] См. Шварц В. И., «Кадровая политика генерала Фольбаума» Части 1-3. — http: //daniyarov. kg/category/spisok-na-glavnoy/strana/sobstvennye-issledovaniya/1916-nashi-stati/page/2/
[12]РГИА. Ф. 391. Оп. 6. Д. 66. Л. 1-10. О поездке А. А. Татищева в Семиреченскую область летом 1916 года
[13] ЦГА КР. Ф. И-75. Оп. 1. Д. 42. Л. 1-6об. Копия. — Донесение начальника Туркестанского районного охранного отделения М.Н. Волкова № 4477 генерал-губернатору Туркестанского края А.Н. Куропаткину
[14] Шварц В.И. Как могло случиться, что дети Шабдана — вернейшего слуги русских, стали во главе мятежа? https://daniyarov.kg/2016/04/27/general-gubernator-kuropatkin-kak-mo/
[15] ЦГА РК. Ф. 44. On. 1. Д. 20070. Л. 161-163об. — Доклад Начальника штаба 6-го Ополченского корпуса Л. В. Слинко № 2 Командующемe войсками Туркестанского военного округа Генерал-адъютанту А Н. Куропаткину
[16] ЦГА РК. Ф. 380. On. 1. Д. 1. Л. 70об. — Письмо инженера М. Тынышпаева генерал-губернатору Туркестанского края А.Н. Куропаткину о деятельности братьев Шабдановых до восстания и в начале его
[17] РГИА. Ф. 1292. Оп. 1. Д. 1933А. Л. 475–505 — Доклада Заведывающего Розыскным Пунктом в городе Верном и Семиреченской области о причинах мятежа киргиз в Семиреченской области, его течении и настроении населения к текущему моменту» — Опубл. http: //semirechye. rusarchives. ru/dokumenty-po-istorii-sobytiy-1916-g/doklad-zaveduyushchego-vernenskim-zhandarmskim-rozysknym-punktom
[18] РГВИА. Ф. 165. Оп. 1. Д. Д. 1967. Л. 22об-23. Подлинник — Дневник командующего войсками Туркестанского военного округа А.Н. Куропаткина
[19] Документ №68. Из воспоминаний жителя села Беловодское Д.Д.Леонского о массовом убийстве в Боловодском https://daniyarov.kg/2020/08/29/dokument-n67-iz-vospominaniy-zhitelya-se/
[20] РГИА. Ф. 1292. Оп. 1. Д. 1933А. Л. 475–505 — Доклад Заведывающего Розыскным Пунктом в городе Верном. Документ №1. Доклад ротмистра В.Ф. Железнякова…
[21] ЦГА РК. Ф. И-797. Оп. 1. Д. 46. Л. 401-410. Подлинник. — Протокол допроса мировым судьей 4-го участка Черняевского уезда свидетеля М.Т.Тынышпаева об обстоятельствах событий 1916 г. в Семиречье
[22] Ботпаевцы — киргизы (современные казахи), относящиеся к Ботпаевской волости Верненского уезда, проживавшие на территории, граничащей с землями Атекинской и Сарыбагишевской волостей Пишпекского уезда, то есть с «шабдановскими волостями».
[23] ЦГА РК. Ф. 44. On. 1. Д. 20070. Л. 161-163об. — Доклад Начальника штаба 6-го Ополченского корпуса Л. В. Слинко
[24] РГВИА. Ф. 165. Оп. 1. Д. 1967. Л. 28. Подлинник — Дневник генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина, запись от 14 октября 1916 г.
[25]РГВИА. Ф. 1396. Оп. 3. Д. 549. Л. 849об. Подлинник. Отношение полковника М.Н. Михайловского № 36732 от 15 октября 1916 начальнику артиллерии ТВО о допустимости отпуска оружия за деньги
[26] РГВИА. Ф. 1396. Оп. 3. Д. 549. Л. 849 Подлинник — Справка начальника артиллерии Туркестанского Военного Округа о порядке отпуска из артиллерийских складов посторонним ведомствам и частным лицам оружия
[27] Свод военных постановлений 1869 года. Книга XIX — Довольствие войск. (разделы II- VII). — СПб. , Военная типография ГШ, 1910. — стр. 143.
[28] РГВИА. Ф. 165. Оп. 1. Д. 1967. Л. 21об-22. Подлинник — Дневник генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина, запись от 22 декабря 1916 г.
[29] РГВИА. Ф. 1396. Оп. 3. Д. 549. Л. 621. Подлинник — Докладная записка губернатора Семиреченской области М.А. Фольбаума в Штаб Туркестанского военного округа
[30] Свод военных постановлений 1869 года. Книга XIX — Довольствие войск (разделы II- VII). – СПб., Военная типография ГШ, 1910. — стр. 143.
[31] ЦГА КР. Ф. И-75. Оп. 1. Д. 49. Л. 27 — Записи Л. В. Лесной по истории восстания 1916 года. Раздел «Ограбления киргизами транспорта с оружием»
[32] ЦГА КР. Ф. И-75. Д. 11. Л. 28об-39об. Копия. — (Опубл. «Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане. Сборник документов и материалов. Под ред. А.В. Пясковского. М., 1960. Док. № 448) — Дневник начальника карательного отряда фон Берга
[33]ЦГА КР. Ф. 76. Оп. 1. Д. 491. Л. 1-2. Копия. — (Опубл. «Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане. Сборник документов и материалов. Под ред. А.В. Пясковского. М., 1960. док № 463) — Рапорт начальника джаланашского карательного отряда Чудова
[34] РГВИА. Ф. 165. Оп. 1. Д. 1970. Л. 35. — Дневник генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина, запись от 11 октября 1916 г.
[35] АВПРИ. Ф. Среднеазиатский стол. Оп. 486. Д. 252. Л. 23-36об. Заверенная копия. — Рапорт генерал-губернатора Туркестанского края А.Н. Куропаткина Императору Всероссийскому Николаю II
< ЧАСТЬ 3-Я. ВЕРСИЯ ДЛЯ ГОСДУМЫ > ОКОНЧАНИЕ. ЧАСТЬ 5-Я
По теме:
В.ШВАРЦ. ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОР КУРОПАТКИН: «КАК МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ, ЧТО ДЕТИ ШАБДАНА СТАЛИ ВО ГЛАВЕ МЯТЕЖА?»
ДОКУМЕНТ №1. ДОКЛАД РОТМИСТРА В.Ф.ЖЕЛЕЗНЯКОВА О ПРИЧИНАХ МЯТЕЖА КИРГИЗ В СЕМИРЕЧЕНСКОЙ ОБЛАСТИ, ЕГО ТЕЧЕНИИ И НАСТРОЕНИИ НАСЕЛЕНИЯ К ТЕКУЩЕМУ МОМЕНТУ
И еще по теме:
ДОКУМЕНТ №61. ВОСПОМИНАНИЯ ЫБРАЙЫМА СЫНА ТОЛО-АЖЫ О ЗАХВАТЕ ОБОЗА С ОРУЖИЕМ В 1916 Г.
ДОКУМЕНТ №62. РАССКАЗ ИНЖЕНЕРА К.Л.БОНДЫРЕВА О СОБЫТИЯХ 8 АВГУСТА, ЗАПИСАННЫЙ ИМ 02.11.1916
ДОКУМЕНТ №63. 1916 ГОД В ВОСПОМИНАНИЯХ КАРАЧОРОЕВА ЖУНУША, КЫРГЫЗА САРЫБАГЫШЕВСКОЙ ВОЛОСТИ
ДОКУМЕНТ №64. 1916 ГОД В ВОСПОМИНАНИЯХ КЫДЫРАЛИЕВА НУРГАЗЫ ИЗ БАЛЫКЧЫ. ТЕТРАДИ №1 И №12
ДОКУМЕНТ №65. 1916 ГОД В ВОСПОМИНАНИЯХ СУЛЕЙМАНОВА ЭЛЕБЕСА ИЗ БАЛЫКЧЫ. ТЕТРАДЬ №12
ДОКУМЕНТ №66. ДНЕВНИК Н.А.ПОЛТОРАЦКОЙ С ЗАПИСЯМИ О СОБЫТИЯХ 1916 ГОДА В СЕМИРЕЧЬЕ
1916 ГОД. ТУРКЕСТАН. ХРОНОЛОГИЧЕСКИЙ ОБЗОР. ДЕНЬ 39
