О ЦИРКУЛЯРЕ МВД ПО ВОПРОСУ О СРОЧНОМ НАЧАЛЕ РЕКВИЗИЦИИ ИНОРОДЦЕВ
Несмотря на то, что высокопоставленные чины МВД во всех документах пытались представить дело так, что ЦИРКУЛЯР № 18991 был разослан с соблюдением всех правил, на самом деле это не соответствовало действительности. Множество ссылок на этот документ, имеющихся в переписке с Военным министерством и в зависящих документах на местах, показывают, что неизменным был только исходящий номер, присвоенный циркуляру МВД, а требование к одновременности рассылки не было выполнено. Не был соблюден и принцип единообразия должностных лиц — адресатов: где-то циркуляр получил только генерал-губернатор, а где-то получателями были и военные губернаторы областей. Подобные бюрократические недочеты при оформлении документа, имеющего государственную значимость, не могут быть случайностью или следствием поспешности, а свидетельствуют о наличии у авторов циркуляра № 18991 сознательного желания исказить реальное положение дел. В уголовной практике подобные смещения датировки событий часто связаны с созданием ложного (квалифицированного) алиби.
Введение.
Законодательный процесс в Российской Империи после 1906 года
В последнее десятилетие существования царской России законодательная база империи развивалась и совершенствовалась за счет нормативных правовых актов, которые органы управления принимали и вводили в действие двумя путями. Порядок каждого из них был прописан в «Своде основных государственных законов Российской Империи«, утвержденных Николаем II 23 апреля 1906 года[1].
Одна группа документов — Высочайшие повеления, указы, манифесты — исходила непосредственно от императора Николая II и потому не нуждалась ни в каком дополнительном подтверждении. Высочайшие повеления издавались в развитие уже принятых законов. Данная форма правового регулирования, называлась издание правового акта «в порядке Верховного Управления» и была установлена статьей 11 Свода основных Законов:[2]
Ст. 11. Государь Император, в порядке верховного управления, издает, в соответствии с законами, указы для устройства и приведения в действие различных частей государственного управления, а равно повеления, необходимые для исполнения законов.
Вторую группу документов составляли законы, рассмотренные и принятые Государственной Думой, затем одобренные Государственным Советом и, в завершение, утвержденные царем. Если императору что-либо в законе не нравилось, он мог его отозвать. Царю принадлежало право абсолютного вето, то есть по его требованию любой закон мог быть пересмотрен или отменен.
Статьями 91 и 93 Свода основных Законов было определено, что все правовые акты, независимо от способа их принятия — в порядке Верховного Управления или законодательными органами — вступали в силу только после их обнародования (или «распубликования»), то есть напечатания типографским способом и рассылки во все заинтересованные органы власти. Статьи 91 и 93, учитывая их важность для настоящего исследования, приведем в полном объеме[3]:
Ст. 91. Законы обнародываются во всеобщее сведение Правительствующим Сенатом в установленном порядке и прежде обнародования в действие не приводятся.
Ст. 93. По обнародовании, закон получает обязательную силу со времени назначенного для того в самом законе срока, при неустановлении же такового срока — со дня получения на месте листа Сенатского издания, в коем закон напечатан. В самом издаваемом законе может быть указано на обращение его, до обнародования, к исполнению по телеграфу или посредством нарочных.
Согласие на официальное распространение на всей территории Империи текста каждого подобного нормативного акта давал Правительствующий Сенат. Для этой цели имелось специальное сенатское издание — «Собрание узаконений и распоряжений правительства», а на Сенат была возложена обязанность следить, чтобы никакие частные или официальные издания не публиковали тексты законов, повелений и указов прежде, чем его официальный текст появится в издании Сената. Были и секретные акты, которые Сенат рассматривал и хранил, но к публикации не допускал.
Абсолютным правом законодательной инициативы обладал только император. Права Государственной думы и Государственного совета в этом отношении имели ограничения, прописанные в статье 107 Свода основных Законов. При этом написание текстов всех нормативных актов, то есть подготовку проектов документов, в любом случае осуществляли чиновники министерств, после чего министры представляли проекты либо на согласование царю, либо в Государственную думу на рассмотрение.
Правовые акты, принятые в порядке Верховного управления, обычно были лаконичны и содержали указания на то, что должно быть сделано, какой категории подданных касается это распоряжение, а также какое ведомство или должностное лицо является ответственным исполнителем. При необходимости в документе указывались основные показатели, характеризующие предстоящие действия исполнительных органов власти. В качестве ведомств, которым поручалось выполнить монаршую волю, в большинстве случаев назначались министерства, а в качестве ответственных должностных лиц — министры. Какие-либо конкретные инструкции о порядке, сроках и средствах для решения поставленных императором задач в подобных документах отсутствовали: не царское это дело. Для детального описания действий, необходимых для решения поставленной императором задачи, назначенные исполнители осуществляли разработку «зависящих распоряжений» и подзаконных актов, в частности — циркуляров (циркулярных писем или телеграмм). В современном законодательстве аналогом таких документов являются «подзаконные нормативные правовые акты», утверждение которых осуществляются постановлениями правительства.
В правовой системе Российской Империи «циркуляр» (циркулярное письмо, циркулярная телеграмма) — это официальный документ, имеющий характер общей инструкции, исходящий от уполномоченного на то должностного лица и адресованный двум и более подчиненным ему лицам. Правами составлять и рассылать циркуляры были наделены министерства, которые с их помощью осуществляли управление нижестоящими территориальными органами власти. Последние должны были выполнить определенную им часть работы, руководствуясь положениями циркулярных писем и телеграмм. Поскольку в Российской Империи циркуляры являлись элементом нормативной правовой базы, к ним в полной мере применялось требование единообразия и непротиворечивости, то есть циркулярные письма (телеграммы), поступающие ко всем адресатам, должны были быть абсолютно идентичны по форме и содержанию, в том числе — и в части реквизитов (дата отправления, исходящий номер, наименование учреждения-отправителя и должность и персональные данные лица, подписавшего документ). Согласно этим требованиям рассылка циркуляров обязательно осуществлялась единовременно (одновременно) по всем адресам из списка рассылки. Список рассылки являлся обязательной составной частью проекта циркуляра, и должностное лицо, подписывающее циркулярное письмо, одновременно утверждало список адресатов.
В июне 1916 года после долгих и непростых переговоров чиновниками военного министерства и Министерства внутренних дел было принято решение узаконить привлечение коренных жителей юго-восточных окраин Империи, которых официально называли «инородцы», на работы в прифронтовой зоне «в порядке Верховного Управления». В соответствии с этим решением Военное министерство подготовило проект высочайшего повеления, которое Николай II согласовал 25 июня 1916 года. После этого министерствами было издано несколько «зависящих распоряжений», в том числе циркуляров. Настоящая статья посвящена непростой истории одного такого циркуляра, появившегося на свет вследствие подписания Высочайшего повеления о реквизиции инородцев для работ в тылу действующей армии. Этот документ вошел в историю российского государства под названием «циркулярная телеграмма № 18991».
Часть первая. 25 июня — 4 июля 1916 года. Состав преступления
1.1 Незаконнорожденный проект и его «родители»
23 июня 1916 года из Петрограда в Могилев, где располагалась Ставка Верховного Главнокомандующего Русской Императорской Армией, отправился офицер фельдъегерской службы, в портфеле которого лежал Всеподданнейший доклад Главного Штаба от 23 июня 1916 г. № 142а «О привлечении к работам в районе действующей армии инородцев, освобожденных ныне от воинской повинности»[4]. Этот доклад, подписанный Военным министром, генералом от инфантерии Д.С. Шуваевым, представлял собой 10 страниц текста, отпечатанного на пишущей машинке. К докладу был приложен отдельный лист, озаглавленный «Испрашивается Высочайшее соизволение»[5], на двух сторонах которого был напечатан текст названного выше нормативного правового акта, вошедшего в историю России как «Высочайшее повеление от 25 июня 1916 года о реквизиции инородцев на тыловые работы». Этот лист и был «мемория», на которой император должен был начертать собственноручную резолюцию.
Подготовка уместившегося на 1 листе документа, представленного на «Высочайшее соизволение», длилась целых три недели, начиная со 2 июня 1916 года, и была крайне драматичным противостоянием высших должностных лиц Военного министерства с одной стороны, и Министерства внутренних дел (МВД) — с другой[6]. Победителем в этом столкновении взглядов двух ведомств стало МВД, а персонально — начальник Управления воинской повинности С.А. Куколь-Яснопольский и курирующий это подразделение товарищ министра внутренних дел князь В.М. Волконский. Проигравшей стороной оказался упомянутый выше генерал Д.С. Шуваев, которому, несмотря на проявленное им упорное сопротивление, пришлось не только подписать документ, составленный под диктовку представителей МВД, но и отправить Всеподданнейший доклад от своего имени на согласование Николаю II. Горечь поражения вместе со своим министром разделили генералы Главного Штаба, входящего в состав Военного министерства: начальник Главного Штаба генерал от инфантерии Н.П. Михневич, а также непременные исполнители всех его поручений по данном вопросу — начальник Отдела пенсионного и по службе нижних чинов генерал-лейтенант В.М.Баранов и его помощник — генерал-майор К.А. Фортунатов.
В этом межведомственном сражении особую роль, о которой будет сказано ниже, играл помощник военного министра, генерал от инфантерии П.А. Фролов, который будучи вторым, а временами и первым, руководителем Военного Министерства в основном «разделял взгляды» своих штатских коллег из МВД.
Еще одним, помимо уже названных, заметным участником межведомственной бюрократической схватки, развернувшейся по вопросу о правовом оформлении привлечения инородцев к тыловым работам, стал гофмейстер Б.В. Штюрмер, совмещавший всю первую половину 1916 года посты Председателя Совета Министров и министра внутренних дел. Детальное изучение межведомственной переписки по данной проблеме позволяет утверждать, что глава Совета Министров никаких самостоятельных решений по вопросу о призыве инородцев не принимал, но зато весьма эффективно использовался подчиненными ему князем В.М. Волконским и тайным советником С.А. Куколь-Яснопольским как таран для разрушения позиций военного министра. Можно утверждать, что гофмейстер Б.В. Штюрмер даже особенно и не вникал в суть дела, полностью доверившись своему «товарищу»[7] князю В.М. Волконскому. Генерал от инфантерии Д.С. Шуваев, напротив, с самого начала сделал вопрос о призыве инородцев «личным», имел собственные взгляды по всем основным вопросам и отстаивал их «в борьбе с превосходящими силами противника» с упорством и искусством, достойными уважения.
В азарте крайне жесткой бюрократической схватки чиновники обоих министерств «забыли» подключить к ней еще одну группу участников. Речь о том, что в отношении решений, влияющих на деятельность любого генерал-губернаторства, закон требовал перед вынесением проекта документа на Высочайшее (то есть — царское) рассмотрение, получить отзыв от соответствующего генерал-губернатора. Решение о привлечении инородцев касалось как минимум пяти генерал-губернаторств, но ни в одно из них проект повеления не был направлен.
При этом ссылки на «крайнюю спешность» в данном случае выглядят крайне несерьезно: за три недели, пока шла межведомственная борьба по вопросу о содержании проекта, можно было несколько раз узнать, что по спорному вопросу думают на местах, то есть те должностные лица краев, губерний и областей, которым предстояло выполнять готовящееся повеление.
На счастье министров, 25 июня 1916 года император Николай II тоже не вспомнил, что к проекту должно быть приложены мнения генерал-губернаторов, и поставил три буквы «Сог» на проекте Высочайшего повеления, означавшие, что он «согласиться соизволил» с предложениями, представленными в Докладе Главного Штаба Военного министерства по Отделу пенсионному и по службе нижних чинов № 142а от 23 июня 1916 года. Не вдаваясь ни в какие подробности предстоящей «реквизиции инородцев», не поинтересовавшись необходимостью этой акции, ее подготовленностью и возможными последствиями, доверчивый монарх, подобно гофмейстеру Б.В. Штюрмеру, росчерком из трех букв резко изменил судьбу сотен тысяч своих подданных и миллионов членов их семей, проживающих на восточных и юго-восточных окраинах Российской Империи. Своим согласием царь дал добро на действия, которые не только стали самым кровавым преступлением за всю историю правления дома Романовых, но и изначально были направлены против самого Николая II.
1.2 Император согласен, значит, нарушений нет
Следует отметить, что действия, предпринятые собственно 25 июня 1916 года самим Николаем II, не содержали нарушений российского законодательства. Самодержец имел право «в порядке Верховного Управления» подписать повеление о реквизиции, хотя отсутствие согласия генерал-губернаторов было не единственной «оплошностью» петроградских управленцев, готовивших проект. В проекте повеления расширительно трактовалось само понятие реквизиции, так как такая форма повинности должна была распространяться на все население региона, а не на какую-то его часть. Кроме того реквизиции полагалось проводить непосредственно в местах проживания людей, привлекаемых к труду для целей обороны, а не в районах, отстоящих на тысячи верст от их дома. Тем не менее эти отклонения от буквы закона были либо не замечены, либо спущены на тормозах и списаны на «издержки военного времени».
Согласие царя, поставившего 25 июня 1916 года свою подпись под текстом повеления, стало индульгенцией для чиновников, хотя отмеченный факт сокрытия намерений и действий от генерал-губернаторов, являлся не только нарушением регламента законотворческого процесса, но и с большой вероятностью становился серьезной проблемой для исполнителей, что и произошло в случае с повелением о реквизиции инородцев. Ну и кроме того названные явные, сознательные нарушения законов являются серьезным основанием для выявления причин и мотивов, которые были или могли быть у должностных лиц, совершивших эти нарушения, так как любая «подковерная» деятельность в высших эшелонах власти вызывает подозрение в наличии злого умысла или корыстного интереса.
В данном случае такие подозрения тем более обоснованы в связи с тем, что прямые нарушения законодательства не завершились сразу за подписанием Высочайшего повеления. Как было отмечено во введении, по действовавшим в Российской Империи в начале XX века правилам все законы, и даже повеления монарха, вступали в силу не сразу с момента подписания, а только после их «распубликования» Правительствующим Сенатом в специальном сенатском издании — «Собрании узаконений и распоряжений правительства»
Так было определено законом. А вот что произошло в реальности.
1.3 Управление воинской повинности торопит военных и спешит само
С наибольшим нетерпением подписания Николаем II повеления о реквизиции инородцев ожидали… в Управлении воинской повинности МВД. Это следует не только из той активности, которую руководитель этого подразделения проявил при подготовке документа, но и непосредственно — из полуофициальной рукописной записки, направленной тайным советником С.А. Куколь-Яснопольским начальнику Главного штаба, генералу от инфантерии Н.П. Михневичу еще днем 24 июня 1916 года. В этой записке тайный советник, который был главным лоббистом формированного набора инородцев методов реквизиции, среди прочего пишет:[8]
Сегодня в Совете Министров Военный министр сказал мне, что Всеподданнейший доклад по этому вопросу уже вчера послан им Его Величеству.
Как только доклад вернется утвержденным, не откажите приказать уведомить меня по телефону, чтобы мы могли сейчас же послать исполнительные телеграммы. Следом велите, пожалуйста, прислать мне список с утвержденного доклада.»
На записке С.А. Куколь-Яснопольского, хранящейся в делах Главного Штаба, отсутствуют исходящие реквизиты МВД, но стоит отметка Главного Штаба о том, что просьбы начальника Управления воинской повинности были исполнены 27 июня 1916 года исходящей депешей № 1598/25. Это означает, что списки (копии) подписанного царем повеления и доклада № 142а были посланы из Военного ведомства в МВД 27 июня. В тот же день Управление воинской повинности МВД направило в Главный Штаб, копию той самой «исполнительной телеграммы», о которой писал в своей записке начальник Управления воинской повинности.
Это и была циркулярная телеграмма, получившая в МВД № 18991, которая, подобно запалу гранаты, инициировала беспорядочную, но колоссальную по масштабам суету на значительной части Российской империи, а ее номер надолго запомнили все чиновники, втянутые в работы по реквизиции инородцев, а также — депутаты Государственной думы, следователи и члены Чрезвычайной Следственной Комиссии и многие другие уважаемые люди. Она-то и является «главным героем» данного исследования.
1.4 О циркуляре № 18991 первым узнал Главный Штаб
Как позже неоднократно утверждали высшие должностные лица МВД, циркуляр № 18991, подписанный министром внутренних дел Б.В. Штюрмером, был разослан 27 июня 1916 года по телеграфу всем губернаторам и генерал-губернаторам краев. В этом утверждении не подлежит сомнению только номер разосланной телеграммы, в истинности всех прочих моментов имеются основания сомневаться.
Выше уже было сказано, что о рассылке циркуляра МВД, касающегося реквизиции инородцев, первым был проинформирован Главный Штаб Военного Министерства, то есть тот самый орган, который выполнил всю черновую работу по подготовке и продвижению Высочайшего повеления. Помощник начальника Управления воинской повинности А.П. Федоров[9] от имени своего непосредственного начальника на бланке Управления отправил в Главный штаб следующее сообщение[10]
Управление воинской повинности имеет честь препроводить при сем для сведения копию циркулярной телеграммы от 27 июня сего года № 18991 о привлечении для работ в тылу армии в реквизиционном порядке освобожденных от воинской повинности инородцев империи.
За Начальники Управления /подпись/ А.Федоров
Если внимательно прочитать текст, подписанный за начальника Управления действительным статским советником А.П. Федоровым, то станет ясно, что в его послании нет ни слова ни о том, кто подписал телеграмму № 18991, ни о факте ее рассылки, нет также и списка адресатов, по которым телеграмма была разослана. Но при этом указаны и исходящий номер и дата, то есть реквизиты, свидетельствующие о том, что документ этот оформление в канцелярии и имеет завершенный делопроизводственный статус. О том же свидетельствует и приложенная копия самой циркулярной телеграммы: чиновники из МВД не просят и не ждут каких-либо комментариев от Главного Штаба. Они просто информируют: дело сделано, команда действовать ушла на места.
Вряд ли подлежит сомнению то, что циркуляр № 18991, приведший в недоумение всех получивших его губернаторов и генерал-губернаторов от Тифлиса до Сахалина, был составлен в Управлении воинской повинности. Это следует, во-первых, из того обстоятельства, что в подготовке высочайшего повеления от МВД участвовало исключительно это управление, возглавляемое тайным советником С.А. Куколь-Яснопольским; во-вторых, из того, что вся переписка по этому вопросу велась под грифами «секретно» и «совершенно секретно», что не предполагало осведомленность о нем иных подразделений и должностных лиц. Ну и наконец, авторство циркуляра подтверждается содержанием записки помощника начальника Управления воинской повинности № 18992 на имя начальника Главного Штаба.
Кроме того, есть все основания предположить, что текст «исполнительной телеграммы» № 18991 был продуман, согласован с руководством и заготовлен еще до получения официального подтверждения о согласии Николая II на реквизицию. Хотя чиновники в МВД были опытны и профессиональны, но все же для составления инструкции по проведению столь масштабной акции требуется какое-то время, а согласно имеющимся документам циркуляр был готов и даже подписан буквально через считанные часы после того, как из Главного Штаба был отправлен «список» (то есть, заверенная копия) согласованного с царем документа.
Такая оперативность, больше похожая на поспешность, со стороны чиновников МВД безусловно требует объяснения, попытка дать которое и будет сделана ниже.
А пока что отметим два момента. Во-первых, дата и исходящий номер сопроводительного письма Управления воинской повинности — № 18992, а также вписанные на оригинале этого документа от руки реквизиты циркуляра убедительно доказывают, что письмо в Главный Штаб было зарегистрировано в МВД одновременно с регистрацией циркулярной телеграммы, которая, судя по исходящим и входящим реквизитам, в тот же день была получена в Военном министерстве. Во-вторых, факт регистрации депеши в канцелярии или экспедиции, как и получение этой телеграммы в Главном Штабе, вовсе не означают, что циркуляр в тот же день был послан «на места», то есть главным начальникам упомянутых в Высочайшем повелении краев, губерний и областей Российской Империи.
1.5 МВД сеет ветер, Главный Штаб пытается предотвратить бурю
Руководство Военного ведомства, в частности начальник Главного Штаба генерал от инфантерии Н.П. Михневич и подчиненные ему исполнители по вопросам о призыве инородцев — сотрудники Отдела пенсионного и по службе нижних чинов, узнав о рассылке циркуляра МВД и ознакомившись с его содержанием, — были как минимум удивлены, но, наверное, правильнее будет сказать — шокированы и возмущены. В делах названного отдела имеется Докладная записка по Главному Штабу от 3 августа 1916 года № 168, в которой подробно, в хронологическом порядке изложены события этих дней. В частности, о том, что предполагали делать военные после 25 июня 1916 года и что им пришлось делать, реагируя на инициативы Министерства внутренних дел, в Докладной записке № 168 сообщается:[11]
Высочайшее соизволение на эту меру состоялось 25 июня, причем всеподданнейший доклад был возвращен в Главный Штаб 26 июня. В тот же день копия означенного доклада, согласно просьбе Министерства внутренних дел, была сообщена для сведения сему министерству.
Дальнейшая работа должна была заключаться:
1) в самой подробной разработке порядка призыва, основанной на указанных выше принципиальных решениях совещания;
2) в сообщении выработанного порядка на места, для ознакомления с ним местного начальства и подготовки к призыву;
3) в получении с мест сведений о намеченных сборных пунктах и местах посадки, а также о примерном числе ожидаемых в каждом пункте рабочих-инородцев, для соображений составлению планов их перевозки; и
4) в производстве самого призыва в соответствии с перечисленными выше данными.
К разработке доложенного выше порядка междуведомственное совещание при Главном Штабе (с участием представителей от Ставки) приступило 2 июля сего года.
Между тем оказалось, что Министерство Внутренних дел, не дожидаясь указанной выше последовательной разработки настоящего вопроса, 27-го июня телеграфировало губернаторам о необходимости безотлагательно, в кратчайший срок, начать составление именных списков младших 13 возрастов инородцев и приступить к призыву их. При этом в означенной телеграмме Министерство внутренних дел не указало, что инородцам в нужных случаях могут быть даваемы отсрочки. Равным образом Министерство не указало губернаторам о числе инородцев, которые должны быть призваны в первую очередь из каждой губернии или области.
Узнав об этом на следующий день, Главный Штаб был озабочен вопросом — каким образом распоряжение о призыве может быть выполнено, коль скоро самые подробности его еще подлежат разработке. Невольно возникал вопрос — что будет делать местное начальство с призванными людьми, не имея точных указаний, каким порядком, в какое время и куда они должны быть отправлены и на какие средства надо продовольствовать их.
На заданный по этому делу вопрос, чины Управления воинской повинности ответили успокоительным заверением, что операция переписи инородцев займет около месяца, в каковое время выработанный при Главном Штабе порядок успеет быть сообщен на места.
В действительности же оказалось, что в некоторых местах первые партии инородцев начали поступать на сборные пункты уже в начале июля.
Для ясности отметим, что в том же деле, где подшита цитируемая Докладная записка № 169 имеется первичный и уже приведенный выше документ, служебные отметки на котором свидетельствуют, что копия подписанного Николаем II повеления была представлена МВД не в воскресенье 26 июля, как написано в записке, а днем позже — в понедельник 27-го июля, то есть в тот же день, которым датирована циркулярная телеграмма № 18991. Но, как будет показано ниже, эта ошибка в датировке не так уж и важна. Гораздо существеннее оценка и реакция военных на демарш Управления воинской повинности. Вместо предусмотренных пунктом 2 Высочайшего повеления от 25 июня 1916 г. совместных действий двух ведомств, руководство МВД начало действовать автономно, игнорируя мнение военного ведомства. Возмущение таким стилем работы просматривается даже в дипломатичной Докладной записке Главного Штаба № 168, составленной 3 августа, то есть более чем через месяц после первого ознакомления с циркуляром Управления воинской повинности.
В Докладной записке № 168 практически открытым текстом говорится, что циркуляр № 18991, содержащий однозначное требование немедленно начать реквизицию, не содержал даже базовых сведений о том, сколько людей надо собрать, как их кормить и куда их отправлять. Подобное сочетание категоричности требований и отсутствия ясности их содержания неизбежно ведет к хаотическим, плохо организованным, спонтанным и потому часто деструктивным действиям. Такие распоряжения могут вызывать у исполнителей, особенно если они не очень опытны в управлении, паническое настроение, и потому с полным основанием могут быть названы, если не провокационными, то провоцирующими.
Генералы Главного Штаба были очень опытными управленцами, и потому мгновенно разглядели опасность таких последствий. И тем не менее на первых порах они не пытались предпринимать какие-то контрмеры, так как знали, что до момента распубликования Высочайшего повеления ни одно из его положений не должно быть принято к исполнению. В Военном министерстве знали, что оригинал подписанного императором документа находится в Министерстве юстиции, откуда должен быть представлен в Правительствующий Сенат. Все это требовало времени, и военные намеревались использовать его для планомерной подготовки руководящего документа.
В соответствии со своим пониманием последовательности необходимых действий по подготовке к реквизиции все тот же Отдел пенсионный и по службе нижних чинов подготовил и 29 июня 1916 года представил Начальнику Главного Штаба Докладную записку № 144[12] с предложением провести Особое Межведомственное совещание с участием представителей не только Военного министерства и МВД, но и Штаба Верховного Главнокомандующего, министерств финансов и государственного контроля. Начальник Главного Штаба Н.П. Михневич согласился с этим предложением, поручил председательствовать на Совещании генерал-майору Фортунатову и в тот же день разослал во все перечисленные ведомства уведомление о необходимости направить в Главный Штаб своих представителей, в котором среди прочего отметил:[13]
Обсуждению совещания будут подлежать вопросы о порядке ассигнования на указанную надобность средств из военного фонда, о продовольствии инородцев на соборных пунктах и в пути, о перевозке их в район действующей армии, о выдаче им вознаграждения и проч.
Принимая во внимание, что Министерство Внутренних дел уже сделало распоряжение о начале действий по призыву инородцев, разрешение означенных вопросов требует особой спешности.
Даже из приведенного в приглашении генерала Н.П. Михневича перечня вопросов, подлежащих обсуждению и разрешению, ясно, что без внятного ответа на эти вопросы по организации реквизиции требовать от местных администраций какие-либо практические шаги по призыву было авантюрой, а учитывая осознаваемую опасность беспорядков — провокационной авантюрой. Трудно представить, что чиновники Управления воинской повинности не понимали этого, и тем не менее циркуляр был разослан, и более того, на возмущенные запросы военных чиновники МВД отвечали невразумительными «успокоительными заверениями». Поэтому, Главному Штабу вместо вдумчивого и неспешного решения поставленной перед ним и без того непростой задачи, пришлось в авральном порядке тушить пожар, который вызвали, мягко говоря, странные действия МВД.
Пожар этот, правда, начался не сразу с 27 июня, а с задержкой, и причиной тому также были, как минимум не логичные, а при внимательном рассмотрении — не вполне законные действия все того же Министерства внутренних дел.
1.6 Долгий путь телеграммы № 18991 на места
Во всех документах петроградских ведомств датой отправления циркуляра № 18991 называется 27 июня 1916 года. Убежденность (искренняя или нет — узнать невозможно) высших чинов МВД, включая подписавшего часть таких документов министра Б.В. Штюрмера, в том, что «исполнительная телеграмма» о начале реквизиции была разослана именно в этот день подтверждается депешей № 20054 от 5 июля 1916 г. за личной подписью указанного министра внутренних дел на имя военного министра Д.С. Шуваева, в которой утверждается[14]
…Между тем мною на основании требований Ставки и состоявшегося между нами соглашения при сообщении подлежащим губернаторам упомянутого выше высочайшего повеления еще 27 минувшего июня предложено было исполнить все вызываемые на местах распоряжения и работы в возможно кратчайший срок…
В данном письме министра Б.В. Штюрмера приведены сведения, которые вряд ли можно назвать соответствующими действительности. Во-первых, никаких документальных «требований Ставки» в делах обоих министерств нет, да и все упоминания о таковых неизменно голословны, то есть без указания реальных документов. Во-вторых, упоминание о каком-либо «сообщении подлежащим губернаторам» о Высочайшем повелении, имевшем место до 27 июля, — совершеннейший нонсенс, так как до этой даты никто не мог знать будет ли повеление подписано, а если будет — то когда именно. В целом это письмо выглядит как попытка перераспределить ответственность за разосланный МВД циркуляр на два военных ведомства, к нему никакого отношения не имеющих, — Ставку Верховного Главнокомандующего и Военное министерство. Попытка безыскусная, но тем не менее свидетельствующая об осознании ее авторами, что они творят нечто, за что придется отвечать.
Помимо указанного обстоятельства для целей настоящего исследования важно зафиксировать не подлежащий сомнению факт: и чиновники МВД, и генералы Главного Штаба и сам военный министр Д.С. Шуваев во всей последующей переписке, во всех внутренних и исходящих документах датой рассылки циркулярной телеграммы настойчиво называют 27 июня 1916 года. Нет никаких сомнений в том, что военные при этом ориентируются исключительно на отношение от той же даты с исходящим № 18992, которым помощник начальника Управления воинской повинности А.П. Федоров сопроводил направленную в Главный Штаб «для сведения» копию циркулярной телеграммы.
Казалось бы, с вопросом о дате оформления и рассылки циркуляра № 18991 все вполне ясно, но изучение последовавшей переписки заставляет в этом усомниться. Телеграмма из МВД о немедленном начале реквизиции безусловно вызвала на местах замешательство, больше похожее на шок. И конечно ответной реакцией стал поток запросов в МВД с просьбой о разъяснениях. Такие запросы шли из всех регионов, в которые поступила телеграмма. И позднее, когда пришло время отчитываться о принятых мерах, и вообще разбираться в произошедшем, без упоминаний этой депеши МВД нельзя было обойтись. Это относится ко всем регионам, упомянутых в Высочайшем повелении от 25 июня 1916 года, включая и Туркестанский край. При этом сразу обращает внимание то, что первые запросы с мест датированы не 27 июня и даже не следующим днем, а самое ранее — 29 июня. При этом, практически во всех таких запросах в качестве реквизита телеграммы № 18991 указывается не 27-ое июня, а более поздние даты.
Примеры подобных документов можно начать с «Записки о ходе и положении дела по реквизиции туземцев Туркестанского края для работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии» (далее — «Записка…»), которая была составлена Канцелярией Туркестанского генерал-губернатора не позднее 8 августа 1916 года, то есть ко дню прибытия в Туркестан генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина, за две недели до этого назначенного генерал-губернатором Туркестанского края. В этом документе, подписанном заведующим Канцелярией действительным статским советником Н.В. Ефремовым, сообщается[15]
Телеграмма Министра внутренних дел от 28 июня за № 18991 о последовавшем 25 июня Высочайшем повелении о привлечении реквизиционным порядком на время настоящей войны освобожденных от воинской повинности инородцев Империи для работ по устройству оборонительных сооружении и военных» сообщений в районе Действующей армии была получена вр.и.д. Генерал-губернатора 29 июня[16] и в тот же день сообщена г.г. военным губернаторами областей края и начальнику Закаспийской области для исполнения …
«Записка…» Канцелярии Туркестанского генерал-губернатора составлена тем подразделением краевой администрации, которое обладало всей полнотой информации о входящей и исходящей корреспонденции. И если канцелярия пишет «от 28 июня № 18991», то это должно означать, что таковы были исходящие реквизиты циркуляра, а не дата его получения в Ташкенте.
Дата «28 июня» проставлена и на рукописной копии телеграммы МВД в делах Канцелярии Туркестанского генерал-губернатора[17], более того, на ней читается надпись «Принял 29/VI 2 ч.20 мин». Эти отметки полностью соответствуют свидетельствам в «Записке…». То есть, телеграмма была отправлена из Петрограда поздно вечером 28 июня, и, соответственно, с учетом разницы в часовых поясах, была получена в Ташкенте, когда уже наступило 29 июня.
Такой взгляд находит подтверждение в пространных «Показаниях бывшего Губернатора Ферганской области» генерал-лейтенанта А.И. Гиппиуса[18], где анализу последствий рассылки циркуляра МВД № 18991 уделено много внимания и где этот документ многократно называется «телеграмма от 29 июня». При этом можно предположить, что ферганский военный губернатор называл число, когда копия циркуляра МВД была получена им самим в Фергане. Такая датировка циркуляра МВД была принята в Туркестане повсеместно, и впоследствии не подвергалась сомнению. Об этом говорят первые строки доклада Туркестанского генерал-губернатора А.Н. Куропаткина военному министру от 7 февраля 1917 года[19]
Милостивый государь Дмитрий Савельевич!
Телеграмма о последовавшем высочайшем повелении 25 июня о привлечении реквизиционным порядком на время настоящей войны освобожденных от воинской повинности инородцев империи для работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе, действующей армии была получена в Ташкенте 29 июня. Вр. и. д. генерал-губернатора генерал от инфантерии. Ерофеев, в тот же день сообщив, указанную телеграмму гг. военным губернаторам областей края и начальнику Закаспийской области
Приведенные выдержки из туркестанских документов дают основания предположить, что циркуляр Управления воинской повинности был разослан во все заинтересованные администрации не ранее позднего вечера 28 июня, то есть как минимум на сутки позднее, чем это утверждается в документах МВД. Если для подтверждения этого вывода обратиться к документам других краевых, областных и губернских администраций, то возникают дополнительные разночтения.
1.7 Неоднозначные реквизиты телеграммы № 18991 в Астраханской области и Степном краю
В телеграмме военного губернатора Астраханской области генерал-лейтенанта И.Н. Соколовского на имя управляющего земским отделом МВД от 26 июля 1916 г. сообщается[20]
Согласно телеграммы мин[истерства] вн[утренних] д[ел] от 28 июня № 18991, коей было приказано в кратчайший срок произвести призыв инородцев для формирования рабочих партий на фронт, я привлек к делу все имевшиеся в моем распоряжении силы и средства …
Документ администрации Астраханской области подтверждает, что циркуляр № 18991 был датирован 28 июня, как было указано и в «Справке…» Канцелярии Туркестанского генерал-губернатора.
Что касается Семипалатинской и Акмолинской областей, которые входили в состав в Степного генерал-губернаторства и Омского военного округа, то по вопросу о реквизитах циркуляра МВД в разных документах имеются расхождения. Составленная и.д. начальника штаба Омского военного округа генерал-лейтенантом, бароном А.А. фон Таубе «Справка о ходе восстания в Семипалатинской и Акмолинской областях за период с 7 июля по 6 сентября 1916 г.»[21] начинается словами
Высочайшее повеление о призыве на работы инородцев было получено 29 июня.
Это утверждение отличается от всех остальных тем, что согласно ему, из МВД в области Степного края поступила не телеграмма с разъяснениями, а сам текст Высочайшего повеления. Коль так, то это было прямым нарушением запрета рассылки не распубликованных актов, подготовленных в порядке Верховного Управления. Это очень серьезное административное нарушение и потому нельзя исключать ошибку, обусловленную, например, тем, что генерал-лейтенанта А.А. фон Таубе просто ввели в заблуждение не квалифицированные исполнители. Однако это не единственное утверждение подобного рода.
Следующий, тоже отличный от прочих, вариант получения первой информации о реквизиции инородцев из МВД в Степном Крае содержит «Справка канцелярии Военного министерства о ходе восстания в Семипалатинской, Акмолинской, Уральской областях и Астраханской губернии», сохранившаяся в фонде Канцелярии Туркестанского генерал-губернатора и опубликованная в сборнике документов «Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане». В этом документе указано[22]
По воспоследовании высочайшего повеления 25 июня с. г. о привлечении мужского инородческого населения империи к работам в районе действующей армии министром внутренних дел были по этому делу преподаны подлежащим губернаторам указания по телефону 27 июня за № 18991.
Как видим, в данном докладе, подготовленном в Военном министерстве, дата указана та же, что и в прочих документах этого ведомства по данному вопросу. Но здесь обращает на себя внимание, что циркуляр был сообщен «по телефону», а не «по телеграфу», что с бюрократической точки зрения далеко не одно и то же[23]. Телеграмма обязательно имеет полный набор реквизитов, а ее копия хранится как в делах отправителя, так и у адресата. Телефонограмма практически никогда не регистрируется отправителем, и только в исключительных случаях — по специальному указанию — заносится в регистрационные журналы получателя. В данном случае речь идет о серьезнейшем мероприятии, царском повелении… и вдруг о нем сообщается «по телефону». В статье 93 Свода основных государственных законов Российской Империи на этот счет есть четкое указание
В самом издаваемом законе может быть указано на обращение его, до обнародования, к исполнению по телеграфу или посредством нарочных.
То есть, закон может быть принят к исполнению до его публикации, но только в том случае, если такая мера специально оговорена в тексте самого закона. Помимо такого специального положения в законе должно быть указано, каким образом закон доводится до сведения исполнителя. Это можно было сделать нарочным или по телеграфу, но использование телефонной связи исключалось категорически.
В Повелении от 25 июня никаких указаний на этот счет не было, так что даже телеграфная рассылка этого циркуляра до публикации была незаконна, не говоря уж о телефонной. В подобных случаях вполне обоснованы подозрения, что такие вольности могли быть использованы для сокрытия более серьезных нарушений, например, распространение документа, который еще не был подписан уполномоченным на то должностным лицом. Напомним, что цитируемый документ был составлен в Военном министерстве, рассылкой же телеграммы № 18991 занималось Министерство внутренних дел, так что военные могли быть не вполне осведомлены по этому вопросу, и тем не менее в «Справке канцелярии Военного министерства…» записано именно так.
Имеется и третий документ о ситуации в том же регионе — «Доклад о восстании в Акмолинской, Семипалатинской и Уральской областях», представленный членом Совета министра внутренних дел В.Г. Кондоиди управляющему Министерством внутренних дел А.Д. Протопопову 8 декабря 1916 года. В этом докладе тайный советник В.Г. Кондоиди излагает историю получения информации о начале кампании по реквизиции инородцев следующим образом[24]
Высочайшее повеление от 25 июня с. г. о привлечении реквизиционным порядком на время войны инородцев империи для работ по устройству оборонительных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии, сообщенное Министерством внутренних дел 27-го числа, получено было администрацией в Акмолинске 29-го и в Семипалатинске 28 того же июня, и незамедлительно были приняты меры к неукоснительному исполнению высочайшей воли.
Совершенно очевидно, что высокопоставленный представитель МВД, получив из разных источников несовпадающие сведения, просто свел их в одну, вроде бы непротиворечивую фразу, но при этом смешав входящие и исходящие реквизиты циркуляра и представив дело так, что телеграммы по России шли чуть ли не двое суток.
Таким образом, в двух из трех документов, описывающих ситуацию в Акмолинской и Семипалатинской областях, а именно, в докладах, подписанных бароном А.А. фон Таубе и тайным советником В.Г. Кондоиди, утверждается, что в последних числах июня в области Степного края из Петрограда поступило не циркулярное письмо МВД, а само Высочайшее повеление. Такие сведения вносят дополнительную неразбериху в рассматриваемый вопрос.
1.8 В Иркутском генерал-губернаторстве и Кавказском наместничестве тоже все по-своему
В завершение обзора региональных особенностей получения циркуляра № 18991, приведем соответствующий отрывок из показаний, которые в 1917 году уже бывший губернатор Иркутского края А.И. Пильц дал следователю В.В. Соколову — командированному для производства следственных действий в Чрезвычайную Следственную Комиссию по «Делу бывших председателя Совета Министров — министра внутренних дел Б. В.Штюрмера и военного министра Д.С.Шуваева, обвиняемых в насильственном призыве туркмен, калмыков и людей других национальностей для работ в тылу действующей армии». В протоколе допроса А.И. Пильца от 15 июня 1917 года говорится:[25]
Я не могу Вам сказать какого именно числа была получена телеграмма Министра Внутренних дел о немедленном приведении в исполнение Высочайшего повеления от 25 июня 1916 года о призыве инородцев на работы в тылу армии. Насколько я помню, телеграмма эта была подписана Штюрмером. Сразу же по получении телеграммы, я передал содержание её местным губернаторам, хотя, как мне известно, они уже получили такие же телеграммы непосредственно из Петрограда.
Согласно этим показаниям бывшего Иркутского генерал-губернатора, и в подведомственном ему регионе получение информации из МВД произошло иначе, чем, например, в Туркестанском крае, где единственным адресатом циркуляра был сам Генерал-губернатор, который уже самостоятельно рассылал копии депеши по подведомственным ему областям. В Степном и в Иркутском генерал-губернаторствах телеграмму № 18991 одновременно получили как Генерал-губернатор, так и военные губернаторы областей.
Принципиально отличной от прочих была реакция на циркулярную телеграмму МВД в Кавказском наместничестве, где первым лицом был дядя царя, великий князь Николай Николаевич Романов. Кавказский Наместник получив циркуляр № 18991 на следующий день направил на имя министра внутренних дел шифрованную телеграмму от 30 июля 19161 г. № 3215, в которой сообщил, что он — великий князь Николай Николаевич еще за три недели до получения телеграммы о реквизиции инородцев, провел совещание с авторитетными на Кавказе людьми по вопросу о привлечении местного освобожденного от воинской повинности населения к делу содействия воюющему отечеству и что эти предложения были встречены с полным пониманием. С учетом этих договоренностей с местными авторитетами Наместник на Кавказе предложил министру Б.В. Штюрмеру следующее[26]
По свойству и духу мусульманского населения подобного рода чрезвычайные мероприятия могут дать наилучшие результаты в том лишь только случае, когда проведение их в жизнь будет основано на добровольном желании населения придти на помощь правительству в его нуждах. Привлечение населения к военным работам в том порядке и форме, кои указаны в телеграмме Вашего Высокопревосходительства, неизбежно вызовет среди мусульман и инородцев неудовольствие и кривотолки вообще нежелательные, а в особенности в настоящее время. Поэтому прошу испросить разрешение государя императора при приведении в исполнение Высочайшего повеления 25 сего июня о предоставлении мне права избрать те способы и формы привлечения мусульманского и инородческого населения к военным работам, которые будут признаны мною в интересах дела наиболее целесообразными, а также предоставить мне и выбор времени для осуществления этого мероприятия…
При переводе этого текста с бюрократического языка на общепонятный становится очевидным, что великий князь Николай Николаевич счел, что требования циркуляра № 18991 неразумны и провокационны, а потому исполнять их отказался. В дополнение сообщил, что, если же господа из МВД хотят, чтобы намеченное было выполнено, то пусть обратятся к царю, и попросят его, чтобы он разрешил родному дяде самому решать кого, как и когда привлекать на тыловые работы во вверенном ему Кавказском наместничестве.
Можно не сомневаться, что каждый генерал-губернатор и губернатор (может быть, за единственным исключением генерала от инфантерии М.Р. Ерофеева), получивший циркуляр МВД, мыслил точно также, как и Кавказский Наместник, но увы — император не доводился им племянником — и потому они не могли указать министру внутренних дел и председателю Совета Министров, что в телеграмме № 18991 содержатся указания, мягко говоря, не очень продуманные, а точнее, — откровенно вредительские.
Обращение великого князя Николая Николаевича не сразу, но всё-таки было доведено до сведения Николая II и сыграло свою роль во всех дальнейших событиях.
1.9 Противоречивые показания рождают подозрения
Принимая во внимание кратко описанные во введении особенности циркулярных писем как формы официальной корреспонденции и требования, к ним предъявляемые, анализ приведенных выше сведений показывает следующее.
Первый безусловный вывод заключается в том, что 27 июня 1916 года, единственным учреждением, получившим экземпляр телеграммы № 18991 был Главный Штаб Военного министерства, находящийся в том же городе, что и Министерство Внутренних дел. В таких случаях доставка почтовых сообщений осуществлялась «почто-телеграммой», то есть адресат получал текст телеграммы не по телеграфной линии, а как приложение к почтовому отправлению. Ни в одну из администраций генерал-губернаторств или областей, указанных в царском повелении от 25 июня 1916 года, телеграмма в тот день отправлена не была.
Второй вывод заключается в том, что наряду с имеющимися в документах противоречиями в них есть один общий момент: дата отправления циркуляра МВД, называемая в документах петроградских должностных лиц (МВД и Военное ведомство), всегда отличается на сутки или на двое суток, от дат, называемых в качестве реквизита, в ответах и запросах чиновников. Ни в одном из краев, ни в одной из областей или губерний телеграмма не была зарегистрирована, как отправленная 27 июня 1916 года. Отсюда следует вывод, что либо с телеграфом в эти дни творилось что-то непонятное, либо действительный статский советник А.П. Федоров в письме № 18992 дезинформировал Главный Штаб.
Третий обращающий на себя внимание момент, который требует разъяснения, связан с тем, что в докладах о происходившем в областях Степного края речь идет о получении текста Высочайшего повеления, а в Туркестанском крае — только о циркулярной телеграмме МВД.
И, наконец, четвертое замечание связано с тем, что имеется как минимум одно свидетельство, что телеграмма № 18991 была передана в администрацию по телефону, то есть продиктована и записана с голоса.
За всеми этими, на первый взгляд малозначимыми, нарушениями бюрократических правил со стороны чиновников МВД, безусловно, кроется какая-то интрига. Объяснять подобные казусы «непрофессионализмом» или «обычным русским беспорядком» категорически не допустимо, так как изучение всех предшествующих и последующих действий как Управления воинской повинности МВД, так и Главного Штаба Военного министерства свидетельствуют о высочайшей штабной культуре, оперативности и даже, напротив, бюрократической изощренности всех служащих этих органов управления. Соблюдение сроков и точность исполнения поручений, качество исходящих документов, взаимодействие вышестоящих и подчиненных должностных лиц создают впечатление прекрасно отлаженных механизмов. Поэтому явная путаница с циркулярной телеграммой № 18991 выглядит особенно контрастным и грубым «сбоем» на фоне безукоризненной постановки дела в обоих министерствах. Следовательно, все выявленные противоречия в документировании событий больше похожи на ситуацию, которую в XXI веке принято называть «управляемый хаос».
Если принять во внимание высочайший уровень важности этого документа, а также опыт и профессионализм его авторов и отправителей, то подобное отношение к формальным сторонам рассылки циркулярной телеграммы № 18991 не может не вызывать подозрения в сознательном, умышленном нарушении бюрократических процедур и правил. Счесть такие нарушения базовых основ делопроизводства «ошибкой» или объяснить их халатностью невозможно. Если же учитывать масштабы и трагичность событий, которые эта телеграмма вызвала, то подозрения поневоле трансформируются в обвинения.
Но чтобы обвинения стали особенно вескими, нужны были очевидные негативные последствия действий МВД. И такие последствия появились практически сразу.
1.10 Повеления еще нет, а беспорядки и жертвы уже есть
Циркулярная телеграмма № 18991 пришла в администрации генерал-губернаторств, губерний и областей 29 или 30 июня 1916 года и повсеместно вызвала нервные, плохо организованные действия со стороны местных начальников. Сами коренные жители регионов — инородцы, отреагировали на первых порах в основном покорным согласием, реже — глухим ропотом и попытками жаловаться, и совсем редко — протестами. Практически повсюду губернаторы действовали на свой страх и риск, и только в Туркестанском крае была попытка выработать общий порядок действий. Вр.и.д. генерал-губернатора Туркестана М.Р. Ерофеев 29 июня разослал текст телеграммы № 18991 в администрации областей, входящих в состав края, с поручением немедленно приступить к реализации содержащихся там указаний. Тогда же из краевая администрация направила в Петроград запрос на имя находящегося в столице империи в командировке Туркестанского генерал-губернатора В.Ф. Мартсона с просьбой о дополнительных разъяснениях. Генерал от инфантерии Ф.В. Мартсон навел справки в МВД и двумя телеграммами от 30 июня сообщил своему наместнику в Ташкент дополнительные сведения о наборе, полученные в Управлении воинской повинности.
В «Записке…», составленной Канцелярией Туркестанского генерал-губернатора для генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина и подписанной заведующим Канцелярий действительным статским советником Н.В. Ефремовым, о переписке генералов М.Р. Ерофеева и Ф.В. Мартсона сообщается[27]
… В дополнение к упомянутой выше телеграмме [№ 18991] Министра Внутренних Дел 30-го июня были получены две телеграммы вр[ременного][28] Туркестанского Генерал-губернатора, генерала от инфантерии Мартсона, указывающие, кроме некоторых деталей производства самого набора, что от Туркестанского края предполагается взять на работы до 250/т[ысяч] туземцев и что так как своевременная уборка хлопка является делом государственной важности, то в хлопковых районах должно быть оставлено достаточное количество рабочих. Указания этих телеграмм были также переданы г.г.Военным Губернаторам того же 30 июня.
В телеграммах, отправленных 29 июня 1916 года из администрации Туркестанского генерал-губернатора в Самарканд, Ташкент, Фергану, Ашхабад и Верный (№№ 554-558 соответственно)[29], помимо приглашения главным начальникам областей прибыть к вечеру 2 июля в Ташкент для обсуждения и выработки общего порядка действий, содержалось предложение немедленно начать реализацию положений циркуляра № 18991. При этом никаких разъяснений и конкретных указаний о порядке действий не было дано.
Таким образом, уже в первых числах июля каждый губернатор стал действовать по своему усмотрению. В частности, исполнительный Самаркандский губернатор генерал-майор Н.С. Лыкошин уже 1 июля 1916 года широко оповестил население области о предстоящем наборе и составлении списков. Его коллеги в Ферганской, Сыр-Дарьинской и Закаспийской областях, напротив, решили не спешить и до совещания в Ташкенте ничего народу не сообщать. А в Семиреченской области поступили оригинально: официально ничего не сообщалось, при этом была допущена (или организована) утечка информации, причем весьма панического свойства. Во всяком случае, по заявлениям агентов Охранного отделения, уже 2 июля о свалившейся на голову всему коренному населению напасти было известно не только в уездных городах, но и на Иссык-Атинском курорте, где проводили время киргизские манапы Пишпекского уезда. В то же время заведующий Верненским розыскным пунктом ротмистр В.Ф. Железняков пребывал в полном неведении. Докладывая в октябре 1916 года о причинах беспорядков в Семиречье, жандармский ротмистр отмечал:[30]
Распоряжение о наборе (реквизиции) рабочих от туземцев для нужд армии было получено в местном Областном Правлении к 1-му июля. Это распоряжение было совершенно неожиданным как для администрации, так и для туземцев. Собралось совещание под председательством Губернатора из некоторых чинов администрации, но меня на это совещание не пригласили и даже не поставили о реквизиции в известность, и я узнал о предполагавшемся наборе уже после, от агентуры.
В Семиреченской области, несмотря на растерянность и весьма подозрительную скрытность местной администрации, сразу по получении копии циркуляра № 18991 были предприняты очень важные и специфические шаги к осуществлению набора рабочих. Эти действия дают основания первым днем реквизиции в Туркестане считать именно 1 июля 1916 года. И это при том, что само Высочайшее повеление от 25 июня еще не было распубликовано, а значит не действовало, так как де-юре его еще вообще не существовало.
Обсужденные вопросы и решения Особого совещания у вр.и.д. Туркестанского генерал-губернатора, состоявшегося 2 июля в Ташкенте, изложены в Журнале этого совещания[31], хорошо изучены и описаны историками[32], и кроме того — критически проанализированы в «Показаниях…» одного из участников — Ферганского военного губернатора, генерал-лейтенанта А.И. Гиппиуса[33]. Для настоящего исследования важно, что, несмотря на принятое на Особом совещании решении отказаться от исполнения наиболее опасных, на их взгляд, положений циркуляра № 18991, уже 3 июля в Ходженте начались народные волнения, а на следующий день они вылились в прямые протестные выступления и приняли такие масштабы, что власти решились применить оружие, пролилась кровь и появились первые убитые. Начальнику Ходжентского уезда Н.Б. Рубаху пришлось писать Всеподданнейший доклад, то есть объяснять причины и суть происшедшего самому Николаю II. Примечательная деталь: несмотря на то, что протесты и стрельба в Ходженте произошли 4 июля, доклад царю полковник Н.Б.Рубах отправил с задержкой на трое суток — 7 июля, то есть на следующий день после того, как Сенат распубликовал Высочайшее повеление. Полковник Н.Б.Рубах описал произошедшее в Ходженте следующим образом:[34]
В[ашему] и[мператорскому] в[еличеству] всеподданнейше доношу, что 4 сего июля, днем, в г. Ходженте, толпа туземцев-горожан, явившись в канцелярию полицейского пристава, требовала отмены составления списков рабочих, предполагаемых к отправке на работы в тылу армии по повелению в. и. в. от 25 июня сего года.
Таким образом, Ходжентский уездный начальник, с одной стороны, откровенно назвал дату, когда произошли народные волнения, но с другой, — объяснил их требованиями отмены предусмотренных телеграммой № 18991 мер по реализации царского повеления. Подобные требования населения с точки зрения любой власти — преступны, но ведь само Высочайшее Повеление в тот день еще не действовало и народ не должен был даже знать о его существовании. Этот парадокс был настолько очевиден, что в Ставке не стали спешить информировать императора о происходящем в Туркестане. Николай II «читать изволил» этот рапорт полковника из Ходжента лишь 19 июля 1916 года[35]. Обратил император внимание на отмеченное нарушение или нет — сказать трудно, но уже через неделю Николай II на другом документе собственноручно написал такую резолюцию, которая стала основанием для первого, пока что — ведомственного, келейного, -расследования причин беспокойства, охватившего Туркестанский край. И тогда уже у авторов «поспешной» циркулярной телеграммы № 18991 появились первые основания для беспокойства.
В связи с событиями в Ходженте генерал от инфантерии М.Р. Ерофеев был вынужден рассылать по всем областям края распоряжения о мерах по силовому обеспечению набора инородцев. О таком распоряжении генерала М.Р. Ерофеева сообщал в докладе генерал-губернатору края начальник Закаспийской области генерал-майор Н.К. Калмаков:[36]
По объявлении населению края высочайшего повеления о наборе рабочих и в виду начавшихся в связи с этим беспорядков туземцев в Ходженте вр. и. д. командующего войсками Туркестанского военного округа телеграммой от 5 июля с. г. № 596 было предложено мне принять меры к недопущению таковых во вверенной мне области, выработать план сношений с местными военными властями для усмирения могущих возникнуть беспорядков и изолировать пленных от вредного влияния на туземцев.
Примечательно, что распоряжение генерал от инфантерии М.Р. Ерофеева № 596 было издано 5 июля, то есть до получения в Ташкенте официального уведомления о введении в силу Высочайшего повеления, что лишало это распоряжение по Туркестанскому военному округу правовых оснований, так как телеграмма МВД № 18991 не могла служить основанием для привлечения войск. Отправленное же начальником Главного Штаба телеграммой № 15611 уведомление о введении в силу царского повеления, как следует из служебных отметок на телеграфном бланке, было подано в Петрограде 5 июля в 21 час 20 минут, и представлено Туркестанскому генерал-губернатору в 6 часов вечера следующего дня[37].
Таким образом, одно предумышленное противозаконное деяние чиновников МВД имело своим следствием целую череду серьезных правонарушений, как со стороны коренного населения Туркестана, так со стороны русской администрации края. Причем все эти действия, хотя и были связаны с реквизицией инородцев на тыловые работы, но имели место до вступления в законную силу Высочайшего повеления от 25 июня. Это означает, что вина за все нарушения закона должна быть возложена прежде всего на тех лиц Министерства внутренних дел, которые разослали циркулярную телеграмму № 18991. В любой правовой системе подобные деяния называются провоцирующими.
Все последующие кровавые туркестанские события лета-осени 1916 года также являлись прямым или косвенным следствием этого первого преступления. Запущенный маховик правонарушений и преступлений не удавалось остановить потому, что лица, изначально их задумавшие, не были своевременно выявлены и имели возможность, несмотря на возникавшие помехи, продолжать реализацию своих замыслов и довести их до конца. Единственное, чего они не смогли — это воспользоваться результатами своего преступления. Вследствие этого первый вопрос любого уголовного расследования: «Кому выгодно?», не получил окончательного и внятного ответа. Преступники не смогли обрести то, ради чего они пошли на это преступление. Потому и получилось, что самое кровавое преступление в 300-летнй истории Российской Империи осталось, во-первых, не раскрытым, а во-вторых, бессмысленной кровавой бойней.
Официальное расследование этого масштабного, комплексного преступления предпринималось как минимум трижды, но окончательного заключения о мотивах и целях высокопоставленных преступников так и не было сделано. Далее на основании архивных документов будет описана каждая из трех попыток государственных органов разобраться с этим преступлением, выявлены причины, по которым каждое расследование было прекращено без вынесения приговора, и предложена новейшая версия всех обстоятельств произошедшего, названы истинные организаторы преступления и дано объяснение, почему они так и не были названы в течение более чем 100 лет.
Литература
[1] Свод основных государственных законов Российской Империи. В 5 книгах. / Сост. Балканов Н.П. — Спб.: Изд. Русское книжное товарищество «Деятель» — 1912.
[2]Там же. — Глава I. О сущности верховной самодержавной власти — Книга I. Том I. стр. 1
[3]Там же. — Глава IX. О законах — Книга I. Том I. стр. 6
[4] РГВИА Ф.400. Оп.19. Д.154. Л.73-76об. Подлинник
[5] РГВИА Ф.400. Оп.19. Д.154. Л.72-72об. Подлинник с автографом Николая II
[6] Основанное на архивных документах описание истории подготовки и согласования этого документа представлено на сайте daniyarov.kg в серии из 23 статей с общим названием «Хроника Кровавого повеления».
[7] Должность «товарищ министра» в царском правительстве соответствовала современной должности «заместитель министра».
[8] РГВИА Ф.400. Оп.19. Д.154. Л.55. Подлинник
[9] РГИА Ф. 1349 Оп. 2 Д. 814 Л. 17-23. — Личное дело А.П. Федорова, 1911. — Подлинник
[10] РГВИА Ф.400. Оп.19. Д.154. Л.78. Подлинник
[11] РГВИА Ф.400. Оп.19. Д.154. Л.137-137об
[12] РГВИА Ф.400. Оп.19. Д.154. Л.83-83об
[13] РГВИА Ф.400. Оп.19. Д.154. Л.88-89. Отпуск
[14] РГВИА Ф.400. Оп.19. Д.154. Л.137-137об
[15] РГВИА. Ф.400. Оп.1. Д.4544. Л.17-23об. Подлинник с рукописными пометками А.Н. Куропаткина
[16] В телеграмме, адресованной Генерал-губернатору Туркестанского края, значится «…инородцев Империи, в частности, проживающих во вверенной Вам губернии…», что свидетельствует о крайней поспешности отправителей.
[17] ЦГИА УзССР Ф. 1. Оп. 31. Д. 1127. Л. 1—5. Опубл. в Ковалев П.А. Тыловые рабочие Туркестана во время первой мировой войны. — ГосиздатУзССР. — Ташкент. — 1957. — стр.16
[18] ГАРФ Ф. 102. Оп. 125. Д. 130 ч.11. Л. 1-15. Подлинник — Опубл. https://daniyarov.kg/2018/11/13/pokazaniya-aleksandra-ivanovicha-gipp/
[19] РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 4639. Л. 12. — Опубл. Среднеазиатское (Туркестанское) восстание 1916 г. История в документах. Т.IV. / Ред. Какеев А.Ч.— Бишкек: Изд-во КРСУ, 2016. —Док. № IV-98
[20] Архив МВД. Фонд III отдел, юрид. секции 8-го делопроизводства земского отдела МВД за 1916 г. Д. 129. — Опубл. Красный архив. 1926 (3). Док № 3 — стр.56
[21]«Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане» под. ред. Пясковского А.В. — док. № 317 — стр.487
[22] ЦГА РУзб. Ф. И-1. Оп. 31. Д. 1202. Л. 5—7. Копия. — Опубл. в «Восстание 1916 года в Казахстане. Документы и материалы». Алма-Ата, 1947. — Док. № 4 — стр. 53. и в «Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане» под. ред. Пясковского А.В. — док. № 316 — стр.487
[23] Свод основных государственных законов Российской Империи 23 апреля 1906 года. Ст. 91. Законы обнародываются во всеобщее сведение Правительствующим Сенатом в установленном порядке и прежде обнародования в действие не приводятся. Ст. 93. По обнародовании, закон получает обязательную силу со времени назначенного для того в самом законе срока, при неустановлении же такового срока — со дня получения на месте листа Сенатского издания, в коем закон напечатан. В самом издаваемом законе может быть указано на обращение его, до обнародования, к исполнению по телеграфу или посредством нарочных.
[24]РГВИА, Ф. 2000, Оп. 1. Д. 2254, Л. 102—103. Подлинник. — Опубл. в «Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане» под. ред. Пясковского А.В. — Док. № 318 — стр.493
[25] ГАРФ. Ф.1467. Оп.1. Д.417. Л.13
[26] РГВИА. Ф.400. Оп.19. Д.154. Л.199-200. Расшифрованная заверенная копия.
[27] РГВИА. Ф.400. Оп.1. Д.4544. Л.17-23об. Подлинник с рукописными пометками А.Н. Куропаткина
[28] Генерал от инфантерии Ф.В. Мартсон был «временным Генерал-губернатором Туркестанского края» с момента отбытия на фронт Генерал-губернатора Туркестанского края генерала от кавалерии А.В. Самсонова (лето 1914 г.) и до назначения на эту должность генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина (23 июня 1916 года).
[29] ЦГА КР. Ф.И-75. Оп.1. Д.42. Л.9-11. Архивная копия
[30] РГИА. Ф. 1292. Оп. 1. Д. 1933А. Л. 475–505. Копия. — Опубл. Среднеазиатское (Туркестанское) восстание 1916 г. История в документах. Т.II. / Ред. Какеев А.Ч.— Бишкек: Изд-во КРСУ, 2015. —Док. № II-74 — стр. 167-200 (стр.180)
[31] РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 4544. Л.1-8об — Опубл. «Восстание 1916 года в Киргизстане» под. ред. Т.Р. Рыскулова. М., 1937. — Док. № 1 — стр.15-20
[32] Усенбаев К.У. Восстание 1916 года в Киргизии/ Фрунзе: «Илим» — 1967. — 328 стр.
[33] ГАРФ Ф. 102. Оп. 125. Д. 130. ч.11. Л. 1-15. Подлинник. — Опубл. https://daniyarov.kg/2018/11/13/pokazaniya-aleksandra-ivanovicha-gipp/
[34] РГИА РГВИА, Ф. 2000. Оп. 2. Д. 2390. Л. 10. Заверенная копия — Опубл. «Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане»/ под. ред. Пясковского А.В. М.: Изд. АН СССР — 1960. — 795 с. — Док. № 53 — стр.105
[35] Ф. 1292. Оп. 1. Д. 1933б. Л. 335-335об. Подлинник с отметкой Николая II об ознакомлении.
[36]ЦГА ТуркмССР. Ф. Канцелярия начальника Закаспийской области. Оп. 2. Д. 6372. Л. 83—107. Черновик. — Опубл. в сб. «Восстание 1916 года в Туркмении. Документы и материалы»./ Ашхабад, 1938. — стр. 133—157.
[37] РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 737. Л. 10-12. Подлинник. Телеграф. бланк.
> ПРОДОЛЖЕНИЕ. ЧАСТЬ 2-Я
