В данной статье, состоящей из введения и 5 частей представлены изложение и анализ одного из ключевых событий в Семиречье, собственно и составивших “восстание киргизов 1916 года”. Упоминание о захвате повстанцами транспорта с оружием присутствует практически в каждой более или менее серьезной исторической публикации о “восстании киргизов Пишпекского и Пржевальского уездов”.
Удивительно: указывая на важность этого эпизода, никто из авторов не приводит подробное описание самой акции. В настоящей работе автор ставит целью восполнить эту историческую несправедливость и предлагает основанное на документах объяснение причин, по которым это не было сделано за предшествующие более чем сто лет.
This material is currently available only in Kyrgyz and Russian.
Ссылки – в конце публикации
ВИНТОВКИ ДЛЯ ПОВСТАНЦЕВ
(Дело о захвате киргизами транспорта с оружием в 1916 году)
Часть I. Официальная или “Губернаторская” версия
1.1. Неприятный сюрприз для нового Генерал-губернатора
Так случилось, хотя, возможно, правильнее сказать: “так было задумано”, что захват оружия в Боомском ущелье совпал с днем прибытия в Ташкент к месту своего служения нового ярым-падиша[1] Туркестана. Им стал генерал-адъютант А.Н. Куропаткин, который был назначен Главным начальником Туркестанского края в результате сложной интриги, осуществленной военным министром Д.С. Шуваевым при участии “текинской ханши” Гюль-Джамал и начальника Штаба Верховного Главнокомандующего генерал-адъютанта М.В. Алексеева[2].
Император Николай II подписал приказ о назначении генерала А.Н. Куропаткина 22 июля 1916 года. К этому дню в коренных областях Туркестана беспорядки, вызванные реквизицией туземцев на окопные работы, были уже подавлены, а в Семиреченской и Закаспийской областях волнения еще не начались. Пока в Петрограде шла министерская суета, вызванная этим неожиданным и крайне нежелательным для многих кадровым решением российского самодержца, в Туркестане было затишье. 3 августа литерный поезд Петроград-Ташкент повез нового генерал-губернатора на юг, и в тот же день в Семиречье, вблизи границы между Верненским и Пишпекским уездами произошли первые инциденты, прогремели выстрелы, погибли люди.
Когда 9 августа генерал-адъютант ступил на перрон Ташкентского вокзала, первое, что он услышал – это были слова “Киргизы Семиречья восстали”. Еще не остывший от боев с германцами (А.Н. Куропаткин был назначен в Туркестан с поста командующего войсками Северного фронта), новый Главный начальник Туркестанского края был вынужден возглавить боевые действия в глубоком тылу империи. В первом же рапорте, отправленном военному министру из Ташкента за подписью нового генерал-губернатора, сообщалось о тяжелой ситуации в Семиречье[3]:
По полученным донесениям беспорядки в Семиреченской области среди киргиз усиливаются, от Курдая до Верного почтовые станции разгромлены, скопище киргиз несколько тысяч, частью вооруженных, подвигается станции Сюгаты. Некоторые русские селения окружены и находятся под угрозой разгрома, есть убитые и раненые, были случаи захвата нескольких русских семей, угона лошадей и другого скота. На усиление войск Семиреченской области отправлена рота из Аулие-Ата на подводах, высылаю Ташкента отряд [из] трех видов оружия. Прочих местах края спокойствие не нарушалось. 6071 Куропаткин
Как и должно быть в подобной ситуации, вопрос о наличии оружия у населения – как у восставших туземцев, так и у русских переселенцев – сразу вышел на первый план.
1.2. Кого вооружало начальство Семиречья
Семиреченское областное правление и уездные администрации серьезно озаботились вопросами вооружения населения подведомственных им территорий после первых сообщений о беспорядках. До начала августа вопрос о самообороне пишпекских и пржевальских переселенческих поселков в официальных документах поднимался только как вторичный по отношению к усилению войск, дислоцированных на территории области. В одной из телеграмм, посланных губернатором М.А. Фольбаумом в первой декаде июля, он сообщал[4]
„Весь июль пройдет в организационной подготовительной работе, иначе нельзя. Вторично ходатайствую оставить Семиреченских работников в пределах области, даже в мирное время, когда деревни были полны народа, то и тогда мои крестьяне были вооружены берданками. Сейчас в деревнях почти одни бабы, войска мало, туземцы угрожают положению русского населения. Очень нужны казачьи ополчения, сотни и раздача народу берданок подвозом таковых из Ташкента”
Направляя в Ташкент сообщения о необходимости “подготовительной работы” исключительно в виде усилении войск, семиреченский губернатор одновременно сообщал о полном спокойствии во вверенной ему области и патриотическом настроении коренного населения. Об угрозе беспорядков со стороны последних не было ни слова. Зато в обращениях переселенцев, обеспокоенных слухами о грядущей “резне”, просьбы организовать защиту поселков звучали постоянно. Были и жалобы на отсутствие у переселенцев огнестрельного оружия. Но власти на уездном уровне упорно игнорировали эти обращения или отвечали на них угрозами арестовать “паникеров”. Также равнодушно реагировали на тревожные сообщения в областной администрации, куда направлял свои доклады жандармский ротмистр В.Ф. Железняков. Принимая во внимание такие противоречивые взгляды семиреченских администраторов, трудно объяснить обстоятельства, при которых из Верного в конце июля отправился в Пржевальск транспорт с винтовками. Парадоксально, но факт: по территории, охваченной ожиданиями чего-то страшного и чувством беспомощности, двигался транспорт с таким количеством винтовок, которого было достаточно, чтобы вооружить и тем самым успокоить русское население. Но ни один чиновник в уездных управлениях не говорил об этом, как будто все знали, что это оружие предназначено для иных целей.
В середине июля, отвечая на приказ вр.и.д. Туркестанского генерал-губернатора М.Р. Ерофеева об обязательном обеспечении безопасности русских поселений[5], губернатор Семиречья писал[6]
Единственный надежный способ — вернуть населению берданки. [В] области более 210 отдельных русских селений, при чем даже в районе одной волости село от села отстоит до 20 верст. Считая необходимым в Джаркенте, Копале и Верном иметь резервы не менее как по две роты и обязанный выделить 12 приставских конвоев, могу для охраны селений уделить не более 5 неполных рот. Это даст возможность выставить от 10 до 12 участковых резервов наиболее серьезных пунктах области, но оградить непосредственно все селение немыслимо, тем более не нужно дробить войска. Казачьи сотни целиком нужны для понудительных отрядов.
Этой телеграммой генерал-лейтенант М.А. Фольбаум объявил поставленную ему в приказе из Ташкента задачу защиты русских поселений “немыслимой”, а единственным способом ее решения – вооружение русского населения. Но это были только слова: никаких шагов для вооружения крестьян администрация Семиречья не предприняла. Даже то оружие, которое имелось на складе в Верном и которым, с разрешения Штаба военного округа, мог распоряжаться сам губернатор, он не счел нужным передать переселенцам. И семиреченских казаков направить на защиту русских сел губернатор тоже не пожелал, поскольку они были ему нужны для неких “понудительных мер”. Что конкретно имел ввиду генерал-лейтенант М.А. Фольбаум под этими мерами стало ясно после 10 августа, когда казачьи сотни, стоявшие вдоль северной и западной границ Пржевальского и Пишпекского уезда, стали планомерно “понуждать” кочевые волости киргизов покидать свои кочевья и бежать на юг – в безжизненные Сырты и на восток – в пределы Китая.
Для понимания того, чем реально завершились хлопоты семиреченской администрации о защите русских поселений, показательна переписка военного коменданта Пишпека подполковника В.Н. Писаржевского с губернатором М.А. Фольбаумом, имевшая место уже после начала серьезных беспорядков в Пишпекском уезде. 15 августа 1916 года пишпекский комендант отправил запрос семиреченскому губернатору[7]:
Прошу распоряжения о скорейшей высылке патронов для вооружения населения. Имевшееся в городе [оружие] все реквизировано, но его совершенно недостаточно.
В ответной телеграмме 16 августа 1916 года генерал-лейтенант М.А. Фольбаум ничего не сообщает о патронах и ружьях, но задает вопросы об обороноспособности Пишпека и дает советы, как защищать город и окрестности, вооружая жителей сельскохозяйственными орудиями[8]:
Где рота, пришедшая из Аулие-Ата, какие еще войска в Пишпеке?.. Нельзя ли привлечь Лебединских крестьян и вооружить их вилами и топорами?
На что подполковник В.Н. Писаржевский в тот же день отвечает[9]:
Рота, пришедшая из Аулие-Ата с приданием ей дунганской сотни [и] русской сотни, всего 220 человек, все вооруженные пиками и ружьями, отправлены в Ивановское с приказанием произвести ночное нападение на толпы киргиз… Лебединовка вся вооружена и все остальные села тоже. По сделанной мною сегодня тревоге Лебединовская дружина в составе 250 человек, вооруженных копьями и ружьями, явилась ко мне во двор через 22 минуты от начала тревоги.
Генерал-лейтенант и подполковник, командующие первый – войсками всей Семиреченской области, а второй – ополчением Пишпекского уезда, ведут почти паническую переписку, о плохой защищенности города и вооружении горожан «вилами и топорами», но при этом ни первый, ни второй даже не вспоминают о том, что буквально за две недели до этого они снарядили транспорт с оружием и боеприпасами, которыми можно было вооружить чуть ли не весь гарнизон. И в переписке двух воинских начальников вопрос о местонахождении целого арсенала даже не возникает. Объяснить этот факт забывчивостью невозможно. Остается сделать вывод, что оружие, следовавшее в транспорте, не предназначалось для обеспечения защиты населения, а имело какое-то иное, более важное, назначение.
Здесь надо уточнить, что согласно всем известным документам, ни 15, ни 16 августа 1916 года сведений о том, что происходит с оружейным транспортом генерал М.А. Фольбаум и полковник В.Н. Писаржевский не имели. Как потом неоднократно докладывали эти же администраторы и их подчиненные, все конвоиры, сопровождавшие обоз, были то ли убиты, то ли бежали на восток – в Рыбачье и Пржевальск. Телеграфная связь, согласно тем же докладам, была полностью утрачена начиная с 9 августа. Поэтому у военного начальства не было оснований полагать, что оружие захвачено киргизами. Тем не менее, в переписке между областным и уездным правлением об этом оружии нет ни слова. Соответственно о нем ничего не сообщалось и в обязательных ежедневных докладах, направляемых в Ташкент.
1.3. Транспорт с оружием, о котором все “забыли”
Отсутствие упоминаний о транспорте в переписке должностных лиц Семиречья на начальном этапе беспорядков может иметь различные объяснения. На наш взгляд вполне резонно предположить, что долгое молчание было вызвано тем, что воинские начальники в Пишпеке и Верном понимали, что история с этим транспортом весьма щекотливая. Поэтому они и не стремились ставить в известность о ней генерал-губернатора. Если бы это было возможно, об этом обозе вообще не вспомнили бы.
Но без ссылок на наличие у киргизов огнестрельного оружия было трудно объяснять ташкентскому начальству постоянно упоминавшуюся в донесениях стрельбу киргизов по войскам. Наличие убитых и раненых солдат с огнестрельными ранениями требовало дать ответ на вопрос: “Откуда у восставших ружья?” Тем не менее, на целую неделю – до 16 августа – семиреченские военные начальники как будто напрочь забыли про оружейный обоз. Первое упоминание о винтовках из обоза появилось в обязательном ежедневном докладе пишпекской уездной администрации только на следующий день после приведенного выше обмена телеграммами о проблемах с вооружением жителей Пишпека и окрестных сел. Подполковник В.Н. Писаржевский, со ссылкой на полученную из Токмака депешу начальника уезда подполковника Г.Ф. Рымшевича, доложил напрямую генерал-губернатору А.Н. Куропаткину[10]:
Станица Самсоновская и селение Михайловское от разгрома спасены, восставшие киргизы заняли горы Малой и Большой Кебени[11], хорошо укрепились, вооружены в большом количестве винтовками, берданками. Патронов не жалеют. Есть сведения, что это винтовки из разграбленного транспорта, везшего ружья в Пржевальск.
Эта телеграмма из Пишпека, датированная 16 августа 1916 года, – первое выявленное к настоящему времени официальное сообщение о транспорте с оружием. За сто лет изучения этих событий более ранние документы не обнаружены. Например, отсутствуют запросы из Верного в Пишпек или в Пржевальск о продвижении и местонахождении столь важного груза в период с 22 июля по 9 августа 1916 года. Предполагать, что этот вопрос не имел особого значения, было бы совершенно неверным. Ведь неспроста, едва о захвате семиреченскими киргизами транспорта с оружием стало известно Туркестанскому генерал-губернатору, он сразу же телеграммой № 6480 от 18 августа 1916 года уведомил об этом военное министерство[12]:
Вооружение [киргизов] частью приобретено из китайских пределов, частью хранилось скрытно. Усиленно выделывают холодное оружие и порох [в] своих мастерских, число ружей, вероятно, еще не велико. По имеющимся сведениям, киргизами был захвачен транспорт оружия 170 берданок и 40. 000 патронов, посланный из Верненского склада [в] Пржевальск [в] конце июля, когда в области было мирно, на вооружение чинов отделения, формируемого [в] Пржевальске конского запаса[13].
Из какого источника в Ташкенте узнали о количестве ружей и боеприпасов, следовавших в транспорте, пока выяснить не удалось. Возможно, эта информация была передана в Ташкент по телефону, так как в официальном сообщении подполковника В.Н. Писаржевского от 16 августа 1916 года этих цифр нет.
Создается парадоксальное впечатление – получается, что детали произошедшего в Пишпекском уезде Туркестанский генерал-губернатор в Ташкенте узнал прежде, чем об этом написал ему Семиреченский губернатор. В таких случаях принято говорить, что рапорт был подан “через голову начальства”. Во всех иерархических структурах, и особенно в армии подобные явления, мягко говоря, не одобряются.
На следующий день после того, как генерал-губернатор А.Н. Куропаткин оповестил из Ташкента военного министра в Петрограде о вооружении повстанцев, о пропаже партии винтовок в Ташкент телеграфировал Семиреченский губернатор М.А. Фольбаум. Но в этой телеграмме содержались информация, которая должна была озадачить генерала А.Н. Куропаткина.
1.4. Куда везли оружие – в Пржевальск или в Нарын?
По всем правилам административного управления первым об инциденте с оружейным транспортом высшему краевому начальству в Ташкент должен был сообщить либо сам губернатор генерал-лейтенант М.А. Фольбаум, либо кто-то из высших должностных лиц Семиреченской администрации. Конечно, всякое бывает, но в данном случае создается впечатление, что главный начальник Семиречья был вынужден 19 августа подтвердить ту информацию, которую его подчиненные днем ранее уже передали Главному начальнику края, не уведомив об этом губернатора. Для любого администратора это очень неприятная ситуация. В истории с оружейным обозом это проявилось особенно ярко.
Военный губернатор Семиреченской области М.А. Фольбаум, он же, по должности, командующий войсками, для одного из подразделений которых, якобы, был сформирован и отправлен транспорт с оружием, за все время мятежа не подал ни одного доклада, в котором содержалось бы описание инцидента с оружейным транспортом. Краткое упоминание о пропавших винтовках имеется лишь в телеграмме, посланной из Верного в Ташкент 19 августа, но и в этом рапорте нет ни слова о том, откуда взялся, кем был сформирован и что конкретно вез транспорт.
Телеграмма из Верного от 19 августа, в которой упоминается оружейный обоз, в основном посвящена детальному расписанию войск Семиреченской области, задействованных в карательных операциях в Пржевальском и Пишпекском уездах[14]:
В Пржевальске – караульная команда из 15 человек, в Нарыне – отделение конского запаса, винтовки для последнего не дошли, ибо транспорт пропал. 14 августа в Пржевальск двинулся Каркаринский отряд ротмистра Кравченко [в] составе роты Джаркентской дружины и взвода казаков Джаркентской сводной сотни, полагаю, он уже в Пржевальске. [В] Нарыне – караульная команда, два крепостных пулемета, сотня третьего семиреченского полка есаула Булычева, от нее 20 казаков пробились через Столыпино-Михайловку, 20 казаков были в разъезде, судьба неизвестна 15 казаков в Пржевальске. В Пишпеке караульная команда, местная команда конского запаса, из этих частей выделен на Курдайское плато отряд в 40 человек прапорщика Суслова. В Ивановке отряд капитана Неклюдова, рота Верненской дружины из Аулие-Ата, 108 казаков, 70 человек и один запряженный пулемет Верненской дружины и до 150 нижних чинов разных частей Пишпекского гарнизона, пришедших в Токмак со штабс-капитаном Полторацким. В Михайловке 25 казаков и солдат прапорщика Букина охраняют беженцев из Столыпино. Отряд хорунжего Александрова [состоит] из запасных казаков 3-его взвода Верненской дружины прапорщика Махонина и 60 казаков из сотни Бакуревича.
Таким образом, в рапортах Семиреченского губернатора отправленное из Верного оружие с самого начала появляется как “пропавшее”. Ни одного документа, изданного до 19 августа 1916 года и касающегося назначения, формирования и отправления этого оружейного транспорта до настоящего времени не выявлено, первичные документы, устанавливающие отправителя и получателя груза, отсутствуют. Ссылок на подобные документы в переписке также нет. Это – принципиально важный аспект этой истории, так как он дает основания для предположения, что все действия, обязательные при отпуске оружия с артиллерийского склада, в данном случае не были документированы. Из-за отсутствия таких документов, губернатор при составлении доклада положился “на логику”. В результате возникли разночтения в указании конечного пункта назначения груза и наименовании получателя. Хотя, конечно, нельзя исключать, что генерал М.А. Фольбаум и офицеры его штаба просто ошиблись.
1.5. Противоречия, исправления, оправдания
Следует полагать, что, получив телеграмму из Верного, генерал-адъютант А.Н. Куропаткин и его сотрудники в Ташкенте были весьма удивлены: комендант Пишпекского уезда М.Н. Писаржевский докладывает, что пропавшее оружие предназначалось для пржевальского отделения конского запаса, а на следующий день семиреченский губернатор сообщает, что винтовки направлялись в Нарын. Казалось бы, командующий войсками Семиреченской области генерал М.А. Фольбаум был обязан знать, где и какие войска расквартированы и как они вооружены, лучше, чем комендант Пишпека. Но, подумав, в Ташкенте решили проигнорировать сообщение генерала М.А. Фольбаума и потому 19 августа 1916 года в рапорте № 6495, направленном министрам военному Д.С. Шуваеву и внутренних дел А.А. Хвостову, генерал-губернатор А.Н. Куропаткин, слегка сместив акценты, повторно сообщил о транспорте оружия[15]:
Восставшие киргизы заняли горы Малую и Большую Кекен [Кемин], где хорошо укрепились, они [в] значительном количестве вооружены берданками и имеют много патронов из захваченного артиллерийского транспорта, отправленного в июле [в] Пржевальск для вооружения отделения конского запаса.
Отметим, что сам факт повтора информации в кратких докладах министру – явление необычное, для этого должны быть основания. В данном случае эти основания выявляются при сравнении рапортов № 6495 от 19 августа и предыдущего № 6480. Во-первых, доклад от 19 августа не содержит данных о количестве утраченного оружия. Это и понятно, так как кто-кто, а военный министр Д.С. Шуваев, долгое время возглавлявший интендантскую службу российской армии, прекрасно знал, что отделений конского запаса численностью под 200 нижних чинов в российской армии никогда не было. Во-вторых, если 18 августа генерал-губернатор считал, что число ружей у восставших “невелико”, то уже на следующий день то же самое вооружение он оценивает, как “значительное”. Небольшие штрихи, но очень характерные, поскольку они свидетельствуют о том, что значимость и двусмысленность этого происшествия в Ташкенте осознали не сразу.
Даже если предположить, что слова про Нарын в телеграмме генерала М.А. Фольбаума от 19 августа 1916 года – случайная описка, складывается впечатление, что верненские начальники не успели согласовать детали легенды, вот и получился конфуз. Такие ошибки характерны для спешно планируемых и потому недостаточно отработанных операций, элементом которых является распространение ложной информации. Так выдают себя дети, совместно совершившие что-то неблаговидное, и не успевшие согласовать между собой все детали версии, которую они предложат уличившим их взрослым. Вот и здесь возникла такая “детская ошибка”.
И это не единственный пример несогласованности сведений в докладах, поступавших из Семиречья и касавшихся численности войск и их вооружения. Позднее, когда пришло время отчитываться о произошедшем перед краевым руководством, в докладах семиреченских и пржевальских администраторов снова появились упоминания об отделении конского запаса, находившемся в Пржевальске. В частности, в рапорте на имя вице-губернатора Семиреченской области А.И. Алексеева от 26 сентября 1916 г. начальник Пржевальского уезде В.А. Иванов дал следующий состав войск, находившихся в Пржевальске по состоянию на начало августа[16]:
В местной команде, состоящей из 80 человек, оказалось всего 42 бердановские винтовки, кроме того были реквизированы все имеющиеся у населения охотничьи ружья, которых оказалось 73, а также взяты были из архива уездного управления 13 бердановских винтовок и 3 револьвера. Этим оружием я вооружил часть людей конского запаса, т. к. оружие, высланное для них, не было получено.
Этот абзац в сентябрьском рапорте полковника В.А. Иванова выглядит искусственной вставкой, специально сделанной, чтобы придать правдоподобие “губернаторской версии” истории с оружейным транспортом. Но даже эти усилия выгородить начальство неубедительны, так как количество ружей в обозе кратно превышало уставную численность отделения конского запаса.
Никаких сомнений в том, что в августе 1916 года такое отделение находилось в Пржевальске, не имеется. Из переписки администрации Семиреченской области со штабом Туркестанского военного округа известно, что еще в июле в Семиречье прибыла возглавляемая генерал-майором В.Н. Сусаниным комиссия для проведения закупок лошадей для армии. Входивший в состав этой комиссии полковник В.Д. Маслов и возглавляемое им отделение конского запаса находились в Пржевальске с первых дней восстания и до начала сентября. Хотя упоминания об этом офицере в официальных докладах отсутствуют, имеется телеграмма, посланная генералом В.Н Сусаниным из Верного 4 сентября 1916 г[17]. Об участии чинов отделения конского запаса при истреблении мирных мусульман Пржевальска упоминается в докладе жандармского ротмистра Г.А. Юнгмейстера, который отмечает, что[18]:
Часть туземцев была по приводе на казарменную площадь, где собралось население во главе с начальством, по приказанию полковника Иванова без суда и следствия переколота штыками чинами конского запаса.
Это означает, что винтовки с примкнутыми штыками (у охотничьих ружей штыков не бывает) у чинов отделения конского запаса все-таки нашлись, несмотря на недобравшийся до Пржевальска обоз. Эти мелкие штрихи, разбросанные по документам, свидетельствуют, что не имея возможности представить начальству правдивый доклад о назначении отправленной с верненского склада партии ружей и патронов, подчиненные генерал-лейтенанта А.И. Фольбаума были вынуждены предпринимать неуклюжие попытки хоть как-нибудь обосновать придуманную “легенду”.
При этом надо отметить, что, если бы изначально конечным пунктом назначения обоза был объявлен Нарын, то маршрут движения из Верного через Кастекский перевал, Пишпек и Боомское ущелье не вызывал бы вопросов. Но ехать из Верного в Пржевальск через Пишпек – это нонсенс, ведь этот путь чуть ли не вдвое длиннее обычной для того времени летней дороги через Каркару. Более того, есть все основания полагать, что комиссия генерала В.Н. Сусанина и входящее в ее состав отделение конского запаса в третьей декаде июля 1916 года (то есть в те дни, когда был снаряжен транспорт с винтовками) находились в Джаркентском уезде, что делает отправку оружия для них через Пишпек совершенно абсурдной.
Несколько отступая от основной темы, и в связи с тем, что рапорт губернатора М.А. Фольбаума от 19 августа 1916 года ранее нигде не публиковался, хотим обратить внимание на приведенный в этом документе расклад сил карателей по состоянию на начало второй декады августа. На наш взгляд эти сведения очень важны, так как в них наглядно отражено, насколько специфически подготовился военный губернатор Семиречья к “реквизиции инородцев на тыловые работы”. Известно, что за весь июль 1916 года в Семиреченской области не было оборудовано ни одного пункта для сбора, санитарной обработки и кормления людей. Нигде и никем не решались вопросы обеспечения транспортом десятков тысяч рабочих для доставки к местам сбора и на железнодорожные станции. Никаких мер по созданию инфраструктуры для реквизиции не предпринималось. Но при этом в казачьи и ополченческие войсковые части генерал-лейтенант М.А. Фольбаум успел набрать более 500 человек. Примечательно, что, когда генерал А.Н. Куропаткин 20 сентября телеграммой № 1316 запросил начальника Семиреченской области о том, как тот полагает организовать довольствие реквизированных рабочих в пути, ответа из Верного Туркестанский генерал-губернатор так и не дождался[19].
Все это характерные штрихи, дающие представление о том, что происходило в Семиреченской области во второй половине лета и осенью 1916 года. В расследованиях преступлений это называется “улики”, потому что они позволяют уличить преступника во лжи. Для данного расследования особый интерес представляет, конечно же, то, что конкретно Семиреченский губернатор написал начальству о пропавших винтовках. Десяток слов приведенной телеграммы позволяет утверждать, что, во-первых, четкого представления о ситуации с ружейным обозом у генерал-лейтенанта М.А. Фольбаума не было, и, во-вторых, что он не имел ни малейшего желания разбираться в этой пропаже и вообще муссировать эту тему.
Выяснив, когда и кто из подчиненных, а также в какой форме проинформировал Генерал-губернатора об этом позорном событии (утрата оружия считается позором в любой армии мира), приходится признать, что первоисточник этой информации все-таки еще не установлен. Ясно, что Пишпекскому коменданту подполковнику М.Н. Писаржевскому о захваченном транспорте сообщил из Токмака подполковник Ф.Г. Рымшевич, командовавший в Токмакском уезде карательными войсками. Но как эта информация стала известна последнему, пока что не ясно.
1.6. Следы преступления
После 19 августа 1916 года в переписке высших должностных лиц Туркестана и Семиречья тема транспорта с оружием не возникала два месяца. Косвенное упоминание о нем содержится только в рапорте, который командир карательного отряда полковник А.И. Гейциг направил 2 сентября 1916 года в Токмак начальнику всех карательных отрядов полковнику Л.В. Слинко. Сообщая, что войска без столкновений прошли из Чуйской долины через Боомское ущелье и вышли к сожженному поселку Рыбачье, полковник А.И. Гейциг отмечает[20]:
… Первого [сентября] прибыл в Рыбачье. Селение сожжено. Не доходя 10-ти верст [до Рыбачьего] разъезды донесли, что наткнулись на партию киргиз около 1000 человек, при приближении отряда захвачен один вооруженный киргиз, по сбивчивым показаниям которого нельзя вынести определенного заключения. По словам [русского крестьянина], убежавшего из плена [и] явившегося навстречу отряду в Рыбачье, часть киргиз ушла по Нарынской дороге, а большая часть – по южному берегу Иссык-Куля в Китай. Мост по дороге на 14-й версте разрушен, овраг завален камнями, переход благодаря этому задержан на 4 часа. Связаться с Бурзи не удалось. По дороге найдено 7 ящиков из-под винтовок и ящик из-под патронов…
Учитывая, что солдаты данного карательного отряда были первыми русскими людьми, прошедшими через место захвата транспорта, отметим, что, судя по приведенному сообщению, ни одного тела погибших на месте нападения на транспорт обнаружено не было. В противном случае полковник А.И. Гейциг непременно сообщил бы об этом.
1.7. Генерал-губернатор ждал объяснений два месяца
Следующее прямое упоминание о захвате оружия киргизами обнаруживается только в дневниковой записи генерала А.Н. Куропаткина, датируемой 14 октября 1916 года. Запись эта – всего лишь одна фраза, дюжина слов, констатирующих важнейший для нашего исследования факт.
Генерал-губернатор Туркестана написал эти слова в городе Верный по итогам ряда встреч с военными, состоявшихся в рамках инспекционной поездки по Семиреченской области, и серии совещаний с областным руководством, прежде всего с губернатором М.А. Фольбаумом. Главными темами для обсуждения, естественно, были только что окончательно подавленное восстание и положение населения области, численность которого уменьшилась на несколько сотен тысяч человек. Положение было крайне тяжелым во всем Семиречье, а в четырех южных уездах области – просто катастрофическим. Это особенно отягощалось полным провалом уборочной кампании и наступающими холодами. Составив перечень вопросов, требующих срочного решения, последним IX пунктом генерал-губернатор пометил в личном дневнике[21]
IX Никто не доложил мне о дознании по поводу транспорта с оружием, отбитого киргизами.
Через неделю после того, как генерал-адъютант А.Н. Куропаткин сделал эту запись, военный губернатор Семиреченской области с 1908 года, Наказной атаман Семиреченского казачьего войска, генерал-доброволец, отравленный боевыми газами, кавалер многих орденов и знаков отличия, а также … “усмиритель киргиз”… генерал-лейтенант Михаил Александрович Фольбаум покончил жизнь самоубийством[22]. Сделал он это в день собственного 50-летнего юбилея, так и не получив на руки уже подписанное царем Высочайшее разрешение именоваться не Фольбаумом, а Соколовым-Соколинским.
Семиреченский губернатор, оставшийся в истории под своей немецкой фамилией, покинул сей мир, так и не дав ответа, каким образом вверенные его управлению войска умудрились потерять почти двести винтовок с боеприпасами. Персональную ответственность за происшедшее должен был нести не кто иной, как он сам – генерал-лейтенант М.А. Фольбаум. И дознание по этому преступлению должен был организовать он же. Но ни первое, ни второе сделано не было. Если генералу М.А. Фольбауму и было что-то известно по этому вопросу, то он унес это в могилу, взяв тем самым всю вину на себя. Добровольно уйдя из жизни, он дал возможность остаться не названными и безнаказанными многим должностным лицам, которые были вполне осведомлены не только о том, как, когда и кем был сформирован транспорт с оружием, но и какая роль ему была уготована изначально.
К числу таких лиц относились чиновники администрации губернатора, офицеры штаба войск Семиреченской области, в том числе начальник артиллерийского склада, служащие охранного отделения, чины правления Семиреченского казачьего войска, почтово-телеграфного управления и даже хозяева извозчичьих контор. Множество людей знали об этом транспорте и о его назначении, участвовали в его формировании, движении и сопровождении. Иначе быть не могло, так как обоз из семи конных подвод, груженный двумя тоннами оружия, – это не подметное письмецо, которое можно скрыть в бумажнике, и не флакончик с ядом, помещающийся в кармашке саквояжа. Двигавшийся по горным дорогам обоз растягивался на сто-сто пятьдесят метров, он находился в пути более 10 суток. Его сопровождали, окарауливали и обслуживали десятки, а видели – сотни людей. Поэтому тот “заговор молчания”, который сложился вокруг транспорта с оружием, может иметь только одно объяснение – вся эта транспортная операция была противозаконной, была преступлением. Причем организовано это преступление было высшим руководством Семиреченской области, которое, естественно, делало все, чтобы цель этой операции не выплыла наружу. Ну а поскольку вся эта авантюра вершилась в спешке, была организована крайне неряшливо и осуществлялась почти открыто, утаить ее преступный характер было практически невозможно. В таких случаях все начальники действуют одинаково – они начинают лгать и затыкать рот всем, кто может сказать правду. Губернатору М.А. Фольбауму в конце концов пришлось это сделать в отношении самого себя.
1.8. Напрасная ложь полковника А.И. Алексеева
Полковник А.И. Алексеев был назначен в Верный на должность вице-губернатора в конце июля 1916 года. На следующий день после кончины генерал-лейтенанта М.А. Фольбаума он принял к временному исполнению обязанности губернатора Семиреченской области. Полковник А.И. Алексеев прибыл на новое место назначения из Ферганской области без своей команды, и его окружение в Семиречье составляли те же люди, которые служили при покойном губернаторе. Это были те самые хорошо информированные “должностные лица”, о которых сказано выше. Они и составили тот Всеподданнейший доклад, который 4 марта 1917 года подписал и. о. губернатора А.И. Алексеев. Поэтому предложенная в этом докладе интерпретация истории транспорта с оружием, может считаться окончательной “губернаторской версией”. Версия эта лаконична и звучит следующим образом[23]:
9 августа пожар восстания охватил всю территорию, занятую кочевьями кара-киргизов в бассейнах р. Чу и оз. Иссык-Куля…
Одной из шаек, выставленных сарыбагишами при выходе из Боамского ущелья в котловину оз. Иссык-Куля, посчастливилось устроить засаду высланному в г. Пржевальск транспорту винтовок и боевых патронов и, перебив конвой, захватить этот транспорт. Часть этой добычи немедленно была переслана в волости «богинцев»[24].
Поощренные таким успехом мятежники смело бросились на русские селения и начали угонять бывший на выпасе скот, убивать и уводить в плен жителей, захваченных в поле на работах.
Далее в том же Всеподданнейшем рапорте, подписанном полковником А.И. Алексеевым, повторно отмечается[25]
Рассылка сарыбагишами винтовок и патронов из отбитого ими транспорта послужила сигналом к поднятию открытого восстания расположенными к югу от Токмака загорными волостями и кочевавшими к котловине Иссык-Куля волостями богинцев.
Эту запись можно считать “последней ложью для свергнутого самодержца”, так как 2 марта 1917 года, то есть за два дня до подписания этого доклада, Николай II отрекся от престола. Но в Туркестане об этом историческом событии узнали с задержкой на три дня, поэтому доклад был отправлен в Петроград. Возможно, что в семиреченской администрации об этом пожалели, но “слово – не воробей…”. Фельдъегерская почта ушла – не догонишь, не вернешь.
1.9. Пять тезисов “губернаторской версии”
Когда администратор областного уровня готовит доклад для самого Императора, он обдумывает и взвешивает каждое слово. Судя по версии судьбы и роли оружейного обоза, приведенной во Всеподданнейшем докладе, для его составителей было важно указать венценосному читателю на пять принципиальных моментов, закрепить в его сознании пять тезисов:
- киргизы, в частности люди из рода сарыбагыш, готовили восстание заранее и потому собрались в “шайки” и организовали “засады”;
- оружие, следовавшее в транспорте, предназначалось для военных, находящихся в Пржевальске, и его захват был для киргизов “счастливой случайностью”;
- транспорт сопровождал конвой, который защищал воинское имущество, но был “перебит” нападавшими;
- захватившая оружие “шайка сарыбагышей” щедро и незамедлительно поделилась захваченным ею в бою оружием с “богинцами”;
- захваченное оружие придало всем киргизам Пржевальского и Пишпекского уездов уверенность в своих силах, и они бросились творить грабежи и смертоубийства.
Каждое из этих утверждений лукаво, так как полностью или частично не соответствует тому, что произошло в реальности. Но другого способа оправдаться в глазах вышестоящего начальства, кроме как лгать в каждом слове, у Семиреченской администрации не было. Приведенная выше версия событий была задумана заранее, еще до того, как транспорт выехал из Верного. Ее сформулировали в кабинетах полицейского управления Семиречья в июле 1916 года, когда разрабатывали “план “киргизского восстания”. Эта версия в качестве “легенды” была доведена до нескольких связанных с властными структурами лиц – секретных сотрудников (агентов) полиции, которые позже подтверждали ее в своих показаниях. Показания агентов администрация использовала в качестве косвенных улик виновности киргизов и доказательств справедливости этой версии. То, что в реальности в некоторых деталях события пошли не так, как было задумано, “свидетели” знать не могли, и потому их показания строго соответствуют первоначальной “легенде”, а не реальному ходу событий.
Эти огрехи и нестыковки сошли бы с рук и остались незамеченными краевым руководством, если бы генерал-губернатором оставался специально поставленный на этот пост “генерал от гостиниц” М.Р. Ерофеев. Но внезапно назначенный в Туркестан генерал-адъютант А.Н. Куропаткин не был посвящен в сложные петроградские интриги, и никто не посмел рассказать верному слуге императора о втором, закулисном, назначении “реквизиции туземцев”. Объявить Главному начальнику края факт обретения киргизами более чем 170 стволов и нескольких десятков тысяч патронов без раскрытия всех побудительных причин и обстоятельств было невозможно. И тогда организаторам этой авантюры пришлось “прятать концы в воду” и добывать свидетельские показания, подтверждающие “легенду”. Это была очень непростая задача, с которой верненские хитрецы справились гораздо хуже, чем со снаряжением и транспортировкой оружейного транспорта.
Все известные косвенные показания и степень их соответствия реальным событиям будут рассмотрены в следующей части нашего расследования.
Сноски в тексте:
[1] Ярым-падиша – “полуцарь” – неофициальный титул Туркестанских генерал-губернаторов со времен К. К. фон Кауфмана; еще одно широко использовавшееся наименование генерал-губернаторов – Главный начальник края.
[2]См. Шварц В. И., Преступный циркуляр № 18991. Часть 2.
[3] РГВИА. Ф.400. Оп.1. Д.4546. Ч. 1. Л.231. Копия. – Доклад генерал-губернатор А.Н. Куропаткина № 6071 за 9 августа 1916 года военному министру и министру внутренних дел.
[4] Цитируется по Рыскулов Т., Восстание туземцев Средней Азии в 1916 году, – Кзыл-Орда: Издание комиссии при КазЦИКе, 1927 – стр. 41.
[5] РГВИА. Ф. 1396. Оп. 3. Д. 549. Л. 49. Заверенная копия. – Телеграмма вр.и.д генерал-губернатора Туркестана М.Р. Ерофеева от 15 июля 1916 г. № 4481 губернатору Семиреченской области М.А. Фольбауму
[6] Цитируется по Рыскулов Т., Восстание туземцев Средней Азии в 1916 году, – Кзыл-Орда: Издание комиссии при КазЦИКе, 1927 – стр. 41. – Телеграмма губернатора Семиреченской области М.А. Фольбаума (не ранее 15 июля 1916 г.) вр.и.д генерал-губернатора Туркестана М.Р. Ерофееву
[7]ЦГА РК. Ф. 44. Оп. 2. Д. 16922. Т. 2. Л. 26. Заверенная копия – Телеграмма подполковника М.Н. Писаржевского от 15 августа 1916 года № 99 семиреченскому губернатору М.А. Фольбауму
[8] ЦГА РК. Ф. 44. Оп. 2. Д. 16922. Т. 2. Л. 15 – телеграмма генерал-лейтенант М.А. Фольбаума от 16 августа 1916 года военному коменданту Пишпека М.Н. Писаржевскому
[9] ЦГА РК. Ф. 44. Оп. 2. Д. 16922. Т. 2. Л. 15. Заверенная копия – Телеграмма подполковника М.Н. Писаржевского от 15 августа 1916 года семиреченскому губернатору М.А. Фольбауму
[10] ЦГА РУзб. Ф. 11. Оп. 1. Д. 1133. Л. 179-179а. Подлинник.
[11] Большая и Малая Кебень – имеются ввиду долины рек Чон-Кемин и Кичи-Кемин.
[12] РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 4546. Ч. 1. Л. 258–258 об. Копия. – Доклад Туркестанского генерал-губернатора А.Н. Куропаткина от 18 августа 1916 г. № 6480 военному министру
[13] Учреждения Конского запаса в Российской армии служили для пополнения убыли лошадей в военное время. По положению о Конском запасе одновременно с мобилизацией войск должны были формироваться казенные табуны, из которых по мере надобности выделялись лошади для действующей армии. К учреждениям Конского запаса относились также пункты сбора лошадей.
[14] ЦГА РУзб Ф. 11. Оп. 1. Д. 1133. Л. 217-222. Подлинник. – Телеграмма губернатора Семиреченской области М.А. Фольбаума. – Рукописный фонд ИЯиЛ КНАН Ф. Тарих. Д. 135. Л. 249-250. Заверенная копия. Док № 146
[15] РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 4546. Ч. 1. Л. 262–262об. Копия. – Доклад Туркестанского генерал-губернатора А.Н. Куропаткина от 18 августа 1916 г. № 6480 военному министру
[16] ЦГА РК, ф. 11, Оn. 2, д. 16920, лл. 7—11. Подлинник. (Опубл. “Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане. Сборник документов и материалов”. Под ред. А.В. Пясковского. М., 1960 – стр. 357) – Рапорт начальника Пржевальского уезда В. А. Иванова № 688 и. д. вице-губернатора Семиреченской области А.И. Алексееву
[17] РГВИА ф.1396, оп.2, д.737. л.129. Подлинник, телеграфная лента – Телеграмма генерала В.Н. Сусанина из Верного от 4 сентября 1916 г. № 316 о местонахождении полковника В.Д. Маслова в Пржевальске
[18] ЦГИА УзССР, ф. Туркестанское районное охранное отделение, Оп. 1, д. 1788, Л. 53—59. Подлинник (Опубл. “Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане. Сборник документов и материалов. Под ред. А.В. Пясковского. М., 1960 – стр. 399) – Рапорт ротмистра Отдельного корпуса жандармов Юнгмейстера начальнику Туркестанского районного охранного отделения М. Н. Волкову
[19] ЦГА КР. Ф. И-75. Оп. 1. Д. 46. Л. 107-111. Заверенная Копия. – Справка по канцелярии Туркестанского генерал-губернатора о распоряжениях, имеющих общий и руководящий характер
[20]ЦГА КирССР. Ф. 75-И. Д. 41. Л. 58. Копия. – ИЯиЛ АН КР. Рукописный Фонд. Оп. Тарих. Д. 135. Л. 310. Заверенная копия. – Доклад полковника А.И. Гейцига от 2 сентября 1916 г. Командиру карательных отрядов полковнику Л.В. Слинко
[21] РГВИА. Ф. 165. Оп. 1. Д. 1967. Л. 28. Подлинник – Дневник генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина, запись от 14 октября 1916 г.
[22] Шварц В.И., 1916 год. Туркестан. Хронологический обзор. Дни – 114 и 115.
[23] РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 4526. Л. 9. Копия – Всеподданнейший доклад и. д. Семиреченского губернатора А. И. Алексеева от 4 марта 1917 года – Опуб. Восстание 1916 года в Срежней Азии и Казахстане. Сборник документов, М. Изд. АН СССР. – 1960. Док. № 268
[24] Богинцы – имеются ввиду киргизы из рода бугу.
[25] РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 4526. Л. 9. Копия – Всеподданнейший доклад и. д. Семиреченского губернатора А. И. Алексеева от 4 марта 1917 года – Опуб. Восстание 1916 года в Срежней Азии и Казахстане. Сборник документов, М. Изд. АН СССР. – 1960. Док. № 268
< НАЧАЛО. ВВЕДЕНИЕ > ПРОДОЛЖЕНИЕ. ЧАСТЬ 2-Я (в процессе публикации)
По теме:
ДОКУМЕНТ №61. ВОСПОМИНАНИЯ ЫБРАЙЫМА СЫНА ТОЛО-АЖЫ О ЗАХВАТЕ ОБОЗА С ОРУЖИЕМ В 1916 Г.
ДОКУМЕНТ №62. РАССКАЗ ИНЖЕНЕРА К.Л.БОНДЫРЕВА О СОБЫТИЯХ 8 АВГУСТА, ЗАПИСАННЫЙ ИМ 02.11.1916
ДОКУМЕНТ №63. 1916 ГОД В ВОСПОМИНАНИЯХ КАРАЧОРОЕВА ЖУНУША, КЫРГЫЗА САРЫБАГЫШЕВСКОЙ ВОЛОСТИ
ДОКУМЕНТ №64. 1916 ГОД В ВОСПОМИНАНИЯХ КЫДЫРАЛИЕВА НУРГАЗЫ ИЗ БАЛЫКЧЫ. ТЕТРАДИ №1 И №12
ДОКУМЕНТ №65. 1916 ГОД В ВОСПОМИНАНИЯХ СУЛЕЙМАНОВА ЭЛЕБЕСА ИЗ БАЛЫКЧЫ. ТЕТРАДЬ №12
ДОКУМЕНТ №66. ДНЕВНИК Н.А.ПОЛТОРАЦКОЙ С ЗАПИСЯМИ О СОБЫТИЯХ 1916 ГОДА В СЕМИРЕЧЬЕ
1916 ГОД. ТУРКЕСТАН. ХРОНОЛОГИЧЕСКИЙ ОБЗОР. ДЕНЬ 39
——————-
КУШБЕК УСЕНБАЕВ: ВОССТАНИЕ 1916 ГОДА В КИРГИЗИИ. МОНОГРАФИЯ 1967 Г.
ТУРАР РЫСКУЛОВ: ВОССТАНИЕ ТУЗЕМЦЕВ В СРЕДНЕЙ АЗИИ В 1916 ГОДУ.
СБОРНИК 1937 ГОДА. ВОССТАНИЕ 1916 Г. В КИРГИЗСТАНЕ.
