ДЕНЬ ЗА ДНЕМ. Ровно 100 лет назад в Туркестане. Сегодня день 54 от начала описания — 6 сентября по новому стилю и 24 августа по старому стилю, использовавшемуся в 1916 году. Только на основе документов.
Хаос и беззаконие…
ЛЕТОПИСЬ Туркестанской Смуты
Дата: 24 августа 1916 года, среда
Место действия: Туркестанский край
В обзоре за 19 августа было отмечено, что в те дни началось открытое сопротивление набору со стороны кочевых туркмен Сыр-Дарьинской области. К 24 августа оно уже набрало силу и продолжало расширяться. Хотя приказ № 220, которым для туркмен были сделаны существенные и престижные льготы (их предполагалось брать не строительные, а в охранные отряды), уже был издан, но он не дошел до кочевников. Поэтому их сопротивление возрастало по мере приближения даты набора и давления со стороны местных администраторов и воинских командиров.
Кроме того в эти же дни начались открытые проявления неповиновения в Акмолинской области Степного края, на северной границе Семиреченской области. Эти обстоятельства не могли не волновать администрацию Туркестана и ее главу Генерал-губернатора А.Н.Куропаткина, и, отчасти, отвлекали их внимание от событий на востоке и юго-востоке Семиречья, где пик напряжения уже был пройден.
Такое отвлечение внимания было только на руку всем тем, кто рассчитывал на «богатый улов в мутной воде». Тем более что «вода» была не только замутнена, но очень обильно подкрашена человеческой кровью.
Дата: 24 августа 1916 года, среда
Место действия: Семиреченская область
Начиная с 24 августа 1916 года (6 сентября по новому стилю), большинство опубликованных документов касаются планов и действий карательных отрядов на территории Пишпекского, Пржевальского и Джаркентского уездов.
Казалось бы, опубликованный днем ранее приказ № 220 Туркестанского Генерал-губернатора А.Н.Куропаткина (см.обзор за 23 августа) должен был напомнить всем военным администраторам и командирам войсковых отрядов, что царем перед ними поставлена задача предоставить рабочих для нужд фронта. Ведь приказ этот издал генерал-адъютант Н.Куропаткин, который был не только Генерал-губернатором Туркестана, но и Командующим Туркестанским военным округом, и потому этот приказ касался не только администраций всех уровней, но и каждого гарнизона, каждого войскового подразделения.
И, тем не менее, ни в одном из рапортов, поступавших из зоны проведения карательных операций, нет и намека на попытки обеспечить выполнение Высочайшего повеления от 25 июня 1916 года. А вот намерение «очистить территории» от коренного населения присутствуют.
Войсковые офицеры — люди откровенные и прямолинейные, какая задача перед ними ставится начальством, так они ее и называют в своих рапортах. В этом отношении наиболее показателен рапорт капитана Неклюдова начальнику Пишпекского уезда полковнику Г.Ф.Путинцеву (документ № 462 Сборника 1960 г.)
Для уничтожения киргиз[ов] и подавления восстания необходимы быстрые решительные меры. Следует составить отдельные отряды в составе 2-х рот пехоты, 2-х сотен казаков, батареи, 2-х пулеметов и давать им задачи загонять киргиз[ов] в горы и там уже их уничтожать. Бои на открытых пространствах не только не принесут пользы, но и предоставят [восставшим] возможность окружать отряды и даже уничтожать их. Скрывшись в горах, они, киргизы, будут оттуда выезжать тайком в долины и заниматься грабежом. Об изложенном прошу довести до сведения высшего начальства.
Капитан Неклюдов
Капитан 21-го Туркестанского полка М.И.Неклюдов — личность геройская, о нем в даже в Википедии статья есть. Ветеран японской и германской войн, получивший георгиевский крест за личный подвиг, был ранен, но не покинул поля боя. Боевой офицер в своем докладе называет все своими именами и по-армейски прямо ставит первой ту задачу, которую считает наиболее важной — «уничтожение киргиз». То обстоятельство, что это — с учетом Высочайшего повеления и приказа Командующего Туркестанским военным округом № 220 — означает «уничтожение» не только подданных его императорского величества, но и людей, набираемых на работы для нужд действующей армии, капитана М.И.Неклюдова не занимает.
О самом капитане Неклюдове упоминается и в телеграмме Генерал-губернатора А.Н.Куропаткину, направленной семиреченскому военному губернатору М.А.Фольбауму в 20-х числах августа 1916 г. (документа № 25 из Сборника 1936 г.)
Получив донесение, что Токмак занят капитаном Неклюдовым, на помощь ему идут подкрепления отряда Гейцига, надеюсь, первый десяток шрапнелей заставит отхлынуть скопища киргиз. Обеспечив Пишпек и Токмак, необходимо, как вам уже сказано, войти в связь, освободить Нарынское укрепление и Пржевальск. Назначение для этого сил и их начальников представляется вашему усмотрению. Отряду Гейцига дайте дневку, если назначите его силы дальнейшему движению на Пржевальск. Принимайте [в] расчет, что через три дня в Токмак начнет прибывать сильный отряд Алтырцева.
Конница Бурзи, если не встретит препятствий, может прибыть в Нарынское через два дня, а пехота — через неделю. Необходимо скорее занять узел Куты-Малды и предоставить занятие Нарынского укрепления ферганским войскам, а вашим войскам двигаться к Пржевальску частью войск, кои собираются [в] Токмакском районе.
Как видим, генерал адъютант А.Н.Куропаткин и сам разбирался в тактике борьбы с повстанцами, и вряд ли особо нуждался в советах капитана М.И.Неклюдова.
Статья в Википедии заканчивается словами, что после совершения капитаном М.И.Неклюдовым подвига и полученного при этом ранения его «дальнейшая судьба неизвестна». На основании приведенного выше документа статью интернет-энциклопедии можно дополнить: «После ранения находился на излечении в Семиреченской области. Во время Туркестанского восстания 1916 года командовал одним из добровольческих карательных отрядов. Делился с воинским начальством своими соображениями по тактике «уничтожения киргизов и подавления восстания».
Следующий документ, описывающий события того же дня, — рапорт от 27 августа 1916 года начальника джаланашского карательного отряда командующему войсками Семиреченской области М.А.Фольбауму (документ № 463 Сборника 1960 г.)
23 августа с. г. в 7 ч. утра, как мной доносилось в рапорте от 22 августа за № 9, отряд выступил в долину р. Кень-Су-Мерке для поисков киргиз[ов], но оказалось, что киргизы, побросав много юрт (более 500— 600 юрт), имущества и скота, с ур. Кень-Су-Мерке, а также с прилегающего ближайшего района ушли по направлению к востоку.
Пойманный 24 августа один киргиз подтвердил, что действительно киргизы кочуют на восток к китайской границе с целью уйти в Китай, а в крайности остаться в пределах области у самой границы.
Русские поселения Новый Афон, Спицовка и почти все поселки и хутора в указанном районе сожжены, а жители частью уведены и перебиты киргизами, частью бежали в станицы Джаланашскую и Подгорненскую. Оставшиеся юрты в Кень-Су-Мерке отрядом многие сожжены, а скот угнан в станицу Джаланашскую, но количество его пока не было установлено за неимением для этого времени.
Ввиду того что среди русских жителей и захваченных киргиз[ов] усиленно распространялся слух о гибели г. Пржевальска и всех окрестных русских селений, с каковыми долгое время не было никакого сообщения, то я решил с отрядом двинуться для установления связи с г. Пржевальском.
25 августа при входе в ущелье р. Тюпки около 10 ч. утра дозорами отряда были обнаружены за ближайшими [к] ущелью холмами одиночные всадники-киргизы. Усиленной разведкой за разрушенной почтовой ст. Талды-Булак были открыты скопища киргиз[ов], которые при приближении отряда стали группироваться среди ущелья на самом тракте. Отряд, развернувшись в боевой порядок, быстро заставил киргиз[ов] уйти вверх по р. Тюпке.
В 10.30 утра завязалась перестрелка с киргизами, которые, отстреливаясь, уходили в верховья р. Тюпки, бросая юрты, имущество и скот. Киргизы пробовали развертываться в конном порядке и частью в спешенном (стрелковая цепь), но повсюду были сбиты нашим огнем. Огонь киргизы вели иногда довольно оживленный, но совершенно безрезультатный, который прекратился около 5.30 дня. Ущелье на протяжении 8—10 верст вверх по р. Тюпке было очищено от киргиз[ов], имущество вместе с юртами (штук 200—300) сожжены нами, а скот весь у них захвачен и угнан нами к городу Пржевальску и в с. Теплоключенском сдан.
Киргизов убито и ранено человек 70—80. Взято живыми 13 чел., которые сданы в Пржевальскую тюрьму. Скота захвачено: лошадей — 172, рогатого — 1645 и овец — 10221, а всего 12038 голов. Акт о количестве захваченного скота при сем прилагается. Оружия у киргиз[ов] отбито 12—14 ружей и 2 клинка (шашек), немного патронов и приборы для снаряжения гильз и выделывания пуль. Ружья сожжены. В числе отбитого у киргиз[ов] имущества найдены вещи церковные и другие, опись которым прилагается…
К сожалению, звание и фамилия командира, составившего этот рапорт, в источнике не названы. Известно, однако, что в этом районе в августе 1916 года действовали только два карательных отряда — сотня ротмистра М.Э.Кравченко, усиленная казаками хорунжего А.В. фон Берга, и сводная сотня подъесаула (или хорунжего) В.В.Угренинова. Там же был отряд дружинников и «солдат конского запаса» из Пржевальска под командованием П.Овчинникова. О том, что в тех же местах действовал еще какой-то отряд иных, кроме настоящего рапорта, свидетельств нет.
Но тем не менее, в этом рапорте поражает указание на то, что «ружья сожжены». Вообще-то это называется «уничтожение орудий преступления» и для представителя власти является должностным преступлением. Другое дело, если сами эти ружья могли быть использованы как улики, свидетельствующие о другом преступлении. Например, по ним можно было определить, что эти ружья были из «транспорта с оружием, отбитого повстанцами в Боомском ущелье 9 августа» (см. обзор за 9 августа), а поскольку даже «оживленная» стрельба из этих ружей была «совершенно безрезультативной», стало бы ясно, что оружие в этом транспорте было списанное. Это, конечно, предположение, но слишком много совпадений, подтверждающих версию о провокационном характере этого транспорта. И рапорт неназванного командира карательного отряда от 27 августа 1916 года — ложится в общую линию этих совпадений.
Второе замечание, которое необходимо сделать в связи с этим рапортом, касается упоминаний о стадах отбитого скота. Проблема с отбитым у киргизов огромным поголовьем скота в те августовские дни вообще выходит на первый план. Ее решают на уровне командующих войсками Семиреченской области и Туркестанского округа. Генерал-лейтенант М.А.Фольбаум телеграфирует генерал-адъютанту А.Н.Куропаткину (документ № 26 Сборника 1937 г.)
Видимым знаком поражения мятежников является скот, отбитый повсюду в огромных количествах. В окрестностях Пржевальска скопилось свыше трехсот тысяч голов, на Кочкорке не поддающееся еще учету количество скота, но около ста тысяч. Более умеренная добыча имеется еще у Токмака. Дальнейшие действия у Джумгала и в долине Алабаш к востоку от Кочкорки внесут еще большое расстройство в ряды мятежников и несомненно умножат количество скота.
Создавшаяся обстановка выдвинула в итоге два вопроса: 1) что делать с захваченным скотом, 2) какие цели поставить войскам в ближайшем будущем на юге Семиречья. Скот сдается администрации, но последняя без помощи войска не в силах его ни содержать, ни охранять, скот может расхищаться и гибнуть от недостатка ухода и корма. Войска же, связанные стадами, теряют подвижность
Судя по названным этой телеграмме районам, в которых захвачен киргизский скот, семиреченский военный губернатор отослал ее не раньше 22 августа 1916 года. При этом согласно «Справке по канцелярии Туркестанского Генерал-губернатора» от 9 октября 1916 года (документ № 29 Сборника 1937 г.), ответы на поставленные в телеграмме вопросы М.А.Фольбаум уже должен был знать. Дело в том, что в указанной «Справке» приведен перечень «распоряжений, имеющих общий или руководящий характер», которые были даны или получены канцелярией в связи с беспорядками в Семиреченской области, среди которых первой значится следующее:
17 августа в отношении скота, отбитого у мятежных киргиз, указано, что отбиваемый скот как военная добыча может обращаться в достояние казны лишь в тех случаях, когда тот отбивается от нападающих и грабящих киргиз. В отношении же скота и имущества инородческого населения, бегущего со всех мест в видах самосохранения, было указано принять меры по охране (депеша №1062)
Но, судя по всему, губернатору Семиречья такое распоряжение не понравилось. Во всяком случае, одного документа, свидетельствующего о том, что распоряжение, изложенное в «депеше № 1062» было доведено до сведения командиров карательных отрядов или принято ими во внимание, среди многочисленных публикаций не обнаружено.
Этот факт, как и множество ему подобных, свидетельствующих о полной бесконтрольности действий карательных отрядов, по сути занимавшихся обыкновенным бандитизмом и грабежом, и дали основания комиссии А.Ф.Керенского говорить о преступности того стиля управления, который сложился в Туркестане к 1916 году. Именно эти обстоятельства дали основание назвать все, происходившее там, начиная с 28 июня 1916 года, назвать «Туркестанской смутой», имея ввиду ту обстановку тотальной анархии и беззакония, которые были характерны для многих уездов и районов края, особенно таких удаленных как Пржевальский уезд или Нарынский район Пишпекского уезда, где и развернулись самые трагические события Уркуна.
Дата: 24 августа 1916 года, среда
Место действия: Семиреченская область, Пржевальский уезд
Среди материалов, опубликованных в сборниках 1928, 1937, 1960, 2011 и 2016 годов, какие-либо документы, касающиеся событий в Пржевальском уезде и датированные 24 августа 1916 года отсутствуют. Судя по косвенным сведениям, содержащихся в документах за другие числа, русское население самого Пржевальска приходило в себя после пережитых страхов и… продолжало заниматься мародерством.
Об этом позорном явлении сообщал межевой техник И.А.Поцелуев (документ № в Сборнике 1937 г.)
Отряды, производившие набеги на киргиз, и отдельные разъезды доставляли в город массу отбитого скота и разного добра мятежников, как-то: ковры, одеяла, шелковые одежды, сбрую, экипажи, посуду и многое другое.
Многие русские обращались к распорядителям этого добра, сложенного в огромные кучи прямо на казарменную площадь, и с их разрешения брали под запись необходимое. Но нашлось немало негодяев, которые тащили это имущество без разрешения и всячески старались захватить в свою пользу даже предметы роскоши. Военная реквизиция имущества мятежников также вскоре обратилась в грабительский промысел. Масса темных добровольцев стала грабить даже городских мусульман, не особенно считаясь с их положением, — мирны они или мятежны. Такими добровольцами были разграблены многие дома, в том числе и дом чиновника уездного управления из кир[гизов] Дюсебаева.
Военная власть боролась с этим злом, но в полной мере предотвратить безобразие была бессильна за малочисленностью гарнизона. Впоследствии, когда гарнизон увеличился, комендант организовал военную полицию. Кроме простонародья разграблением ревизованного имущества туземцев занимались и некоторые чиновники. На суде в городе Пржевальске выяснилось, что видную роль в разграблении этого имущества играл войсковой землемер Рунков (дело Поцелуева с Инсарским, рассмотренное у мирового судьи в гор. Пржевальске 2—3 сентября сего года). Свидетелями подвигов Рункова были многие, фамилии некоторых я помню: чиновник Шебалин из Пржевальска, торговец Писаренко, жена учителя Клокова, служитель инженера-гидротехника Карпова — Моисей (фамилии не знаю) и другие. Я лично не видел, чтобы Рунков занимался грабежом. Из других чиновников я слышал в позорном перечне фамилию землемера Областного Правления Соколова, но от кого — не помню.
Показания следователю ограбленного, по словам А.И.Поцелуева, переводчика Т.Дюсебаева приведены в обзоре за 23 августа, но туземный служащий уездного управления о том, что был ограблен, ничего не говорит. И это в той атмосфере, в которой жил город в конце августа 1916 года и все последующие месяцы, вполне понятно.
О той же атмосфере грабежа и анархии, царившей в Пржевальске, сообщает и отставной генерал-майор Я.И.Корольков
Кроме случаев убийств, было немало и грабежа.
Так, в августе в районе казармы казаки открыто продавали разные домашние вещи: самовары, чайники эмалированные, швейные машины, кошмы, ковры, одеяла и даже, как говорили, меченное русскими буквами белье. Одна из покупавших у казаков вещи мне показывала свои покупки. Часть этих вещей, очевидно, была из числа тех, что киргизы грабили в русских домах.
К числу подвергавшихся грабежу принадлежит и моя дача. Я имел возможность попасть в свою дачу лишь 23 или 24 августа. Тут я нашел, что висячий замок с первой двери был снят. Филенка и стекло второй двери выбито. Шкап с посудой открыт. Замок с него сорван. Унесено все столовое и чайное серебро, ножи с вилками, два самовара, барограф, все белье и платье, обувь, кошмы. С двух матрацев сняты наволочки, а волос брошен, бумаги и книги облиты керосином и сожжены, лампы унесены, а резервуар одной стоял на том столе, на котором жгли книги, в верхней доске одного стола прожжена дыра приблизительно в 3 кв. фута величиной, другая дыра — с ладонь, такая же дыра прожжена в верхней доске другого стола…
В полу в спальне прожжена дыра около 1 кв. фута. Мука, хлеб, чай, сахар и кое-что из посуды, а также подушки и одеяла унесены. Скот: 5 коров (в том числе две полукровные), 60 баранов, 4 упряжных лошади, полукровный 2-х летний жеребец и 3 жеребенка этого года — угнаны.
Кстати, учитывая анархию и мародерство, которые, судя по приведенным свидетельствам, царили на всей территории уезда, вовсе не обязательно, что грабеж на даче отставного генерала совершили киргизы. Это могли сделать и крестьяне беженцы. Впрочем, и сам Я.И.Корольков не указывает виновных.
В те же дни в Пржевальск стали приходить русские крестьяне, в основном молодые женщины, пережившие погромы, уведенные киргизами «в плен», а затем сбежавшие из аулов. Свидетельства многих таких потерпевших приведены в уголовных делах, заведенных по фактам нападений на села южного и северного берегов Иссык-Куля. Дела с копиями протоколов допросов таких потерпевших хранятся в Центральном государственном архиве Киргизской Республики и доступны для ознакомления любому интересующемуся. Небольшая часть этих протоколов опубликована в Сборнике 2011 года, например, документ № 26 из указанного Сборника — протокол допроса И.Шевченко — крестьянина села Высокого Иваницкой волости [ЦГАКР ф.И-75, о.1, д.9, л.3об-4об]. Но основная масса документов еще не публиковалась.
Вот несколько таких свидетельств из того же «Дела о нападении на село Высокое» [ЦГАКР ф.И-75, о.1, д.9, л.4об-5]. Первый был составлен 23 августа 1916 года, — на следующий день после появления спасшихся крестьянок в Пржевальске, то есть еще до возбуждения уголовного дела
Допрос
Крестьянок выселка Высокого Анны Николаев[ны] Плотниковой и Елены Никитичны Гороховой, бежавших из плена
13 августа 1916 года киргизы напали на выселок Высокое. Мужчин, стариков, старух и детей убили, а молодых женщин и девушек забрали в плен. Каждый киргиз посадил к себе на лошадь по женщине и увезли их.
Плотникову везли весь день и ночь и приехали к какому-то лесу, пред которым расположилась масса юрт. Горохову повезли по направлению к сырту.
Всех женщин заставляли пасти скотину, готовить пищу, и над некоторыми производили насилие, между прочими и над Гороховой.
Плотникова бежала так: киргизы куда-то стали собираться, а ее послали за скотиной, когда она пришла к стаду, то заметила, что никого кругом нет. Тогда она решила убежать, где пешком, а где бегом, прячась временами от проезжавших киргиз. А Горохова убежала вечером 19 августа: днем пряталась, а ночью пробивалась к городу Пржевальску, которого благополучно и достигла 22 августа.
Допрос производил прапорщик Беликов 23 августа 1916 года
В данном документе важно то, что в нем вообще не упоминается место пленения обеих женщин, хотя названная ими дата — 13 августа соответствует дате разгрома сельскохозяйственной фермы, а не нападению на село Высокое. Но это, скорее всего, связано с тем, что допрос проводил не следователь или мировой судья) , а неопытный в подобных делах армейский прапорщик.
Имеются в деле показания старосты села Высокое И.А.Минкова [ЦГАКР ф.И-75, о.1, д.9, л.1об-2]
В ночь на 11 августа из Джетыогузской щели в селение [Высокое] приехал местный объездчик Ефим Седых и сказал всем крестьянам, что ему знакомый киргиз по имени Маширбай сказал, что киргизы будут нападать на наше селение. Я сказал односельчанам, чтобы они немедленно собирались и ехали в город, а сам, не дожидаясь, поехал в город к Уездному начальнику просить помощи.
Это было 11 августа утром. Проезжая по селу Мариинскому, заметил по улицам толпы дунган и китайцев, но они меня не тронули. Когда же я стал подъезжать к городу, то на дороге около села Челпек стали встречаться конные дунгане и стали бросаться в меня камнями. Я все-таки успел проехать в город и доложил Уездному начальнику о наступлении киргиз.
Уездный начальник помощи не дал, и я остался в городе.
В этот же день приехали наши из Высокого и сказали, что часть населения ушла на сельскохозяйственную ферму. Вернувшись в город из селения, крестьяне сказали, что в дороге много наших побито дунганами и китайцами. Приехало много раненых, из них многие померли. Всего из нашего села погибло 81 человек. Большая часть погибла на ферме.
Через месяц, когда уже нам был дан отряд, я вернулся в селение, которое оказалось все разграблено, скот угнали и сожжено три дома, и много амбаров и сараев. Мой дом сожжен.
Забыл сказать, что у нас в селении сожжена молельня
Более показать ничего не могу
Мировой судья Руновский
Тут с трудом можно понять, вроде нападал на крестьянского старосту дунгане с китайцами, а почему он сообщает о «наступлении киргизов»? Но такое смешение, судя по всему было характерно для русских переселенцев.
В качестве примера таких смешений еще один документ из того же дела. Протокол допроса крестьянки села Высокое Евдокия Ефимовна Карпенковой (ЦГАКР ф.И-75, о.1, д.9, л.15об-16):
11 августа с.г., когда начался бунт киргиз, я поехала в город и около с.Мариинского на меня напали 4 киргиза, и один из них 4 раза выстрелил и попал в ногу. Я упала, они с меня сорвали верхнюю одежду, где находилось 45 рублей и, осмотрев в нижнем белье, уехали. Я доползла до сурепки, где пряталась целые сутки, потом меня подобрали солдаты. В лазарете я пролежали месяц. Мой дом в селении Высокое разграбили.
Из нападавших на меня китайцев я никого не знаю, они все четверо были с ружьями. Более показать ничего не могу.
Мировой судья Руновский
Как писал ротмистр В.Ф.Железняков все туземцы для новоселов были «собаки», и потому различать их русские переселенцы даже не пытались.
Между тем, этот момент крайне важен. По всем показаниям инициаторами погромов в этой части Пржевальского уезда выступили китайцы, кашгарлыки (китайские сарты) и дунгане, которых русские тем более плохо отличали друг от друга. Но ведь первые две группы были китайскими подданными и им уж точно не грозил набор в строительные отряды. Значит, правы те, кто говорит, что — по крайней мере, в районе Мариинского — кровавые погромы не просто «спровоцировали», но и осуществили опийщики. Но, конечно же, не из политических побуждений, а исключительно из соображений «бизнеса».
Следующий документ в деле «О нападении на село Высокое» [ЦГАКР ф.И-75, о.1, д.9, л.6об-7] — датирован 15 октября 1916 года
Протокол осмотра
Судья 3-го участка Пржевальского уезда прибыл сего числа [15 октября 1916 г.] в с.Высокое в присутствии нижепоименованных понятых осмотрел селение, причем оказалось, в селении сожжено 2 дома — Ильи Машакина и Якова Довыдова, и, кроме того, у Ивана Иванова [в доме ]сгорела одна комната. Из амбаров сгоревших обнаружено четыре.
Произведен один фотографический снимок.
Понятые (подписи не разборчивы)
Мировой судья Руновский
Отметим, что «Списке селений с указанием выжженных дворов в селениях, числа убитых и пропавших без вести крестьян селений Пржевальского уезда 10 августа 1916 года» (ЦГА КР ф.И-75, оп.1, д.34 стр.21об-22), и в его уточненной версии (ЦГА КР ф.И-75, оп.1, д.49 стр.46-47), указано, что число выжженных в Высоком домов равно 13. Количество погибших и пропавших без вести крестьян из Высокого в тех же списках, указано 73 и 8 соответственно. То есть тоже не совпадает с поименным списком жертв погрома в Высоком, имеющимся в деле [ЦГАКР ф.И-75, о.1, д.9, л.5об-6об]. По этому списку было убито 64 жителя Высокого, в том числе — 24 мужчины, 13 женщин и 27 детей, кроме того 14 человек помечены как пропавшие без вести.
Однако в части жертв погрома, возможно, что расхождение объясняется тем, что в «Списке селений… » в число погибших наряду с высоковцами включили постоянных обитателей фермы сельхозшколы, так как, согласно показаниям генерал-майора Я.И.Королькова, число погибших служащих фермы как раз составляет 9 душ.
Согласно таблице в архивном «Деле о нападении на село Высокое» все жители были убиты или пропали 13 августа, в графе «место происшествия» записано «на ферме», а в графе «кем убит» в первой строке стоит «киргиз», а далее знак повтора.
Следующий документ в этом деле (ЦГАКР ф.И-75, о.1, д.9, л.7-8) — протокол допроса от 23 ноября 1916 года. Допрошенный в качестве свидетеля 45-летний крестьянин села Высокого Е.П.Белов показал
Когда начался бунт киргиз [11 августа], все наше селение выехало, и часть поехали на ферму, а часть — в город [Пржевальск]. Я также поехал в город, и около села Ирдык [Мариинское]на дороге на наш обоз напали дунгане с. Мариинского, были тут кашгарлыки и китайцы. В меня выстрелил какой-то дунганин и попал в спину. Я был верхом на лошади и успел уехать в город, где я был перевязан, и мне из спины вытащили 6 или 7 дробин.
Из нападавших туземцев я никого не знаю. Когда я приехал и просил уездного начальника [полковника В.В.Иванова] [о] помощи, сказал, что дунгане под городом избивают массу русских, он не поверил и помощи не оказал.
Более показать ничего не могу
Мировой судья Руновский
Еще один крестьянин села Высокого — П.С.Иванов 57 лет был допрошен 10 декабря 1916 года и, согласно протоколу (ЦГАКР ф.И-75, о.1, д.9, л.7-8), показал:
11 августа с.г. начался бунт киргиз. Я рано утром верхом поехал в город и, свернув на покровскую дорогу, увидел, что к городу едут до 30 крестьян с с.Ивановского. Я же ехал вместе с ними. Только доехал до Мариинского, как на нас напала толпа вооруженных дунган и китайцев и стала всех избивать.
В меня какой-то дунганин сначала выстрелил из револьвера, но не попал, а потом подъехал ко мне и ударил в спину пикой, потом ударил шашкой по руке и еще пикой в грудь. Я упал, а он вытащил из кармана кошелек, в котором было 150 рублей. После этого они меня не трогали и уехали. Я пролежал на дороге часа 2 или 3, пока меня не подобрал проезжавший мимо крестьянин Колосков, который привез меня в город и положил в лазарет.
Никого из нападавших дунган я не знаю.
Более показать ничего не могу.
Мировой судья Руновский
Представлен в деле и протоколы медицинского освидетельствования крестьян Высокого П.С.Иванова, Д.Шмакова, Т.Романовой, Е.Карпенковой и других жителей этого села, свидетельствующие, что им были нанесены раны огнестрельные, колотые, режущие. Все это говорит о том, что речь идет о людях, прибывших 11 августа в Пржевальск со стороны дунганского селения Мариинского (Ирдык). Эти люди — жертвы того самого погрома, «леденящие душу ужасы» которого приведены в показаниях межевого техника И.А.Поцелуева (см.обзор за 11 августа).
Согласно Протоколу осмотра книги записей Пржевальского лазарета, который также имеется в деле (ЦГАКР ф.И-75, о.1, д.9, л.2об-3об), в лазарет 11-12 августа на излечение поступили 5 жителей сел Высокого и Иваницкого с легкими и тяжелыми ранениями. Каждый из них, проведя в больнице около 20 дней, был выписан. Еще 10 крестьян из этих двух сел были доставлены в тот же лазарет 13 августа, и 12 человек — 14 августа. Судя по датам поступления, это уже были жертвы разгрома фермы сельскохозяйственной школы. Из доставленных в лазарет 8 человек были дети от 6 до 12 лет, у каждого из них были колотые, рубленные и резаные ранения.
Кроме этих крестьян в Пржевальский лазарет с ранениями разной тяжести и различного происхождения из сел Высокое и Иваницкое люди поступали двое — 17 августа — двое, и по одному — 19 и 24 августа.
Из этих 28 раненых один скончался. По протоколу (ЦГАКР ф.И-75, о.1, д.9, л. 3об), скончавшийся — 12‑летний мальчик Капитон Рухленко. Однако в том же протоколе Капитон Рухленко 12 лет значится как выписанный из лазарета через 24 дня. При этом в показаниях 60-летней Татьяны Романовой (ЦГАКР ф.И-75, о.1, д.9, л. 15) имеется сообщение о смерти в лазарете Пржевальска ее мужа, получившего тяжелые ранения 11 августа под селом Мариинским. Поскольку, согласно Книге записей лазарета, туда 13 августа был доставлен Даниил Романов 62 лет, надо полагать, что именно он и был единственным жителем села Высокого, скончавшимся от ран.
Вот такие подробности имеются о «кровавых пржевальских днях» в жизни обитателей села Высокое.
Кстати, дело это решением мирового судьи В.Руновского от 29 декабря 1916 года было закрыто «за необнаружением виновных».
И не удивительно, потому что, в отличие от погромов других сел, потерпевшие не смогли опознать ни одного из нападавших. И, если внимательно читать протоколы, оказывается, что практически все они были или дунгане или китайцы, правда, иногда, как в приведенных выше протоколах допросов сельского старосты И.А.Минкова и крестьянки Е.Е.Карпенковой, туземцев по привычке называют «киргизами», а потом поправляются.
