Рецензия профессора Александра Моррисона (Нью Колледж, Оксфорд, Великобритания) опубликована в Slavic Review 76, no. 3 (Fall 2017) Association for Slavic, East European, and Eurasian Studies. – 2017.
Рецензируемое издание: The Revolt of 1916 in Russian Central Asia. By Edward Dennis Sokol. Foreword by S. Frederick Starr. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2016 (original edition 1954). x, 187 pp. Bibliography. Index. Figures. Tables. Map.
Ниже мы представляем перевод данной критической статьи А.Моррисона, а также оригинальный вариант на английском языке.
Рецензируемая книга профессором А.Моррисоном книга переведена на русский язык:
Сокол, Э. Д. Восстание 1916 Русской Центральной Азии: пер. с англ. Г. Борубаева. – Бишкек: Res Publica, 2016. – 191 с. – Предисловие С. Фредерик Старр. С переводом можно познакомиться на нашем сайте здесь: ЭДВАРД ДЭННИС СОКОЛ. ВОССТАНИЕ 1916 В РУССКОЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ. ПЕРЕВОД Г. БОРУБАЕВОЙ
Предлагаем также вашему вниманию также КОММЕНТАРИИ Владимира Шварца к рецензии А.Моррисона, предисловию Ф.Старра и книге Э.Д Сокола в статье «Восстание 1916 года в англоязычной историографии»
СМОТРЕТЬ ИЛИ СКАЧАТЬ РЕЦЕНЗИЮ (АНГЛ)
Текст рецензии (в нашем переводе):
В год столетия Среднеазиатского восстания 1916 года этому событию было уделено больше внимания, чем многие ожидали: в Кыргызстане, Казахстане и России оно было отмечено многочисленными конференциями и публикациями, и Центральный Евразийский Институт при Университете Джона Хопкинса, возглавляемый С. Фредериком Старром, оказался единственным западным учреждением, заметившим этот юбилей, организовав прием в июне 2016 года, на котором была представлена рассматриваемая ниже публикация[1].
К сожалению, эта перепечатка монографии шестидесятилетней давности (что ближе по времени к самому восстанию, чем к нашим дням) без каких-либо изменений или дополнений, кроме четырехстраничного предисловия, не стала значимым вкладом в изучение столь важной темы. Такое впечатление усугубляется тем, что Старру на четырех страницах удалось сделать такое количество фактических ошибок и вводящих в заблуждение утверждений, которое большинство ученых не могли бы уместить и в полноформатной книге. И начинается это с самого первого предложения, в котором Старр утверждает, что “век назад примерно 270 000 человек—казахов, таджиков, туркменов, узбеков и, преимущественно, киргизов — погибли в ходе одного из самых страшных массовых убийств в современной истории ” (vii). На самом деле, оценки количества погибших варьируются в широких пределах, только демографические исследования, опирающиеся на налоговые данные, свидетельствуют о том, что в Семиречье в 1916 году “бесследно пропали” около 267 000 человек, причем в это число включены лица, пропавшие без вести и бежавшие из российских пределов. Число скончавшихся составляет, вероятно, цифру, которая ближе к 150 000, причем неясно, какова доля из этого числа людей, убитых непосредственно российскими войсками, а сколько погибло во время бегства в Китай от болезней и голода[2].
История сама по себе настолько ужасна, что не нуждается в приукрашивании, но далее по тексту, когда Старр сравнивает “массовое убийство” с геноцидом армян, становится ясно, почему автор называет самую высокую оценку числа погибших. В этом отношении он вторит обвинениям, которые впервые прозвучали в начале 1990-х годов в выступлениях представителей “Асаба”, – оппозиционной партии в Кыргызстане, и получили существенную поддержку в средствах массовой информации и среди националистических историков Кыргызстана и Казахстана в год столетнего юбилея событий, но ни в одной из стран не получили официального одобрения[3]. Эти обвинения были направлены в адрес России, и неудивительно, что их категорически опровергали российские историки, а также многие их среднеазиатские коллеги.
Желание Старра встать на сторону “слабой стороны» понятно, но является заблуждением. Бесспорные доказательства наличия у российских колониальных властей намерения уничтожить казахов или киргизов “как таковых, полностью или частично” отсутствуют, хотя они, безусловно, подавляли восстание крайне жестоко и занимались этнической чисткой, чтобы освободить землю для дальнейшего заселения русскими. Обвинения в геноциде – это прямой путь к прекращению всех дебатов и диалога между Российскими и среднеазиатскими историками[4], так как они являются не демонстрацией заинтересованности в исторической правде, а проявлением этнического и языкового национализма, который потенциально чрезвычайно опасен для Кыргызстана и Казахстана, где русские, хотя и являются национальным меньшинством, но представлены значительным количеством людей.
Старр также относится с симпатией к абсурдной идее, выдвинутой Г. И. Бройдо в 1920-х годах, что восстание было намеренно спровоцировано властями, чтобы получить предлог для захвата дополнительных территорий для русских переселенцев[5]. Предположение, что местные российские колониальные чиновники, большинство из которых были враждебны или, в лучшем случае, безразличны к переселению крестьян в Туркестане, решились на этот далекий от разумности шаг тогда, когда Империя изнемогала под невзгодами войны- абсурдно[6]. Восстание стало неожиданностью для властей-3000 русских поселенцев были убиты в Семиречье, так как для их защиты не было принято адекватных мер. Бройдо был безусловно прав, определяя захват земель для их заселения русскими как фундаментальную и важнейшую причину, но его предположение, что восстание и его подавление были спланированы властями, – это грубейшее проявление конспирологии, характерное для истерик по поводу предполагаемых заговоров и измен, которые получили широкое распространение в среде образованных обывателей России во время Первой Мировой Войны, а также в советской историографии, которая все неурядицы последнего периода царского правления объясняла скорее интригами в стиле Макиавелли, чем элементарными ошибками[7]. Сам Э. Д. Сокол относился к этому без особого доверия (Сокол, с. 166-168), тем не менее Старр пишет, что “. . . гипотеза эта сохраняется, и она должна быть тщательно проверена в отношении каждого из тех регионов, в которых вспыхнуло восстание” (ix-x).
Однако наиболее очевидный миф, выдвигаемый Старром, заключается в утверждении, что в советский период изучение истории восстания было запрещено, архивы закрыты, а сама тема табуирована. Будучи вынужденным признать, что “в первые годы после большевистского переворота, информация о событиях 1916 года появлялась в России” (поскольку книга Сокола основана почти исключительно на советских публикациях, отрицать это было бы нелепо), Старр утверждает «но к концу 1920-х годов они прекратились” (vii).
Последнее – просто неправда: серьезные работы о событиях 1916 года продолжали выходить и в 1930-х годах. Тема восстания в значительной степени исчезла из советской историографии только в конце сталинского правления- в поздние 1940-е и в начале 1950-х годов[8], но все же в «Истории Казахской ССР” 1943-го года издания был раздел о нем, правда, описание это было построено в духе патриотизма[9]. В 1960-х годах дебаты и дискуссии возобновились — причем не в виде “пары незначительных исследований” (viii), как их уничижительно именует Старр, а в форме фундаментальной монографии Хабиба Турсунова, которая остается основным полномасштабным русскоязычным исследованием, и академической публикации документов по данной теме под редакцией А. В. Пясковского, показывающей восстание как часть национальной истории узбеков, казахов и киргизов[10].
Главная особенность историографии событий 1916 года заключается не в том, что это была подавляемая или табуированная тема, а в том, что ее постоянно переосмысливали в угоду сиюминутным политическим установкам. В 1920-е и 1930-е годы это проявлялось во вполне приемлемом осуждении царского правления как “абсолютного зла”, причем у большевистских авторов, таких как Петр Галузо и Турар Рыскулов, присутствовал ярко выраженный антиколониальный мотив, который сохранялся до конца 1930-х годов[11]. В 1940-е годы такой взгляд был заменен на догмат о том, что российское правление в Средней Азии было “наименьшим злом” по сравнению с предшествовавшими ему “феодальными” режимами и альтернативой в виде британского империализма, и утверждалось, что оно имело “прогрессивное значение” для народов региона. Некоторые историки были репрессированы за “националистические проявления”, выразившиеся в написании работ, содержащих одобрительные характеристики сопротивления русской экспансии, оказанном Шамилем и султаном Кенесары (что впоследствии повлекло знаменитое “дело Бекмаханова”); подобные взгляды классифицировались как “феодальные” и “реакционные”[12]. Тем не менее на печально известной Объединенной сессии [Академии наук СССР, академий среднеазиатских республик и Казахстана] посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период, состоявшейся в Ташкенте в 1954 году, было принято решение, что восстание 1916 года следует классифицировать как “прогрессивное”. Его следовало рассматривать не как межэтнический конфликт, а только как классовую борьбу, которую среднеазиатские народы, с помощью своих русских “старших братьев” из числа переселенцев, вели против царского режима, а также собственных эксплуататоров –баев и манапов”.
Насилие по отношению к переселенцам со стороны семиреченских казахов и киргизов было интерпретировано как нападение на “кулацкие деревни”, созданные в ходе столыпинских реформ, в то время как насилие со стороны переселенцев рассматривалось как репрессии царского режима. Более ранние советские авторы, такие как Рыскулов, Бройдо, Брайнин и Шафиро, были подвергнуты критике за чрезмерное подчеркивание национальных аспектов восстания и игнорирование его классовой основы, при этом восстание по-прежнему подавалось как звено в цепи “национально-освободительных выступлений”, что не вполне сочеталось с идеей классовой борьбы[13].
История этих историографических кульбитов хорошо известна – обзор Лоуэлла Тиллетта 1969 года остается непревзойденным[14], более того сам Э. Д. Сокол кратко описывает их (стр. 165-75), однако Старр, по-видимому, совершенно не осведомлен о них. Он также игнорирует то обстоятельство, что эти советские интерпретации и сегодня живы и здравствуют: ложная идея классовой борьбы в современных российских изданиях оказалась на удивление живучей[15].
А между тем, анахроничное деление восстания на отдельные кыргызские, казахские, узбекские, таджикские и туркменские “национально-освободительные движения”[16] сегодня является примером ортодоксальности в постсоветской историографии, исходящей из Средней Азии.
Так что же с книгой Сокола – стоило ли ее перепечатывать? Краткий ответ – нет, не стоило. В свое время эта работа была достойной и серьезной попыткой затронуть тему, которая была практически неизвестна западной науке, но даже по стандартам 1954 года она вряд ли оправдывает восхищенные эпитеты, такие как “откровение”, “шедевр” или “классическое исследование исчезнувшего мира”, которые помещены на задней обложке книги. Если уж ее взялись перепечатать, то более адекватным было бы факсимильное переиздание оригинала, а если было решено подготовить переиздание, то по крайней мере следовало воспользоваться возможностью для исправления имеющихся в оригинале многочисленных опечаток в именах собственных (например, ” Ушзкуз” вместо Уч Жуз, 65; “Серог” вместо Серова, 113).
Первая половина книги Сокола (стр. 1-65), содержащая общее описание русского колониального правления в Туркестане, практически полностью устарела, так как эти вопросы значительно лучше раскрыты не только в публикациях последнего времени, но даже в монографии Ричарда Пирса1960 года[17].
Книга Сокола воспроизводит подходы и предположения советской науки, которые взяты за основу, что является типичным недостатком многих работ западных советологов[18]. Представляется неправильным переиздавать книгу, в которой автор утверждает, что казахи и кыргызы были обращены в ислам “в 18-м и 19-м веках, то есть после русского завоевания” (6). Сокол также повторяет утверждения Гобсона/Ленина, что Азия была завоевана ради ее хлопка, а также советские догмы об экономическом угнетении и классовом расслоении, начавшихся в 1890-х годах и вызванных развитием хлопководства в Центральной Азии (12-24)[19].
Приведенное Э. Д. Соколом описание самого восстания — его причин, хода и подавления представляет больший интерес, в основном из-за сохраняющейся нехватки англоязычных исследований на эту тему[20]. Единственная книга о 1916 годе, появившаяся в западной науке с тех пор – великолепная монография Йорна Хаппеля 2010 года[21], новизна которой связана с использованием допросов, проведенных Охранным отделением, что позволяет написать историю восстания “снизу”, но даже в этой работе внимание фокусируется исключительно на Семиречье, в то время как Э. Д. Сокол пытается дать всеобъемлющее описание произошедшего. Также надо отметить, что после Сокола, ничего не было написано по-английски о восстании 1916 года в Туркмении (Сокол, с. 135-138), отсутствует даже попытка проследить ход восстания от июльской вспышки насилия в Джизаке до самой северной степи, (хотя по какой-то причине он ничего не писал о восстании в Тургайской области, которое не было подавлено вплоть Февральской революции). В целом автор был прав, рассматривая восстание не просто как внезапную, спонтанную реакцию на ошибочную попытку вербовки мусульман в трудовые батальоны, а как явление, имеющее более глубокие корни в политике царской колонизации, захвате лучших земель в Семиречье для русских поселенцев. Несмотря на все это, западные исследования о 1916 годе со времен Сокола существенно продвинулись.
Помимо монографии Й. Хаппеля, есть важные статьи Даниэля Брауэра, Томохико Уяма, Хло Дрю и Акира Уэда[22]. Все они, в отличие от работы Сокола, написаны с использованием прямого доступа к архивным источникам, а во многих случаях и по материалам, написанным на языках среднеазиатских народов.
В настоящее время, как в Средней Азии, так и в России имеются возможности для проведения гораздо более глубоких исследований событий 1916 года, чем те, которыми мог пользоваться Э. Сокол.
Еще одним заявлением Старра, несоответствующим действительности, является утверждение, что якобы “. . . даже сегодня правительство Путина запрещает доступ к московским архивам царских органов власти, где хранятся записи о событиях, предшествовавших 1916 г. ” (viii). Надо признаться, что это заявление – безусловная новость для сотен иностранных историков, работавших все последние 25 лет с архивными документами царской эпохи в Москве, Санкт-Петербурге и других российских городах. Так в марте2016 года, я довольно свободно смог работать с документами Азиатского отдела Главного штаба, относящимися к 1916 году в Российском Государственном Военно-историческом архиве в Москве (РГВИА). Единственным местом, где я действительно получил отказ в доступе к таким материалам, был Бишкек, где правительство очень опасалось информационной войны, которая могла вспыхнуть между киргизскими и российскими историками в год столетнего юбилея, и было вынуждено уступить давлению со стороны Москвы, – но даже здесь запреты, скорее всего, временное явление[23]. РГВИА недавно опубликовал онлайн большую подборку документов, касающихся восстания[24]. Хотя эта подборка явно была составлена таким образом, чтобы подчеркнуть страдания русских, она включает, например, оригинал пресловутой дневниковой записи, в которой генерал-губернатор Куропаткин изложил свой план депортации всех проживавших в районе озера Иссык-Куль киргизов в горный Нарынский район, зарезервировав все лучшие земли для русских переселенцев[25]. В последнее время российские архивы, как представляется, также плодотворно сотрудничали с Киргизско-Славянским университетом в Бишкеке в работе над изданием шеститомной коллекции факсимиле документов, связанных с восстанием 1916 года[26].
В настоящее время западным ученым почти невозможно получить доступ к архивам в Ташкенте и Ашхабаде, но не в Москве. Большинство российских интерпретаций событий 1916 года действительно весьма противоречивы—они варьируются в диапазоне от активного отрицания колониального характера российского правления и представления поселенцев как единственных жертв восстания до более умеренных оценок восстания как “общей трагедии”, обусловленной трудностями военного времени, что также позволяет игнорировать факты колониального гнета и замалчивать огромную разницу в числе жертв, которые понесла каждая из двух сторон. [27]Москва оказала давление на Кыргызстан, понудив его “поправить” в школьных учебниках те представления о восстании, которые россиянам представлялись ошибочными[28].
Нет никакой необходимости преувеличивать попытки российского государства помешать изучению событий 1916 года, но и борьба с ними в форме поддержки крайне националистических позиций, которые даже в государствах Средней Азии разделяет лишь меньшинство ученых, отнюдь не является лучшим решением.
Интерес Старра к восстанию 1916 года вызван тем, что эта тема может стать оружием в современных политических баталиях, последнее становится ясным из упоминания “… усилий тяжеловеса Путина по понуждению Кыргызстана вступить в новый экономический союз…”, что выдает скрытую цель этого переиздания. Подобные мотивы оказывают медвежью услугу как изучению истории восстания, так и делу сохранения памяти о его многочисленных жертвах. Более правильным способом почтить их память, явилось бы не перепечатывание этой устаревшей книги, а вложение средств в стипендии для нового поколения историков, которые впервые делают обширные исследования устной истории, поэзии и песен казахов и киргизов, содержащие совершенно иной взгляд на восстание и страдания[29], отличный от того, который может быть обнаружен на российских интернет-сайтах.
[1] “Revolt in Central Asia: The Cataclysm of 1916,” June 8, 2016, at http://www. silkroadstudies. org/forums-and-events/item/13203-revolt-in-central-asia-the-cataclysmof-1916. html (последнее обращение 8 августа 2016 г. ).
[2]Буттино, М. Революция наоборот. Средняя Азия между падением царской империи и образованием СССР SSSR (Москва, 2007), 80, 375–76.
[3] Alexander Morrison, “Central Asia: Interpreting and Remembering the 1916 Revolt,” eurasianet. org, October 19, 2016, at http://www. eurasianet. org/node/80931 (последнее обращение 8 августа 2016 г. ).
[4]См., например, интервью киргизского историка Шаиргуль Батырбаевой “1916 год – причины восстания и миф о геноциде” – stanradar. com, September 25, 2013, athttp://www. stanradar. com/news/full/4834-1916-prichiny-vosstanija-i-mif-o-genotside. html.
[5]Бройдо Г. И., Восстание киргиз в 1916 г. Мое показание прокурору Ташкентской судебной палаты, данное 3-го сентября 1916 г. – (Москва, 1925), 1–2, 7, 28.
[6] Alexander Morrison, “Sowing the Seed of National Strife in this Alien Region”: The Pahlen Report and Pereselenie in Turkestan, 1908–1910,” Acta Slavica Iaponica 31, (2012): 1–29.
[7]См. William C. Fuller, The Foe Within: Fantasies of Treason and the end of Imperial Russia (Ithaca, NY, 2006); и Б. Колонитский “Трагическая эротика/ Образ императорской семьи в годы первой мировой войны» (Москва, 2010).
[8]Галузо П. ред. , Восстание 1916 года в Средней Азии. Сборник документов (Ташкент, 1932); Шестаков А. ред., Джизакское восстание в 1916 году. – Красный архив, № 60, 60-91. Брайнин С., Шафиро Ш. Восстание Казахов Семиречья в 1916 году (Алма-Ата, 1935); Асфендияров А. С., Национально-освободительное восстание 1916 года в Казахстане (Алма-Ата, 1936); Кательская З. Д. Восстание 1916 года в Узбекистане (Ташкент, 1938).
[9] “Национально-освободительное восстание 1916 года в Казахстане. Народный герой Амангельды Иманов», в “История Казахстана с древних времен до наших дней” под. ред. М. Абдыкалыкова и А. Панкратовой (Алма-Ата, 1943), 370–98. О дискуссии, разгоревшейся в связи с этим изданием см. Harun Yilmaz, “History Writing as Agitation and Propaganda: Kazakh History Book of 1943,” Central Asian Survey 31, no. 4 (2012): 409–23. Об использовании фигуры Амангельды Иманова в советской пропаганде военного времени среди казаков, см. Roberto Carmack, “History and Hero-making: Patriotic Narratives and the Sovietization of Kazakh Front-line Propaganda, 1941–1945,” Central Asian Survey 33, No. 1 (2014): 95–112.
[10] Турсунов Х., Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане (Ташкент, 1962); Пясковский А. В. Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане (Москва, 1960); Усенбаев К., Восстание 1916 года в Киргизии (Фрунзе, 1967); Кастельская З. Д. Основные предпосылки восстания 1916 года в Узбекистане. (Москва, 1972); Сулейменов Б. С. и Басин Б. Я. Восстание 1916 года в Казахстане (причины, характер, движущие силы) (Алма-Ата, 1977).
[11] Рыскулов Т., Восстание туземцев в Туркестане в 1916 году. в “Очерки революционного движения в Средней Азии. Сборник статей” (Москва, 1926): 46–122; Галузо П. ред., Восстание 1916 года в Средней Азии. Красный архив. – 34 (1929): 39–94.
[12] Lowell Tillett, The Great Friendship. Soviet Historians on the Non-Russian Nationalities (Chapel Hill, NC, 1969), 110–29.
[13]Усенбаев К., Восстание 1916 года в Киргизии, 4-10, 173, 256; Сулейменов Б. С. и Басин Б. Я. Восстание 1916 года в Казахстане, 9-13, 83.
[14]Tillett, The Great Friendship, 185–93.
[15]Брусина О. И., Славяне в средней Азии (Москва 2001), 20–40, 137–47; о том же так же в Бекмаханова Н. Е. раздел “Восстание 1916 года” в “Центральная Азия в составе Российской Империи” Абашин С. Н., Апаров Д. Ю., Бекмаханова Н. Е. ред., (Москва, 2008), 228–92.
[16]Козыбаев М. К., ред., Qaharli 1916 zhyl. Quzhattar men materialdarzhinaghi/Грозный 1916 год. Сборник документов и материалов (Алматы, 1998), 2 тома. ; Dono Ziyoyeva, Turkiston milliyozodli kharakati (Ташкент, 2000); Мамбеталиев К. И. ред. “Восстание 1916 года. Сборник документов и материалов (Бишкек, 2015), 5; “Национально-освободительное восстание в Казахстане” at http://e-history. kz/ru/contents/view/287 (последнее посещение 8 августа 2017).
[17] Richard Pierce, Russian Central Asia 1867–1917: A Study in Colonial Rule (Berkeley, 1960); Daniel Brower, Turkestan and the Fate of the Russian Empire (London, 2003); Jeff Sahadeo, Russian Colonial Society in Tashkent 1865–1923 (Bloomington, 2007); Alexander Morrison, Russian Rule in Samarkand 1868–1910: A Comparison with British India (Oxford, 2008). Приведена лишь малая выборка англоязычных изданий книжного формата. Загружено с сайта https://www. cambridge.org/core. University of Oxford, on 31 Oct 2017 at 12:33:17, subject to the Cambridge Core terms of use, available at https://www. cambridge. org/core/terms. https://doi. org/10. 1017/slr. 2017. 185
[18] Devin DeWeese, “Islam and the Legacy of Sovietology: A Review Essay of Yaacov Ro’i’s Islam in the Soviet Union, ” Journal of Islamic Studies 13, no. 3 (2002): 298–330
[19]См.: Beatrice Penati, “The Cotton Boom and the Land Tax in Russian Turkestan (1880s–1915),” Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History 14, no. 4 (Fall 2013): 741–74; Alexander Morrison “Introduction: Killing the Cotton Canard and Getting rid of the Great Game: rewriting the Russian conquest of Central Asia, 1814–1895,” Central Asian Survey 33, no. 2 (2014): 131–42.
[20]Более подробный обзор как советской, так и западной историографии по вопросу 1916 года см. : Cloe Drieu, “L’impact de la Premiere Guerre mondialeenAsiecentrale: des revoltes de 1916 aux enjeux politiques et scientifiques de leur historiographi”’ Histoire@Politique 22, no. 1 (2014): 175–93; и Aminat Chokobaeva, “Krasnye kyrgyzy: sovetskaia istoriografiia vosstaniia 1916 goda, ” в Al΄manakh Shtaba No. 2, Понятие о Советском (2016): 50–75 рефераты размещены на http://www. art-initiatives. org/ru/almanac_of_stab (последнее обращение 8 августа 2017).
[21]JornHappel, Nomadische Lebenswelten Und ZarischePolitik: Der Aufstand in Zentralasien 1916 (Stuttgart, 2010).
[22] Daniel Brower, “Kyrgyz Nomads and Russian Pioneers: Colonization and Ethnic Conflict in the Turkestan Revolt of 1916, ” Jahrbucher fur Geschichte OstEuropas 44, no. 1 (1996): 41–53; Tomohiko Uyama, “Two Attempts at Building a Qazaq State: The Revolt of 1916 and the Alash Movement, ” in Stephane Dudoignon and Hisao Komatsu, eds. , Islam in Politics in Russia and Central Asia (London, 2001), 77–98; Cloe Drieu, “‘Interdit aux Sartes, aux chiens et aux soldats’: la Russiecolonialedans le film de Sulejman Khozhaev Avant l’Aurore [Tong oldidan], 1933,” in Sergei Abashin and Svetlana Gorshenina, eds., Le Turkestan Russe. Unecoloniecomme les autres? (Tashkent—Paris, 2009), 508–39, рефераты размещены на https://asiecentrale. revues. org/1302 (last accessed August 8, 2017); Akira Ueda, “How Did the Nomads Act during the 1916 Revolt in Russian Turkistan?”, Journal of Asian Network for GIS-based Historical Studies, Vol. 1 (November 2013): 33–44 размещено на: http://www. l. u-tokyo. ac. jp/∼angisj/JANGIS/JANGIS%20(Ueda, %20revised). pdf (последнее обращение 8 августа 2017).
[23] “Президент Алмазбек Атамбаев подписал Указ “О 100-летии трагических событий 1916 года” May 27 мая 2015, в http://www. president. kg/ru/news/ukazy/5931 (последнее обращение 9 августа 2017).
[24] “События в Семиречье по документам российских архивов” на http://semirechye. rusarchives. ru/ (последнее обращение 9 августа 2017).
[25] Куропаткин А. Н. Дневниковые записи за 12 октября 1916 года в РГВИА Ф. 165. Оп. 1. Д. 1970. Л. 22 на http://semirechye. rusarchives. ru/iz-dnevnikov-kuropatkina/iz-dnevnika-komanduyushchego-voyskami-turkestanskogo-voennogo-okruga-0 (последнее обращение 9 августа 2017); первоначально опубликованы в книге П. Галузо “Восстание 1916 года в Средней Азии”, 60.
[26]Какеев А. Ч. и др. ред. Среднеазиатское (Туркестанское) восстание 1916 года. История в документах (Бишкек, 2015–16), в 6 томах.
[27] Первый тип интерпретаций представлен см.: Ганин А. В. “Последняя полуденная экспедиция императорской России: Русская армия на подавлении Туркестанского мятежа 1916-1917 гг. “” Русский сборник”. Исследования по истории России”. т. V., Айрапетов О. Р. и др. изд.: (Москва, 2008), с. 152–214; Ганин А. В. “Предисловие” http://semirechye. rusarchives. ru/predislovie (последнее обращение 9 августа 2017). Второй тип – см. Котюкова Т. В., Цивилизационно-культурные аспекты взаимоотношений России и народов Центральной Азии в начале XX столетия: (1916 год уроки общей трагедии) (Москва, 2016).
[28] “Посольство РФ и союз соотечественников требуют запрета учебника “История Киргизстана XIX-XX века” regnum. ru, 15 февраля 2013 athttps://regnum. ru/news/cultura/1625821. html (последнее обращение 9 августа 2017).
[29]Jipar Duishembieva, “Visions of Community: Literary Culture and Social Change among the Northern Kyrgyz, 1856–1924” (Ph. D. Diss. , University of Washington, Seattle, 2015), Ch. 5; Aminat Chokobaeva, “Born for Misery and Woe: National Memory and the 1916 Great Revolt in Kyrgyzstan, ” in Nationalism and Identity Construction in Central Asia Dimensions, Dynamics, and Directions, Mariya Y. Omelicheva, ed. , (Lanham, MD, 2015), 37–51; Meiramgul Khussainova, “Historical Qazaq Songs about 1916, ” (неопубликованная статья, ESCAS conference 2015); Some Qazaq songs are analyzed and can be heard at Nurtai Lakhanuli, “Песни и кию о восстании 1916 года” Радио Azattyq, 28 и. ля, 2016, at http://rus. azattyq. org/a/pesni-i-kyuji-o-vosstanii-1916-goda/27821546. html (последнее обращение 9 августа 2017).
