Продолжаем знакомить с творчеством кыргызских художников, представленным в коллекции национального музея, глазами искусствоведа ГАМАЛА БОКОНБАЕВА. Это второй раздел из двух, посвященных творчеству Амана Асранкулова.
Асранкулов Аман (1939-1998) — живописец. Родился в городе Фрунзе. В 1964 году окончил Фрунзенское художественное училище и в 1969 году — факультет живописи Московского художественного института им. В.И.Сурикова. Народный художник Кыргызской Республики. С 1971 года-член Союза художников СССР.
Мои родители. Холст, масло, 113,5х97,5, 1985
Стоят рядом родители, готовятся встретить праздничную дату. Сзади на стене висит зеркало пятиугольной формы, вытянутое. Достаточно чуть приглядеться и оказывается, что старики стоят не рядом. Ветеран отражается в зеркале. Впереди зеркала только супруга, это подчеркивает падающая тень. В белом платке, в темном костюме, бережно держит в руках орден. У нее счастливое… и скорбное лицо. Она собирается надеть орден… Но некому. Она смотрит куда-то вдаль, в параллельный зеркальный мир. Там фронтовик, на нем серый костюм с наградами, серая рубашка, бордовый галстук. Седина поднялась от дуновения ветра и переплетается с облаками…. Мы не знаем биографии родителей художника (это, между прочим, задача для музейных исследователей). Из очень скудных сведений известно, что отец художника, БӨРҮБАЙ АСРАНКУЛОВ, ветеран Великой Отечественной войны, родился в 1912 году в Ошской области. В 1985 году министр обороны СССР присуждает ему юбилейную награду, Орден Отечественной войны I степени. Ее держит в руках на картине старушка-мать. И, судя по всему, ветеран этой высокой награды не дождался … В этом же году была написана картина. Колорит невеселый. Серо-охристые, темно-коричневые цвета с небольшими акцентированными цветными вставками. Необычная композиция: все элементы сдвинуты влево. Слева на столике кувшин с цветами, скорее всего, это фиолетовые крокусы, и футляр для ордена. Два желтых цветочка символически поникли. Справа остается пустое поле. Таким образом, орден в руках матери перемещается в центр и обозначается сюжетное значение награды. А возможно, художник хотел дописать правую часть картины… и не стал.
Лето. Холст, масло, 61х65, 1983
Где-то на окраине поля, возле глиняного тандыра, юноша и девушка кушают жареную кукурузу. Угли еще тлеют в печке, рядом черный кумган, остались дрова. Юноша в калпаке и босиком, девушка в красном платье. Ясно, солнечно, судя по теням – полдень. Скорее всего, август, но молодым не жарко. Доминирует охра светлая, вместе с охрой красной, они создают «жареный» колорит. На светлом подмалевке прозрачные тени. Белилами написана теплого оттенка рубашка, обозначен холодный дым от костра. Дополняют огненную палитру узкая полоска синего неба и зеленые деревья под холмами…. Кажется, не только кукуруза поджарилась. Поджарились лето, земля, воздух! Поджарились юноша и девушка. А им не жарко, они – влюбленные! Советские художники умели видеть своеобразную поэзию в простой бесхитростной крестьянской жизни; умели ценить незатейливую романтику степной вольности…. Тема двоих – эта любимая тема кыргызских живописцев, вспомним: Гапара Айтиева «На окраине села» (1959), Александра Воронина «Уч-Курган» (1968). И здесь их тоже двое. Они, конечно, колхозники (а других в те времена и не было), но как здорово убежать от всех и побыть вдвоем. Своровать колхозную кукурузу, зажарить и съесть.
Ожидание. Холст, масло, 81,5х69, 1982
Маленькая девочка держит на спине совсем маленького братика. Она стоит спиной к нам и пристально вглядывается в широкую степь. Одета девочка просто: белое платьице и серая безрукавка. На ногах черные азиатские калоши. Маленький одет в темно-голубое, тех же оттенков, что и вечернее небо. Рядом лежит собака, судя по позе, долго лежит. Ждут возвращения взрослых с колхозных полей. Это понятно: лето, уборка урожая. Папа и мама где-то далеко, нет даже намека на их появление. Когда они вернутся, будет совсем темно. Визуальный образ, почерпнутый из детских воспоминаний: когда долго ждешь, на душе становится страшно тоскливо. Но ожидание всегда заканчивается праздником! … Можно пофантазировать и представить, что маленькие ждут восхода солнца. Это некий символ встречи нового дня, новых надежд! … В любом случае, дети и собачка умилительны в своем ожидании. Ждут радости, счастья, любви! Надеются…. Чуть-чуть пригладить, и картинка превратится в сентиментальную иллюстрацию для женского журнала. Автор хочет избежать сентиментализма, уходит в брутальную эскизность (она и станет авторским почерком!). Это не стилизация под детский рисунок. Здесь явно выражена идеология кыргызского живописного модернизма – изображать незамысловатые сюжеты не официально, иногда жестко, а иногда и жутковато. Изображать проблемы: изображать нарочито неразвитых, не ухоженных детей, и прятать жесткую «идеологию» под неумение рисовать. Однако, для талантливого автора, неумение рисовать и означает рисовать как гениальный ребенок!
Оплакивание. Холст, масло, 97х115, 1982
Оплакивают фронтовика, участника Великой Отечественной войны. Над входом в юрту висит портрет покойного – эта традиция появилась в советское время. Судя по портрету, событие происходит не ранее 1943 года (после введения в Красной Армии погон); фронтовик в фуражке, наверное, был сержантом или офицером. Над юртой на шесте висит темная материя. Обычно материя черного цвета оповещает, что умер человек среднего возраста. А возможно, это верхняя одежда покойного. Зачем это сделано? Среди собравшихся не видно мужчин – только малые дети и старики. В центре согнулся и причитает подросток. Выделяется фигура одноногого инвалида. Значит событие происходит во время войны. Справа сбились в безутешную кучу дети покойного и старик-отец. Женщины сидят внутри юрты, они обрисованы одним черным силуэтом. Старики собираются снаружи, обычно напротив того места, где лежит тело. Не видно муллы. Следуя древним обычаям, для покойного ставят отдельную юрту, где совершаются омовение и проводы. Каждый может прийти, выразить сочувствие и попрощаться. И здесь возникают вопросы. Возможно, фронтовик умер от ранений дома. Но место в юрте, где должен лежать покойник – пусто. В той, далекой, войне во время боевых действий практически невозможно было доставить тело погибшего на Родину. Обычно хоронили в братской могиле и присылали похоронку. Решили оплакивать без тела?.. В такой трактовке пространство трагедии расширяется до бесконечности. И мужество народа расширяется до бесконечности. На родине решили проводить в последний путь дух героя. Выполнить последний долг перед памятью. Такие опасные темы смело задевали художники 70-х годов прошлого столетия. И такая бесконечная смелость недостижима для нынешнего поколения.
В древности придерживались убеждения: усопшие без могил не могут найти посмертного успокоения, страдают и мстят. Поэтому необходима символическая могила, даже если нет тела.
Кузнец. Холст, масло, 79,5х60,5, 1980
Кузнец в своей кузнице с помощью огня, таинства и мастерства, подчиняет своей воле упорное железо. Голый по пояс, в белом обожженном фартуке, держит на наковальне в клещах треугольную деталь, похожую на амулет! А возможно, это просто топорище. Кажется, что вторая рука кудесника достает огонь прямо из горна. Станиной для наковальни служит огромный пень. С потолка свисает деревянное коромысло для ручной подкачки воздуха в меха. Огонь из печи освещает мастерскую. До дальних стен и потолка свет не доходит, их формируют отсветы зеленого оттенка. Оконные проемы темные. Вечер или ночь? Полукруглые своды печи светло-голубые, как будто от них исходит потусторонний свет. Художник точен и прост, он пользуется жизненными наблюдениями и своим внутренним взором, и потому картина получилась правильная. Кузнец – сильный, крепкий мужчина, интересный своей индивидуальностью. Он не винтик равнодушной системы. Это брутальный символ человеческого непослушания, непохожести и неповторимости. Его продукция востребована, но ему приходится работать по ночам. Советская система считает, что в эпоху индустриализации кузнец – это пережиток средневековья, а кузница – источник нетрудовых доходов. Индивидуалист кузнец в своей частной кузнице работает по ночам, и не хочет встречаться с фининспектором.
Табак нового урожая (Колхозники). Холст, масло. 145 х121, 1980
Под навесом сушатся листья табака. Здесь же за столом из ящиков, на стульях из ящиков, расположились колхозники. В центре сидит человек в черной шляпе и в костюме (возможно, агроном-технолог), готовит самодельные папиросы. Сидящий слева ждет своей очереди и дает ценные указания. Стоящий затянулся самокруткой, сложил руки на груди и замер на минутку, даже дыма не видно. Пробует аромат. Колхозники перед отправкой на табачную фабрику пробуют новый урожай и их оценка самая настоящая. Это неформальная оценка и импровизированная лаборатория. Колорит картины землистый, как и сам табак, как земля, на которой он вырос. Угадывается влияние картины Винсента Ван-Гога «Едоки картофеля». По цвету, фактуре, отдельным персонажам. Но смысл происходящего несколько иной. Колхозники сопротивляются отчуждению. Они не хотят быть винтиками. Они не кирпичики светлого будущего – это их жизнь, их работа, вкус ихнего табака, единственного и неповторимого. Вспоминаются рабочие из гениального фильма Отара Иоселиани «Листопад». Там виноделы, а здесь табаководы. Трудящиеся знают всему цену, не выпендриваются, строят, как могут, социализм. А почему они выглядят убого? Потому что колхозники? И вера в советскую власть подорвана? Рабочие и колхозники при любой власти работали, ценили профессию, марку держали, берегли достоинство и надеялись, что все это не зря. Выглядят они убого, зато души у них золотые, как листья табака нового урожая.
Организаторы первых комсомольских ячеек в городе Ош Касымбековы. Холст, масло, 138,5х130, 1978
Вот что пишет об этой удивительной работе известный искусствовед Ольга Петровна Попова: «Глубиной социального содержания, обобщенностью художественного языка отличается «Портрет организаторов комсомольских ячеек в Оше Касымбековых». Этот портрет-биография, овеянная романтикой первых лет Советской власти в Южной Киргизии, портрет-раздумье». На открытой террасе за столом сидит молодой боец в гимнастерке. Рядом выделяется на фоне освещенной стены светловолосая супруга. Лето в самом разгаре, в саду буйная зелень и таинственные тени. Молодой человек одной рукой облокотился о стол, подперев голову, другой – держит книгу на коленях. Задумался, мечтает о торжестве социализма? Или о своем личном счастье? Или обо всем вместе и неразрывно? О супруге мало что известно. Только одно предложение, скупое свидетельство с инициалами: «Активные участники партийных и комсомольских ячеек в Ошском уезде в 1918-1920 гг. супруги С. Ф. и Е. К. Касымбековы». И все! Почему в биографии Санжара Касымбекова нет информации о его супруге? Нам остается только гадать. Отсутствие информации будит воображение. Кажется, что художник в светловолосой женщине увидел образ России! Обаятельный и непреклонный, нескладный и чарующий. Символ Веры, Надежды, Любви! И жертвы! И национальность не важна – важна духовная близость. Шаблоны неинтересны. Легко прочитываются и быстро забываются. Запоминаются загадки… А не беременна ли Е. К. Касымбекова? … О самом герое известно гораздо больше. Санжар Фозилбекович Касымбеков – узбек, родился в 1900 (по другим данным в 1902) году, получил образование в Андижанском реальном училище. В 1917 году вернулся в родной город. Один из первых комсомольцев города Ош. В 1918 году вступил в партию большевиков. Активный участник установления Советской власти в Туркестанском крае, борец с контрреволюцией и басмачеством. Руководитель Ошского уезда. Был жестоко убит в ноябре 1924 года в Самаркандской области.
Уездно-городские партийные организации Киргизии. (1918-1924 гг.) [Текст]: Сборник документов и материалов / Филиал ИМЛ при ЦК КПСС — Ин-т истории партии при ЦК КП Киргизии ; [Сост.-ред. В. Н. Семенков и В. В. Санников]. — Фрунзе: Кыргызстан, 1968. – 660 с., 4 л. ил.
Портрет Героя Социалистического труда С. ТЕШЕЕВА. Холст, масло, 100х80, 1975
Вот что пишет о портретах художника известный искусствовед Ольга Попова: «Важнейшая линия в творчестве Асранкулова связана с портретом. Здесь и камерное изображение близких людей, и монументально-приподнятое решение образов значительных в социальном плане личностей… Портреты отличаются композиционным разнообразием, строгим цветовым решением». К числу лучших работ художника критик относит и эту работу… Тешеев Сайдила (1925-1985) – бригадир плавильщик Кадамджайского металлургического завода; Герой Социалистического Труда (1960). Избирался депутатом Верховного Совета СССР, Верховного Совета Киргизкой ССР. Избирался членом Центрального комитета Компартии Киргизии. Награждён орденами Ленина (1960), Октябрьской Революции (1971), Трудового Красного Знамени (1966) … Многого добился бригадир в стране диктатуры пролетариата! Фигура гегемона распирает композицию! Каска и правая рука не поместились в раму! Огромный советский человек! Видно, что портретное сходство сохранено: немолод, лицо красное, узкие щелочки глаз и раздутые ноздри. Таким его сделал профессиональный отбор. Сильный, колючий, суровый и непреклонный, с огромными ручищами. А работяги другому подчинятся не будут. За ним, как за стеной Сезанна. За кубизмом поверхностей: цехов, оборудования, рабочей спецовки. Кажется, что лицо бригадира – это тоже производственный цех в миниатюре. Одномерный, однозначный, как красная труба. А сама труба, как лозунг, как знамя. Но пафос превращается в иронию, и герой забытых времен не располагает к себе. Убогий – а другой и не нужен: единогласно голосовать – много ума не надо. Карикатурный? Это тоже хорошо – только смех вызывает симпатию. Художник пишет то, что видит, и его персонаж начинает жить своей самостоятельной жизнью и перерастает ходульные определения. Художник, следуя своей интуиции, дает универсальный визуальный ответ: герой – он герой только в свое, строго ограниченное, время.
Рассказ о мужестве. Холст, масло, 100х114, 1977
Луна освещает горы и сценку на джайлоо. Женщины остались за кадром, скорее всего, прибираются после ужина. Взрослый рассказывает мальчишкам о мужестве. Он лежит на земле, спиной к зрителю, одной рукой уперся о землю, другой жестикулирует. Трое мальчишек сидят перед ним. Первый раскрыл рот от удивления, второй встревоженно смотрит в сторону зрителя, третий постарше и его эмоции посложнее. Тема, название и сюжет просты, понятны, официально одобрены, но язык живописи не стандартный! Это не соцреализм – это живописный примитив с элементами иронии. Рассказчик не похож на батыра и на акына тоже не похож. Рассказывает, как умеет свою историю, сочиняет и, конечно, привирает. О чем рассказ? О подвигах на фронтах Великой Отечественной? Или о народных батырах? А может все перемешалось? Данияр, герой знаменитой повести Чынгыза Айтматова «Джамиля», не любил рассказывать о войне. Но прошло уже более 30 лет. Рассказчик мог быть участником сражений, но это никак не афишируется. О чем бы ни был рассказ, здесь нет филармонического блеска и мещанского пафоса. И концертные залы не нужны! Фантастические горы, вдохновенный рассказчик, обомлевшие слушатели – этого достаточно, чтобы научить мальчишек мужеству и справедливости…. Нет здесь и суровой романтики, модной в те времена. Фигуры и горы смешные, как игрушечные. И такой нестандартной трактовке веришь. Все устали от официального вранья о развитом социализме и обратились к самому простому: в форме, в чувствах, в мыслях. И только две вещи наполняют душу кыргыза удивлением и благоговением – это горы над головой и рассказы о мужестве!
Мальчик с собакой. Картон, темпера, 69,5х49,5, 1972
Возле юрты стоит мальчик с красным яблоком в руке и смотрит на зрителя, а на мальчика смотрит собака, ждет своего кусочка. С другой стороны юрты, спиной к зрителю, сидит старушка в красном платье и стеганной безрукавке. Вдалеке, возле речки, на фоне алого поля выделяется голубая женская фигура с белыми ведрами. Доминирует охра золотистая, нарочито крупными штрихами нанесены светлые и темные оттенки. Энергично заштрихованы: небо, горы, юрта. Акценты – пятна и точки голубого и красного. Примитивистский рисунок добавляет энергии. Художник освоил «неряшливость», как композиционный прием! Как уверенно работает с формой! Он знает главное. Главное – это простой живописный сюжет. В руках мастера он взлетает высоко! Люди заняты делами, мальчик отдыхает, собака ждет: может дадут что-нибудь вкусненькое? Дадут! Простые люди покормят! Бедные не оставят голодной. Охватывает ощущение вселенского покоя и божественной безмятежности. Это кыргызский экзистенциализм! … В один год будут сделаны разные работы. Одна на Юге – другая в столице. Одна светлая – другая темная. Экзистенция и декаданс. «Мальчик с собакой» и «Портрет современника». Обе картины одинаково отличаются от других. Они проще, примитивнее, мощнее, правдивее. В 70-е годы XX века в Кыргызстане, в СССР, в эпоху торжества загнивающего развитого социализма начинается кыргызский критический модернизм.
Натюрморт. Холст, масло, 49,3х67, 1970
Работа написана через год после окончания Московского Художественного Института имени Василия Сурикова, но композиция совсем не учебная. Центр композиции – букет, в котором угадываются хризантемы, орхидеи, лаванда, шалфей. Китайская ваза – вертикальная ось. Яблоки, айва, хурма, расположились на горизонтальной линии. Желтые хризантемы наклонились, кажется, они тянутся к запаху плодов. Смешно…. Цветы, нарисованные на вазе, цветы натуральные и фрукты образуют прямоугольный треугольник. Охристая драпировка больше похожа на глиняную землю – она удерживает все элементы в единстве. Цветы и фрукты в землистом окружении – автор видит здесь особенность! Влияние Сезанна несомненно. Но наш художник идет дальше – фон не только материален, он становится доминантой! Он живой, динамичный, смотрится интереснее, благодаря энергии штрихов. У штрихов другой наклон! Вот где изюминка! Наклон штрихов образует крест со стеблем хризантемы! … Фон более крупнозернистый, чем сами предметы! Вопреки логике! Законам восприятия! Необычно! Ново! Этот прием делает работу уникальной, но вряд ли… прибавляет смысла. В дальнейшем автор будет «укрупнять» сами предметы, и у него появятся более сложные идеи.
Мать. 58,5х51,1, 1969
Работа сделана автором в год окончания Московского Художественного Института имени Василия Сурикова. У мамы усталое лицо, она опустила глаза. На голове однотонный белый платок, одета в однотонное темно-зеленое платье. Нет привычных узоров. Художник убрал все лишнее, чтобы создать символ, где белый говорит о чистоте помыслов, а зеленый указывает на незатейливый крестьянский быт. Монументальная композиция, строгий колорит, брутальная фактура, обобщенные формы. Но не покидает ощущение, что это фрагмент чего-то большего. Кажется, что сделано все специально, нарочито. Можно было добавить, расширить, углубить. Вспоминаешь портреты Лукаса Кранаха Старшего. У немецкого художника протестантская простота! А у нашего? Это продолжение сурового стиля? … А может все проще. Молодой художник уверен: о маме надо просто, без лишних сантиментов. Мама – это неустанный труд, честно прожитая жизнь, высокая духовность. И больше ничего не надо.
Обо всех новостях Фонда в телеграм-канале:
Фонд Санжарбека Даниярова.
Если интересно, подпишитесь
