— COLUMBIA UNIVERSITY LIBRARIES. RARE BOOK & MANUSCRIPT LIBRARY. Bakhmeteff Archive of Russian and East European Culture. Vladimir Aleksandrovich Bazilevskii Papers, 1928
— Подполковник В.А, Базилевский — временно исполняющий обязанности начальника Верненского уезда и командир казачьего карательного отряда в Семиречье 1916 году.
— Как всегда, приводим ниже набранный нами текст документа и скан оригинала рукописи для просмотра или скачивания
— Ссылки на этот документ приведены в публикации: В. ШВАРЦ: О ДАЛЬНЕЙШИХ СУДЬБАХ КОМАНДИРА КАРАТЕЛЬНОГО ОТРЯДА В.А. БАЗИЛЕВСКОГО И НЕКОТОРЫХ ДРУГИХ УЧАСТНИКОВ СОБЫТИЙ
ЧИТАТЬ ИЛИ СКАЧАТЬ РУКОПИСЬ В.А.БАЗИЛЕВСКОГО
Последние дни белой власти в Семиречье
Глава I
Конец 1919 года, столь тяжелого для всего белого движения, застал в особенно трудном положении группу войск Сибирского правительства, боровшегося на южном фронте против большевиков, засевших в Семиречье: стремительное наступление большевиков по Сибирской магистрали отрезало путь отступления на восток, а восстание, вспыхнувшее в тылу, в районе Алтайской ж.д. около ст. Рубцовка, прервало сообщение с центральным правительством и Ставкой верховного правителя и поставило эту группу в совершенно изолированное положение, предоставляя ее собственным силам и инициативе; оставалась надежда, что при удачных боях удастся развить наступление на юг, выйти и занять богатое Семиречье и Туркестан, где с одной стороны казаки, а с другой – туземцы-мусульмане не сочувствовали советской власти и сильно было развито басмаческое движение. Вести с севера приходили какими-то урывками, одна другой неутешительнее и в штабе 2-го Сибирского Степного корпуса, расположенного в Семипалатинске, в ноябре 1919 года царила полная растерянность, принимались разные меры, чтобы спасти как-нибудь положение, но сразу было видно, что меры эти ни к чему не приведут, и даже сами инициаторы этих мер не верят в них.
В этот момент силы войск, расположенных в описываемом районе и находившихся официально под общим командованием командира 2-го Сибирского Степного корпуса генерала Евтина [правильно – И.С. Ефтин] состояли из частей собственно 2-го Сиб[ирского] Степ[ного] корпуса в количестве 3-х пулеметных полков, 2-х полков (конных) Семиреченского казачьего войска, Алашского киргизского конного полка, 2-х артиллерийских дивизионов и партизанского отряда атамана Анненкова, который состоял из 3-х пехотных полков, в том числе одного китайско-манжурского (2 пехотных полка были потом переформированы в кавалерийские), 3-х конных казачьих, 3-х конных киргизских, 2-х артиллерийский дивизионов и разных частей вспомогательного назначения (инженерных, интендантских, комендантских, жандармских и др).[1]* Я пишу, что все эти войска находились «официально» под командой ком[андира] 2-го Сиб[ирского] Степ[ного] корпуса, в действительности же атаман Анненков мало считался со штабом корпуса, на что имел, несомненно, много веских причин. Расстояние между штабом корпуса, расположенным в г. Семипалатинске, и фронтом было около 700 верст, и, кроме того, их разделяла река Иртыш, моста через которую не было, а имелся лишь один паром и пароход-перевозчик жел-дор. грузов, от заречной слободки, находившейся на противоположном берегу Иртыша напротив г. Семипалатинска, по направлению к фронту в спешном порядке начали строить силами и из материалов Южно-Сибирской ж.д. ветку, но, несмотря на все усилия и энергию строителей, удалось довести к концу 1919 года лишь на протяжении 200 верст – все задерживалось недостатком рельс. В этом году, как на грех, Иртыш долго не становился, а потому, когда начали поступать особо тревожные слухи с севера, приступили к постройке временного моста, но работу эту вскоре пришлось прекратить, ввиду начавшегося ледохода. В числе вестей, долетавших с севера, была <3> и одна радостная, а именно прошел слух, что по левому берегу Иртыша двигается армия атамана Дутова, отступавшая от Оренбурга через Акмолинск на Омск, но сейчас повернувшая на Семиречье, — прибытие этой армии сразу увеличило бы силы вдвое, а потому увеличивались шансы на скорый захват всего Семиречья и далее – Туркестана. Между тем морозы крепчали и долгожданное событие свершилось – Иртыш стал, это внесло некоторое успокоение среди штаба корпуса и лиц, которым было нежелательно попасть в руки Советской власти, являлась возможность в критическую минуту двинуться на Семиречье. Минута эта не замедлила наступить: некоторые пехотные части 2-го Сиб[ирского] Степ[ного] корпуса, стоявшие в тылу, в именно части 5-го степного кадрового полка, укомплектованного крестьянами окрестных селений и считавшихся всегда не особенно надежными, за что и прозванного в насмешку частями отряда атамана Анненкова «5-ым советским полком», посланные на усмирение повстанцев в районе Алтайской ж[елезной] д[ороги], перешли на сторону восставшего у станции Рубцовка населения, среди которого они имели родных и земляков, собирались перебить своих офицеров, которым, однако, удалось спастись, убежав и спрятавшись в бору, а затем с большими трудностями пробраться в Семипалатинск. С переходом этих частей был открыт совершенно тыл и приход с севера большевистских войск являлся делом нескольких дней. В штабе корпуса совершенно потеряли голову, и решено было для спасения положения немедленно передать всю власть <4> атаману Анненкову, которого просить выслать часть своего отряда на спасение и защиту Семипалатинска.
В это время я застрял в Семипалатинске, так как имея поручение от ат[амана] Анненкова вступить в командование кавалерийской бригадой его отряда, посланной распоряжением штаба корпуса из Семипалатинска, где она формировалась на Екатеринбургский фронт, но ввиду прекращения всякого сообщения, дальше Семипалатинска я никак пробраться не мог, к тому же по слухам, Екатеринбургский фронт пал и где находились полки этой бригады не было никаких сведений. Явившись в штаб корпуса с целью узнать какое будет мне дано назначение, я получил от начальника штаба корпуса генерала Лукина [NB — Лукин Валентин Евграфович] буквально такой ответ: «Делайте, что хотите, поезжайте, куда хотите, штаба больше не существует!» Выйдя из штаба совершенно озадаченный таким ответом, я встретил редактора военной газеты, издававшейся при штабе корпуса, который прямо мне сказал «Полковник, немедленно выезжайте из Семипалатинска на Семиречье – получены очень тревожные, но вполне достоверные сведения». Получив такой совет от лица, более всех осведомленного в событиях, я сейчас же собрался и ночью в 40о мороз с женой и дочерью, переправившись по льду через р. Иртыш, выехал по Семиреченскому почтовому тракту. Следующую ночь мы ночевали на 1-ой станции от города, где уже собралось много разного народа – офицеров, частных лиц, членов разных ведомств, много женщин и детей, все это уезжало тоже на основе советов осведомленных лиц и частных слухов. Вдруг ночью с телефонной станции коменданта этапа поступили тревожные сведения – передавали, что в Семипалатинске восстание, и все спешно выезжают оттуда на Семиречье, передавали телеграмму из Заречной слободки. Действительно, скоро показались передовые беженцы, ехавшие верхом, в экипажах и даже более важные лица в автомобилях. Как оказалось, штабом корпуса был сформирован особый, «егерский» батальон из наиболее надежных нижних чинов 5-го Степного кадрового полка, и командиром этого полка был назначен местный житель поручик Шевелев, тоже считавшийся штабом одним из наиболее надежных офицеров полка, вот этот-то «надежный» батальон во главе с «надежным» поруч[иком] Шевелевым, произвел переворот в пользу социал-революционеров; начальник штаба Лукин был убит при выходе из штаба вместе с поручиком Семеновым, заведовавшим информационным отделением штаба, в тот момент, когда они садились в автомобиль, чтобы ехать из Семипалатинска. Кроме них было убито еще несколько офицеров, но многим удалось спастись, переправившись по льду в Заречную слободку, которая оставалась в руках белых, так как там были расположены некоторые части из партизанского отряда атамана Анненкова. В Семипалатинске шли уличные бои, слышны были выстрелы – это бились, пробиваясь на дорогу в Семиречье, части отряда атамана Анненкова, расположенные в разных частях города, но в момент тревоги, собравшиеся на сборные пункты и оттуда отступавшие. Через два дня Семипалатинск заняли большевики, и с с[оциал]-[революционерами] было покончено – большинство руководителей восстания было арестовано, и часть их расстреляна. Воцарилась Советская власть.
Глава II
Между тем штаб корпуса продолжал отступать «в спешном порядке»: генерал-квартир[мейстер] подполковник Зезин принявший штаб после убитого генер[ала] Лукина, вместе с командиром корпуса промчались на автомобиле, вслед за ними мчалась на всякий случай их пустая троечная коляска, тянулись телеги, коляски, тарантасы, верховые и пешие, офицеры, семьи офицеров, просто беженцы и вообще всякий народ – все спешили подальше от Семипалатинска, что же делалось в тылу, никто не знал, но всякий боялся отстать, ожидая с минуту на минуту появления большевиков. Вскоре, однако, с юга показались в стройном порядке нарядные сотни казачьего полка атамана Анненкова – это двигался высланный им небольшой отряд с целью попытаться овладеть обратно Семипалатинском и, в случае невозможности, удержать наступление большевиков и дать возможность спокойно отойти частям и беженцам, застрявшим около Семипалатинска, а также эвакуировать хоть часть запасов продовольствия и снаряжения, переброшенных ранее в заречную слободку, которая по сведениям все еще не была занята большевиками. Сам атаман Анненков в это время был занят объездом обширной территории и войск, оказавшихся совершенно неожиданно в его распоряжении, — ему надо было ознакомиться лично с положением дела на местах, надо было лично побывать везде, дабы поднять дух, упавший было в войсках под впечатлением Семипалатинского переворота, а также вследствие разных тревожных слухов, появившихся вместе с беженцами. Обладая страшной энергией и неутомимостью, атаман Анненков в течение одного дня успевал побывать во многих местах расположения своих частей, сплошь да рядом в одну ночь переносясь на автомобиле за несколько сот верст. На одном из этапов я случайно встретился с ат[аманом] Анненковым и получил от него приказание направляться в гор. Лепсинск, куда прибыл из Китая его помощник полковник Сидоров, формировавший отряд для наступления на большевиков из Кульджинского района Китая. В Лепсинске я должен был ждать дальнейших приказаний. Скажу несколько слов о том, куда отступали все эти части, куда спасались беженцы и куда ожидалась еще и вся армия атамана Дутова с массой беженцев, двигавшихся вместе с ней. Район этот, остававшийся еще под властью белых, был Лепсинский уезд Семиреченской области, расположен был в сев[веро]-восточ[ном] углу области и граничил на севере с Семипалатинской областью, <8> причем границей здесь служил труднопроходимый горный хребет Тарбагатайских гор, с востока и юга Китайские владения, границей на юге был тоже снежный горный хребет с несколькими труднопроходимыми перевалами, отроги гор тянулись и вдоль восточной границы, постепенно понижаясь к северу, на западе была пустыня и озеро Балхаш с мало исследованными берегами. Население уезда составляли в громадном большинстве киргизы – кочевники, разбросанные по всему уезду, затем на севере имелся небольшой бывш[ий] заштатный городок, ныне казачья станица Сергиополь, к востоку от него тянулся ряд поселков крестьян-новоселов и имелись лишь два старых поселения – казачья станица Маканчи и сел[ение] Бахчи около самой китайской границы; на юге были расположены три богатые казачьи станицы Саркан, Тополевка и при уездном городе Лепсинске станица Лепсинская, разделявшаяся от города лишь небольшой речкой. Между этими южными и северными поселками имелось несколько старожильческих поселков (Герасимовка, Колпаковка, Ошновка и др.) и несколько новых, да на западе тянулся почтовый тракт, по которому при некоторых станциях были расположены селения. Население в старых поселках и казаки семиреченского войска, а также и кочевники-киргизы были против Советской власти, тогда как крестьяне-новоселы сочувствовали таковой. Край этот вообще очень богатый, особенно хлебом, который в старое время стоял в скирдах по несколько лет, вследствие выпавшей на его долю печальной участи быть ареной борьбы в течение почти 2-х лет, переходивший несколько раз из рук в руки, естественно был опустошен, все запасы хлеба приходили к концу, а беспрестанные военные действия, мобилизации, постоянные реквизиции скота, лошадей, наряды подвод и проч. мешали населению заниматься посевами, почему посевная площадь сократилась до минимума, — все же, несмотря на все это, в силу необходимости решено было, если невозможно будет пробиться через Копал дальше на Верный и Семиречье в Туркестан, задержаться здесь до весны, а весной с открытием перевалов отступать в Китайские пределы по трем путям – через южный хребет в долину р[еки] Борталы, туда же, но западнее через так называемые «Джунгарские ворота», а части, стоящие на севере по тракту Бахты – китайский гор[од] Чунгучак в направлении на Джунгарские ворота инженерные части ат[амана] Анненкова уже приступили к исправлению дороги.
Прибывшая в район Сергиополя армия ат[амана] Дутова своим видом и состоянием совершенно разбила возлагавшиеся на нее надежды – это уже не была армия, способная на энергичные активные действия, она была совершенно изнурена постоянными боями с энергичным противником, получавшим все время подкрепления, хорошо снаряженным и имеющим обеспеченный всем тыл, армия же ат[амана] Дутова отступала со страшными лишениями, по голой степи, при страшном морозе, ночевать приходилось без крова, иногда без дров, голодать, к тому же вести с собой массу беженцев, женщин, детей, ко всему этому присоединилась еще одна беда – это тиф, тиф всех видов, который уносил жертву за жертвой, больных приходилось вести при отступающем отряде – оставлять при лазаретах нельзя было за неимением таковых, да где и попадались города и селения, то и здесь их нельзя было оставлять, так как сзади наступали красные и попадавшие к ним больные обрекались на мученическую смерть. Бороться с тифом почти невозможно было, за отсуствием достаточных средств. Встретивший эту армию около г[орода] Сергиополя атаман Анненков решил вместе с атам[аном] Дутовым оставить гор[од] Сергиополь, который буквально был завален больными и мертвыми и представлял из себя очаг заразы, направить всех беженцев, гражданское население и больных часть на запад в ст[аницу] Бахты на границу Китая, а большая часть беженцев расстроенные воинские части на юг в г. Лепсинск, куда выехал и сам ат[аман] Дутов со штабом направились на юг в г. Лепсинск. Всё же боеспособное было выделено в особый отряд под общее командование генерала Бакича (черногорца родом), и направлено на запад от Сергиополя. Одновременно с оставлением Сергиополя пришлось отказаться и от активных действий против Семипалатинска и выдвинутые в этом направлении части должны были прикрыть отступление армии атам[ана] Дутова и отойти в расположение отряда ат[амана] Анненкова.
Глава III
Главной задачей высшего командования скопившихся здесь войск, в первый момент, было, конечно, возможно скорей разобраться во взаимоотношениях и затем энергично устройством своих частей и беженцев так, чтобы они могли бы отдохнуть после всех пережитых невзгод и набраться сил для новых лишений и испытаний, которые несомненно, ожидали их в недалеком будущем. Путем переговоров и взаимных уступок удалось добиться полного согласия между тремя атаманами (Дутовым, Анненковым и Щербаковым – замест[елем] Семиречеснкого атамана), каждому были определены его полномочия права и обязанности, и закипела дружная работа: Анненков был признан главнокомандующим всеми войсками и главноначальствующим всем районом, Дутов взял на себя гражданское управление и заведование беженцами, оставив при себе лишь небольшую военную часть, конвойную сотню и сотню особого назначения; Щербаков был назначен командующим южным фронтом, действовавшим в районе копала по путям Гавриловка-Верный, в его распоряжении были Семиреченскиие казаки и части войск 2-го Сибирского Степного корпуса, подкрепленный некоторыми частями из отряда ат[амана] Анненкова, войска, выделенные под команду генерала Бакича, были оставлены на севере в районе Маканчи-Бахты и сдерживали наступление красных с севера, а части отряда ат[амана] Анненкова были расположены в промежутке между отрядом Бакича, Лепсинском и южным фронтом генерала Щербакова и сдерживали наступление с северо-запада; ставка самого Анненкова была почти в центре района в селе Уч-Арал. Благодаря административным способностям и энергии атамана Дутова в короткий срок административный аппарата был налажен; устроено управление заведывающего (начальника) гражданский частью, устроен суд, в три дня открыт тифозный лазарет, организован комитет помощи и довольствия беженцев, — вообще налажено все сложное дело по управлению областью, недостатка в хороших работниках и опытных людях не было, скорее наоборот, так как мало того, что в управлении атам. Дутова влилось бывшее здесь при Сибирском правительстве Семиреченское областное правление, — среди беженцев находилось несколько бывших управляющих областями, председатели и члены судов, прокуроры, врачи и вообще много опытных лиц, обладающих достаточным служебным стажем, так что даже скромные по старому времени места начальников отделений занимали бывшие прокуроры, аппарат работал полным ходом и жизнь в районе Лепсинска, по наружному виду, никак не походила на жизнь кучки людей, припертых со всех сторон врагом к непроходимым горам. Между тем силы большевиков все прибывали и прибывали, к тому же они имели у себя в тылу отлично оборудованные пункты питания и склады снаряжения и снабжения своих войск, захватив богатые склады Сибирского правительства, тогда как у наших войск с каждым днем все таяло и таяло, и ожидать откуда-либо подвоза нельзя было, к тому же ожидаемый скорый прорыв на юг в центр Семиречья и Туркестана задерживался, — хотя и являлся временный успех, а именно взятие Копала, но развить этот успех и двинуться дальше не представлялось возможности, — вследствие недостатка фуража казачьи лошади совершенно отощали и казаки большею частью были спешены, а главное – масса войск была отвлечена на север и северо-запад, где приходилось сдерживать энергичное наступление, ясно поэтому, что и нельзя было развить более активных операций на юге. Вскоре ко всем бедам присоединилась еще и усиленная пропаганда большевиков среди войск, главным образом южного фронта, дошло до того, что генерал Щербаков почти не доверял своим пехотным частям, состоявшим из мобилизованных наскоро крестьян, да и среди казаков тоже началось брожение было неладно: совершенно неожиданно пропал целый пост службы связи со всеми телефонами, казаками и офицером, первое время предполагали, что они захвачены и уведены в плен большевиками, но потом оказалось (уже после падения белой власти, что они все добровольно ушли к большевикам, а начальник службы связи Науменко появился потом при большевиках в Лепсинске в роли «военрука». Большевики очень искусно вели свою агитацию, как среди войск, так и среди беженцев и местного населения, которое естественно было недовольно таким громадным скоплением войск и пришлого элемента, которых приходилось кормить и давать приют, для чего были а потому и представляло подходящий для пропаганды мате[риа]л, а вечные сборы хлеба и разных продуктов, причем лица, коим поручалось это, не всегда были на высоте своего положения, позволяли себе иногда злоупотребления, вызывая ропот у населения уже начинало роптать и желало желание хоть какого-нибудь конца и поговаривали почти открыто о необходимости прекратить братоубийственную войну. Вместе с тем в тылу почему-то транспорты не налаживались, продукты не попадали вовремя на фронт, хлеб и лапша, приготовленные населением для фронта, где сражались их отцы и братья, почему-то гнили на складах, что было известно как войскам, так и населению и вызывало естественный ропот, — все это была работа большевиков, которые имели своих агентов повсюду, что потом вполне подтвердилось. Как-то сразу наладившаяся было спокойная жизнь стала тревожной, никто не знал, что ожидает нас завтра, все жили под страхом какой-то надвигающейся опасности беды, о чем ходили какие-то темные слухи. [15]
Высшее командование всячески старалось поддержать дух войск, чтобы дать возможность как-нибудь продержаться до весны, когда откроются перевалы и состояние дорог будет таково, что можно будет спокойно отойти в пределы Китая с приграничными властями уже велись тайные переговоры о приеме армий и беженцев. Принимались также меры, чтобы пресечь агитацию большевиков, но они не давали ожидаемых результатов: истинные агитаторы всегда ускользали из рук, а попадались люди совершенно непричастные, виновные лишь в излишней болтливости, за сказанное обыкновенно в пьяном виде. Меры, принимавшиеся в Лепсинске, где комендатура города особенно старалась выслужиться перед начальством, приводили к совершенно обратным результатам: постоянные проверки паспортов, ночные повальные обыски, аресты ни в чем не повинных людей по одному лишь оговору и подозрению вечно пьяного коменданта, случаи расстрела не только мужчин, но и женщин, совершенно запугало всех, делало невыносимой и без того тяжелую жизнь мирного обывателя и беженца, и, конечно, не вызывало симпатии к настоящей власти и играло в руку большевикам. Большевики же со дня на день становились все энергичнее и энергичнее в своих действиях, проявляли все больше и больше инициативы и становились прямо таки дерзки в своих нечаянных набегах в центр расположения наших [войск], не говоря уже про набеги на этапы, расположенные по Семиреченскому почтовому тракту, они сделали набег даже на ставку самого атам[ана] Анненкова, кончившийся, впрочем, плачевно для нападавших благодаря храбрости и находчивости Анненкова: ночью эскадрон 73-го красного кавалерийского полка имени Степана Разина с полковым комиссаром налетел на сел[ение] Уч-Арал, где помещалась ставка атам[ана] Анненкова, охраняемая сравнительно небольшими силами (если не ошибаюсь 1 или 2 взводами), захватил артиллерийский пост, повернули орудия в сторону селения, затем проскочили по селению до самого дома, где помещался Анненков, когда ат[аман] Анненков, разбуженный поднявшейся тревогой выскочил во двор в сопровождении вестового, имея при себе ручной пулемет, который всегда висел у него в комнате, во дворе уже толпились красноармейцы и на вопрос их: «Товарищ, где атаман?» спокойно ответил «Он здесь!» и сейчас же открыл по ним огонь из пулемета, убив сразу комиссара и 6 красноармейцев, остальные же в панике бросились бежать, в это время подъехала на выручку из соседнего села рота манжурско-китайского полка отряда ат[амана] Анненкова и красные так поспешно отступили, что даже бросили захваченныое ими в денежном ящике золото. Случай этот потом был подтвержден самими большевиками.
Глава IV
Большую службу в успехах большевистской пропаганды сослужило также и то, что правительство адмирала Колчака, а потом и атам[ан] Дутов ясно и определенно не высказывали своей программы и своего направления, никто собственно не знал, к чему они идут и к чему стремятся – с одной стороны, как бы желание восстановить старое, дореволюционное, а с другой – заигрывание с социалистами. Такая двойственность никому не приходилась по душе: более правые видели в Колчаке, а в особенности в Дутове, как говорят, заявившем о себе, где-то, что он отнюдь не монархист, а «республиканец», социалист, а левые и настоящие социалисты не доверяли им, считая их монархистами. Этим воспользовались большевики и под шумок среди монархистов распространяли слухи о том, что их войска идут в погонах и несут с собой реставрацию царской власти.
В конце февраля 1920 года в самую распутицу стали доходить в Лепсинск какие-то нехорошие слухи из сел[еления] Герасимовки, где был расположен штаб помощника атам[ана] Анненкова полковника Асанова, интендантство отряда, лазарет и большая часть артиллерии; находилось это село между гор. Лепсинском и расположением отряда генерала Бакича в 45 вер[стах] к северу от Лепсинска на путях к «Джунгарским воротам». Что именно такое там происходило, никому точно не было известно, был туда двинут спешно Семиреченский казачий полк, прибывший с фронта в Лепсинск, но полк этот почему-то с дороги вернулся, получив какие-то сведения из Герасимовки, но всё хранилось в тайне и никто толком ничего сказать не мог, а потому циркулировала масса всевозможных слухов самого невероятного характера, ясно только было, что происходит что-то неладное, — надеялись лишь на находчивость, энергию и счастье ат[амана] Анненкова, надеялись на то, что ему удастся как-нибудь выйти и вывести всех из скверного положения. Как раз в это время атам[ан] Дутов пригласил всех в Лепсинское собрание на чашку чая, перед которой он хотел сделать доклад о настоящем моменте. После довольно успокоительного доклада был подан чай, и начался импровизированный концерт, — ничто, казалось, не предвещало рокового близкого конца белой власти. В разгар оживленного вечера атамана Дутова вызвали, вскоре он вернулся, попросил присутствующих не волноваться его уходом, объяснив его получением неожиданно важных телеграмм и продолжать вечер, публика осталась и продолжала развлекаться беседой. Утром на другой день все были поражены случившимся: ночью спешно выехал атаман Дутов с несколькими близкими лицами и конвойной сотней, захватив чудотворную икону Табынской Божьей Матери, след за ним выехал полковник Сидоров с несколькими близкими офицерами, кое-кто из высших чинов отряда атам[ана] Анненкова, живших в Лепсинске, спешно выезжали вдогонку, сотня особого назначения из состава армии ат[амана] Дутова, остальная же масса офицеров в числе более 600 человек, гражданские чины, беженцы и проч[ий] народ, в полном неведении всего творящегося, как безумные носились по городу, не зная, что предпринять, не зная толком, что же произошло.
Лично я, разбуженный моими хозяевами казаками-семиреками (я жил в станице Лепсинской), распорядился, чтобы мой вестовой – киргиз анненского полка немедленно запрягал единственную оставшуюся у меня лошадь (остальные от бескормицы пали), семье своей готовиться в дорогу, а сам поспешил в штаб полковника Сидорова, при котором я числился, узнать, что случилось и где полковник; в штабе я нашел лишь несколько писарей, которые сами ничего не знали, кроме того, что ночью полковник Сидоров выехал, захватив с собой [19] денежный ящик. Многие из оставшихся до того потеряли голову, что пешком по мокрому снегу, проваливаясь по колено в снег и воду, с винтовкой в руках и небольшой котомкой, спешили вдогонку выехавшим ночью конным, — ясно, что это было безумием. Так бывший председатель Екатеринбургского суда, участвовавший в комиссии по расследованию убийства царской семьи, К., занимавший в управлении ат[амана] Дутова должность заведующего судебными учреждениями, с 2 или 3 своими подчиненными и друзьями пошел вдогонку выехавшим на 5-6 часов раньше конным, но пройдя 5-6 верст по убийственной дороге, смог только подняться на гору по Тополевской дороге, где, совершенно выбившись из сил, принужден был повернуть обратно, видя полную несостоятельность своей попытки догнать отступавших. Несчастный был впоследствии расстрелян в Семипалатинске…
Из всех сбивчивых и разноречивых рассказов удалось выяснить, что в сел[ении] Герасимовке какой-то переворот, что все высшие чины выехали из Лепсинска по направлению на запад на ст. Тополевку, откуда был поворот на юг в горы на перевал Карас-Арык, ведущий в долину р. Боратала в Китае. Что делалось на фронтах у генерала Бакича и атам[ана] Щербакова, а также в ставке ат[амана] Анненкова никто точно не знал, но никто не сомневался, что и там дела были не ладны.
Из штаба полковника Сидорова, расположенного в станице Лепсиснкой, я направился в гор[од] Лепсинск, для чего надо было лишь перейти через мост. На мосту я встретил двух офицеров, несших в станицу какое-то объявление, приблизительно такого содержания «Товарищи! Ненавистные атаманы Анненков, Дутов и Щербаков нас обманули и убежали в Китай, довольно обмана и братоубийственной войны. Да здравсвует советская власть, несущая нам спокойную жизнь и мир!» и еще что-то в таком же роде, подпись стояла «начальник гарнизона полковник Горбачевский».
Горбачевского я знал как начальника штаба полковника Сидорова – это был по виду очень приличный офицер, окончивший ускоренные курсы генерального штаба, почему такое объявление за его подписью меня очень удивило, и я спросил этих офицеров, где же полковник Горбачевский и, получив ответ, что в Казначействе, немедленно пошёл туда. Около казначейства толпились вооруженные солдаты, стояли пулеметы и видно было какое-то оживление, всех проходивших и проезжавших задерживали (здесь проходила дорога на Тополевку), в самом же казначействе толпились растерянные офицеры, а за столом сидел полковник Горбачевский в погонах и амуниции, окруженный группой офицеров, имевших какой-то спокойный и самоуверенный вид, как и сам полковник – эти, очевидно, были обо всем осведомлены и подготовлены к произошедшим событиям и действовали вполне обдуманно. Увидя меня, входящим в казначейство, полковник Горбачевский обратился ко мне со словами «Полковник, объявляю вас арестованным, у нас объявлена советская власть!» На это я ему ответил, «да, это я только что узнал, почему и пришел к Вам узнать, как это могло произойти?» Ответа на свой вопрос я не получил, но получил приказание сесть и ожидать дальнейшего. Я сел в стороне и стал терпеливо ждать, во что выльются все эти события. В это время полковник Горбачевский что-то писал, о чем-то совещался со своими ближайшими офицерами, и приблизительно через час или меньше, вышел и больше не возвращался, стали расходиться и офицеры, пользуясь этим вышел и я, тем более, что никто, видно меня не караулил. По дороге домой в станице я встретил несколько знакомых офицеров Семиреченского войска, обратившихся ко мне с расспросами по поводу происшедшего, всем я им сообщил все, что знал и видел, а твже и о том, что по дороге из города стоят посты и пулеметы, а потому выезд по дороге невозможен, но если они знают тропки и имеют лошадей, то советую немедленно выезжать из города по направлению на перевал Карак-Арык. Так по моему совету, выехало 3 или 4, сам же я, вернувшись домой, выехать не мог – лошадь моя, стоявшая все время, за неимением фуража на соломе, не могла не только что везти телегу, но даже стоять на ногах, запряженная моим вестовым она тут же упала и не имела сил подняться! После обеда я встретил в станице бывшего коменданта штаба полковника Сидорова, который сообщил мне, что полковник Горбачевский назначил в 3 часа дня собрание офицеров в помещении казначейства, но сейчас его самого нигде найти не могут и будто бы, по слухам, он куда-то выехал, встретившийся здесь же адъютант штаба, живший на одной квартире с полковником Горбачевским, подтвердил это, сказав, что 2 часа тому назад он выехал по направлению на Тополевку, якобы на проверку постов, но до сих пор не возвратился. Как потом оказалось, он почему-то решил догнать полковника Сидорова, что между ними произошло, какой был разговор – неизвестно, но полковник Горбачевский был собственноручно застрелен полковником Сидоровым в Тополевке. Постепенно стали выяснять и события: оказалось, что в селе Герасимовке произошел переворот в пользу большевиков среди частей, стоявших там из числа отряда атамана Анненкова, во главе переворота и душою его был ближайший помощник Анненкова полковник Асанов, отправившийся лично в расположение большевиков с изъявлением покорности, между тем как оставшиеся солдаты занялись тем временем избиением своих офицеров, каковых убили 40-50 человек и только немногим чудом удалось спастись, убежав в степь. По слухам, атаман Анненков, извещенный об этом, сознавая бесполезность, в данный момент в дальнейшей борьбе и попыток восстановить положение, начал спешно эвакуировать оставшиеся верными части по направлению к Джунгарским воротам к границе Китая, пробиваясь среди восставших, предполагая пока укрепиться на границе и ожидать там дальнейших событий и благоприятного момента к новому наступлению. Атаман Щербаков, по слухам, с Семиреченскими казаками и бывшими в его распоряжении частями отряда ат[амана] Анненкова делал попытки пробиться через перевалы в пределы Китая в долину реки Боракталы. В лучшем, сравнительно, положении была армия генерала Бакича – она могла отступать по почтовому тракту на сел[ение] Бахты и дальше в Китайские пределы в гор[од] Чунгучак, лежащий от границы в 10-15 верстах, дорога туда шла по местности ровной, без всяких естественных препятсвий и гор, тогда как остальные войска имели перед собой труднопроходимые горы, совершенно пустынные, никаких селений впереди, где можно было бы достать провиант и фураж, – значит, все надо было брать с собой. Ясно, что это могли сделать лишь, те, у кого были средства и лошади и кроме того, сила, чтобы всю нужное взять у населения на дорогу, а так как большинство лиц, скопившихся в районе Лепсинска, была лишена этого, то и, естественно, были обречены на участь остаться на месте, «на милость победителя». Оставшихся таким образом оказалось более 600 офицеров в районе одного Лепсинска, кроме того осталось много в других местах, а также масса гражданских беженцев, семей, много солдат и казаков. Небольшая кучка, как потом оказалось, была своевременно осведомлена обо всем происходящем и сознательно принимала участие в подготовке переворота, как напр[имер] пулеметная команда, формировавшегося отряда полковника Сидорова вместе со своим начальником, кроме того, многие чины отдела снабжения армий тоже сознательно работали в пользу большевиков, задерживая отправку на фронт продовольствия и всякого снаряжения. В первый момент вся эта масса народа, оставленная «на милость победителя», вполне понятно негодовала по адресу оставившего их начальства, но теперь, по прошествии 8 лет, при спокойном обсуждении, взвесивши все обстояткльства, приходишь к выводу, что быть может иначе и невозможно было поступить: мог ли Атаман Дутов вполне быть уверенным в единомыслии с ним всего того разнохарактерного элемента, который попал вместе с ним в Лепсинск? Мог ли он быть уверенным, что не встретил бы противодействие, если бы открыл в этот момент свои планы? Ответить утвердительно на это нельзя, а потому, спасая лиц, в которых он был вполне уверен, приходилось жертвовать остальными, а где жертвы – там всегда попадаются жертвы невинные….
Таким образом пала белая власть в последнем уголке Семиречья и только где-то высоко в малодоступных горах, на самой границе Китая, укрылись остатки партизанского отряда атамана Анненкова во главе со своим атаманом, взорвавши по пути отступления часть дороги и завалив камнями горные проходы. Укрылись они около урочища Сюлтке, назвав свое убежище «Орлиное гнездо». Как пришли большевики, как обращались с нами, попавшими к ним в плен, жизнь в Лепсинске при большевиках, мое бегство и жизнь в Китае, а также о судьбе спасшихся туда раньше отрядов – расскажу в следующих очерках.
Вл. Базилевский
[1] Все части как 2-го Сибир[ского] Степ[ного] корпуса, так и партизанского отряда атамана Анненкова хотя и носили громкое название «полков», по количеству штыков и сабель не превышали батальона и дивизиона (Прим. автора)
Тем, кто желает быть в курсе новых публикаций:
Подписка на телеграм-канал ФОНДА САНЖАРБЕКА ДАНИЯРОВА:
СДКФ — телеграм канал на русском языке
