ЦГА КР. Ф.34. Оп.2. Д.5. Л.137-152
Представляем вниманию исследователей протокол допроса переводчика Пржевальского уездного правления Т.Дюсебаева, произведенный 10.11.1916 года ротмистром В.Ф.Железняковым в ходе расследования событий августа 1916 года в Пржевальском уезде. Этот документ публикуется впервые. Следует отметить, что в научном обороте существует ранее опубликованный протокол допроса Т.Дюсебаева, произведенный мировым судьей Руновским 21.09.1916 г. в г.Пржевальске.
Содержание указанных двух протоколов допросов Т.Дюсебаева касается одних и тех же событий, однако между ними имеются различия: при рассказе мировому судье Т.Дюсебаев не раскрывает подробности злоупотреблений и даже преступлений со стороны своего непосредственного начальника В.А. Иванова. При допросе ротмистром В.Ф.Железняковым, он просит не раскрывать В.А.Иванову и областному начальству сделанные им разоблачения из-за опасений за свою жизнь. Допрос В.Ф.Железняковым произведен в г. Верном, куда переместился переводчик Т.Дюсебаев уже после допроса мировым судьей
Т.Дюсебаев, будучи в силу должностных обязанностей вовлеченным в самую гущу событий в Пржевальском уезде и находясь в контакте как с русской администрацией и горожанами, так и с “инородческим населением”, подробно описывает действия “почетных” (кыргызских манапов), дунган Мариинского и наиболее заметных сартов.
Как и ранее, мы публикуем а) сканированную копию оригинального документа, б) перепечатку текста в современной орфографии и в) его реквизиты.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА РОТМИСТРОМ В.Ф.ЖЕЛЕЗНЯКОВЫМ ПЕРЕВОДЧИКА ПРЖЕВАЛЬСКОГО УЕЗДНОГО ПРАВЛЕНИЯ Т. ДЮСЕБАЕВА О СОБЫТИЯХ ВОССТАНИЯ В УЕЗДЕ
Текст документа:
Протокол номер 9
1916 года ноября 10 дня в городе Верном я, Отдельного корпуса жандармов ротмистр Железняков, вследствие телеграфного требования Отдельного корпуса жандармов ротмистра Юнгмейстера от 9 ноября [с.г.] за № 7, допрашивал в порядке правил о местностях, объявленных состоящими на военном положении, нижепоименованного, который показал:
Я, Губернский секретарь Тулембай Дюсебаев, из киргиз Больше-Алматинской волости Верненского уезда, состою на службе письменным переводчиком при Пржевальском уездном управлении, имею от роду 35 лет, не судился, вероисповедания магометанского, живу временно в городе Верном по Каракольской улице в доме Бектурова номер 26. На заданные мне вопросы имею заявить следующее.
Начальник Пржевальского уезда полковник Иванов, получив телеграмму Высочайшего повеления о призыве рабочих, предписал всем волостным управителем Пржевальского участка явиться лично в уездное управление в городе Пржевальске к 10 июля и доставить всех аульных старшин с почетными киргизами. Должностные лица и почетные киргизы пригородных волостей, а именно – Тургеньской, Восточно-Джетыогузской, Курментинской, Тюпской – и других волостей явились к уездному начальнику 12 июля. После объявления полковником Ивановым Высочайшего повеления о призыве рабочих на тыловые работы почетный киргиз Восточно-Джетыогузской волости Мамырбай Тайлаков от имени явившихся почетных лиц пригородных волостей доложил, что киргизы за последнее время крайне стеснены в земельном отношении, на кибитку во многих волостях участка не приходится и половины десятины удобной земли, лесные пространства изъяты в казну и поэтому им дать ответ за весь Пржевальский участок рискованно, а потому он просит уездного начальника созвать представителей всех остальных волостей участка. На это начальник уезда согласился и приказал находящимся на лицо почетным киргизам выждать в городе приезд остальных представителей, которые уже предписанием в[ы]зываются. Я, узнав от канцелярского служителя уездного управления Джумабека Керексизова сведения о том, что дунгане Мариинской волости изъяли из сарт-калмыкских гор свой скот, находившийся на подножном корму, и начали постепенно продавать его на Пржевальском местном скотском базаре, доложил об этом 13 июля начальнику уезда как о подозрительном случае, вызванном призывом рабочих. Керексизов в сказанной Сарт-Калмакской волости временно исполняет обязанности волостного писаря. На сказанный мой доклад полковник Иванов объявил мне, что он соберет – через своих агентов сведения о причинах спешной продажи скота дунганами. В тот же день, т.е. 13 или 14 июля я доложил ему (Начальнику), что по сведениям, полученным мною от почетных киргиз Заукинской волости Байгазы Исабекова, З-Джетыогузовской волости Абдуллы Сарина из дунган Мариинской волости бежало в Китайские пределы более 50 человек. Поименованные киргизы Исабеков и Сарин, подтвердив сделанный мною доклад, добавили, что они сами видели лично идущих через Заукинский перевал дунган в Китайские пределы. Уездный начальник сказал мне, что он [получил] сведения через агентов. Я доклад свой о побегах дунган в китайские пределы повторил ему и на другой день, причём ещё добавил, что бегут в Китай дунгане исключительно из рода Малый Хазрет. Начальнику тут же ещё доложил, что по сведениям, полученным мною от киргиз Курментинской волости Кыдырбая Тунгатарова, Заукинской волости Байгазы Исабекова, Кучука Джапаева, Торгаевской волости Исагалы Алматаева и других, есть побеги и из киргизских волостей, а именно Тургеньской, Тюпской, Кенсуйской, которые граничат с Джаркентским уездом. Полковнику Иванову я 15 июля доложил, что по сведениям, полученным от киргиза Исабекова и других киргиз Курмановской волости Джаркентского уезда, Узак Сауруков на Каркаре занимается агитацией против призыва рабочих, что может переброситься и на соседний Пржевальский уезд, если Сауруков не будет заключён в тюрьму. На этот мой доклад начальник уезда сказал: «нужно собрать более точные сведения».
Июля 16 дня я повторил свой доклад о Саурукове по телефону в присутствии ротмистра Кравченко и при этом добавил, что личность Саурукова известна стоящему у телефона ротмистру Кравченко как бывшему Нарынкольско-Чарынскому Участковому Начальнику. Господин Кравченко, взяв по предложению начальника уезда трубку телефона, тут же при мне по телефону подтвердил сделанный мною доклад о Саурукове и высказал свое мнение о необходимости изъять Саурукова из среды киргиз. По приказанию начальника уезда я 17 июля выехал на Каркару со стражниками уездного управления Сенюковым, Коноваловым и двумя полицейскими городской полиции для доставления Саурукова в город Пржевальск к нему. Нарынкольско-Чарынский участковый начальник господин Подварков, к которому я обратился с предъявлением отношения Пржевальского уездного начальника об оказании мне содействия в доставлении Саурукова в город Пржевальск, не разрешил мне взять Саурукова, говоря, что изъятие Саурукова из среды киргиз он считает опасным для русского населения в участке. Я переданное мне г. Подварковым отношение на имя Пржевальского уездного начальника о невозможности, по мнению его, изъять Саурукова отправил 18 июля начальнику уезда со стражником Сенюковым. А сам остался на Каркаре в ожидании дальнейшего распоряжения. Вследствие предложения начальника уезда, изложенного в записке его от 21 июля на моё имя, я того же числа выехал обратно в город Пржевальск, получив от г. Подваркова на имя начальника Пржевальского уезда второе отношение об опасности угрожающей русскому населению в случае изъятия Саурукова из среды киргиз.
Июля 22 дня я с представлением сказанного отношения подал рапорт начальнику уезда о возвращении из служебной командировки. Начальник уезда рапорт мой вернул мне, предложив – в присутствии секретаря воинского присутствия г. Соколова – дополнить рапорт сведениями, что изъятие Саурукова из среды киргиз не представляло и не представляет никакой опасности, что я и исполнил.
Почётный киргиз Курткамергенской волости Максут Солтоев 22 июля доложил уездному начальнику лично и через меня, что почетные киргизы его волости Раимкул Сарыбаев и Акмолда (фамилия неизвестна) занимаются в волости агитацией против призыва рабочих. Уездный начальник этому не поверил, говоря, что он, наверное, хочет свести с ними личные счеты. Вскоре после этого, то есть часа через 2-3, доклад Солтоева подтвердил стражник уездного управления Занин, приехавший только что из служебной командировки из названной волости, причём Занин добавил, что он Сарыбаева доставил в город, а Акмолда со своим № 3 аулом перекочевал в горы, почему он и управитель волости побоялись ехать за ним и доставить его к начальнику. Сарыбаев был тут же у уездного начальника во дворе вместе с другими почетными, где он (Начальник уезда) 22 июля объявил должностным и почетным лицам всех волостей участка Высочайшее повеление о призыве рабочих. Уездный начальник Сарыбаева ни о чём не спрашивал и никакие меры против него не принял. Сколько Уездный начальник не уверял и не разъяснял, что киргиз призывают в качестве рабочих для тыловых работ (на рытье окопов, устройство дорог и пр.), всё же киргизы не хотели верить этому и остались при своём убеждении, что призыв в солдаты, так как возраст призываемых от 19 до 40 лет как раз подходит под возраст призванных для отбывания воинской повинности русских и татар. Почетные киргизы доложили ему, что уверить народ в том, что киргиз призывают в качестве рабочих, невозможно, так как в волостях ходят упорные слухи о том, что киргизы призываются в солдаты и призванные будут отправлены в действующую армию на убой.
Начальник уезда на это ответил: “Я служу по администрации 18 лет, хорошо знаю, что все дела у киргиз решаются почетными, а поэтому приказываю, не говорить мне глупости, теперь же примите меры к тому, чтобы успокоить народ, а в противном случае все вы – почетные будете преданы военному суду и повешены”. Из собравшихся почетных Кадыр Байсарин, Байгазы Исабеков доложили, что почетными решаются только гражданские дела, а не такие дела, как призыв рабочих. В этот день ввиду наступившего вечера переговоры остались не оконченными. На другой день 23 июля почетные киргизы Тургеньской волости Кадыр Байсарин, Заукинской волости Байгазы Исабеков, Кучук Джапаев, Курментинской волости Кыдырбай Тунгатаров, Курткамергенской волости Максут Солтоев, Торгаевской волости Исагалы Алматаев, Семизбельской волости Сагын Ниязбеков, Бакачинской волости Танкатбай Кезеев и др. от имени всех почетных киргиз участка просили Уездного начальника посадить всех почетных участка и их в тюрьму, говоря, что тогда народ, жалеючи их, явится к нему (уездному) сам и составит приговоры на отправку рабочих, а в противном случае, то есть если почетные изъявят свое согласие дать рабочих от имени народа, то народ порежет всех почетных и совершит побег в китайские пределы. Уездный начальник на это повторил то же самое, что он говорил 22 июля и потребовал от явившихся почетных киргиз волостей участка как от представителей народа изъявление, что волости готовы дать рабочих и приказал почетным принять меры по недопущению побегов в Китай. Насколько я помню переговоры в этот день тоже остались неоконченным.
Почетные киргизы Кыдыр Байсарин, Заукинской волости Байгазы Исабеков, Курткамергенской волости Кыдырбай Тунгатаров от имени всех почетных у Начальника уезда в доме повторили 24 июля просьбу о взятии почетных в тюрьму. Начальник уезда не согласился, говоря, что он по просьбам сажать в тюрьму не имеет права, а может посадить их в тюрьму при условии, если они заявят ему о том, что они не согласны дать рабочих. Почетные на это доложили, что лично они готовы дать рабочих, но просятся в тюрьму для того, чтобы успокоить народ, в среде которого есть брожение, вызванное призывом рабочих. Все явившиеся должностные и почетные лица сказали: “Вы нам не поверили в том, что среди населения волостей есть брожение”, изъявили готовность дать рабочих и пообещали принять меры против побегов киргиз в Китай.
После переговоров почётные киргизы и должностные лица были оставлены в городе, и Уездным начальником было им приказано доставить в двухдневный срок всех волостных выборных в город, составить приговоры на работы от волостных выборных и представить копии приговоров ему.
При составлении Уездным начальником телеграммы на имя Военного губернатора о готовности киргиз дать рабочих был у него в кабинете председатель № 3 ремонтной комиссии подполковник Маслов, в присутствии которого я доложил уездному начальнику о том, что брожение среди населения продолжается, хотя представители изъявили готовность дать рабочих, и высказал свое мнение о необходимости истребовать войска хотя бы для острастки. Управители Джанабаевской и Торгаевской волостей доложили Уездному начальнику, что они книги приговоров оставили в ауле в волости. Начальник предложил им составить приговоры на листах бумаги, а потом, по приезде в волость, вписать приговор в установленную книгу с отпуска, который они должны оставить у себя. Управители Семизбельской волости Сагын Ниязбеков, Курткамергенской волости Ибрай Солтоев, Кунгей-Аксуйской волости Кангельды Эгембердин и другие, коих теперь не помню, просили Уездного начальника отпустить их и почетных лиц в волости, так как в волостях брожение всё ещё продолжается. Начальник уезда им приказал, не выезжая из города, составить приговора, представить копии приговоров. Должностные и почетные лица многих волостей жили безвыездно в городе почти до 2 августа, а почетные киргизы Заукинской волости Байгазы Исабеков и Восточно-Джетыогузской волости Мамырбай Тайлаков по приказанию начальника уезда жили до 11 августа.
После изъявления дунганами готовности дать рабочих, то есть 24 или 25 июля, я доложил полковнику Иванову, что по сведениям, полученным мною от киргиз Заукинской волости Байгазы Исабекова, Западно-Джетыогузской волости Садырбека Сарина, Куртментинской волости Кыдырбая Тунгатарова и других, из дунган из рода Малый Хазрет бежало в Китай больше 70 человек, оставшиеся на местах дунгане отправляют жен и детей в Китай, а сами ждут снятия опиума. Уездный начальник на этот мой доклад сказал мне: “Мои дунгане этого не позволят, сведения неверные”. Я о верности доложенных сведений начал его уверять, рекомендуя проверить дунган по посемейному списку, тогда он приказал старшему рассыльному Кайпаку Тайходжину вызвать к нему Мариинского волостного управителя Маджина Маруфу. Через день после этого, то есть 25 или 26 июля, полковник Иванов сказал, что из сбежавших дунган вернулись 22 человека, остальные скоро тоже вернутся. Через кого и как он собрал эти сведения я по сиё время не знаю.
Я доложил Полковнику Иванову июля 16 или 17 дня о том, что на местном Пржевальском базаре на лошадей стали бешеные цены. Например, лошади, стоившие раньше по 50 р[ублей], покупаются за 300 р[ублей] и дороже. При этом добавил, что покупателями являются исключительно дунгане и киргизы, которые после купли ведут лошадей сейчас же к кузнецам, которым платят за подковку одной лошади на четыре ноги по 4 рубля, вместо прежних 50 коп. Доклад этот я повторял ему ежедневно. Однако не помню, которого числа, но дней за 20 или более до восстания, я доложил ему об этом при бывшем у него в доме городском докторе г. Шмите. После этого дня через два Уездный начальник сказал мне, что по собранным им сведениям покупатели лошадей дунгане и киргизы хотят последние дни поездить на хороших лошадях. Июля 27 дня Уездный начальник высказал представителям (почетным киргизам) свое мнение отправить рабочих через Кугарт на Андижан и выразил свое желание провозить рабочих по железной дороге. Представители согласились с мнением уездного начальника. Полковник Иванов, выработав маршрут отправки рабочих через Андижан, числа 28 или 29 июля подал Военному губернатору Семиреченской области телеграмму, в которой ручался за полное благополучие в деле набора рабочих и отправки их.
Июля 27 или 28 дня Уездный начальник приказал лично представителям составить ещё поименные приговора на аульных съездах на отправляемых рабочих. Представители: Исагалы Алматаев, Байгазы Исабеков, Кыдыр Байсарин и другие доложили ему, что поименных приговоров составить невозможно, ввиду того, что тогда между киргизами призывного возраста будет резня. Уездный начальник, выслушав доложенное, предложил представителям составить приговоры на всех лиц призывного возраста согласно списка, при этом обещал при приеме комиссией рабочих устроить как-нибудь так, что лишних сверх положенного числа не возьмут.
Волостные писари Тургеньской волости Кистанов, Заукинской волости Лагутин, Барскаунской волости Артамонов, Курментинской волости Бахарев и писари других участков доложили Уездному начальнику 28 или 29 июля о том, что они ехать в волости боятся, ввиду того, что при составлении поаульных приговоров ожидается резня между киргизами призывного возраста. Уездный начальник назвал их трусами и предложил им выехать в волости. Волостным писарям известно и то, что почетные киргизы просились в тюрьму.
Я 1 или 2 августа доложил Уездному начальнику, что по полученным мною от киргиза Заукинской волости Байгазы Исабекова сведениям, киргиз-крестьянин селения Шамыровки Усен Шамыров зарезал у себя кобылу и пригласил почётных лиц Барскаунской волости Кендырбая Солтанкулова и других и по настоянию Шамырова и Солтанкулова собравшиеся киргизы совершили “бату” не давать рабочих (бата – клятвенное обещание). Уездный начальник сказал, что Исабеков, наверное, хочет свести с Шамировым личные счеты. Я высказал свое мнение о необходимости заключить в тюрьму немедленно Шамырова и всех других, принимавших участие в совершении баты и при этом представил ему именной список киргиз, бывших у Шамырова и принимавших участие в совершении баты. Уездный начальник секретно предписал помощнику его г. Каичеву расследовать дело по совершению баты у Шамырова. Господин Каичев из поездки не вернулся в Пржевальск, по слухам убит вблизи селения Кольцовского.
Августа 6 или 7-го дня Уездным начальником были получены от начальника Пржевальской почтово-телеграфной конторы сведения о повреждении телеграфной линии между Рыбачьим и укреплением Нарын. Несмотря на всё это, Уездный начальник ежедневно доносил военному Губернатору области о том, что обстоит всё благополучно. Уездный начальник 9 августа донес Губернатору области “обстоит благополучно”. В этот день киргизы-крестьяне и селения Темировки и киргизы Бакачинской [волости] сделали нападение на Григорьевское село, жители которого бежали в селении Сазановское. Ввиду повреждения телеграфной линии, сказанная телеграмма осталось не переданной.
По приказанию начальника уезда я с киргизами Заукинской волости Байгазой Исабековым и В[осточно]‑Джетыогузской волости Мамырбаем Тайлаковым ночью 9 и 10 августа делал по городу разъезды. Купец татарин Ахмат Ибрагимов 9 августа доложил Уездному начальнику о том, что он лично читал в Курментинской волости письмо сыновей покойного войскового старшины Шабдана Джантаева, адресованное на имя родоначальников Пржевальского уезда. В этом письме, по словам Ибрагимова, сообщались сведения о том, что пишпекские киргизы рода Сарыбагыш метут русские селения, начиная с Токмака, отобрали казённых лошадей, поэтому писавшие это письмо, просили пржевальских киргиз действовать также, как они, и обещали присоединиться с ними (пржевальскими киргизами) в Тюпской волости. По словам Ибрагимова, киргизы, получив сказанное письмо, как бешеные начали бросаться на русские селения.
Уездный начальник 10 августа во главе дунганского управителя Маруфу пригласил к себе на дом 20 человек дунган и во главе акса[ка]ла Матнияза Юнусбаева пригласил 10 человек китайско-подданных сартов проживающих в городе Пржевальске, которым приказал караулить его дом до утра. Маруфу и несколько человек дунган были вооружены ружьями. Аксакал над китайско-подданными сартами Юнусбаев доложил уездному начальнику, что на дунган надеяться нельзя, вооружать их не следует. Отставной генерал Нарбут, мировой судья 1-го уч[астка] Башкатов и много других интеллигентов 10 августа ночевали у уездного начальника. Полагаю и убеждён в том, что г[осподин] Нарбут и другие видели, как Уездный начальник вооружал дунган. Я утром в 7 часов 11 августа явился к Уездному начальнику и видел у него из 20 человек дунган лишь Мариинского управителя Маруфу и богатого дунганина Айсар-Ахуна Казилова.
Дунгане Мариинской волости жили очень хорошо; все были примерными сельскими хозяевами; все без исключения были богаты; самый бедный дунганин имел состояние не менее 10-12 тысяч руб. и не менее пяти-шести рабочих из киргиз, а богатые, как например, Осома и Шиняли Юсуповы имели состояния не менее 100000 руб. и не менее 20-30 рабочих из киргиз. Несмотря на всё это, дунгане 11 августа и восстали, и устроили резню в соседних русских селениях.
Восставшими дунганами командовал очень богатый и влиятельный дунганин Осома Юсупов. На границе Мариинского и городского наделов 12 августа [был] убит врач Ле[й]вин. Бывший с господином Ле[й]виным в командировке словесный переводчик Пржевальского уездного управления Касымбай Тельтаев остался в живых и явился 12 августа Уездному начальнику. По словам Тельтаева нападали на них 7 человек дунган, из них 6 были китайско-подданные, 1 русско-подданный Мариинской волости. Последний, то есть русско-подданный дунганин, спас Тельтаева. После убийства Ле[й]вина дунгане сняли с Тельтаева его одежды и доставили его в Мариинское – дунганское село.
Тельтаев в селении видел очень много китайско-подданных дунган, которые с почетными дунганином Мариинской волости Осамой Юсуповым, происходящим из рода Малый Хазрет, силой вытаскивали из дворов дунган Б[ольшого] Хазрета и под угрозой убийства в случае не восстания вооружали их пиками, союлами (союл – деревянная палка). Дунганин Б[ольшого] Хазрета Паншер (ф[амилия] н[еизвестна]) со слезами на глазах с Тельтаевым заказал поклон управителю Маруфу, прося содействия последним доложить Уездному начальнику и освободить дунган Б[ольшого] Хазрета, не желающих восставать, от насилия дунган М[алого] Хазрета и китайско-подданных. Словесный переводчик Тельтаев и канцелярский Служитель уездного управления Джумабек Керексизов 14 августа заявили мне, что на них на улице нападали русские крестьяне, вооруженные пиками, говоря: “надо убить, всё равно, орда – орда и есть”.
Я об этом доложил Уездному начальнику в тот же день и просил его распоряжения отвести для нас – переводчиков общую квартиру и дать нам для охраны 1 городового. Не получив от уездного начальника положительного ответа на это, я просил его или разрешить нам – переводчикам жить в городе, не выходить на улицы и не являться в казарму. Уездный начальник разрешил Тельтаеву и Керексизову жить дома и не являться в казарму, а мне приказал подслушиваться, что говорит русское население, и докладывать ему ежедневно.
Я в тот же день 14 августа доложил ему, что беженцы обвиняют его в вооружении дунган и в продаже уезда дунганам за 15000 руб. Уездный начальник сказал, а что говорят мусульмане города Пржевальска и где Султан-Мурат Акрам Тюряев. Я доложил ему, что от мусульман ничего не слышал, а Акрам Тюряев на Каркаре. В это время зашел к Уездному в юрту местный податной инспектор Инисарский, в присутствии которого он сказал: “Пусть говорят о чём угодно, но совесть перед Богом чиста”. На другой день после этого, то есть 15 августа, я, узнав, что крестьяне и некоторые интеллигенты обвиняют меня в том, что я разъезжал по городу ночью с киргизами, явился к Уездному начальнику и просил его собрать интеллигентов и открыто объявить им, что я ночью 9 и 10 августа делал разъезды по городу по его приказанию с выше поименованными киргизами Исабековым и Тайлаковым. Он на это решительно ничего мне не сказал, тогда я, считая свою жизнь в опасности, просил его взять меня с семейством в тюрьму до успокоения населения. На это он сказал, что в тюрьму садят преступников, и то по постановлению судебных учреждений. На другой день я явился к нему с той же просьбой вторично, но спрошенный им начальник тюрьмы г[осподин] Хромых сказал ему, что в тюрьме свободных мест нет. После чего я, с разрешения городского врача г[осподина] Шмита, перешел к нему в больницу и занял две комнаты при заразном отделении. Две комнаты заразного отделения заняли: я с семейством, Коксуйский участковый врач Нусупбек Джакупбеков и подгорненский участковый врач Джаксыханов с семьями и жили вместе до 10 сентября, то есть до дня выезда врачей к местам службы и моей семьи к родственникам в город Верный.
Ротмистр Кравченко 16 августа прибыл в город Пржевальск с отрядом и доставил к начальнику уезда арестованного им на Каркаре сарта Султан-Мурат Акрам Тюряева, который по распоряжению Уездного начальника был арестован при казарме. Акрам Тюряев к утру 17 августа уже был убит на казарме. По слухам, существующим по сие время в городе Пржевальске, Султан-Мурат убит вахмистрами местной караульный команды и другими солдатами по распоряжению Уездного начальника. По слухам, вахмистры и бывшие с ними солдаты освободили бывшего при Султан-Мурате в качестве часового солдата конского запаса Домбровского от обязанности караула, вывели из казармы Султан-Мурата на двор и убили его при Домбровском, говоря, что они действуют по распоряжению Уездного начальника. В городе Пржевальске ходят слухи о том, что Уездный начальник распорядился убить Султан-Мурата именно потому, что он должен ему около 6000 руб. Я лично могу сказать, что Султан-Мурат в отношениях был очень близок к полковнику Иванову и бывал у него, полковника Иванова, на дому очень часто, и последний бывал у Султан-Мурата в гостях, что известно всем чиновникам уездного управления и всем другим интеллигентам города Пржевальска.
Султан-Мурат осенью 1915 года и в этом году говорил мне несколько раз о том, что полковник Иванов состоит ему много должным, и он стесняется его положения просить уплаты долга. Я не думаю, чтобы Султан-Мурат по делу мятежа имел что-нибудь общее с киргизами, так как он по одному тому же документу взыскивал с киргиз долги по три-четыре раза, и поэтому киргизы этим его поведением были очень озлоблены и смотрели на него, как на человека не имеющего совесть. Убийство его, Султан-Мурата, очень подозрительное, ему никакого обвинения не было предъявлено, а потому я лично полагаю, что полковник Иванов распорядился убить его, во-первых, потому, что он избавился [от] свидетеля, знавшего его незаконные действия по службе, и во-вторых, без уплаты рассчитался с долгами. На другой день после убийства Султан-Мурата был арестован при Пржевальской городской полиции брат его Шамурат Акрам Тюряев, имевший с 11 августа билет от коменданта города на свободное проживание в городе Пржевальске, который оказался тоже убитым. Кем [и] по какому распоряжению убит Шамурат не знаю. Аксакал Матнияз Юнусбеков после мятежа говорил мне, что второй сын Султан-Мурата тоже убит, несмотря на то, что полковник Иванов объявил ему и жене Султан-Мурата, что он этого сына Султана-Мурата сдал в городскую больницу для спасения жизни его. Старший сын Султана-Мурата по слухам бежал в китайские пределы и живёт на Текесе с киргизами.
Из дунган Мариинской волости в городе Пржевальске жили около 60 семей на мирном положении. Из них большая часть перебита на казарме, где жил полковник Иванов, а несколько человек: Айсар-Ахун Казимов, Шориф Ахун-Ибрагимов и другие в панике бежали в китайские пределы. Из убитых знаю Шайто [и] Касама-Ахуна, которые имели от роду более 70 лет, Канафию Капилова 30 лет. Последний, то есть Канафия Копилов, по словам жителя города Пржевальска Василия Шептунова, при убийстве солдатам говорил: “Не торопитесь убивать меня. Пусть с меня снимут опрос при уездном начальнике, которого я уличу в незаконных действиях по делу призыва рабочих”. Слова Копилова, по слухам, слышал стоявший в нескольких шагах от места убийства заведующий водворение переселенцев в Пржевальском подрайоне господин Шебалин.
Словесный переводчик уездного управления Касымбай Тельтаев и канцелярский служитель Джумабек Керексизов бежали 16 или 17 августа к киргизам. Чиновники эти бежали, по моему мнению, не для того, чтобы присоединиться к киргизам, а для того чтобы спасти жизнь, так как полковник Иванов для ограждения жизни чиновников из мусульман от предстоящих убийств не принимал никаких мер.
Я по распоряжению полковника Иванова 24 августа был арестован при казарме. Начальник караульной команды господин Гусаков в доме уездного начальника опросил меня 29 или 30 августа в присутствии Уездного начальника и члена номер 3 ремонтной комиссии ротмистра Кремера по делу мятежа киргиз. Я показал, что я докладывал заблаговременно Полковнику Иванову о намерении дунган и киргиз бежать в китайские пределы и о том, что на местном базаре киргизами и дунганами поспешно скупались лошади за бешеные цены, о том, что у киргиза Усена Шамирова было сборище киргиз, на котором совершили “бата” (клятвенное обещание) не давать рабочих. Полковник Иванов, подтвердив данные мною показания при Гусакове и Крамере, начал перебивать мое показание, говоря: «Дюсебаев не причастен к киргизскому мятежу, он докладывал мне обо всём, я ожидал только мирный побег в Китай. Что же касается его ареста, то это я сделал для того чтобы спасти его, и он теперь отсюда пойдет к семье, и я ему дам для охраны городовых, а то его убьют». Конвойный привод и ласки полковника Иванова повлияли на мой ум, и я побоялся дать более подробные показания, так как убийство Султана-Мурата намекало меня на мысли, что и меня ожидает такая же участь как Султан-Мурата, а именно потому, что я знаю кое-что про мятеж и лично про полковника Иванова.
После допроса я был освобождён и пошёл к семье. Полковник Иванов после этого дал мне городового для охраны. Я имел разрешенный мне приказом Военного губернатора Семиреченской области от 31 января 1916 года за номером 57 двухмесячный отпуск, которым полковник Иванов, опираясь на осадное положение, не разрешил мне воспользоваться. Я всё время настаивал, чтобы воспользоваться отпуском. Полковник Иванов 19 октября по телеграфу просил разрешения губернатора, который и разрешил воспользоваться. После этого полковник Иванов предлагал мне поехать через горы и обещал для сопровождения дать пять человек казаков. Я, боясь воспользоваться услугами его, поехал на протяжных с доктором Шмит через Пишпек. Полковник Иванов через доктора Шмит предлагал мне до ареста взять 6 лошадей, которые, якобы, мною оставлены у него во дв[ор]е, а в действительности я никаких лошадей у него не оставлял, что и сказал г[осподину] Шмит.
Все вышеприведенные данные, по моему мнению, говорят следующее
1) садил он меня под арест для того, чтобы показать меня беженцам участником мятежа, надеясь на то, что тогда они убьют меня;
2) городового для охраны он дал мне, когда уже всё стихло;
3) предлагал лошадей, наверное, надеясь на то, что[бы] я совершил побег;
и 4) казаков для сопровождения меня предлагал, наверное, для того, чтобы я раз и навсегда остался в горах.
До выезда моего из Пржевальска приблизительно 16 или 17 октября полковник Иванов, получив от Вас телеграмму об оказании командированному жандарму содействия, предложил сартам Матниязу Юнусбекову и Турану Тохтабаеву предупредить и повлиять на сартов, чтобы они не давали про него сведений. Полковник Иванов 24 октября с войсковым старшиной Бычковым выехали на сырты для розыска киргиз Тургеньской волости, которые по слухам не бунтовали. По моему мнению, как я понял со слов господина Иванова, поездка его на сырты имела два пункта: 1) разыскать и вернуть киргиз и 2) через почётного киргиза названной волости Кыдыра Байсарина подготовить киргиз остальных волостей участка на случай допроса в пользу себя и во вред тем, которые могут выступить против него свидетелями обвинения.
Полковник Иванов 27 июля предложил почетным киргизам Тургеньской волости Кыдыру Байсарину и Торгаевской волости Исагалы Алматаеву поехать на Каркару к киргизам Нарынкольско-Чарынского участка Джаркентского уезда и устроить дело так, чтобы киргизы означенного участка свою готовность дать рабочих изъявили бы через него, за что он обещал походатайствовать об освобождении из Пржевальской тюрьмы главарей Джаркентского уезда Узака Саурукова, Джаманке Мамбетова и других. Байсарин и Алматаев от поездки отказались, говоря, что вр[еменно] и[сполняющий] д[ела] участкового начальника г[осподин] Кравченко заарестует их, если они устроят сборище в чужом уезде. Причём они пообещали переговорить и с сыновьями и родственниками Саурукова, Мамбетова и др[угих], которые по случаю заключения Саурукова и др[угих] в тюрьму приехали в гор[од] Пржевальск. После этих переговоров явились к Полковнику Иванову предупрежденные Алматаевым родственники Саурукова и других, которые доложили ему что они, переговорив с обществами волостей, изъявят свою готовность через него. Полковник Иванов, уезжая к генералу Сусанину, бывшему в то время в городе Пржевальске, приказал мне явиться туда же, представить маршруты отправки рабочих через Кугарт и доложить ему при генерале Сусанине, что его, господина Иванова, ждут просители – Джаркентские киргизы. Я явился и исполнил отданное мне приказание. Полковник Иванов при мне начал говорить генералу Сусанину следующее: “мне эти Джаркентские киргизы надоели, просят готовность свою дать рабочих изъявить через меня. Я им несколько раз объявил, что об этом не должны доложить своему уездному начальнику, но они почему-то желают через меня”.
По приказанию полковника Иванова почётный киргиз Курткамергенской волости Максут Солтоев подал в конце июля телеграмму в укр[епление] Нарын почетному киргизу Исенгулу Байгазину, чтобы киргизы Нарынского участка изъявили бы свою готовность дать рабочих через него, господина Иванова, а не через г[осподинаъ Хахалева.
Ввиду всех вышеприведенных данных я теперь полагаю, что полковник Иванов не садил главарей по просьбам их в тюрьму, не принимал мер против брожения в волостях, а доносил Военному губернатору области ежедневно о благополучии именно потому что он не смотрел глубже на дело призыва рабочих, а лишь был занят мыслями, как бы получить благодарности за Пржевальский и Джаркентский уезды.
Киргизы Кенсуйской волости Баймундуз Есиргенов, Байтемир Джанабаев и Курен (ф[амилия} н[еизвестна]) 10 августа, объявив себя мирными и не причастными киргизскому мятежу, перекочевали в город Пржевальск ко мне во двор, прося моей защиты. Я об этом тогда же доложил полковнику Иванову, по распоряжению которого Пржевальский городской пристав через городового городской полиции водворил этих киргиз на жительство с юртами и семействами во дворе военному начальнику. Дней через 5 после этого киргизы эти были переводворены по распоряжению того же Уездного начальника во дворе уездного управления. По словам жены Есиргенова Бахтыхан и сына его Асаналы, ученика интерната Текеева и других, живших в то время во дворе уездного управления, письмоводитель уездного управления Терентьев, городовые Гаркуша и Арефьев увели Есиргенова, Джанабаева, Курена и Бексултана в казарму, где они и убиты. Есиргенов на местном базаре занимался куплей и продажей скота, имел капитал до 500 руб. Жена и дети убитых после мятежа лично принесли жалобу Уездному начальнику, который не производя расследование, по телефону объявил Терентьеву, что по сказанному делу произведет расследование. Терентьев начал пугать жалобщиков и рассыльного уездного управления Мусу Джаинбекова, говоря, что он покажет им, как жаловаться, подозревал меня в подстрекательстве их жаловаться.
Полковник Иванов через 4 дня после сказанной жалобы поручил помощнику фон Берг[у] произвести дознание. По слухам, жалобщики на дознании побоялись указать на свидетелей. Сарты Матнияз Юнусбеков, Султан-Мурат Акрам-Тюряев, дунгане Шиналы Юсупов, Киргиз-Ахун ф[амилия] н[еизвестна], киргизы Заукинской волости Байгазы Исабеков, Западно-Джетыогузской волости Абдулла Сарин, Барахан Чиныбаев, Курткамергенской волости Максуд Солтоев, Курментинской волости Кыдырбай Тунгатаров, Тургеньский волости Кадыр Байсарин и другие, которых теперь не помню, несколько раз рассказывали мне о том, что они боятся просить полковника Иванова уплаты долгов, так как полковник Иванов не платит им старые тысячные долги, делает новые тысячные долги к старым.
Многие из киргиз, поименованных выше, давая деньги в долг, побоялись просить документы. Полковник Иванов, как мне хорошо известно со слов киргиз, занимал деньги у богатых киргиз постоянно через киргиз Барахана Чиныева, Абдуллу Сарина и рассыльного казака Тайходжина и никому деньги не платил. Тайходжина со дня мятежа киргиз взял к себе во двор под свою защиту. Управитель Мариинской волости Маруфу, Султан-Мурат и киргиз Байгазы Исабеков Заукинской волости, по рассказам мусульман, имеют много векселей, подписанных Ивановым. У киргиза Исабекова я лично видел один вексель на 1000 руб., подписанный полковником Ивановым, который говорил мне, что полковник Иванов должен ему ещё много денег. По рассказам поименованных и других киргиз полковник Иванов должен им и другим киргизам до 30000 руб., но никому долг не платит.
Добавлю, что писари Торгаевской и Джаамбаевской волостей в конце июля докладывали Уездному начальнику о подложности приговора выборных о командировании рабочих, говоря, что под приговорами приложены печати не выборных, а простых киргиз. Полковник Иванов этим писарям вернул представленные приговоры для проверки.
Полковник Иванов 9 августа отправлял в волость переводчика мирового судьи 3 участка Пржевальского уезда Ешмухамета Кендирбаева сказал, ему “…поезжай, через своего отца и Усена Шамырова, удержи свою Барскоунскую волость и Шамыровское село от мятежа, так как, по сведениям моего переводчика Дюсебаева, они должны принять главное участие в мятеже”.
Относительно опиумного дела могу доложить следующее: в окрестностях города Пржевальска и в волостях китайско-подданных дунган и китайцев, прибывших из Китая, было около 12000 человек. Аксакал над китайско-подданными сартами Матнияз Юнусбаев докладывал при мне несколько раз полковнику Иванову о том, что китайцы и китайско-подданные дунгане скупают у киргиз за высокие цены опиумные посевы. Начальник уезда на это не обращал внимания. Кенсуйский волостной управитель об этом же докладывал несколько раз и подал рапорт с просьбой о выдворении. Управители Курментинской, Бирназарской, Тюпской и Тургеньской волостей тоже докладывали о том же и просили распоряжение о выдворении.
Я при заведывающем водворением переселенцев г[осподине] Шебалине докладывал Полковнику Иванову о том, что, если не будут выдворены из уезда китайцы и китайско-подданные дунгане, то весь киргизский и дунганский опиум перейдет к ним, так как они объявили цену за полтора фунта по 60 руб. Полковник Иванов против этого никаких мер не принимал. По моему мнению очень большая часть опиума увезена ими (китайцами и дунганами) в Китай.
В 1911 году при бытности Константина Коткина письмоводителем, по распоряжению Уездного начальника отобраны у киргиз Улахольской волости около 60 винтовок. Расследование, каким путем и от кого киргизами приобретенные винтовки, не было произведено. Где в данное [время] эти винтовки я не знаю.
Прошу, чтобы показание моё не было известно Полковнику Иванову, ибо это будет сопряжено с риском для жизни или же может отозваться на мою служебную будущность, так как г[осподин] Иванов, пользуясь положением начальника всегда найдет способ очернить или даже погубить меня. Те же соображения заставляют меня просить Вас о том, что показание моё осталось неизвестным и областному начальству, которое в случае получения такого, не преминет, конечно, запросить в порядке подсудности объяснительные сведения от полковника Иванова, и таким образом показание моё станет известным сему последнему. Вообще, просил бы не предавать показание моё гласности, хотя бы даже следственной и судебной, чтобы впоследствии я не фигурировал в качестве свидетеля.
Добавлю, что полковник Иванов 10 августа подавал на имя Военного губернатора телеграмму о благополучии, которая осталась ввиду повреждения телеграфные линии не переданной. По слухам, господин Иванов пытался получить эту телеграмму обратно, но начальник почтово-телеграфной конторы не согласился выдать таковую обратно, говоря, что она нужна ему на всякий случай.
Губернский секретарь Т. Дюсебаев /подпись/.
Добавлю, что, по словам Тельтаева, дунганин Паншер говорил ему, что бывшие у уездного начальника в качестве караульщиков дунгане рассказали дунганам Мариинского селения о том, чтобы у русских оружия нет, а потому Малый Хазрет восстал и заставил нас восстать.
Киргизы Заукинской волости Кучум Джанаев [и] Байгазы Исабеков, Западно-Джетыогузской волости Абдулла Сарин говорили мне о том, что киргизы Кенсуйской, Бирназарской [и] Тюпской волостей из литовок [В.Ш. – коса (диалект)] приготовляют пики. Я об этом в конце июля доложил Уездному начальнику. Стражник Занин об этом тоже докладывал Уездному начальнику. Уездный начальник почётным лицам участка приказал проверить это и удержать народ от глупости.
По принятому порядку расходы манапов на приём чиновника, на ссуду им денег и т[ак] д[алее], раскладывается между всеми кибитковладельцами, таким образом, те деньги, которые были даны Полковнику Иванову киргизскими манапами, были разложены на все кибитки волости и собраны.
Я слышал, что дунгане в Мариинской волости переселились в пределы России около 46-47 лет тому назад, Токмакские (Николаевские) и Александровские переселились позже.
Во время мятежа в Пржевальске инженер из евреев, фамилия которого начинается на “В”, издавал гектографированный листок с описанием событий. Между прочим, в одном из листков было сказано, что вернувшаяся из киргизского плена гимназистка Пишпекской гимназии сообщила о том, что она видела на северном берегу Иссык-Куля турецкого генерала и двух европейцев, руководивших действиями мятежа киргиз. Со слов начальника тюрьмы господина Хромых, расспрашивавшего гимназистку, мне известно, что она ничего подобного не говорила.
Надписано “киргизы”, “угрожающей”, “в случае”, “дунгане”, “лишь”, “русские”, “г. Иванов”, “увели”, “этап”. Зачеркнуто “т. к.”, “ка”. Надписано “сведениям”, “лишь”, “мне”.
Губернский секретарь Т. Дюсебаев
Отдельного корпуса жандармов ротмистр Железняков
Имена, перечисленные Т.Дюсебаевым в ходе допроса выделены администратором сайта.
Ссылки на этот документ приведены в публикации:
Статья в процесс подготовки
