ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЕ ИСКУССТВО В НАШЕЙ ЖИЗНИ

ГАМАЛ БОКОНБАЕВ. ВЫПУСК 8: САБИТЖАН БАКАШЕВ. ОБЗОР КОЛЛЕКЦИИ ГМИИ ИМ. Г. АЙТИЕВА

Продолжаем знакомить с коллекцией работ художников Кыргызстана из коллекции ГМИИ им Гапара Айтиева глазами искусствоведа ГАМАЛА БОКОНБАЕВА. А вы видите в этих произведениях что-то иное? Или, напротив, полностью согласны с мнением профессионального искусствоведа? Может быть, его взгляд помогает вам увидеть то, чего вы раньше не замечали?

Сабитжан Бакашев (1941-1988) — кыргызский советский монументалист, живописец. Родился в селе Ак-Терек Тонского района Иссык-Кульской области. Окончил Фрунзенское художественное училище (1957-1960), Ленинградское высшее художественно-промышленное училище им. В.И. Мухиной (1960-1966), мастерскую А.К. Казанцева. В выставках принимал участие с 1960 года (с 19 лет), стал член Союза художников с 1967 года.


Уста Сабыр. 129х89, 1977

Вспоминается триптих «Уста*» Суйменкула Чокморова 1984 года. У Чокморова – обилие предметов, и это оправдано: образ появляется из множества. А эта работа сделана по-другому: представлены только те предметы, которые раскрывают смысл происходящего. Перед нами конкретный человек, мастер по изготовлению кыяка – национального смычкового инструмента. Одет в повседневную рабочую одежду: костюм-брюки, на голове калпак**, на ногах сапоги. Сидит на стуле и играет, прислушивается к звуку. Рядом на столике лежат заготовка и тесло. Абстрактный фон. И все! Ничего лишнего, отвлекающего внимания. Мы даже не видим всех ножек стула (табурета). Критикам есть где разгуляться: «Не вижу четырех ножек!». А так ли уж это важно? Художник показал нам суть происходящего – заготовке еще предстоит стать музыкальным инструментом. И мастер перед тем, как продолжить работу, сосредоточено слушает звук уже готового инструмента. Сомневается: «На правильном я пути? Не поздно подправить? Надо сделать лучше! Чтобы звук передавал душу народа!» … Но картина — не слова, не литературщина. Художник передает свои мысли при помощи живописи. Звук – это энергия примитива. Все гениальное просто, и Уста не будет пыль в глаза пускать. Никакого декора! Искусство – это брутальная конструкция. Это сосредоточенность! Это абстрагирование от всего остального мира! Аксакал не сидит на стуле – привстал от напряжения. И отступает, искореженная нелегком трудом старость.

*Уста – мастер (кырг)
**Калпак — кыргызский традиционный войлочный мужской головной убор


Портрет в белом. Холст, масло, 100,2х84,8

В мягком кресле с накидкой, оперев руки о деревянный подлокотник, сидит женщина в белом платье. Красивая, строгая, нарядная. Сильная и высокая, судя по пропорциям. Ось композиции сдвинута влево, справа открывается абстрактный фон. Фон становится важным элементом композиции! Динамичными штрихами оттеняется сдержанность фигуры и лица. Голова упирается в край картины и снизу фигура обрезана, ступней не видно. Главное – белое платье! И, конечно, лицо! Смуглая кожа, черные волосы, черные глаза, … голубые белки глаз делают белое еще белее. Сделано обобщено, монументально и, в то же время, портрет глубоко индивидуален. Мы знаем её! Недавно видели! Не помним где! Так точно угадано типическое. Типическое – это тоже элемент композиции? Сложно сказать, слишком сложно…. И мы не знаем о ней ничего. Пристальный взгляд. Возможно, спортсменка, возможно, надела белое платье первый раз в жизни. Закончился траур? Пафосный воротник с рюшами. Выдает напряжение шея, напряжение в сомкнутых коленях. Чувствует себя не в своей тарелке? Но с каким достоинством держится! С достоинством королевы! Портрет в белом – Богиня чистоты! Это символ? Богиня-дева? Или, все же, – Вечная невеста?


Стихи. Холст, масло, 100х100, 1978

В классе, у стола стоят две ученицы, юные и стройные девушки. У одной в руке маленькая красная книжечка, она читает стихи на семинаре по ликвидации поэтической безграмотности. Она в оранжевой блузке и синей юбке. За ней стоит подружка в коричневом платье. Открыто окно, трепещет занавески свежий ветер. Широкими мазками обозначено пространство комнаты, лаконичными линиями нарисованы: фигуры, окно, стол и книги на столе. Штрихами обозначены детали лиц, складки одежды. Темные стены не кажутся черными, они усиливают свет. Синие тени – это не холод – это чистота и свежесть. И даже коричневый здесь выглядит не характерным – легким, изящным. Написано без академических затей, но это не агитка и не пропаганда. И не монументальная живопись. Это поэзия! Обаяние молодости, романтика, задор и энергия. И красивая… поза. Это пока не вера – нарисованная увлеченность, это еще не любовь – живописная влюбленность. Девушки влюблены в поэзию и заражают своей увлеченностью других. На одну только минуточку перестаешь быть безграмотным и веришь, что главное в этом мире – стихи! Стихи об идеальной любви, несбыточной надежде, о сказочной вере!


Вести. Холст, масло, 178,5х199, 1969

Известный искусствовед Ольга Попова пишет об этой работе следующее: «… сдержана по цвету картина «Вести», посвященная Киргизии периода Великой Отечественной войны. Она так же, как и другие картины Бакашева, по обобщенно-условному характеру трактовки пейзажной среды и человеческих образов близка стилю монументальной живописи этого периода, однако обладает силой глубокого эмоционального воздействия, присущей станковой* картине. В ней гармонично разработана цветовая гамма, тонко подчеркнута музыкальность линеарного движения, чем достигнута пластическая цельность полотна. Хорошее знание национального типажа и этнографических реалий способствовало созданию правдивого и глубокого художественного образа в декоративно-монументальном плане».

На далеком горном стойбище, джайлоо, нет радио и вести с фронта жители получают из газет. Читает газету собравшимся инвалид войны. Он сидит на пеньке, спиной к зрителю, держит в руках газету, локтем придерживает костыль. Выделяется его темная шинель – это центр композиции. Читающий и всадники образуют сильную диагональ. Белая кошма юрты, белая рубашка мальчика, белая газета и белый жеребенок – эти светлые пятна создают необходимую статику. Играют свою роль, и контуры гор, и солнце на закате. Собрались человек пятнадцать: в основном старики, женщины, дети. Стоят плотно, сплоченно. Старики одеты в темное, женщины – светлее. Все сосредоточено слушают, невеселые и разные. Притягивает взгляд парень, уже призывного возраста, и девушка не отводит взгляда от него… Жениха? Суженого? Почему белый жеребенок спрятал морду за чапаном старика? Почему художник так изобразил его? Немного уродливо. Животное не понимает, что происходит? Зачем показывать его полностью? И куда-то подевалась половина лошади. Художник осветил фигуры и лица согласно замыслу и этот внутренний свет, идущий отовсюду, придает картине оптимистическое звучание.

*Станковая живопись — одна из разновидностей искусства живописи, произведения которого имеют самостоятельное значение и воспринимаются независимо от окружающей среды. Буквально — живопись, созданная на станке (мольберте). Например, картина имеет раму, ее можно повесить, установить в любом помещении, в отличие от фрески (живопись по сырой штукатурке на стене) или мозаики на стене.


Ак-Терекцы – мои земляки. Холст, масло, 136х165, 1984

Известный художник в модном кожаном плаще и в белой водолазке приехал в родное село и приветствует односельчан. Рассказывает о своих успехах! Старики слушают его с недоверием: один, с поникшим взглядом, сохраняет безучастное выражение на лице; другой стоит позади всех и прячет за улыбкой большие сомнения. Открыто радуется молодой, в шляпе, представитель сельской интеллигенции, наверное, учитель. Его поддерживает женщина постарше, одобряет и восхищается. Красавица уставилась прямо на зрителя (или еще на кого-то?), но грезит она о чем-то о своем, и взгляд ее блуждает в далеко идущих планах…. Группа отодвинута влево, чтобы показать вдалеке краешек села. На окраине пасутся овцы. Белеют крыши среди плотной однотонной зелени. Так бывает ранней осенью. И уже холодает. Женщины укутаны в длинные белые платки. И мужчины одеты тепло…. О чем разговор? Возможно, колхозники спрашивают: «Хорошо платят? Больше, чем начальникам? За что? Искусство? Культура? А-а-а! Тогда работай, джигит! И нас не забывай». Земляков нельзя забывать, нужно держаться корней. Нужно сохранять традиции и развивать современность. Художник самоутверждается: он не начальник, не партийный, не прокурор, и, тем не менее, живет хорошо и пользуется уважением людей и власть его высоко ценит. За что? У нас в стране власть культуры! Искусства! Власть человеческого духа! …. Сейчас о таком мы даже не мечтаем. И селяне вновь задают вполне резонный вопрос: «За что платить художникам?». И ответить-то нечего? Можно пробубнить что-то о будущем, когда произойдет полное слияние города и деревни.


У источника. Холст, масло, 150х120, 1980

Возле артезианской водозаборной колонки стоят две девушки и две женщины. Одеты в самые простые крестьянские одежды, длинные и закрытые. У одной женщины ведерко в руках, другое ведерко наполняется водой. За водой пришли парами. Старшие и младшие. Окружение обозначено весьма условно. Пространство фактурными штрихами закругляется вокруг дерева. Крона как белое облако. Цветет урюк! Весна! Из полукруга приземлились четыре фигуры, стоят на наклонной плоскости и сейчас опять исчезнут в круговерти вселенной. Композиция фантастическая! Но идеологически выдержанная. Автор хочет рассказать нам о том, как хорошо стало в селах: пробурили глубокие скважины и обеспечили население чистой водой. Население благодарит власть. Собираются весной у колонки и весело чирикают. А что еще нужно для полного счастья? Фигуры нарочито примитивны. И мысли примитивны…. Как бы не так! Как они разговаривают! Одна женщина жалеет другую, чуть не плачет от возмущения и унижения. А девочка узнает о том, что ей не нравится. Стала строгой, как воробышек. Оказывается, все остальное – вода, весна, композиция – закручено вокруг этого духовного центра! Назад в примитивизм! В проторенессанс! К Джотто*!

* Джотто ди Бондоне (1266-1337) — итальянский живописец и архитектор XIV века, один из первых представителей проторенессанса**. Ключевая фигура в истории западноевропейского искусства. Преодолевая предшествующую византийскую иконописную традицию, Джотто стал основателем итальянской школы живописи, разработал новый подход к изображению пространства. Произведениями Джотто вдохновлялись Леонардо да Винчи, Рафаэль Санти, Микеланджело Буонарроти.

** Проторенессанс — этап в истории итальянской культуры, предшествующий Ренессансу, то есть Возрождению.


Нефтепровод Дружба. Холст, масло, 138х157,5, 1975

Дружба – крупнейшая в мире система магистральных нефтепроводов. Была построена в далекие 60-е, доставляла нефть из СССР в Европу! Перед нами часть этой системы – нефтеперерабатывающий завод. Его опоясывают трубы и дороги, заходят справа и уходят вниз. Откуда? Куда? Где все это находится? Это неважно. Это абстрактное творение рук человеческих на планете Земля! Цилиндрические резервуары, шарообразные установки, параллелепипеды зданий-цехов, какие-то высоченные технологические устройства. В общем соцреалистическая производственная тема…. Но в 70-е годы производственная тема изменилась! И автор гениально подметил это. В центре красные флаги, административные корпуса и … персональные автомобили. Это начальники заехали прямо на заводскую территорию. Путь рабочих совсем другой. От многоэтажных микрорайонов, окружным путем на автобусах, на остановку общественного транспорта. А оттуда пешком, через перекресток. Трубы изогнулись, чтобы пропустить разноцветных муравьев в чрево чудовища, дорога уходит под землю…. Желтая сигнальная окраска доминирует, контрастирует с цветом серо-голубых бетонных строений, но общий тон работы – бледный. Это сделано для того, чтобы мы увидели главное – людей и почувствовали человеческий масштаб…. Сейчас нефтепровод Дружба воспринимается иначе. Нефтяная игла России! Газовая удавка Запада! Не Дружба – Вражда! В далеком 1975 году художник находился в счастливом неведении, но гениально почувствовал базовое противоречие: человек задавлен чудовищными масштабами своей фантастически сумасшедшей деятельности.


Мой город. Холст, масло, 149х149, 1978

Под горами расположились белые панельки микрорайонов, они парят, как облака в небе! В самом центре, окруженный зеленью, высится бронзовый памятник на гранитном постаменте. Это не конкретный герой! Не видно характерного жеста вождя мирового пролетариата! Согласно авторской концепции, в центре социалистического города люди должны воспевать подвиги абстрактных борцов за счастье трудового народа. Тут же здание с портиком и под красным флагом. Он условно обозначает Белый Дом руководителей города и страны. Желтеют крыши старого города, они имеют свою многолетнюю историю! Вертикальные тополя, будто подражают гранитному постаменту. А ивы, вязы, липы, клены, туи… деревья и кустарники образуют непрерывную зеленую чащу. На небольших полянах культурно отдыхают горожане: молодые играют в мяч; старики ведут неспешные беседы; любовники уединились в глубину сада. Не хватает голубых фонтанов. Водоемов и рек тоже нет, наверное, не уместились в авторскую концепцию. И действительно, в нашем городе нет нормальных набережных и ухоженных водоемов. Между прочим, тонкая критика отдельных упущений… Общий тон работы бледный, зелено-голубой. И добавляют насыщенности: синие небо-горы на самом краешке картины, ленты белых зданий вверху, черточки желтых крыш посередине, и кряжи темных гор снизу. Талантливый художник соединил все это вместе и создал ощущение гармонии, счастья, будущего! Сделано с душой, талантливо, и слишком… приблизительно, слишком условно. В 70-е годы художники стали использовать методы монументальной живописи в станковых картинах. Скорее всего, этот эскиз оформления на художественном совете не утвердили: не приняли тонкую критику отсутствия нормальных набережных и ухоженных водоемов. И исполнитель, недолго думая, превратил затраченный труд в музейный экспонат.


Весна. Холст, масло, 104,3х129,3, 1974

В цветущем парке возле скамейки собралась группа молодежи. Три парня и четыре девушки. Трое сидят, двое повернулись спиной к зрителю, образуя глубину. Если увидеть здесь только вертикали фигур, горизонталь скамейки, диагонали взглядов и цветовой акцент косынки – это будет скучно. Интересен… бессловесный разговор…. Начнем с девушки в красной косынке. Она ни на кого не смотрит, грустно поникла, но вся ее фигура шепчет о чем-то очень важном парню в желтом свитере. А он, гад, не замечает ее и смотрит вверх, на светло-зеленые побеги в руках девушки в голубом. Оба воркуют с нежными листочками и пытаются скрыть то, что не скроешь. Парень в голубом молчит, сидя спиной к зрителю и к девушке в красной косынке. Он не может выбрать. Вроде бы все его симпатии к голубому, но и девушка в безрукавке ему тоже нравится. А счастье может быть… за спиной. А девушка в безрукавке обращается к парню в коричневом джемпере. А он, гад, не замечает ее, присел рядом на скамейке, сложил руки на груди и с вызовом глядит на девушку в красной косынке, будто кричит о своих чувствах! Многоугольник замкнулся. Вне единой группы осталась девушка в белом, она явно желает включиться в общий разговор и вроде бы формально включается (во все диагонали и вертикали композиции), но она здесь лишняя.

Талантливый художник-монументалист оказался гениальным драматургом. Мы назвали это литературщиной и ошиблись. Мы решили, что достаточно абстрактной агрессии и бессмысленной экзальтации и утеряли умение говорить конкретно. О весне провокаторше! О неразделенной любви, обманчивом счастье и парадоксах творчества.


День отдыха. Холст, масло, 70х91, 1974

Городской пейзаж, впечатление от заграницы. Возможно, это была творческая командировка в Прибалтику, а возможно, в одну из стран социалистического Содружества. Темная, влажная земля: после дождя блестит небольшая лужица. Отсутствие зелени становится пугающим символом. Красная крыша и красные стены похожи на красную охру, черепицу, кирпич. Плотная историческая застройка, ничем не примечательная. Джинсы-клеш, пестрые одежды, мужчина в белом плаще с белым пуделем на поводке. Такое все простое… и другое. Вожделенная заграница! Супрематизм улиц, минималистский дизайн и брутальная фактура. Стена без окон заштукатурена вертикальными штрихами, а небо и земля – горизонтальными. Пустая стена доминирует! Пустой квадрат доминирует! А красные плоскости вместе с цветными фигурами создают игрушечное настроение анилиновой современности. Темные проходы намекают на перспективу и на метафизику пространства! … Захотел сделать наш отечественный художник евро-картину – и сделал! Разобрался в их композиционных парадоксах на отлично! Оценил красоту пустых стен! Поэзию чистых линий! Гениальность ровных плоскостей! А вот пешеходы получились слишком прямолинейными. Не отдыхают – спешат куда-то рафинированные продукты ихней бездушной урбанизации. Но отсутствие деревьев пугает, неужели и у нас так будет?


Утро праздничное. Холст, масло, 128,5х148,5, 1980

С самого раннего утра нарядные люди добровольно-принудительно идут на центральную площадь столицы, чтобы поприветствовать своих руководителей, свою направляющую и руководящую силу. Идут под красными знаменами, лозунгами, воздушными шариками. По воздушным шарикам, по зелени, по одежде можно определить, что это Первомайская демонстрация! Красный цвет – это цвет идеологии. Его совсем мало. Он акцентирует! Зелено-голубой – это цвет раннего утра, цвет весенней зелени и необъяснимой радости! Он доминирует. Охра и оттенки коричневого – это цвет людского потока, он льется и вибрирует! Деревья и здания – это крупные объемы, а люди со своей агитацией – мелкие детали. Солнце еще не встало, а может закрыто тучами, и, кажется, цвета светятся в окружении дополнительных оттенков. И свет идет оттуда, откуда надо, по композиционной необходимости. Вытянулись тополя, закрутились ивы и клены, завертелись туи. Художник по лозунгам мог бы показать, какой праздник он имеет ввиду, но он этого не делает. Он рисует свежее утро, и то, как это здорово, когда люди, взрослые и дети, собираются вместе и гуляют по родному городу. Впереди веселой стайкой шагают девушки, все в юбках. За ними остальные, а один веселый дядька показывает жестом Владимира Ильича Ленина: «Все за девушками! Верной дорогой идете товарищи!» … Художник немного закамуфлировал свою иронию. Хотя в 80-е иронию уже никто не скрывал. Талантливый художник заставляет нас шире взглянуть на праздничное утро в СССР.


Улица им. Панфилова. Холст, масло, 110х85, 1970

Можно только догадываться, какое место изображено на картине. Скорее всего, это где-то между Киевской и Токтогула. Это небольшой скверик, который в 80-е стал внутренним двором поликлиники. Сейчас это место огорожено и называется «Клинической больницей управления делами Президента и Правительства КР». Но, возможно, изображено другое место. В городе многое поменялось, появилось новые здания, а некоторые снесены. И машин сейчас намного больше. А художник изображает их нарочито маленькими в сравнении с прохожими и велосипедистом. Это позиция! Майские дожди, показалась зелень робко-бледного цвета, в окружении светло-серого выделяется акцентами кирпичная охра красная. Так светло и прозрачно бывает после весеннего дождя, когда дышится легко, и смотришь на красоту широко открытыми глазами, не жмурясь, это здорово, это здоровье. На мокром асфальте отражается посветлевшее небо и… дух города, который словами не опишешь… В новые времена улица так и осталась улицей имени Ивана Васильевича Панфилова, известного военачальника, Героя Советского Союза. В октябре 1938 года Иван Васильевич получил назначение в город Фрунзе на должность военного комиссара Киргизской ССР. Возможно, жил на этой улице, которая раньше называлась Садовая. В 1941 году под его руководством была сформирована 316-й стрелковая дивизия. Набирали из жителей Алматы, Алматинской области и Фрунзе. 10 октября 1941 года 316-я дивизия вступила в бой с вражескими войсками и смогла нанести ему значительный урон.


Улица ХХII Съезда. Холст, масло, 110х119,5, 1971

Фрунзенский городской пейзаж 70-х годов. Узнаваемый перекресток, Чуй-Тыныстанова, и вид из мастерской, скорее всего, со второго этажа «Дома художника». Ничего не изменилось. Вот названия менялись часто. В 1924 году улица Купеческая была переименована в Гражданскую, в 1936 – в улицу Сталина, а в 1961 – в улицу XXII Партсъезда. Уже после создания картины, в 1974 году, стала она Ленинским проспектом. После образования Кыргызской Республики появился проспект Чуй. Улица Тыныстанова раньше называлась Краснооктябрьской…. Осень, листья на деревьях пожелтели и немного покраснели, и заполнили большую часть картины. Доминируют деревья, по цвету, форме и размеру. Собственно, сама улица видна только в промежутках между коричневыми стволами. Хорошо видна аллея вдоль министерства Экономики. По ней идут люди. Прошел дождь, и мокрый асфальт отражает небо, стволы и листья. Ближе к зданию разместилась автостоянка с четырьмя автомобилями. Сейчас их стало намного больше! Не помещаются! Заняли большую часть аллеи! А у художника люди значительнее машин, крупнее. Автомобили он специально сделал игрушечными и специально применил обратную перспективу. А самое главное для художника – это деревья. Сейчас наоборот: сначала машины, потом люди и только потом деревья…. В таких работах художники «пишут» историю города. Историю зданий, улиц, деревьев и людей. Историю духа города, его настроений и предпочтений.


Осенняя степь. Картон, масло, 40,6х68,3, 1971

Осенняя степь. Степь осенью. Работа названа буквально: как художник от руки написал на обратной стороне картона, так и названа. Мастер контрастов и диссонансов предстает в этой работе певцом тончайших нюансов! Осеняя степь в оттенках охры. Небо затянуто серыми облаками: беленная охра отдается далеким эхом фиолетового. Видны невысокие холмы, одинокий стог. Кустарники добавляют охры красной и коричневой. Есть небольшие полоски земли, желтого и зеленого оттенка. И все! Почему такой бледный пейзаж, однотонный, однообразный по цвету, так интересен? Во всем виновата форма пятен! Растягиваются в горизонтальные ритмы причудливые формы. Сверху игриво пляшут теневые склоны гор. В середине главенствует стог сена, ему подпевают деревья. Каждое пятно осмыслено, они именно такие, какие должны быть. Написаны точно, аккуратно и красиво. Ближе к зрителю выстроились вертикальные штрихи. Наклоняются в разные стороны, будто выполняют ритмичные движения, будто танцуют! А может? Название и означает буквально осенний степ? То есть танец? Чечетка? … Но это вряд ли…. И, тем не менее, слова «ритм» и «танец» точно определяют достоинства этой композиции. Художник справился с сложнейшей задачей: сделал нюанс темпераментным!


Этюд. Горы. Картон, масло, 34,2х49,7, 1979

Автор добился того, чего хотел и остановился. Дальнейшая детализация не улучшит работу – только ухудшит. Пропадет свежесть впечатления, чистота цвета, оригинальное звучание. А отчего они появляются? От сочетания теплых и холодных оттенков? Включения белого? От фактуры мазков? Дрожащих на ветру, как и сама жизнь…. Между теплыми облаками проглядывает морозная синь. Снег на вершинах. Освещенные склоны – оттенки охры и зеленого; тени – синие и голубые. Ближе к нам тени чернеют, склоны светлеют, добавляется оранжевый. Художник ухватил воздух. Это импрессионизм! Но несколько другой: в движениях кисти меньше артистизма, штрихи широкие, суровые, брутальные. Это наше и чужое, великое и игрушечное, вдохновляет нас… и оставляет равнодушными. Сложные ощущения! Может, это оттого, что перед нами вид из самолета? Скорее всего. А это новая тема для живописи! Нестандартное художественное исследование и неожиданные выводы. В таком небольшом этюде – мимолетно о вечном. Мелкая фактура намекает на масштаб, мы видим вселенские просторы и уже не боимся. Мы над ними, смотрим свысока, мы в безопасности, в удобном сверхзвуковом лайнере. Пролетаем мимо вечности.


Тон. Холст, масло, 75х99. Год создания неизвестен

Год создания работы неизвестен, но скорее всего, эта одна из ранних работа мастера. Художник развивается, меняется его стиль, манера, это понятно и естественно, так было и так будет. Многие художники периода развитого социализма работали одновременно в нескольких формальных концепциях, более того, могли быть разными в пределах одной работы. Это нормально, это творческие поиски и… уже постмодернизм…. В свое время известный искусствовед Ольга Попова, автор формальной концепции, тонко заметила: «В творчестве Сабитжана Бакашева, Сагына Ишенова, Мэлиса Акынбекова, Сатара Айтиева, Мурата Бекджанова заметен отход от традиционного метода работы над картинами. Как правило, тематические картины создаются ими без натурного материала на основе воображения, исторических или фольклорных источников. В связи с этим изменился изобразительный язык этой группы художников – он стал более условен и декоративен». Сейчас мы скажем проще – постмодерн. Своеобразная и уникальная кыргызская вариация…. Конструкция линий, их пластичность не изменились, но манера – совсем другая! Горы и долины – это однообразная обводка плоскостей для закрашивания одним тоном и цветом. В такой манере линии выглядят жесткими, местами грубыми и неэстетичными…. Наоборот, тонко и живо сделаны домики селения, постройки, стога сена, зелень. Прозрачными оттенками обозначены люди машины, идущие по дороге. Виднеется фигура на лошади, пасутся овцы. Тонкая игра нюансных переходов и прихотливых мазков. Это эстетично…. Возможно, это и есть главная фишка картины! Жестко нарисованные горы, и на контрасте, живые натурные наблюдения в человеческом селении? Кажется, мастер говорит нам, что он может работать в любом стиле, строить любую композицию, нарушая любые границы. Это становится самоцелью, это становится апологетикой формальной концепции!


Кой-Таш. Холст, масло, 44,5х69,7, 1986

Хребты вырастают из предгорий и на высоте раздваиваются. Как крылья птицы. Одно крыло уходит вправо, за край картины. Второе – влево, превращаясь в далекие снежные вершины. И предгорья, и хребты, и снежные вершины, и даже небо, сделаны нарочито крупными фактурными мазками, кистью и мастихином. И странно: мы видим, где ближе, а где дальше, физически ощущаем все повороты. Автор сумел показать нам структуру. Нам становится понятна геодезия местности. Мы видим пространственный замысел – горы как крылья, разрастаются в разные стороны. В это раздвинутое пространство вписаны мелкие детали: тополя, кустарники, дорога, пойма реки. Кажется, что по дороге идут люди, а может быть – это кустарник растет. Так изображает людей в проекте архитектор, когда хочет показать заказчику реальный масштаб. И другого значения, в данном случае, изображения не имеют. И вообще, художник работает как архитектор, ему важны общие массы. «Мелкими архитектурными формами» он пренебрегает. «Дизайном» не занимается. Ведь картина, этюд, пейзаж – это, прежде всего пространство, а не зализанные детали для безграмотного покупателя. И своевольная экспрессия лучше передает суть реальности! И, наверное, … красоты… пространства. Мастер работал возле села Кой-Таш в Чуйской области. Село в последнее время обросло скандалами, но к картине это не имеет никакого отношения.


КОНУР-ОЛОН. Холст, масло, 110х169,5, 1981

Горы рвутся вверх отвесными склонами, застывая хребтами, набравшими опасную высоту: могут в любой момент опрокинуться. Это показано смелыми наискось штрихами, резко взлетающими и отвесно падающими. Часть породы, испугавшись, осторожно сползает вниз; выдвигается пологими холмами, и уже внизу появляются наклонные полянки. Контрасты тона и цвета создают жесткую, скалистую фактуру. Даже деревья и кустарники, как будто сделаны из камня. Линии прихотливые, разнонаправленные, в итоге покорно укладываются в горизонтали. Так, по мнению живописца формируются ущелья, а низины, обработанные человеком, превращаются в дорогу. По дороге едут люди, на лошадях, на машинах, выезжают в долину, на дне которой раскинулось озеро. Чудесный вид, необычный, со стороны гор на долину внизу. Обычно пишут наоборот. Два треугольника гор по краям – активность и контрасты. Треугольник долины посередине – спокойствие. Небесные штрихи маршем проходят по заднику. Нюансы рисуют райские наслаждения возле воды. А на авансцену выдвинулась дорога! Дорога стала центром композиции… и мироздания! Не горы, долины, озера. Не небо! Главное – дорога! Это человеческий глаз так сделал. Это человеческий глаз выделил букву «S». Ищет доллар и не находит… КОҢУР-ӨЛӨҢ – село в Тонском районе Иссык-Кульской области. В его окрестностях, в ущелье, художник остановился, восхитился, и своим талантом увековечил величественную природу, дорогу, всадников, машину и… себя.


В горах. Холст, масло, 130,3х149,1, 1980

Поля, горы, вершины. Тополя вдоль дороги. Далее расположилось селение. Пожелтевшие деревья перемежаются с еще зелеными. Утро, желтый трактор начал осеннюю вспашку. На синем небе растворяются перистые облака…. При перечислении элементов, кажется, что перед нами типичный горный пейзаж, но не все так просто… Известный искусствовед Ольга Попова о пейзажах художника пишет следующее: «Большое значение красоте живописной фактуры, звонкости цвета красок придает Сабитжан Бакашев… Как и большинство киргизских художников, он любит изображать природу, однако она предстает в преображенном, сильно декорированном облике, причем в основе композиций всегда реалистический, профессионально сделанный рисунок, лишь слегка и со вкусом стилизованный, зато цвет, произвольно условный, яркий и нарядный, гармонически построенный, несмотря на отдаленность от реального цветосочетания и цветовой насыщенности живой природы». Художник просто игнорирует надоевшую световоздушную перспективу, изгоняет из своих работ пошлую воздушную дымку. Он уверен, что цвета, «взятые в лоб» (большой грех в академической живописи) полнее передают красоту синего неба, пестрых гор, полосатых полей. А линии должны петь! … Линии изогнутого плоскогорья начинают волноваться, подниматься, ударяться холм о холм, и успокаиваются, достигнув безмятежности остроконечных вершин. Наверху их подпирают энергичные косые штрихи отвесных склонов…. И к тому же, художник не мог без загадок (чтобы искусствоведам жизнь сахаром не казалась). Что делают люди на краю поля? Они приехали сюда на желтой машине? Из селения? Отмечают начало осенне-полевых работ. Не похоже – агитации не видно. Стоят в ряд, на коленях. Молятся? Неужели хоронят? … Молятся чтобы урожай был хороший? Анжелюс какой-то (Angelus Domini). Колхозный? Мусульманский! А-а! Религиозная тема в стране соцреализма! Разве такое возможно! … Мне кажется, художник простодушно изобразил недостоверных людей с их призрачными хлопотами (неважно какими), чтобы передать горный масштаб! Чудовищную несоразмерность. Чтобы сразу стало понятно: вот это – про вечность! А вот это – преходящее. И это ведь опять про религию! А-а!


Распространение газеты «Эркин-Тоо» (Свободные горы). Холст, масло, 80х140, 1977

Крупными мазками вылеплены горы; мелкими мазками – люди, кони, юрты. Луга высокогорного пастбища обозначена волнистыми линиями. Все показано обобщено, просто и ясно. Слева вбегают мальчишки с газетами; по центру жители джайлоо обсуждают свежие новости; справа всадники скачут с информацией дальше. И ветер помогает им разносить по земле белые газетные листы. Зелень и земля, красные горы и голубые одежды…. Очень красивое монументальное… панно! Зримый образ распространения информации…. Известный искусствовед Ольга Попова о художниках 70-х пишет так: «Почти все они начали с экспериментов в формообразовании одновременно с поисками своих тем, причем проблемы формы первоначально ставились ими выше проблем содержания. Однако в лучших своих работах они сумели преодолеть узость формалистической концепции, создав произведения, несущие сильный интеллектуально-эмоциональный заряд как раз благодаря сложной образной структуре». … Работа над формой перерастает в работу над содержанием? А каким могло быть содержание в СССР? Только социалистическим! И звучало оно примерно так: до самых отдаленных уголков нашей необъятной родины распространяется информация об успехах социалистического строительства! … Газета «Эркин Тоо» издается с 1924 года. Была переименована в «Кызыл Кыргызстан» (Красная Киргизия), а в 1956 – в «Советтик Кыргызстан» (Советская Киргизия). Возможно, картина была сделана к юбилею аксакала средств массовой информации республики…. Сейчас мы видим больше, и ярко-красные горы напоминают нам флаг Кыргызской Республики! Мы видим, что Советская власть не мешала патриархальному укладу жизни: у мужчин свой круг, у женщин – свой; мужчины в основном сидят – женщины стоят. И никакого конфликта традиций с современностью! И социалистическое содержание – это только повод, чтобы сделать красивую композицию. Ну и что, что она похожа на эскиз для декоративного панно. От картины веет счастьем и гармонией. А идея в том, что люди при любой власти будут радоваться жизни… и в том числе тому, что информация теперь доходит до них быстрее.


Клеверное поле. Холст, масло, 118х149, 1986

Художник поднялся над клеверным полем и охватил взглядом всю вселенную. Увидел долину целиком: поля, холмы, озеро, горы, и белые облака над вершинами, и синее небо за ними. Утреннее солнце окрасило верхушки осенних тополей, домишки с желтыми крышами. Где-то подробно (комбайны видны), а где-то обобщено (импрессионизм и абстракционизм), а где-то изображение становится символом, знаком. Перспектива нарушена несколько раз: когда летаешь, все правила теряют смысл. Особое значение приобретает динамика штриха: цвет, форма и направление движения… Это не салонная работа, не на продажу, не по заказу. Тени слишком черны, облака – грязны, озеро – синяя полоска. Неряшливо, поспешно. Уличные художники могут лучше зализать. Это сейчас так! А в 80-е художники работали свободно! И на выставках ценили отчаянную смелость до конца! И государство было благосклонно, и музей закупал, и знатоки восхищались. Это не монументальная живопись. И станковой картину не назовешь. А как ее представить? Декоративная абстракция? Живописная протоплазма? То, что было в начале? Тогда, когда эти слова еще не имели смысла? Если это так, то это очень серьезно и названия этому пока не нашлось. И найдется ли в будущем? Особый вид живописи расцвел в эпоху развитого социализма. На короткий миг стало можно все, кроме критики. И развивается, собственно, сама живопись и … улетает! Парадокс! И еще один парадокс: в 80-е картины стали называть композицией…


Воспоминание. Холст, масло, 85х125, 1976

Долина, окруженная полукругом гор; речка, текущая посередине. Бегут облака и гонят всех за собой. Весь радужный набор цветов и оттенков. Небольшие мазки разной формы, дробность и цельность! Сложность и простота! Как это возможно? Точно одно – определенная поверхность (сочетания тона, цвета и формы) обозначает определенную материю. Горы – наклонные штрихи, долина – горизонтальные, люди – вертикальные. Кыргызский пуантилизм! Художник не стремится передать природу буквально – он обозначает. И делает это талантливо, по воображению и по живым воспоминаниям…. Ребята отдыхают, остановились в пути. Рядом огромные сумки. Может они приехали из города на летние каникулы? И сейчас разойдутся по своим родным местам? Или наоборот? Едут на учебу! В большой мир! Во вселенную захватывающих приключений и фантастических возможностей. Двое громко обсуждают открывающиеся перспективы, строят планов громадье. Третий сидит и с грустью смотрит на родные места: что ждет их впереди?.. Четвертый лег и пьет воду прямо из речки! Или просто окунает лицо, или вообще не напрягается, наслаждается жизнью. Он – художник, заглядывает в отражение! или в четвертое измерение? Оно интереснее и насыщеннее. Он перевернулся и видит … истинный мир. Этим приемом художник с легкостью перевернул наше восприятие, избавился от ненужного пафоса, и в простую композицию добавил парадокса! Здесь главный символ картины: все планы ребят еще не раз перевернутся с ног на голову…. Подобными: сложными, неоднозначными, веселыми, озорными композициями, художник-монументалист внес значительный вклад в развитие кыргызского станковизма!


<= ВЫПУСК 7                                                                                   ДАЛЕЕ (ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…)


Обо всех новостях Фонда в телеграм-канале:
Фонд Санжарбека Даниярова.
Если интересно, подпишитесь


Автор
Гамал Боконбаев

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *